Солнечный корт

Жан

Дерек как раз упал на пол, когда один из тренеров постучал по стене в предупреждении. Жан подумал, что это снова был Тренер Уайт, разгневанный тем, как часто Жан ставил подножки его нападающим. Жан знал, что эти возмущения были тратой времени для всех. Их оппоненты этой осенью не будут играть чисто; это была не его вина, что Троянцы не были подготовлены к подлости во время тренировочных игр внутри команды. Он раздраженно фыркнул, отходя от Дерека на шаг. С другой стороны корта Деррик поймал мяч и придержал его, чтобы остановить игру, и Жан запоздало осознал, что это не Уайт пытался зайти на корт. Реманн пропустил Хесуса вперед и поднял руку. – Моро, за мной. – Слава богу, – сказал Дерек, поднимаясь на ноги. – Трус, – ответил Жан, направившись к двери. Реманн закрыл ее, как только Жан был во внутреннем корте, и Жан устремил взгляд на скамейку запасных, ожидая выговор. Запасные игроки и другие тренера были достаточно близко, чтобы слышать каждое слово, которое сказал Реманн, но стыд был важной частью исправительного процесса. Однако вместо того, чтобы начать разглагольствовать, Реманн пошел дальше. У Жана ушла секунда, чтобы решить, что он должен пойти за ним, и его плечи напряглись от осознания, что они шли в раздевалку. Приватность во время лекций означала, что тут нужны были больше, чем просто слова, чтобы донести до него смысл. Реманн провел его до комнаты для совещаний линии защиты, где уже был включен телевизор и играл новостной канал. Реманн занял стул спереди и обратил все свое внимание на экран. Жан в замешательстве переводил взгляд с него на телевизор и обратно, но его не просили говорить, так что он ничего не сказал. – Сядь, – наконец сказал Реманн, так что Жан занял стул сзади. У него ушло слишком много времени, чтобы понять; только когда Льюис Андрич подошел к микрофону, Жан вспомнил, что сегодня была пресс-конференция в Эдгаре Аллане. Кровь застучала у него в ушах, от чего было сложно сконцентрироваться на чем-либо, что говорил президент кампуса, и ему пришлось скрестить руки на груди, чтобы удержать сердце от того, чтобы проломить ему ребра. – Без дальнейших церемоний, главный тренер Воронов Эдгара Аллана в этом году: Фредерико Росси, – Андрич вытянул руку в сторону, чтобы пригласить мужчину на сцену, и бесчисленное количество вспышек камер могло ослепить обоих мужчин, когда Росси вышел для рукопожатия и совместной фотографии. Андрич наклонился, чтобы сказать что-то Росси на ухо, что не могли уловить микрофоны, и Росси стойко кивнул, когда его оставили самого позаботиться о себе на сцене. Жан встал со стула прежде, чем осознал, что двигается; «Моро» Реманна застало его, когда он был на полпути к двери. Жан вцепился рукой в свое джерси и набрал воздух обратно в слишком тугие легкие, послушно возвращаясь обратно к Реманну. – Я думал, что ты захочешь посмотреть это, – сказал Реманн, – Это шаг в правильном направлении для всех. Не в обиду Тренеру Морияме; он потрясающий человек и наполовину причина того, что у нас вообще есть этот спорт. Но лично я не думаю, что у него правильный темперамент и подход, чтобы быть тренером. Он должен был остаться в КРЭ на позиции консультанта. За ним Росси произносил речь об исторических рекордах Эдгара Аллана и неоспоримых трагедиях, вызванных потерей двух самых ярких игроков этой весной. Жан сопротивлялся и не слушал его. Неважно, что говорил или думал Росси. Он не был тренером Воронов. Он никогда не будет их тренером. Вороны принадлежали хозяину. Эвермор принадлежал хозяину. – Хорошо, – сказал Реманн, хотя Жан ничего не говорил, – Если ты не хотел бы это смотреть, возвращайся на внутренний корт. Жан вылетел за дверь, как только сказал: «Да, Тренер», но он направился в туалет, когда подумал, что его может стошнить. Все, что у него получилось – выплюнуть немного желчи, от которой у него горели рот и нос, и Жан уперся перчатками в заднюю стену кабинки, задыхаясь. Он знал, что