Солнечный корт

Жан

Жан сидел на подоконнике, когда к дому подъехала машина. Нил отправил ему марку и цвет арендованной машины, но Жан все равно немного напрягся от ее вида. Он ждал, пока не увидел, как Нил выходит из двери водителя, прежде чем кивнул Джереми, и его капитан прошел вперед, чтобы отпереть все замки на передней двери. Жан догнал его, когда от отодвигал подпорку в сторону, и Джереми открыл дверь как раз тогда, когда Нил постучал. – Привет, Нил, – Джереми отошел в сторону, чтобы Нил мог пройти в дверь, но Нил только сделал шаг назад от коврика, – Неожиданное удовольствие. – Неожиданное, – согласился Нил и посмотрел мимо него. Нил смотрел на Жана так долго, что Жан подумал, должен ли он заговорить первым, но затем Нил жестом указал на его лицо и сказал на французском, – Я думал, это команда пацифистов. Что с тобой случилось? – Ты мог выбрать день получше, чтобы приехать, – сказал Жан. – Это не я решал, – Нил слегка пожал плечами, и Жан не был достаточно глуп, чтобы воспринять это как извинение, – Обувь? Жан обулся без споров. Когда Джереми осознал, что они уходили, он положил руку на грудь Жана и удерживал его достаточно долго, чтобы спросить: – Ты уверен насчет этого? Я бы предпочел, чтобы ты остался там, где я могу присмотреть за тобой. Жан никогда не был ни в чем менее уверен. – Запри за нами дверь. Джереми не выглядел счастливым по этому поводу, но он опустил руку и выпустил Жана наружу. Нил пошел вниз по ступенькам, пока не осознал, что Жан не идет за ним, и посмотрел на Жана, пока Жан ждал, когда Джереми закроет дверь за ним. Он слышал щелчок задвигающегося засова, отдаленный скрежет, который, должно быть, был от цепочки, и наконец глухой удар – это подпорка вернулась на место. Удовлетворенный тем, что они будут в безопасности в его отсутствие, Жан повернулся и пошел за Нилом. На пассажирском сидении лежали смятые бумаги, которые были скреплены степлером. Жан просмотрел их, прежде чем пристегнул ремни безопасности, но это были просто распечатки направлений: от Международного аэропорта Лос-Анджелеса до Золотого Корта и от Золотого Корта до адреса, который он не узнавал. Жан передал их Нилу, вытянувшему руку в ожидании, и Нил потратил несколько секунд на то, чтобы изучить их, прежде чем положить их между своими бедрами и повернуть ключ, чтобы завести машину. – Тебя кто-то укусил, – сказал Нил. Жан потянулся к шее, прежде чем осознал, что Нил имел в виду его неприкрытое запястье. Тяжелый взгляд, который Нил бросил на него, показал, что он не упустил этот жест. Жан отказался смотреть на него, но сказал: – Это не твоя проблема. – Это будет проблемой сегодня, – возразил Нил, выезжая с обочины на дорогу, – У нас будет несколько встреч сегодня, первая из которых будет с моим дядей. Даже если он не спросит, следующая группа спросит. Мне нужно знать, как объяснить это, если они начнут любопытствовать. Нил, должно быть, лгал, чтобы утолить свое любопытство, но Жан не мог рисковать. – Грэйсон Джонсон пришел увидеться со мной после тренировки. – Я знаю это имя, – сказал Нил, и у него ушла секунда, чтобы вспомнить, – Защитник Воронов. Он проделал весь этот путь, просто чтобы подраться? – Он хочет, чтобы я объявил его идеальным Кортом, – сказал Жан, – Я должен сказать, что ему обещали номер после чемпионата. Он думает, что это заработает ему капитанство в этом году и укрепит его ценность в будущем. – Это правда? Жан засмеялся. Это звучало пусто даже для его ушей, и он прижал дрожащие пальцы к губам. – Этот номер по праву был Зейна, даже после того, как ты так эффектно все запорол тем, что тебя нашли, – это был не тот разговор, которого он бы хотел в ближайшее время, особенно не как окончание неожиданного визита Грэйсона. Жан тяжело сглотнул против своего бурлящего желудка, – Зейн разрушил это, когда был предоставлен самому себе этим летом, так что Грэйсон думает, что он по умолчанию следующий в очереди. Я остался последним, кто может поручиться за него, но я не буду этого делать. Я отказываюсь. – Похоже, он не в себе, – сказал Нил, – Что за люди кусают других в драке? – Значит, Дрейк не кусался. Это, без сомнения, было худшее, что Жан мог сказать в тот момент, но он провел все ожидание Нила, смотря на контактную информацию Добсон, чтобы не разговаривать с Джереми. Мысли о ней все еще крутились у него в голове, о ней, об Эндрю, о Дрейке и о Рико. Жан услышал, как скрипнул руль под пальцами Нила. На мгновение это звучало как скрип пружин кровати. Он подумал о двери, специально оставленной незапертой, и о Зейне, оборачивающемся спиной к ним, когда Грэйсон толкнул Жана на его собственную кровать. Он вцепился ногтями в свою нижнюю губу и помолился о смелости, чтобы просто разорвать себе рот прежде, чем он снова скажет что-то неправильное. – Из всех и любого, с кем ты мог сравнить его, – сказал Нил, тише, чем Жан когда-либо его слышал, – Ты выбрал Дрейка. Жан прижал травмированную руку к животу, как для того, чтобы спрятать синяки, так и для того, чтобы избавиться от этой ноющей боли в животе. – Неважно. Он уезжает