Солнечный корт

Джереми

Июнь ощущался так, словно все затаили дыхание. После двух самоубийств и одной попытки, родители Воронов и школьный совет поместили остальной состав под наблюдение, чтобы предотвращать новые суициды. То, с чем они имели дело, не касалось остальных, но, конечно, пресса устраивала себе неприятности, пытаясь отследить падение Воронов. По последним предположениям, по меньшей мере шестнадцать из оставшихся Воронов были помещены на постоянное стационарное лечение, и Лукас подтвердил, что Грэйсон был одним из них. Разговоры наконец-то перешли с Лисов и Троянцев обратно на нарастающие проблемы Воронов. Шансы, что Вороны восстановятся вовремя к началу летних тренировок, выглядели хлипкими, но задерживаться на этой теме было так бессердечно, что Джереми чувствовал себя плохо. Персонал экси в Эдгаре Аллане тоже находился под следствием, но никто не мог обнаружить Тэцудзи Морияму ради комментария. Последним разом, когда его видели, была та пресс-конференция, последовавшая за смертью Рико. Были слухи, что он вернулся в Японию, но куда он отправился оттуда было лишь догадками. Впервые за все время кто-то смог сунуть микрофон в лицо Ичиро Морияме. Джереми почти забыл, что у Рико остался старший брат. О нем появилось немного информации, когда умер Кенго Морияма, но Ичиро был довольно хорош в том, чтобы держаться настолько далеко от прессы и внимания общественности, насколько было возможно. Джереми рассматривал его молодое лицо, пока тот смотрел на прессу со спокойным презрением. Он был потрясающе красив и идеально одет в костюм, который кричал о неприличном богатстве. Кажется, с его бизнесом все было хорошо, несмотря на трагическую потерю генерального директора компании. Движение в углу его глаза предупредило его, что в какой-то момент Жан вошел в комнату. Он уставился на телевизор так, будто увидел привидение, и Джереми задумался, было ли для него легче увидеть Рико в чертах лица Ичиро, чем для Джереми. Джереми думал сказать что-то, но пытался слушать. Сам Ичиро не ответил ни на один из вопросов, которые ему задавали; женщина на его стороне разобралась со всем за него. Как бы они ни подходили к этому вопросу, ответ был один: текущее местонахождение Тэцудзи не касалось Ичиро. У Ичиро не было никакой информации, которая облегчила бы ведущиеся расследования, и никакого интереса в том, чтобы помогать. Все, чем он хотел заниматься – управлять своей компанией и сконцентрироваться на своей недавней помолвке. На последнем Жан издал глухой смешок и вышел из комнаты. Кевин не был Вороном уже больше года, но Джереми все еще проверял его, чтобы посмотреть, как он держится, пока его предыдущая команда распадается. Кевин был менее заинтересован в их проблемах, чем в своих собственных: фанаты Воронов превращали его жизнь в ад все это лето. Теперь, когда они переживали о проблемах Воронов, он наконец мог спокойно работать. Его целеустремленность была достаточно знакомой, чтобы быть убедительной, но Джереми думал, стоит ли ему подтолкнуть его к более честному ответу. В этом должно было быть что-то еще, раз Кевин отказывался от всех предложений интервью. Кевин знал, какие влияние и сила у него были, но у него не было смелости и энергии, чтобы надевать свою маску дружелюбия перед публикой. Джереми переживал за него, но он не так много мог сделать с другого конца страны. В итоге он решил доверить Кевина заботе Лисов. Это была необходимая жертва, потому что Жан требовал значительно больше его внимания. Жан не был самым жизнерадостным человеком и в хорошие дни, а в последующие за смертью Колин недели он был заметно еще более замкнутым. Джереми был рад, что тренера заставили его пройти