хозяин был выведен из игры; он знал, что Эдгару Аллану придется заменить его. Но знать, что это произойдет, и видеть, как это уже происходит, было двумя совершенно разными монстрами, и Жан сжал зубы, сдерживая второй приступ тошноты. Никакого хозяина, никакого идеального Корта, никакого Гнезда. Жан ударил ладонями по стене как сильно, что почувствовал это в локтях, и спустил воду в туалете, выходя из кабинки. Он прополоскал рот и сплюнул воду в раковину в тщетной попытке избавиться от жжения в горле, прежде чем наконец отправился обратно на внутренний корт. – Так быстро вернулся? – спросил Тренер Хименес, – Неожиданно. – Я не Ворон, – сказал Жан. Сказать это вслух было не легче, чем слышать в своих мыслях, – То, что происходит в Эдгаре Аллане – уже не моя забота, Тренер. – Конечно, – сказал Хименес тоном, который показывал, что он не был убежден, – Разомнись, и я отправлю тебя продолжить примерно через пятнадцать минут. Это было слишком долгое время, чтобы не делать ничего; легкая растяжка и упражнения для внутреннего корта не требовали никаких мыслей после того, как он столько лет их делал. Жан смотрел на корт, чтобы удержать свои мысли от того, чтобы убежать, но то там, то тут они давали сбой. Как много тренеров будет у Воронов? Они привели выпускников Воронов, чтобы помочь, или решили начать все с чистого листа? Остался ли медицинский персонал? Были ли Вороны готовы вернуться, или их отпустили с терапии раньше, чтобы не откладывать сезон? Последняя мысль стала переломным моментом его терпения, и по времени идеально совпала с моментом, когда Хименес отправил его на корт. На секунду Жан подумал, что сможет успешно отвлечься от своих мыслей, но, к сожалению для всех, его отправили к Лукасу. Защитник позаботился о том, чтобы толкнуть его плечом, когда Жан первым прошел через дверь, и его тихое, но разгоряченное «Шлюха» стало последней каплей. Жан одним легким движением обхватил его щиток на шее и бросил его на пол корта. Хименес пошел за ним к двери, чтобы позвать Лукаса, и теперь он оттаскивал Жана, крепко держа его руку. – Достаточно, Моро! Лукас начал вставать, и его глаза сверкали гневом. Жану не нужно было вырываться из хватки Хименеса, чтобы дотянуться до него: его ноги были достаточно длинными, чтобы пнуть Лукаса в нагрудник и сбить его с ног. Хименес вытащил его с корта за миг до того, как остальные Троянцы на корте могли их догнать, и Жан протиснулся сквозь разинувших рот запасных игроков, ожидающих во внутреннем корте. Уайту и Лисински понадобилось всего две секунды, чтобы догнать их. Попасть в ловушку между тремя тренерами и скамейкой было худшим, о чем Жан мог подумать, пока Хименес не толкнул Лукаса в небольшое пространство рядом с Жаном. – Не хотите объясниться? – потребовал Хименес, глядя между своими защитниками. – У вашей четвертой линии острый язык, Тренер, – сказал Жан, – Я надеялся, что он прикусит язык осенью и спасет нас от огорчений в долгосрочной перспективе. – Иди нахуй, – сказал Лукас, – Четвертая линия ничего не значит. – Тебе повезло, что ты вообще на линии, – ответил Жан, – То, что они позволили тебе сыграть две игры в прошлом сезоне, многое говорит об их пренебрежении вашими противниками. Я бы остановился уже после твоего исполнения в первом. Уайт понял, что быстро проблему не решить, и отправил запасных игроков на пробежку вокруг внутреннего корта, чтобы дать им больше пространства. – Хватит, – сказала Лисински, переводя резкий взгляд с одного, на другого, – Обвинения и оскорбления ничего не исправят. Скажите, в чем проблема, чтобы мы придумали, что делать дальше, потому что мы не собираемся проводить год в таких разногласиях. Ты, – она указала пальцем на Жана, – Объясни, с чего это началось. – Меня не будет оскорблять какой-то невежественный ребенок, – сказал Жан. – Ты собираешься драться со всеми, кто оскорбляет тебя? – спросила Лисински. – Ворон, – напомнил ей Уайт. Хименес вмешался, как будто мог каким-то