из города в эти выходные и возвращается в Эдгара Аллана. – Ты бы не баррикадировал свою дверь, если бы это уже не было проблемой. – Он думает, что я живу в кампусе. Это просто… Мера предосторожности, – закончил Жан, хотя его сознание предлагало слова страх, паника, ужас. Он тяжело сглотнул против приступа тошноты. Если он продолжит об этом думать, он сойдет с ума, так что он пожелал, чтобы в Ниле была хоть капля человечности, и сказал, – Не лезь в мои дела скажи, зачем ты приехал. Нил пару секунд отбивал на руле беспокойный бит, а затем без возражений сменил тему. Он жестом указал на бок своей головы и сказал: – Говорят, что кто-то в ФБР наконец поинтересовался, почему и когда я сделал это со своей внешностью, если я не хотел, чтобы меня нашли, и они связали это с моим пребыванием в Эверморе. Люди начинают задавать вопросы, и нам надо опередить их, чтобы прояснить ситуацию. – Мы не можем, – сказал Жан, когда Нил свернул на парковку. Нил не отвечал, пока не достал билет из турникета. Только когда его окно снова было закрыто, он сказал: – Мы не можем называть его. Он оставил это так, ожидая, пока Жан сложит пазл в голове. Жан смотрел на него, пока Нил искал место для парковки, перебирая в уме все возможные варианты. Когда до него дошло, он почувствовал, как упал его желудок. Раз они не могли показать пальцем на Рико, и вся защита Нила строилась на его страхе быть пойманным, оставался всего один человек, кто мог взять удар на себя. – Они сожгут мою семью, – сказал он. Это не было вопросом, но Нил сказал: – Да, – он нашел место и заглушил мотор, но вместо того, чтобы выйти, он сказал, – Жан, – и настойчивость в его голосе заставила Жана посмотреть на него, – Прости. Я Жан Моро. Я принадлежу семье Морияма. – Я Моро, – сказал Жан, – Я знаю свое место. Я буду играть свою роль. Нил выглядел так, будто хотел сказать еще что-то, но он вышел из машины без комментариев. Жан поравнялся с ним, когда они вышли с парковки и пошли по тротуару. Нил направлялся в магазин на углу, прежде чем заметил банкомат, и он снял деньги, которые тут же засунул в свой задний карман. Жан не спрашивал, но Нил объяснил: – Мы с дядей прилетели в город по нашим собственным паспортам. Из-за открытого дела моего отца, об этом точно уже знает местный офис ФБР. Теперь мне нужно просто оставить след, чтобы мы могли спровоцировать конфронтацию. От него не требовалось ответа, так что Жан только показал нерешительный жест и проследовал за Нилом в тайский ресторан в захудалом углу. Нил отмахнулся от хостесс, чтобы осмотреться. Заведение было переполнено, но Нилу нужно было всего несколько секунд, чтобы найти их компанию. Когда он пошел туда, Жан последовал за ним. Мужчина, к которому они подошли, ничем не был похож на Нила, но Нил проскользнул за стол напротив него и жестом указал Жану присоединиться к нему. Нил передал ему меню, как только он сел, но Жан оттолкнул его от себя. – Нет. – Ты тоже мог бы что-нибудь съесть, – сказал мужчина напротив него, – У тебя впереди длинный вечер, и я сомневаюсь, что твои следующие собеседники будут достаточно любезны, чтобы покормить тебя, – Стюарт Хэтворд отклонился на спинку своего стула, чтобы рассмотреть Жана. В нем не было доброты, и едва ли какой-то интерес, но у него получалось звучать немного вежливо, когда он сказал, – Жан-Ив Моро. Очень приятно, я уверен. Это привлекло внимание Нила, и он перевел взгляд со своего дяди на Жана, даже когда Жан сказал: – Не называйте меня так. Официантка пришла раньше, чем Стюарт успел ответить. Жан попытался отослать ее, но Нил заказал две порции чего-то, что Жан не узнавал. Как только она ушла, Нил спросил: – Жан-Ив? – Не надо. Мне не разрешено использовать это имя, – предупредил его Жан. – Кто сказал? – спросил Стюарт, – Мертвый ребенок? Сейчас твое законное имя более важно, чем когда-либо раньше, так что привыкай слышать его, – он не ждал, пока Жан ответит, а посмотрел на Нила и провел рукой по своему лицу, – Ты притащил его сюда, отбивающегося и орущего, или проблема не в этом? Нил пожал плечами. – У тебя есть кто-то, кто мог бы взяться за работу на месте? – Зависит от того, что ты можешь себе позволить. Время неподходящее, чтобы повышать цены. – С временем ничего не поделаешь, так что цена не имеет значения. Он ничего у меня не конфисковал, – напомнил ему Нил, – Я не привез их с собой, но ты знаешь, что я могу. Просто найди способ, чтобы я передал их тебе, – официантка вернулась с напитками оранжевого оттенка для Нила и Жана, и Нил изобразил для нее обезоруживающую улыбку, которая никогда не будет сидеть правильно на его лице, – У вас есть ручка, которую я мог бы одолжить? Спасибо, я верну ее вам так быстро, как смогу. Нил написал что-то на задней части салфетки и подвинул ее в сторону своего дяди. Стюарт обдумывал это пару минут, прежде чем передал ее через плечо женщине за соседним столиком. Она встала и ушла без комментариев. Они больше не говорили, пока официантка не вернулась с их блюдами. Нил вернул ручку и банковскую карту, чтобы заплатить за их стол. Жан посмотрел на