терапию, даже если Жан выбрал психиатра на расстоянии, но то, с чем имел дело Жан, нельзя было исправить быстро. Джереми думал, поймет ли он когда-нибудь отношения Жана с Воронами, но каждый раз, когда он думал о павшей команде, у него болел живот. У него было еще слишком много работы, и при этом слишком немного недостающих кусочков пазла. Джереми, Кэт и Лайла делали все, что могли, чтобы отвлекать Жана от его мыслей, но их хватка ощущалась в лучшем случае скользкой. Больше всего Жан радовался, когда они смогли вынести большую кровать Джиллиан и заменить ее двумя одноместными. Жан был так доволен новой обстановкой, что выдержал еще один поход за покупками, чтобы заменить его постельное белье, без колебаний или жалоб. Джереми был менее уверен в таком раскладе, поскольку не привык делить комнату с кем-то слишком долго, но кровать была на ступеньку выше дивана, и Жан был до жути тихим во сне. Тихим, но не спокойным. Только переехав в эту комнату, Джереми обнаружил, как часто Жан просыпается от ночных кошмаров. Когда это случилось в первый раз, он что-то сонно пробормотал, и Жан сразу отмахнулся. После этого Джереми смирился с тем, чтобы просто наблюдать, как Жан сворачивается калачиком на кровати и заново учится дышать. В общем, Джереми отчаянно ждал, когда начнутся летние тренировки, которые их всех отвлекут. Первым днем, когда Троянцам предстояло вернуться, было 25 июня, так что к воскресенью 17-го большая часть персонала уже вернулась в город, чтобы разобрать их документы. К понедельнику 18-го Джереми и Жана вызвали на стадион. Дэвис был за городом, уехав в поездку в последний момент, но Тренерка Лисински и Медсестра Бин Нгуен были рядом, чтобы заново осмотреть Жана. Джереми оставил их троих и пошел проверить шкафчик Жана. Он был заполнен снаряжением в красном и золотом цветах, так что он подождал на лавочке, пока Жан присоединится к нему. Когда Жан пришел, в его походке была целеустремленность, которую Джереми никогда раньше в нем не видел, и Джереми знал его слова до того, как Жан их сказал: – Я допущен к тренировкам, но в первую неделю в бесконтактном джерси. – Это замечательно! – сказал Джереми, воодушевленный редким хорошим настроением Жана, – Смотри! Жан взглядом проследовал за движением его руки в сторону шкафчика и сразу пошел проверить свое снаряжение. Для человека, который говорил, что не наслаждается, играя в экси, у него на лице не было ни отвращения, ни усталости, когда он держал свое новое джерси на свету. Он провел кончиками двух пальцев по своему новому номеру и положил руку на тройку у себя на лице. – Отвратительные цвета, – сказал Жан, – Тот, кто их выбрал – придурок. – Они будут хорошо на тебе смотреться теперь, когда мы наконец-то вытащили тебя на солнце, – сказал Джереми, – Хочешь их опробовать? Я посмотрю, есть ли у Тренерки Лисински ключи от инвентаря, если ты хочешь протестировать свои новые клюшки, – взгляд, который Жан на него направил, был достаточным ответом, и Джереми со смехом вскочил со скамейки. Он нашел Тренерку Лисински в ее кабинете с открытым перед ней на столе досье Жана, – Хей, Тренерка. Вы не против, если я возьму Жана на корт? – Я буду тут еще час или два, – предупредила она его, когда вытащила ключи и аккуратно протянула ему, – Присматривай за ним. – Да, Тренерка. Он зашел в комнату для инвентаря на обратном пути. Три ведра мячей стояли на полках рядом с дверью, и он вынес одно в коридор, чтобы забрать его позже. Для каждой линии были отдельные стойки с клюшками, со стикерами, обозначающими ряды по имени и номеру игрока. Он взял одну из своих и одну Жана, присвистнув от веса клюшки Жана. Джереми пробовал тяжелые клюшки в конце старшей школы и на