образом подавить это легкое объяснение, прежде чем Жан его услышит. – Это не оправдание. Ты будешь часто сталкиваться с агрессивным отношением на корте этой осенью. Если ты позволишь им добраться до тебя, это будет проблемой для всех нас. Ты согласился играть в соответствии с нашими стандартами, когда перевелся сюда. Если ты не можешь сдерживать свой гнев, играя со своей собственной командой, как мы можем доверять тебе на корте осенью? Он не ждал ответа, а повернулся к Лукасу. – И ты, – сказал он, ткнув пальцем в лицо Лукаса, – Знай, что лучше не начинать тут драки. Сколько еще раз мы должны об этом поговорить, чтобы ты начал относиться к этому серьезно? Я знаю, что это не первый раз, когда вы нападаете друг на друга. Думаешь, Уинтер не предупредили меня о том, что это будет проблемой? – Коди – стукач, – сказал Лукас. – Они пытаются присматривать за всей нашей линией защиты, а это включает вас обоих, – сказал Хименес, – Что с тобой происходит? – Я думаю, что принять его было ошибкой, – решительно сказал Лукас. Его мнение не было для Жана сюрпризом, но то, что он сказал это так дерзко тренерам, было непостижимо. Жан немного отодвинулся от него на случай, если кто-то замахнется, но там было не так много места. Лукас заметил движение и бросил на него разгоряченный взгляд, – Кевин обманул нас, заставив принять его, чтобы мы могли саботировать Воронов для него и стать злодеями в процессе. Теперь мы замешаны во всем, что произошло во время чемпионата. Мы больше не хорошие парни и не хорошие спортсмены, мы закулисные злодеи. Я не подписывался на то, чтобы быть частью этого! Жан в отвращении искривил губу на Лукаса. – Это слова Грэйсона. Я знаю его голос. – Скажи, что он неправ, – обвинил его Лукас. – Единственная вещь, которую эта жалкая тварь делает хорошо – это экси. – Не смей говорить так о моем брате. – Он не твой брат, – ответил Жан, – Он Ворон. Он перестал быть твоим братом в тот день, когда подписал контракт с Эдгаром Алланом. Тебе повезло потерять его. Понадобились все три тренера, чтобы разнять их, когда Лукас набросился на него. Жан облизнул кончик своих губ и почувствовал вкус крови; его челюсть в какой-то момент онемела, но она, скорее всего, скоро начнет гореть. Руки Уайта на нем были напряжены, как будто он ожидал насилия, но Жан ни за что бы не ударил Тренера. Он держал руки в перчатках в стороне и ждал, пока Лукас перестанет сопротивляться. – Я не собираюсь верить тебе против него, – сказал Лукас, когда тренера наконец оттащили его. – Значит, верь ему, – сказал Жан, и Лукас бросил на него подозрительный взгляд мимо плеча Лисински. Жан очень хотел бы, чтобы у него было достаточно здравого смысла, чтобы заткнуться, но вызов уже выходил из него, пока он леденел от бездонной ярости, – Спроси у него, почему он так уверен, что слухи правдивы. Спроси у него, какова его часть в этом. Если ты хочешь верить ему просто из-за крови, тогда хотя бы заставь его сказать правду. – Что это должно значить? – требовательно спросил Лукас. – И не произноси имя Кевина своим невежественным ртом, – продолжил Жан, – Мой перевод не был связан с чемпионатом. Думаешь, я бы приехал сюда, если бы у меня был хоть какой-то выбор? Сюда? – Спасибо, – сухо сказал Уайт, – Тебе обязательно говорить так? – Неважно, – раздраженно сказала Лисински. Лукасу она сказала, – Это правда, Лукас. Мы не смогли бы подписать контракт с Жаном, если бы Эдгар Аллан не был готов к переговорам с нами. Мы утвердили его статус вместе с Президентом Андричем и Тренером Мориямой, прежде чем отправили факсом все документы в Южную Каролину. Жана убрали из состава Воронов в марте из-за вопиющих травм. Жан не знал это слово, но поскольку Лукас уже открыл рот, у него не было возможности спросить. – Это не убедительно, – сказал Лукас, наклоняясь мимо Лисински, чтобы увидеть Жана, – Все знают, что ты потянул связку на тренировочной игре. Если они вышвырнули тебя из-за чего-то такого незначительного, значит, они