свои макароны, пока Нил подписывал и отдавал обратно чек. Он не видел в меню информации о пищевой ценности, но он уже готовил с Кэт достаточно долго, чтобы догадаться, что это блюдо нарушит почти каждое правило из крошечной книги с приемлемым питанием Воронов. Он оттолкнул его от себя в безмолвном молчании и проигнорировал взгляд, который Нил бросил на него. К счастью – или нет – у них были более важные вещи, о чем побеспокоиться, потому что, когда они эффективно освободили официантку от того, чтобы проверять их, у них была приватность, чтобы поговорить. Стюарт откинулся на спинку стула и сказал Жану. – Вся операция может сорваться. Скажи сейчас, если собираешься сопротивляться. У Жана не было права отказаться, когда приказы шли сверху, но он пережил слишком многое, чтобы сейчас держать язык за зубами. Ничто из того, что Стюарт может с ним сделать за его наглость, не будет хуже, чем если он даже не попытается спасти ее. – Если это то, что от меня требуется, то я не буду этому противиться, – сказал Жан, – Но что этот план означает для моей сестры? Стюарт смотрел на него в тишине, которая ощущалась как вечность. Жан считал секунды, чтобы удержаться от того, чтобы вдумываться слишком глубоко, но он был на тридцати шести, когда Стюарт наконец спросил: – Ты думал, что ты особенный? Жан приготовился к неизбежному жестокому возмездию, но то, что Стюарт сказал дальше было хуже, чем что угодно, что Рико когда-либо с ним делал: – Ее продали всего через два года после тебя. Одному из контактов твоей матери, если правильно помню, торговцу оружием из Алжира, – он оглянулся за свое плечо за подтверждением и получил кивок от одного из мужчин, сидящих там, – У меня тут где-то было имя, но, думаю, оно будет больше значить для меня, чем для тебя. Жан не хотел говорить это, но ему нужно было знать. Слова выползли из него, по пути разрывая его горло: – Она мертва, не так ли? – Мягко сказано. Он был так далеко от этого момента и своего тела, но приступ тошноты был достаточно сильным, что все его волосы встали дыбом. Он опустил глаза на стол и смотрел сквозь него, пока сердце пробивало дыры в его грудной клетке. Ему нужно было ответить, но куда пропал его голос? У него не осталось слов; эта нарастающая боль в груди была началом рваного неистового крика. Внезапный вес чужой ноги, прижавшейся к его, привел его в чувства, и тихое «Жан» Нила дало ему направление. Жан сглотнул все, что, как он знал, лучше не говорить, и выдавил тихое: – Я сожгу дом дотла. – Я не сомневался, – сказал Стюарт, – Вот с чего мы начнем. Он изложил им суть истории, чтобы они могли додумать свою. Нил, по-видимому, сопротивлялся передать ФБР какие-либо европейские контакты, когда они последний раз вызывали его на допрос. Он делал это, чтобы защитить интересы своего дяди, но теперь они могли представить это как попытку защитить Жана. Установка была простой: Мясник и его молодой сын пару раз приезжали во Францию в поиске большего количества европейских партнеров, чем могла предложить Мэри, и мальчики сблизились благодаря общей любви к развивающемуся виду спорта. Нил дополнил все мельчайшие детали, которые было бы поразительно слушать в другой день, и Стюарт опросил их обоих, чтобы убедиться, что их ответы были взаимодополняющими, но не подозрительно идентичными. Жан полностью сосредоточился на задании, отчаянно хватаясь за все, что помогло бы ему продержаться еще немного, но в какой-то момент ему больше нечего было сказать. Стюарт встал и ушел, надеясь, что ФБР позволит ему беспрепятственно покинуть город в пользу более уязвимых мест, которые он за собой оставил. Два стола по сторонам от них тоже опустели, поскольку команда Стюарта выстроилась в очередь за ним. Тишина, воцарившаяся за столом с его отсутствием, была слишком глубокой, и мысли Жана бесконтрольно завертелись свирепым штормом. Он не помнил, как достал телефон и как решил набрать номер, но звонок приняли на втором гудке с коротким: – Ваймак. – Почему вы приняли его? – спросил Жан и запоздало добавил, – Кевина. – Мы были ему нужны, – сказал Ваймак. – Это не так просто, – сказал Жан, думая Они продали нас обоих монстрам и захлопнули дверь на наши крики. Почему? Почему? Почему? – Вы даже не знали, что он ваш сын. – Мне не нужно было знать, – сказал Ваймак. Жан засмеялся и услышал, как его голос треснул. – Вы правда в это верите? – Я верю, что у всех у нас есть выбор быть лучше, чем руки, которые слепили нас. Если у меня есть шанс поступить правильно по отношению к кому-то, почему бы мне им не воспользоваться? – Ваймак дал ему минуту, чтобы обдумать это, и сказал, – Поговори со мной. Что происходит? Она была всего лишь ребенком. Она была моей младшей сестрой, и я должен был защищать ее, но я… Я тоже был всего лишь ребенком. Это ощущалось, как один из ножей Рико, разрезающий линию между ребрами Жана. Его легкие были слишком острыми и слишком тугими; сердце было проткнуто и разорвано на части. Жан прижал руку в груди, проверяя, нет ли крови, но ощутил влажный жар, мягко коснувшийся костяшек его пальцев. Его лицо