первом курсе колледжа, но вернулся к более легким, как только смог упросить Тренера Уайта отказаться от них. Это ставило его в невыгодное положение при борьбе клюшками, поскольку большинство защитников, против которых он играл, использовали тяжелые клюшки, но он принес эту жертву ради большего контроля над своими передачами. – Хорошие новости, – сказал он, возвращаясь в раздевалку, держа клюшки над головой. Все, что он хотел сказать дальше, он сразу забыл, потому что Жан сидел на скамейке без футболки. Несколько месяцев восстановления после травм неизбежно отняли у него часть самообладания, но Жан весь состоял из силы и длинных конечностей. Он стоял около Джереми у входа, вытянув одну руку в молчаливом требовании отдать его клюшку. У Джереми была секунда заметить серебряную цепочку с крестиком, прежде чем шрамы, усеявшие кожу Жана, выбили все остальное у него из головы. Сказать, что их было слишком много, было бы оскорбительным преуменьшением. Только со второго взгляда смутная тревога, затаившаяся в глубине его мыслей, обрела четкость: почти все шрамы Жана были на незагоревших участках тела Жана, расположенные там, где его джерси всегда скроет их от любопытных глаз. В основном это были пересекающиеся линии разной толщины, но то тут, то там виднелись маленькие ожоги не больше спичечной головки. Это не были травмы от тренировочных игр или несчастных случаев из детства; они были слишком многочисленными и точными. Каждый из них был нанесен намеренно. Джереми не знал, как снова обрел дар речи. Всем, что у него вышло, было слабое: – Жан? – Это проблема медсестер, не твоя, – пренебрежительно сказал Жан. Он был слишком отвлечен своей клюшкой, чтобы переживать о том, что было видно на его теле. Джереми постарался смотреть на то, как выглядели его пальцы, когда цепляются за струны ракетки, или оценить холодное одобрение в полуприкрытых глазах Жана, когда он проверял вес клюшки, но как что-то из этого могло иметь значение, когда кто-то буквально вырезал завитки на сердце Жана? Рука на его подбородке напугала его и заставила поднять глаза. Когда он встретился с глазами Жана, Жан сказал только: – Сконцентрируйся на том, то важно. – Я и так, – сказал Джереми. Жан открыл рот, снова закрыл его, и без слов отпустил Джереми. Джереми схватил его руку, когда он начал отворачиваться, – Кто сделал это с тобой? Жан ничего не ответил, кажется, довольный тем, чтобы просто смотреть на него в полном молчании. Может, он заметил упорство на лице Джереми, потому что в конце концов он сказал: – Мой отец. Это ощущалось как удар. Джереми уронил руку Жана с пораженным «Ох». Это был довольно жалкий ответ на такое ужасное признание, но Джереми не мог придумать ничего лучше. В его семье были проблемы – как и во всех семьях, как он предполагал – но никогда в его жизни его мать не поднимала руку на своих буйных детей. Он не мог себе представить быть ударенным родителем; как он вообще мог понять эту жестокость, стоящую за чем-то таким? – Не беспокойся об этом, – сказал Жан, отложив клюшку в сторону, чтобы закончить одеваться, – Это не повлияет на мое исполнение на корте. – Не в этом проблема. Родители должны любить и защищать тебя, а не… – Джереми беспомощно указал жестами в сторону Жана, – Мне жаль. Я не могу даже представить, как это было для тебя. – Представь, как переодеваешься, чтобы мы могли потренироваться. Джереми взвесил все вещи, которые он мог сказать, все вопросы, на которые, он знал, Жан никогда не ответит, и вздохнул, когда пошел искать свой собственный шкафчик. Жан присоединился к нему, когда он был уже наполовину готов. Джереми забрал мячи, когда они снова прошли мимо комнаты для инвентаря, и они вместе