лишь искали повод выкинуть тебя как мусор. Я прав, – настоял он, когда Хименес встряхнул его, – Иначе почему они выставляли напоказ только двоих из идеального Корта? Они знали, что Жан был ошибкой, но слишком боялись разбираться с этим. – Разрешите разбить ему лицо, Тренер? – спросил Жан. – Отказываю, – сказал Уайт. – Это была не только связка, – сказал Хименес. В этот момент он посмотрел на Жана, колеблясь. У Жана ушло мгновение, чтобы понять, что он проверял, насколько он будет против этого разговора. Жан отвел взгляд, оставляя за Хименесом решение, как много он мог раскрыть. Когда он не стал протестовать, тренер защиты повернулся к Лукасу и сказал, – Полагаю, ты заметил на нем бесконтактное джерси? Вороны сломали ему ребра. От этого Лукас на секунду замолчал в потрясении, и Жан подумал, что его первый неуверенный ответ говорил сам за себя: – Грэйсон…? Как бы он ни злился, Жан не мог лгать. – Не это. Лукас ненадолго притих, и Хименес рискнул наконец отпустить его. Лукас предал это доверие всего одну короткую секунду спустя, когда спросил: – Что ты сделал? Что? – спросил он на гневный взгляд, который бросила на него Лисински, – Если ты можешь сломать ребра через чей-то нагрудник, ты, должно быть, действительно хочешь навредить этому человеку. Я не думаю, что я пересекаю черту, когда спрашиваю, почему они сделали это. Почему? Жан подумал, и на один жалкий, нелепый момент всем, что он мог слышать, был голос Джереми в его голове: «Мне жаль, что они обманули тебя, заставив думать, что ты это заслужил». Жан сделал резкий жест рукой, как будто мог избавиться от этих бесполезных чувств. Жан был Моро. Он принадлежал семье Морияма сейчас и навсегда. Его работой было быть тем, чем им было нужно. Для Ичиро это был надежный источник дохода; для Рико это был способ выместить жестокость и насилие, которые пожирали его изнутри. Может быть, «заслужил» не было лучшим словом, но это не было неправдой. – Несчастные случаи бывают на тренировочных играх, – сказал Жан. – Заткнись с этим, – сказал Лукас. – Достаточно, – сказал Хименес, теряя терпение с ними обоими. Сначала он обратился к Жану с суровым взглядом, – Я знаю, что для тебя это не идеал, но все уже решено. Мы готовы стать для тебя новым домом, но ты тоже должен пойти нам навстречу. Сохрани этот свой гнев для борьбы за мяч и начни вести себя как Троянец, если хочешь увидеть корт этой осенью. Понятно? – он подождал, пока Жан напряженно кивнет, прежде чем перевел такой же разочарованный взгляд на Лукаса. – И ты, – сказал он, и Лукасу пришлось отвернуться, – Ты знаешь лучше, значит будь лучше. Забудь все, что видел в новостях и все, что тебе сказал твой брат; очевидно, что в этой истории много того, чего никто из нас не знает, так что хватит делать поспешные выводы и начни с чистого листа. Беспокойся о своем исполнении на корте и своей учебе. Позволь нам беспокоиться о репутации команды. Да? – Да, Тренер, – сказал Лукас, с твердостью, в которую Жан не верил. – Если я еще раз увижу, как вы двое деретесь, вы оба будете сидеть на скамейке до октября. А теперь побежали. Я скажу, когда вы можете остановиться. Защитники сняли свои перчатки и шлемы, прежде чем медленно побежали вокруг внутреннего корта. Жан побежал первым, так что Лукас подождал несколько секунд, прежде чем побежал за ним на безопасном расстоянии. Жан считал шаги и сердцебиения в попытке держаться подальше от своих мыслей. В итоге он начал мысленно составлять список и представлять, как делает упражнения, когда этого уже было недостаточно, чтобы отвлечь его. Он наконец смог найти комфортное место несуществования, когда Лукас сравнялся с ним. – Скажи мне, почему ты ненавидишь его. Жан бросил на него холодный взгляд. – В сутках недостаточно часов. Лукас нахмурился на пустые трибуны. Ему понадобилась еще половина круга, чтобы ответить, и Жан не упустил то, как тренера следили за ними, как ястребы, когда они пробегали бок о бок. Когда они