зачесалось, когда по нему скатилась вторая слеза. Она упала на большой палец, когда капнула с его подбородка, и он поднял дрожащие пальцы к щеке. Нил аккуратно забрал у него телефон и проверил, кто звонит. – Он со мной, Тренер, – сказал он, прежде чем повесил трубку и положил телефон между ними. – Не надо, – сказал Жан. Он не знал, говорил ли он с Нилом: не смотри, не говори; или он имел в виду себя: не сойди с ума, – Не надо, не надо. – Не знал, что у тебя была сестра, – сказал Нил, так тихо, что Жан чуть не упустил это на фоне своего разбивающегося сердца. – Элоди, – сказал он, и даже просто упоминание ее имени вслух чуть не сломало его пополам. Он сжал руки в кулаки, чтобы не разодрать себе лицо, и до крови прикусил костяшки пальцев. Этого было недостаточно, чтобы остановить его слова. Каждое из них было как спички Рико, заново сжигающие его, – Ей было всего десять, когда я уехал из дома. Десять! Почему они не любили ее достаточно, чтобы оставить ее в безопасности? Почему они не… – любили меня? Жан, пошатываясь, встал из-за стола. Нил поймал его запястье и посмотрел на него с нечитаемым выражением лица. – Жан, – тихо, но твердо сказал Нил, – Нам надо разобраться с этим сегодня, но нам, возможно, не придется разбираться с этим прямо сейчас. Что тебе нужно? Сотня вещей, которые он не мог иметь, тысяча вещей, которые он давно потерял. Единственное, о чем оставалось просить – что-то, что он едва понимал: – Я хочу домой. – Хорошо, хорошо, давай… – Нил отвлекся на что-то вдалеке и злобно выругался на языке, который Жан не узнавал. Жан проследовал за его взглядом и увидел у входа двух мужчин в костюмах. Они показали свои бейджи, когда говорили с хостесс. Нил отпустил Жана и легко толкнул его бедро, – Я вижу кухню. Там должна быть дверь к мусорным контейнерам. Мы можем пройти на парковку оттуда. – Нет, – сказал Жан, прижимая ладони к глазам. Он взял свое разбитое сердце и затолкал его поглубже. Слишком много надо было спрятать: его желудок скрутился и бурлил, угрожая вывернуться прямо на стол. Жан сглотнул это с силой, рожденной отчаянием, и представил, как оборачивает это все цепями. Может быть, еще будет время сломать их позже. Сейчас единственным выходом было пройти через это. Я Жан Моро. Я знаю свое место. Я вытерплю. Нил подвинулся, чтобы позволить Жану сесть обратно за стол, и они подождали, пока правительственные псы подойдут к ним. Это не заняло много времени, и двое агентов ФБР обратили холодные взгляды на Нила, занимая освободившуюся после Стюарта скамейку. – Нил Джостен, – сказал один из них, когда они оба показали свои бейджи, – Мы бы хотели поговорить с тобой. – Утомительно, – сказал Нил, – Я пытаюсь поесть. Агент кинул через стол пару контейнеров для еды, чуть не опрокинув при этом напиток Нила. – Я не спрашивал. Пошли. Нил вздохнул и начал упаковывать свою еду. Когда Жан не пошевелился, чтобы сделать то же самое, мужчина, который сидел ближе к нему, сделал повелительный жест и сказал: – К тебе это тоже относится. У нас есть пара вопросов. – Он к этому не относится, – сказал Нил. – Ты в этом уверен? – сказал агент. Жан бы с удовольствием выкинул свою еду в мусорку, но, собрав ее в пластиковый контейнер, он мог задержаться там немного дольше. Нил дождался, когда он закончит, прежде чем решил допить свой напиток. Ни один из агентов не был впечатлен этой неторопливостью, но в конце концов у них обоих закончились оправдания, чтобы остаться. Их вывели из ресторана с одним агентом спереди и одним сзади. Черный SUV с тонированными окнами и правительственными номерами был припаркован у бордюра перед входом. Нил, будучи тем, кто он есть, указал на пожарный гидрант около переднего бампера, и сказал: – Это незаконно, просто чтобы вы знали. – Заткнись и садись в машину. Поездка в местный офис прошла в мертвой тишине. Нил выглядел совершенно непринужденно, даже когда они проходили через многоступенчатый процесс прохождения через охрану, но Жан наблюдал, как Нил осматривал каждый выход и каждого охранника на их пути. Жан, в свою очередь, не смотрел ни на кого и ни на что, кроме Нила. ФБР, скорее всего, спишут это на нервы, но они бы ошиблись, думая, что он их боится. Он не мог бояться правительства, в которое было так легко проникнуть и которым было так легко манипулировать; он мог бояться только своих собственных ошибок и кровавых последствий, если он подведет своего хозяина здесь. Когда они наконец дошли до лифтов, Нил спросил на французском: – Шансы, что они понимают французский? – Никаких. Они американцы, – сказал Жан. – Эй, – запротестовал Нил. – Ты едва ли считаешься. Не трать время, изображая обиду. – Прекратили, – сказал агент, который был ближе к Нилу, – Только английский, или мы разделим вас, пока не найдем переводчиков. Их отвели в конференц-зал. На одной стороне стола были сложены коробки, посередине лежало несколько закрытых файлов, и видеокамера уже стояла на штативе, чтобы записать сегодняшний разговор. На стойке на колесиках за камерой был монитор, на котором транслировалось видео, как другой человек