прошли на корт. Джереми открыл дверь и пропустил Жана вперед. Он наполовину ожидал, что Жан направится в центр корта, где он сможет осмотреть его целиком, но парень безошибочно пошел на свою стартовую позицию на первой-четвертой линии. Оказавшись там, он медленно развернулся на месте, рассматривая недавно отремонтированные полы, прежде чем поднял голову и посмотрел на табло, висящее высоко над головой. Джереми запер дверь и подошел, чтобы встать рядом с ним. Он поставил ведро у своих ног, чтобы натянуть перчатки, и улыбнулся Жану: – Что думаешь? – Безвкусица, – сказал Жан, осматривая трибуны сквозь стены и продолжая работать над своими перчатками, – Меньше, чем ожидалось, учитывая рейтинг вашего университета. – У нас было не так много места для этого, – сказал Джереми, беспомощно пожав плечами, – В любом случае, дело не в размере. – Оправдания, – сказал Жан, зубами оттягивая ремешки перчаток. Джереми возмущенно выпрямился. – Мне не из-за чего оправдываться, – Жан ослабил хватку и прикусил губу, и Джереми поспешил продолжить, прежде чем кто-то из них успеет задуматься о двусмысленности сказанного, – Давай начнем с пары кругов и продолжим тут. Скажи мне, если как-то не так себя почувствуешь, хорошо? Я сказал Тренерке Лисински, что присмотрю за тобой. Он подождал секунду, не удивился молчанию, и сказал: – Скажи: «Да, Джереми». У него было четкое ощущение, что Жан хотел закатить глаза. – Да, Джереми. Джереми забыл обо всем, что хотел сказать, и уставился на него. Это был первый раз, когда он слышал, чтобы Жан произносил его имя. Услышав его с акцентом Жана, Джереми почувствовал сильный трепет в животе. Он смотрел на него немного слишком долго, и Жан изогнул бровь в немом вопросе. – Ничего, – сказал Джереми, наклонившись, чтобы положить свой шлем рядом с мячами. Он передумал через секунду, – Жан, если я… – начал он, но запнулся, когда Жан обернулся на него, – Если я когда-нибудь сделаю что-то, из-за чего тебе будет некомфортно или ты почувствуешь себя небезопасно, пообещаешь, что скажешь мне? Если ты недостаточно доверяешь мне, чтобы сказать, что не так и почему, то по крайней мере доверься мне достаточно, чтобы сказать, что что-то не так. Я не смогу исправиться, если не буду знать, что есть проблема. Как твой капитан и твой партнер, разве я не заслуживаю шанса не быть злодеем в твоей истории? Жан почтил его жалостливым взглядом. – Ты капитан солнечного корта. Ни в одной вселенной ты не мог бы быть чьим-то злодеем. Это решительное доверие согрело его изнутри, но всем, что сказал Джереми, было: – Технически, это Золотой Корт. – Не притворяйся, что тебе не нравится это прозвище. – Нравится, – с улыбкой признал Джереми, – Готов? Он сохранял легкий темп, поскольку это был первый день Жана на корте за три месяца. Они чередовали разминку и упражнения для разогрева, полушаги и угловые удары. Почти у всех упражнений было два варианта: один статичный и один, который включал в себя контроль игрока, когда они пытались делать броски, но поскольку Жану нельзя было играть контактно еще какое-то время, Джереми аккуратно обходил вторую половину. Он думал, что запреты будут раздражать Жана, но Жан следовал его примеру без колебаний и жалоб. Он заметил, когда Лисински села на скамейку, чтобы понаблюдать за ними, но раз она не была у двери, чтобы позвать их уйти, он решил попытать удачу и продолжил тренироваться с Жаном. Наконец, она встала и постучала по стене корта, и Джереми принялся собирать разбросанные мячи. Жан снял шлем и перчатки перед тем, как помочь Джереми прибраться. Вдвоем это было легко, и Жан последовал за ним с корта. Поскольку Лисински была там, Джереми повел Жана к ней. Она окинула