завернули за угол и были на безопасном расстоянии от скамеек, Лукас наконец понял, что хотел сказать. – Я больше его не знаю, – признался он. Его раздражало говорить это, судя по его выражению лица, но Лукас отвернулся, когда почувствовал на себе взгляд Жана, – Он пропал с лица земли на четыре года. В первый же день, как он вернулся, мы узнали, что он не вернулся бы домой, если бы его не заставили тренера. Он не извинился за то, что игнорировал нас, не спросил, чем мы занимались в его отсутствие, даже не спросил, как у меня дела с Троянцами. Я не мог заставить его даже посмотреть на меня, пока не спросил его о тебе. – Я не знаю, как это – быть Вороном, и что он чувствовал, когда учился у самого Тренера Мориямы. Я не знаю, были ли у него друзья или девушки. Я уже даже не знаю, какую музыку он любит, – Лукас замолчал, когда они пробегали мимо скамейки тренеров, прежде чем сказал, – Я даже не знаю его ебаную специальность. Понимаешь? Единственное, что я знаю о своем собственном брате – это то, что он ненавидит тебя. Он ненавидит меня за то, что я в той команде, которая украла тебя. – И ты ненавидишь меня из солидарности, – заключил Жан, – Возможно, тебе стоило бы быть Вороном, не считая того, что ты бы никогда не был достаточно компетентен с твоей статистикой. – Отъебись. – Бизнес. – Что? Жан сказал громко и медленно: – Специальность всех Воронов – бизнес. Это позволило ему пробежать один круг в покое, прежде чем Лукас снова сказал: – Скажи мне, почему ты ненавидишь его. – Ты, может, и не знаешь его, зато я знаю, – сказал Жан. – Это не ответ, – сказал Лукас, но Жану больше нечего было сказать. Лукас попытался дождаться ответа, прежде чем спросил, – Ты трахался с моим братом? Зубы, подумал Жан. Пальцы у него в волосах; сжимающая его подбородок до синяков рука. На секунду он почувствовал липкое горячее дыхание на своем лице, и он изо всех сил попытался стереть это воспоминание. Он рефлекторно потянулся к своей шее, но его ногти уткнулись в щиток на шее. Он провел языком по задней части своих зубов, пытаясь стереть вкус кожи Грэйсона, и прокусил внутреннюю часть щеки до крови. – Я задал тебе вопрос, – сказал Лукас. – Я игнорирую тебя, – сказал Жан, как будто это не было очевидно. – Ты хочешь, чтобы я верил ему, – напомнил ему Лукас, – Если я должен взвешивать его слова, дай мне что-то в противовес. Я уже знаю – думаю, что знаю – ответ, основываясь на том, что ты сказал перед тренерами, но мне нужно, чтобы ты сказал это. – Меня не волнует, что тебе нужно, – сказал Жан, снимая щиток на шее. Его пальцы нашли то место, которое Грэйсон любил кусать, и впились в него ногтями. Он хотел выцарапать из себя это воспоминание, но лучшее, что он смог сделать – это пустить себе кровь. Они завернули за угол и увидели Джереми, который был вне корта и у них на пути, и они замедлились и остановились перед ним. Джереми не смотрел на Лукаса, а сразу двинулся к Жану и поймал его запястье. Жан с удивлением осознал, что именно это было то, что заставило Джереми оторваться от тренировочной игры. Мысль о том, что Джереми уделял больше внимания ему, чем тренировке, была тревожной. Джереми аккуратно потянул его за руку. Когда Жан сжал его руку, Джереми посмотрел на Лукаса и сказал: – Посмотри, вернет ли тебя Тренер. Лукас сделал полшага назад, затем еще шаг, и наконец развернулся и ушел. Жан не хотел больше никогда разговаривать с ним, но он не смог удержаться от того, чтобы спросить: – Он дома? Лукас мог бы проигнорировать его, но другой парень резко остановился. Жан использовал свободную руку, чтобы толкнуть плечо Джереми, и Джереми послушно развернулся, чтобы Жан мог видеть за ним. Лукас молчал минуту, как будто размышлял, стоит ли отвечать, и затем наконец сказал: – Его выписали вчера, он полетит обратно в Западную Вирджинию в субботу. Он даже не позвонил, чтобы сказать, что вышел. Я узнал от мамы. Он не ждал ответа, прежде чем отправился дальше. Джереми обратил на Жана