в костюме склонился над своим столом. При звуке открывающейся двери и двигающихся по полу стульев мужчина поднял глаза и нахмурился. Нил поприветствовал его без какой-либо теплоты: – Агент Браунинг. Я уже думал, что мне больше никогда не придется вас видеть. – Не начинай с меня, – сказал Браунинг, – Не хочешь объяснить мне, что ты делаешь в Лос-Анджелесе? Нил открыл свой контейнер с едой и начал есть. – Мне разрешено навещать людей. – Людей, – согласился Браунинг. Прежде, чем Жан успел решить, не классифицировало ли это его как не-человека, Браунинг объяснил, – Но Стюарт Хэтворд – не просто кто-то, и последний раз, когда мы проверяли, у него не было никаких связей в Лос-Анджелесе, которые привели бы вас обоих так далеко от дома. Разве что, возможно, они есть, – сказал он, обращая тяжелый взгляд на Жана. Один из агентов, которые привели его сюда, раскрыл файл и бросил его на середину стола. Жан инстинктивно посмотрел на него, и от фотографии, которая была прикреплена сверху, у него перехватило дыхание. Он узнал эту веранду его дома из детства. Его отец стоял посередине, экспрессивно размахивая руками, пока он говорил что-то незнакомому мужчине. Его мать сидела на деревянном стуле в стороне, с бутылкой вина в одной руке и стопкой бумаг в другой. Эти люди были не важны. Все, что имело значение – двое детей, сидящих на заднем дворе: Жан в девять или десять лет с крошкой Элоди, прижавшейся к его боку. Он помнил это ее платье с маленькими желтыми уточками. Он неуклюже зашивал его подол полдюжины раз, когда она рвала его о кусты ежевики, растущие у них на заднем дворе. Цепи треснули: Жан едва ли мог дышать. Под столом он впился ногтями в укус на его запястье. Терпи. Терпи. Терпи. – Где вы это взяли? – спросил он голосом, который совсем не был похож на его. – Интерпол переслал нам их по факсу из своих архивов всего пару минут назад, – сказал агент, – Где ты это получил? Судя по жесту, который он сделал, он имел в виду царапины на лице Жана, но Жан сказал: – Пошел в мать. – Жан – француз, – сказал Нил, – Он пробуждает в людях жестокость каждый раз, когда открывает рот. Даже Троянцы достаточно люди, чтобы иметь предел терпению. – Это ты-то обвиняешь людей в невыносимости, – сказал Браунинг, и Нил только безразлично пожал плечами. Жан не стал тратить время на то, чтобы обижаться на бестолковое оскорбление Нила, потому что агенты оставили этот вопрос и пошли дальше, – Пришло время одному из вас начать говорить. Начинайте с самого начала и – хоть раз в жизни – без твоей этой обычной чуши. Нил посмотрел на Жана, но Жан не мог оторвать глаз от фотографии, чтобы ответить. Наконец, Нил отодвинул свой ужин, устало вздохнув, и сказал: – Хорошо. Что вы хотите знать? Взгляд Нила на вещи был до ужаса прямолинеен. Он и Жан впервые за много лет увидели друг друга на осеннем банкете. Если ФБР захочет порасспрашивать, то они найдут свидетелей, которые подтвердят, что они двое общались друг с другом на французском. Они осознали, кто есть кто, и, в страхе, что их поймают, отчаянно попытались разобраться, кем они друг другу являются и достаточно ли крепка их дружба, чтобы сохранить друг друга в безопасности. Они непреднамеренно выдали себя Кевину, который запаниковал и был вынужден покинуть банкет, чтобы разобраться с их пугающими секретами. Нил согласился приехать в Эвермор на рождество больше для того, чтобы воссоединиться с Жаном, чем из-за какого-то реального интереса к Воронам. Таким образом, было легко объяснить враждебное отношение Нила к остальной команде и их капитану. Его безрассудная смена внешности была неизбежно связана с Жаном и их желанием вместе играть в идеальном Корте после выпуска. Нил боялся, что его узнают, если он выйдет на более яркую сцену, так что Жан попытался доказать ему, что никто не вспомнит и не узнает его столько лет спустя. Оглядываясь назад, можно было сказать, что это была идиотская авантюра, но как они могли знать, насколько ужасными последствиями это обернется? Как только ФБР закончили заполнять дыры в этой истории, разговор свернул в сторону семьи Жана. Здесь они были намного больше заинтересованы в том, что мог сказать Жан, но у него было не так много ответов для них. Он провел бо́льшую часть детства на корте, не наблюдая за встречами отца. Он знал смутные детали о том, в какие бизнесы он инвестировал, но ничего о партнерах. Его спасало то, что Эрве Моро не был и вполовину таким же человеком, как Натан Веснински. Отслеживать его интересы и деловые отношения было проще и не требовало информации от Жана, чтобы собрать все воедино. Казалось, больше всего ФБР было обеспокоено тем, чтобы определить, как были связаны две семьи и будет ли Жан для них проблемой. Они не могли позволить себе заминки, когда дело Натана уже и так было ночным кошмаром, при том, что работа была закончена только на половину. Жану пришлось поверить в заверения Стюарта, что улики, связывающие семьи Веснински и Моро, были собраны, и он придерживался этого, несмотря на все любопытные вопросы от агентов. Наконец, Нил позволил им вернуться