Жана беглым взглядом, прежде чем согласно кивнула. – Форма выглядит хорошо. Как ты себя чувствуешь? – Непростительно заржавелым, Тренерка, – ответил Жан. – Ты уже скоро вернешься в норму, – пообещала ему Лисински, – У вас двоих есть пара минут зайти со мной в Лайон? Мне нужно проверить твой уровень подготовки, на случай если придется корректировать твой распорядок дня, – Жан посмотрел на Джереми, который согласно кивнул, и Лисински жестом указала им следовать за ней в раздевалку, – Значит, хорошо. Переоденьтесь во что-то, в чем проще двигаться, и я вас подвезу. Сначала они убрали мячи и клюшки, чтобы Лисински могла вернуть свой ключ на место, затем сняли свою форму и кинули ее в корзину, чтобы ее забрали и постирали. Комната с душевыми была слишком огромной для них двоих, и они мылись, стоя лицом к противоположным стенам. Жан вышел еще до того, как Джереми закончил ополаскиваться, и Джереми бросил ошеломленный взгляд в сторону двери. С момента переезда он заметил, что Жан невозможно быстро принимал душ, но он думал, что смыть пот после тренировки займет чуть больше времени. Он предполагал, что такая спешка была связана с расписанием Воронов, с которым они даже дышать не успевали, и он вздохнул, ускорившись. До Лайона было недалеко идти, но еще быстрее было ехать, и Джереми следовал за ними двумя, когда Лисински сажала Жана на разные тренажеры. Он шел туда, куда она показывала, и поднимал то, что она просила, испытывая как нагрузки на свое недавно выздоровевшее тело, так и последствия трех месяцев отстранения от игры. Жан не был достаточно глуп, чтобы жаловаться на свое исполнение тренерке, но Джереми видел приглушенное разочарование в его взгляде, когда ему пришлось столкнуться со своими новыми ограничениями. Возможно, Лисински тоже это чувствовала, потому что ее комментарии были более оптимистичными, чем ее обычные короткие оценки. В общем, все проходило с переменным успехом, пока Лисински не повела их в центр водного спорта. Она болтала о программе водной аэробики и ее преимуществах, стоя к ним спиной, так что упустила из виду то, как Жан застыл, когда осознал, где он находится. Джереми почти положил руку ему на плечо, но в последнюю секунду решил, что не хочет быть избитым, поэтому остановился на тихом: – Хей. Ты в порядке? – В порядке, – ответил Жан бесцветно и неубедительно и пошел догнать Лисински там, где она остановилась подождать их. Она наполовину развернулась, чтобы пойти дальше, когда они остановились около нее, но у нее не заняло много времени осознать, что Жан больше ее не слушал. Он даже не отреагировал, когда она замолчала, чтобы рассмотреть его; он уставился на бассейн так, будто думал, что он его укусит, если он отвернется. – Я тебе надоела, Моро? – спросила она. – Нет, Тренерка, – сказал Жан. Джереми лениво задумался, не пересекал ли он черту. – Я не думаю, что Жан может плавать. Лисински изогнула бровь на Жана. – Немного староват, чтобы не уметь. – Нет, я… Я могу плавать, Тренерка, – Жан уже потянул руку к своей шее, но одернул себя на полпути, и вместо этого схватился за цепочку на шее. Его губы превратились в бескровную линию, когда он смотрел, как солнечный свет танцевал на воде, и он взволнованно сжал серебряную цепочку, прежде чем сказал, – Это было много лет назад, но я должен вспомнить. Лисински рассматривала его одну бесконечную минуту, затем поймала его плечо и с силой толкнула его к краю бассейна. Он были слишком далеко, чтобы это было реальной угрозой, но Жан мгновенно отреагировал. Джереми никогда не узнает, как он вырвался из ее хватки и оказался у ближайшей стены так быстро, но Жан ухватился за нее, чтобы поймать баланс, поскольку его ноги