обеспокоенный взгляд и снова потянул его за руку. В этот раз Жан ослабил хватку и позволил Джереми высвободить свою руку. Джереми дотронулся до его подбородка, пытаясь заставить повернуть голову так, чтобы лучше видеть повреждения, но Жан вернул свой щиток для шеи на место. Шея болела, и он будет чувствовать это всю тренировку, но боль была слишком острой для зубов, так что его это устраивало. – Поговори со мной, – сказал Джереми, почти слишком тихо, чтобы Жан его услышал. Было не так много способов спорить с Джереми, так что Жан пошел по тому пути, который с наибольшей вероятностью дал бы ему немного покоя: – Не сегодня. Жан не был намерен когда-либо рассказывать, но отсутствие прямого «нет» дало Джереми достаточно ложной надежды, чтобы пока что опустить это. Он с поражением вздохнул, выходя из пространства Жана. – Может, в другой день. Остаток той тренировки ощущался бесконечным. Когда они наконец выпустили его обратно на корт, Жан полностью сконцентрировался на том, что он делал и как он играл. Когда его увели, чтобы дать время кому-то другому, на боковой линии было недостаточно движения, чтобы не дать его мыслям разбегаться. Он думал о Грэйсоне, о Фредерико Росси, о Эверморе и о Рико, и он начал бегать по ступенькам стадиона, чтобы попытаться выжечь эти мысли. Наконец, было время уходить. Тренера разделили линии между комнатами для совещаний, чтобы обозреть сегодняшние результаты, прежде чем отпустили их в душевые. Жан снова был чист и ушел раньше, чем половина парней успела намылиться, и он подождал в ряду нападающих, пока Джереми его догонит. Окончание тренировки было лениво хаотичным, и Троянцы слонялись туда-сюда в поисках своих одежды и ключей. Они были вымотаны и уже готовы идти, но все еще увлечены веселыми разговорами друг с другом. Жан закрыл глаза и позволил шуму унести его мысли подальше. Скамейка то и дело покачивалась, когда нападающие садились, чтобы завязать шнурки, но Жан ждал, пока не услышал голос Джереми, и только тогда снова открыл глаза. Как обычно, они двое остались последними, поскольку Кэт и Лайла не могли принимать душ быстро, даже если бы от этого зависела их жизнь. Внимательные взгляды, которые девушки бросили на него, когда направлялись к ним, заставили Жана задуматься, что Джереми сказал им, но к тому моменту он привык к этому отсутствию фильтров. Он не держал на них зла: Вороны тоже не были особо хороши в том, чтобы хранить секреты, учитывая, что они были перманентно закреплены в жизнях друг друга. – Пойдем? – спросила Лайла? Путь домой был тихим, и не в комфортном смысле. Кэт первая зашла в дверь, но схватила Жана за рукав, когда он заходил, чтобы остановить его. – Хей, – сказала она не ему, а остальным, – Вы можете сегодня поесть еду навынос? Ничего страшного? – Конечно, – сказала Лайла. Кэт быстро поцеловала ее в качестве благодарности и показала жест Жану. – Жди здесь. Лайла и Джереми обменялись любопытными взглядами, когда Кэт направилась в свою комнату. Жан слышал грохот, когда дверь в ее шкаф открылась и закрылась. Она вернулась через минуту, надев куртку, которую он видел на ней только тогда, когда она собиралась вывезти свой байк. Ее перчатки были засунуты внутрь ее шлема, который болтался у нее на пальцах, и она поймала его за плечо, чтобы вытолкнуть за его дверь. Жан не был уверен, почему она хотела, чтобы он проводил ее, но он посмотрел, как она вывозит свой байк на дорогу. – Поехали, – сказала она. Жан перевел взгляд с нее на мотоцикл и обратно. На нем было два сидения, но это было невозможно, что такая узкая штука была предназначена для двух человек. – Определенно нет. Она надела шлем и перчатки, заняла переднее сиденье и бросила на него выжидающий взгляд. – Ссыкун. – Отказ не безоснователен, – сказал Жан, – Мне только разрешили снова тренироваться. – Мы не разобьемся, – Кэт нетерпеливо похлопала по сидению за ней, – Я не разбивала мотоцикл с шестнадцати лет. – Это не убедительно. Был миллион