к визиту Стюарта в город, и он надавил ботинком на ногу Жана и предложил им лучшее – худшее – оправдание, которое мог. Нил якобы несколько месяцев назад попросил Стюарта найти сестру Жана. Стюарт наконец нашел, где заканчивался ее след, и привез их обоих в город, чтобы он мог передать ему плохие новости лично. Здесь Нил добавил немного яда в историю, сказав, что агенты окончательно разрушили и без того ужасный день, принудив их к этому допросу, и одному из них даже хватило такта выглядеть виновато. После четырех утомительных часов споров, включая длинные перерывы на то, чтобы свериться с Интерполом, агенты наконец решили, что Жан – их самая удачная находка за последние недели. Самого Жана сочли не представляющим опасности из-за его неосведомленности и незапятнанной истории. Теперь они могли приступить к работе, занявшись делом Эрве и вбив очередной гвоздь в крышку гроба Натана. Жан выдержал их самодовольное удовлетворение, уже теряя самообладание. Оставалось два замечания до того, как он сломается, когда их с Нилом наконец-то вывели из здания и запихнули в машину. Через десять минут их выкинули перед тем рестораном, из которого их забрали. Жан посмотрел, как SUV пропадает в вечернем потоке машин, но Нил запрокинул голову назад, чтобы посмотреть на небо. Жан не помнил, где была парковка, так что он молча ждал, когда Нил вернется к нему. – Прости, – наконец сказал Нил, – Это не должно было навалиться на тебя. – Я Моро, – сказал Жан, – Моя семья существует, чтобы служить. – Дерьмовое существование, – сказал Нил, как будто его было лучше. Он пошел по тротуару, зная, что Жан пойдет за ним. Жан был наполовину уверен, что они потерялись, потому что ничто из этого не выглядело знакомым, но затем он заметил банкомат, которым Нил пользовался пару часов назад, – Значит, ты собираешься оставить все, как есть? Жан Моро? – Это все, что я есть, невежественный ты ребенок. – Мы одного возраста, – отметил Нил, и Жан отмахнулся от этого, как от чего-то несущественного, – Я просто хочу сказать… Я поменял имя, потому что не хотел ассоциироваться со своей семьей, но они украли твое у тебя. Если ты не хочешь поменять его обратно, это твой выбор, но не выбирай, основываясь на том, что хотел для тебя Рико. – Мне не нужны советы от тебя, – предупредил Жан. – Он мертв, – напомнил Нил, сворачивая на парковку, – Правила изменились. Пока ты предоставляешь то, что обещал, с чего бы Ичиро волновало, как ты себя называешь? Попробуй немного свободы как-нибудь. Тебе понравится, как это ощущается. – Ты потеряешь эту смелость, когда он узнает о твоем вратаре. – Я уверен, что он уже знает. Эндрю был со мной, когда я признался во всем ФБР в Балтиморе, и это очевидно, что хоть один человек в этом офисе получает неправильную зарплату. Если его записали, как лицо, представляющее интерес, то, конечно, они потом дошли до этого по цепочке. Я не переживаю, – добавил Нил, слегка пожимая плечами, – Чем больше людей, за которых я держусь, тем меньшую угрозу я из себя представляю, потому что я не хочу подвергать их опасности своими действиями. – Я бы поверил в это от кого угодно, но не от тебя, – сказал Жан, пока они садились в машину. – Кто более безопасная инвестиция? – поспорил с ним Нил, – Человек, у которого есть дюжина причин не срываться с поводка, или человек, который держится только потому, что ему сказали, что он не может уйти? Жан проигнорировал это, и Нил отпустил это. Путь обратно в дом Лайлы прошел в напряженном молчании. У тротуара было место припарковаться перед машиной Джереми, но он остановился посреди дороги и выпустил выхлопные газы. Жан уже потянулся к застежке ремня, но замер, когда Нил поймал его за рукав. Прошла минута, прежде чем Нил на него посмотрел. Жан не думал, что это из-за ночи он выглядел так далеко отсюда, но голос Нила был спокоен, когда он сказал: – Запри дверь на ночь, если тебе это поможет, но Грэйсон больше никогда не побеспокоит тебя снова. В уставшем мозгу Жана роилось слишком много мыслей, чтобы он сразу понял смысл сказанного, но воспоминание о фразе Нила «У тебя есть кто-то, кто мог бы взяться за работу на месте?» прозвучало в голове кристально ясно. То, что он так смело набросился на Грэйсона, когда Жан сидел рядом с ним, было невозможно; то, что Жан был так потрясен предстоящим разрушением своей семьи, что даже не осознал, что происходит, было непростительно. Единственным приемлемым ответом было отказаться. Грэйсон должен был покинуть город в эти выходные. Однако останется ли он там надолго было другим вопросом, и Жан почувствовал мурашки по коже, думая об этом. Учитывая, что Гнездо закрыто, а Эдгар Аллан находится под следствием, Воронов теперь наверняка будут отправлять домой на каникулы. Грэйсон будет приезжать в Калифорнию весь год. Для Жана действительно оставалось всего одно решение, и выживет ли он, если не примет его? – Веснински по натуре, хоть и не по имени, – сказал Жан, – Хочешь снискать расположение у нового хозяина, защищая его имущество? – Нахуй Ичиро, – сказал Нил, и Жан не собирался сидеть там и