причин, почему это была ужасная идея, но Жан, наконец-то, забрался на сидение позади нее. Она обхватила его руками свою талию и сказала: – Не сопротивляйся, ладно? – и она поехала по дороге прежде, чем у него была возможность передумать. Жан ощутил мгновенное и глубокое чувство сожаления. Отсутствие ремней безопасности и прочного каркаса для защиты было тревожным, и машины, между которыми проскальзывала Кэт, выглядели чудовищно большими с их хрупкой позиции. Жан серьезно задумался о том, чтобы слезть в следующий раз, когда она встанет на светофоре, но так и не успел осуществить это до того, как она заехала в автосалон и припарковалась у обочины. – Это салон моего дяди, – сказала она с немалой гордостью и прошла через переднюю дверь перед ним, – Сегодня у него выходной, иначе я бы тебе его представила, но я еще приведу тебя сюда в другой раз, чтобы познакомиться. Тома́с! Она сорвалась с места, тараторя что-то на испанском одному из продавцов. Жан пошел за ней, потому что не был уверен, что еще ему было делать, и в конце концов эта пара повела его в отдел с одеждой. Кэт взяла с полки две куртки, по очереди подержала их перед ним и оторвала бирку от одной из них. Бирку она вернула Томасу, чтобы он ее сохранил, и Кэт умчалась искать шлем и перчатки. Десять минут спустя они вышли оттуда, и Кэт сунула шлем в руки Жана. – Вперед! Снаряжение заставило Жана почувствовать себя лишь немного безопаснее. У него была мимолетная надежда, что Кэт отвезет их обратно домой, но, конечно, она только начинала. Жан был уверен, что она специально выбирала самые оживленные улицы. В третий раз, когда машина перестроилась в полосу перед ними, как будто их там вообще не было, Жан решил просто закрыть глаза, пока они не врежутся. Он не открывал их до тех пор, пока Кэт не издала триумфальный вопль перед ним, когда они сделали последний поворот и выехали на шоссе Пасифик-Коаст. Слева от них появился океан, такой близкий и такой необъятный, что Жан не был уверен, как машины не соскальзывали туда с дороги. Справа от него здания и витрины магазинов сменились скалистыми холмами, покрытыми редкими зарослями кустов. Может быть, это было из-за оттенка козырька его шлема, но безоблачное небо выглядело таким глубоким, что в нем можно было потеряться. Чем дальше они ехали на север, тем меньше были пробки, и Жан мог меньше переживать о том, что покалечится в аварии и больше о мире, разворачивающемся вокруг него. Ох, подумал он. Он такой большой. Это было настолько глупое замечание, что он раздраженно прикусил язык, но это назойливое чувство удивления осталось. За этим последовало ошеломляющее осознание, что он видел в Лос-Анджелесе больше, чем в любом другом месте, где он когда-либо жил в своей жизни. В Марселе он был на домашнем обучении, чтобы родители могли следить за ним, и его юношеская команда экси была всего в десяти минутах от дома. Вороны путешествовали по всему северо-востоку для игр, но они лишь переходили между автобусами, самолетами и стадионами без времени на то, чтобы осмотреться. Открытки Кевина были единственным реальным взглядом Жана на огромный мир вне Эвермора. Они с Кэт остановились поужинать в кафе на пляже, где все столики снаружи были под соломенными зонтиками, а половина посетителей пила коктейли из вырезанных фруктов. Ожидание мест на открытом воздухе, по оценкам, должно было составить около получаса, но Кэт поклялась, что это стоит того и записала свое имя в список. Если бы не вечернее время и бриз, дующий с океана, из-за их курток жара была бы невыносимой. Жан нес их шлемы и перчатки, пока они бродили по пляжу, так что Кэт могла раскапывать треснувших морских ежей и ракушки. Наконец она нашла одну, которая была целая, и с детской радостью побежала к воде, чтобы ополоснуть ее. Жан послушно осмотрел ее, когда она принесла ее обратно, и она сунула ее ему в нагрудный карман с веселым: – Это тебе! В конце концов, их позвали занять их столик. Почти все в меню