выслушивать что угодно, что следовало за этим дерзким замечанием. Он толкнул дверь, но Нил схватил его за травмированное запястье прежде, чем он успел выйти из машины. Жан стиснул зубы от боли и сердито посмотрел на него. Нил не отреагировал на его гнев. – Грэйсону следовало отказаться от этого запятнанного наследия Рико и начать все сначала. Он сам затянул себе петлю, когда проделал весь этот путь только для того, чтобы поднять на тебя руку, и я не боюсь выбить из-под него табурет. Жан попытался высвободиться, но хватка Нила была такой крепкой, что оставляла синяки. – Не делай вид, что это ради меня, жалкий негодяй. – Почему нет? – спросил Нил. – Я просто Моро, – сказал Жан, ровно и яростно, – Я не… – Так же, как и Элоди, – напомнил ему Нил, и Жан перестал дышать, – Помни об этом в следующий раз, когда решишь, что ты недостоин того, чтобы тебя спасать. Нил отпустил его, и Жан выскочил из машины. Он захлопнул за собой дверь и взлетел по ступенькам. Джереми открыл ему переднюю дверь, но Жан быстро убрал его с дороги, положив руку ему на плечо. Кэт и Лайла были дальше по коридору, но они вжались в стену, увидев его лицо. Жан не был уверен, куда он идет, но не удивился, когда через пару секунд обнаружил себя около своего стола. Он разложил тетради на столе перед собой и не стал их открывать. Он подумал о Франции: о ежевике, о маленьких уточках, о соленом бризе со Средиземного моря, об оружейном масле, об ударе широким ремнем и о нетерпеливом, мгновенном «да». Он подумал о бесконечном полете в ад, о двух нумерованных лицах и о чудовищном мальчике, сказавшем Слишком претенциозное имя для такой грязной твари, как ты. Он подумал об Эверморе: тяжелые прутья и острые ножи, сломанные пальцы, утопление и огонь. Он подумал об уверенных руках Джозайи, зашивающих его только для того, чтобы Рико потом снова скинул его с лестницы, и о кислом запахе крови и пота, которые не успевали просохнуть на толстой набивке. Пятеро добровольцев, чтобы сломать его, предательство Зейна, чтобы уничтожить его, и одно единственное обещание, которое удерживало его в живых, несмотря на все это. Обжигающий жар в груди мог быть его ломающимися ребрами или его разбивающимся сердцем. Жан сохранял самообладание всеми силами, которые в нем остались после такого кошмарного дня, но он чувствовал, как его хватка ослабевает. Терпи, предупредил он себя, и в конце пришло отчаянное Сколько я должен? Не ему было об этом спрашивать; не ему было полагать, что у него должен быть лимит. Чего бы от него ни требовали, он даст это без колебаний и жалоб. Это все, чем он был; это все, чем он когда-либо будет. Он хотел кричать, пока его легкие не разорвутся. – Жан, – Джереми нежно коснулся тыльной стороны его ладони, так, будто боялся, что Жан развалится, если он приложит чуть-чуть силы, – Скажи, что тебе от нас нужно. Меня зовут Жан Моро. Я принадлежу семье Морияма. У меня всегда будет хозяин. В один момент его охватила такая яростная ненависть, что он не мог видеть прямо перед собой; в следующий он пришел в ужас от своей неблагодарности. То, что у него было сейчас, было лучше, чем что угодно, что ему когда-либо давали, и это определенно было больше, чем заслуживал кто-то вроде него. Хозяин и Рико ушли, и Жан был свободен от Гнезда. У него была новая команда, новый дом и город, который постепенно становился ему знакомым. Его ненавистные родители были маленькой ценой за то, что у него было, не так ли? А если Ичиро вернется за большим? подумал Жан, но он знал на это ответ. Нил думал, что связи обеспечивали ему безопасность. Жан знал, что он лишь точно указывал Ичиро, куда бить, чтобы держать его в узде. Это не было свободой, это была просто привлекательная клетка. Это могло бы быть достаточно хорошо. Это должно было быть достаточно хорошо. Жан никогда не будет от этого свободен. Жан открыл одну из тетрадей и посмотрел на слово ТРУС, написанное на всю страницу. Прежде, чем он успел подумать дважды, он схватил страницу и вырвал. Это было проще, чем он думал, и он скомкал листок, прежде чем уронить его на пол. Следующая страница пошла еще проще, а на третий раз Жан смог вырвать четыре. Он устраивал беспорядок, но он не мог остановиться. Это успокаивало его, давало ему время, пока он не похоронит свои горе и ярость. Джереми дал ему вырвать половину тетради, прежде чем попытался снова: – Жан. – Если я попрошу тебя убить меня, ты это сделаешь? – спросил Жан. – Никогда больше не говори такого, – тихо и настойчиво сказал Джереми, – Посмотри на меня. – Не буду. – Мы твои друзья. Пожалуйста, дай нам помочь тебе, – когда Жан отказался отвечать, Джереми изменил тактику, – Ты должен быть моей историей успеха, но ты активно работаешь против меня. Моя неудача – это твоя неудача, правильно? Скажи, почему ты борешься со мной, или впусти меня. Жан пожалел о том, что вообще рассказал Джереми о парах Воронов. Он не думал, что так называемый капитан солнышко так легко обернет это против него. С какой стороны ни посмотри, Джереми имел на это право: Жан не знал, как игнорировать заключенную между ними сделку. Он не должен был одобрять или соглашаться с направленностью Джереми; он должен был только уступить, если он не выполнял свою часть сделки. – Будь ты проклят, – сказал он, устало и с поражением. По крайней мере, Джереми не злорадствовал. Он, казалось, был доволен подождать Жана, уверенный в своей коварной победе. Жан хотел разозлиться на него, но это раздражение было скорее облегчением, чем реальным гневом. Это дало ему шипы, чтобы сдержать остальное, и он прижал их поближе к себе для защиты. Когда он мог дышать без ощущения, что от каждого вдоха его грудь выворачивается наизнанку, он наконец повернулся к своему капитану. Джереми смотрел на него в спокойной и твердой тишине. – Это, – Жан жестом указал на самого себя, имея в виду нестабильное настроение, в котором он приехал домой, – Не то, о чем я сейчас готов говорить. Однажды, я обещаю, – сказал он, потому что как только начнется суд над Натаном, ему не удастся скрыть от них полуправду о кровавых делах своей семьи, – Но не сегодня. Джереми взвешивал это минуту, прежде чем сказал: – Хорошо. Значит, что мы можем сделать сейчас? – Ничего, – сказал Жан, и постучал пальцем по подбородку Джереми, когда он открыл рот, чтобы начать протестовать, – Проблема происходит не сейчас, и не потом тоже. Ты не можешь спасти меня от того, что было раньше, и ты не поможешь никому из нас, пытаясь раскопать эти могилы. Оставь Эвермор мне и Добсон, – сказал он, и было удивительно, что он не поморщился от ее имени, – Ты дал мне обещание, так что я попрошу тебя вот о чем: помоги мне пережить то, что будет дальше. – Это все, что я могу сделать? – Это то, что только ты можешь сделать, – сказал Жан, – Я доверяю тебе. Он так сильно пытался не сказать У меня нет выбора, что не сразу осознал, что имел это в виду. Он не понимал Троянцев и не был уверен, что когда-нибудь поймет, но он верил, что их искренняя преданность была настоящей. «Их доброта имеет значение» только этой весной сказал Кевин. Он говорил не об этом, но Жан наконец-то почувствовал в этом правду. – Ты поможешь мне? – Все, что угодно. – Предлагать незаполненный чек – опасная вещь. – Попробуй, – сказал Джереми, – Я могу себе это позволить. Не было ни одного хорошего способа ответить на это, так что Жан вернул свои тетради и сложил их в беспорядочную стопку. Движение привлекло внимание к его травмированному запястью, и он накрыл его другой рукой. Движение в уголке глаза предупредило его, что Кэт и Лайла устали наблюдать за происходящим со стороны. Лайла протянула ему огромный бинт, затем забрала его, чтобы размотать, когда Жан дотянулся до него. Он позволил ей наложить его на его руку без возражений. – Мне нужно поесть, – сказал Жан, хотя он понятия не имел, сколько сейчас времени. – О, хорошо, – сказала Кэт с преувеличенным энтузиазмом, – Я нашла новый рецепт, и мне нужно на ком-то его протестировать. Пошли. Они пошли на кухню, где Кэт наступила на педаль мусорного ведра, чтобы Жан мог выкинуть свои тетради. Она указала ему на стулья, когда он двинулся, чтобы помочь ей, так что он расположился между Джереми и Лайлой. Жан посмотрел на часы и подумал извиниться за то, что не давал им спать после полуночи, хотя у них тренировка утром, но Кэт включила свой бумбокс прежде, чем успел решить, что сказать. Жан потянулся к бинту на руке, прежде чем опустил руку на свое бедро. – Хорошо, вот что у меня есть, – сказала Кэт, и Жан позволил ее хаотичному голосу вытащить его из своих мыслей. Когда она бросилась через кухню за пропущенным ингредиентом посреди нарезки, Жан отстучал тихий бит на своей ноге и посчитал. Холодный вечерний бриз. Радуга. Открытые дороги. Сокомандники. Но это было не совсем правильно; он был в командах с семи лет. Он едва ли помнил детей, с которыми он играл во Франции, учитывая, что Вороны играли главную роль в его воспоминаниях. Он любил Воронов, он ненавидел их, он надеялся никогда их больше не встретить. Троянцы не могли существовать в той же категории. Он не мог быть благодарен одним, не вызывая неприятных воспоминаний о других. Жан постучал большим пальцем по бедру и попробовал снова. Друзья? Прошлое Жана было пеплом и сломанной костью. Единственной вещью, которая была в его будущем, была сделка, совершенная за него: требование играть в игру, которую он уже едва ли мог выносить, пока он может держать клюшку. Жан тащил себя вперед, потому что следовать приказам было единственным, что он умел, но он был таким преждевременно уставшим и побежденным, что не знал, как сделать этот первый шаг. Если эти трое могли хотя бы оттаскивать его от края пропасти, пока он снова не встанет на ноги, этого будет достаточно. Он не перестанет думать о том, что будет после выпуска. Но в тот момент, всем, что имело значение, был этот момент. Он обдумал вес ноги Лайлы, зацепившейся за ножку его стула, то, как нелепо Кэт прыгала и танцевала, устраивая абсолютный бардак на столешнице, и тепло плеча Джереми там, где оно почти соприкасалось с Жаном сбоку. Друзья, снова подумал он, и на этот раз это почти ощущалось по-настоящему.