получило бы злобный взгляд искоса от медперсонала Воронов, но Жан смог найти безвредный салат прежде, чем полностью потерял надежду. Кэт заказала фиш-энд-чипс и предложила ему откусить, как только ей его принесли. Жан отмахнулся от нее, и Кэт отпустила это, преувеличенно пожав плечами. Она мычала, пока ела, так, как она обычно делала, когда была счастлива, и Жан наблюдал за ней, пока она смотрела на океан. Теперь, когда они сели, он ожидал объяснение или причину этой незапланированной поездки. Когда она так и не объяснилась, Жан наконец спросил: – Почему мы здесь? – Мне здесь нравится, – сказала Кэт, слизывая жир со своих пальцев, прежде чем она вспомнила, что у нее есть салфетка. Пока Жан не надавил на нее снова, она обратила на него уже более серьезный взгляд, – Я не знаю. Я просто почувствовала, что немного свежего воздуха пойдет тебе на пользу. Нет ничего лучше поездки, чтобы вытащить тебя из твоих мыслей в настоящий момент, понимаешь? Жан минуту обдумал это. – Спасибо. – Все не так ужасно, как ты думал, правда? – спросила Кэт, – Я могу учить тебя на выходных, если хочешь. У нас есть старый байк дома, на котором мы раньше тренировались, но теперь, когда у всех нас есть свои, он просто собирает пыль. Они не будут против, если я его ненадолго позаимствую, я уверена. Возможно, я даже уговорю Виви привезти его к нам. Жан не был уверен, как ответить на это, так что он спросил: – Сколько вас? Это выбило из нее часть серьезности, и она ненадолго уставилась на него в задумчивом молчании. – Кажется, это первый личный вопрос, который ты мне задал, – сказала она и ответила, прежде чем он мог передумать, – Всего нас семеро. Но я не особо знаю старших двух. Они от первого папиного брака и старше меня лет на десять, так что они съехали, когда я была еще маленькая. – Лайла – единственный ребенок, – продолжила она, хоть и говорила ему это раньше, – У Джереми… Трое. Одна сестра, два брата. Старший брат – абсолютный идиот, но у вас обязательно будет один или два придурка, когда у вас четверо детей. Жан задумался, что она изменила в последнюю секунду и почему, но он посмотрел на то, как она нервно возила свою картошку по тарелке и решил не спрашивать. Мгновение спустя Кэт продолжила: – Что насчет тебя? Я была права, что у вас только ты? Было бы проще дать ей поверить в это и спасти себя от некомфортных вопросов, которые за этим последуют, но Жан решил попробовать немного честности. – Одна сестра, на четыре года младше меня. Я не разговаривал с ней с того момента, как уехал из дома, – сказал он, когда Кэт обратила на него взгляд с обновленными энергией и интересом, – Воронам не позволено иметь семьи. – Об этом я слышала, – сказала Кэт, и он догадался, что она имела в виду Лукаса, – Но ты больше не Ворон, правда? Тебе стоит попробовать снова с ней связаться. Мысль о том, что он мог, была одновременно непостижимой и бессмысленной. Ей было десять, когда он уехал из дома, всего десять, когда он перестал защищать ее от гнева матери и жестоких дел отца. Знала ли она, что он уехал не по своему выбору? Будет ли она винить его или простит его? Жан не был уверен, что хотел знать, что с ней сделало время. Пока она существовала лишь как осколки воспоминаний, она была в безопасности, маленькая и защищенная. – Может быть, – сказал он, потому что чувствовал, что Кэт будет спорить с прямым отказом. Как и Джереми, ее легко было надурить этим фальшивым чувством прогресса, и она съела остаток ужина в удовлетворенном молчании. Как только она оплатила счет, они отправились обратно к мотоциклу. Они сделали одну последнюю остановку на Пойнт Даме – утесе, с которого открывался вид на песчаные тропы и скалистое побережье. Кэт раскинула руки в стороны, наклоняясь навстречу порывистому ветру. Жан смотрел на нескончаемый горизонт, ощущая себя маленьким и бесконечным от момента к моменту. Он постучал пальцами в перчатках друг о друга. Холодный вечерний бриз. Радуга. Открытые дороги.