угрожали перестать работать, и закрыл глаза. – Извините, – смог сказать он слабым голосом, – Извините, я… Если ему и было, что еще сказать, он тут же забыл это, поскольку теперь его рука сжималась вокруг его горла так, что костяшки его пальцев побелели. Джереми бросился к нему и схватил его запястье. Сердцебиение Жана под кончиками его пальцев было как у колибри, и Жан вздрогнул так сильно, что Джереми почувствовал это своим локтем. – Жан, остановись, – попытался он, – Жан, отпусти. Ногти Жана уже оставили кровавые линии сзади, когда Джереми наконец смог оттащить его руку. Жан вырвал свою руку из рук Джереми, чтобы впиться тыльной стороной ладони в свой висок. Каждый вдох, который у него удавался, звучал так, будто он разрывал свои легкие пополам, слишком быстро, слишком резко и слишком коротко, чтобы помочь ему. Он еще не открыл глаза, но отвернулся от Джереми так, будто мог почувствовать пытливый взгляд Джереми на себе. Лисински положила руку ему на плечо, и Жан позволил ей опустить себя на колени. Он уперся руками в пол и склонил голову, тяжело дыша. Джереми сел, скрестив ноги, рядом с ним, пока Лисински возвышалась над ними двумя. Джереми не был уверен, что ему делать, так что крепко сжал запястье Жана и бормотал «Все в порядке, все в порядке», пока Жан не нашел силы вернуться к ним. Наконец Жан сел на корточки и пораженно уставился на пол перед ним. Его сердцебиение все еще было быстрее, чем Джереми понравилось бы, но Джереми медленно отпустил его. Лисински присела перед ними. – Теперь я приму объяснения. – Извините, Тренерка. – Не извиняйся передо мной, – разгневанно сказала Лисински, и Жан притих, – Я встречала людей, которые не умеют плавать, и я встречала тех, кто боялся попробовать, но никогда в жизни я не видела, чтобы кто-то реагировал так. Скажи, с чем это связано. Джереми ожидал историю о детской травме. Жан только на прошлой неделе сказал ему, что Марсель был на побережье. Разумеется, там была история о безрассудном ребенке, зашедшем слишком глубоко в воду и чуть не утонувшем, или местная трагедия, которая подпитывала кошмары еще много лет. Он прокручивал в голове все возможные варианты, когда Жан ответил, и эта страшная правда не была чем-то, о чем Джереми мог подумать: – Вода использовалась как исправительный инструмент в Эверморе, для исполнения и поведения, – сказал Жан, звуча измученным, – У меня давно проблемы из-за этого, но я буду с ними работать, Тренерка. Я обещаю, что не отстану. – Тихо, – предупредила его Лисински, и Жан послушно замолчал. Лисински барабанила пальцами по своим коленям, пока обдумывала это. В итоге она покачала головой и сказала, – Я найду для тебя что-то другое, пока остальные в воде. Официальная история, если Троянцы спросят – что ты не умеешь плавать. – Тренерка, я могу это сделать. Я не подведу. – Я сказала нет, – сказала она, и у Жана не было выбора, кроме как затихнуть, – Джеймс сказал, что ты нашел доктора, да? – когда Жан сдержанно кивнул, она продолжила, – Значит ты поговоришь с ним или с ней об этом, понял? Можешь вернуться к этому вопросу со мной, когда у тебя будет какой-то реальный прогресс, и не раньше. Она посмотрела на них, так что Джереми добавил быстрое «Да, Тренерка» к более подавленному ответу Жана. – На сегодня все, – сказала она, вставая на ноги, – Могу подбросить вас до дома. Джереми бросил взгляд на Жана. – Думаю, я бы лучше прошелся. Немного свежего воздуха нам не повредит, – когда Жан пробормотал тихое согласие, Джереми посмотрел на Лисински и сказал, – Но спасибо, Тренерка. И спасибо, что разрешили нам сегодня немного потренироваться на корте. Лисински бросила Джереми тяжелый взгляд, который он истолковал как Присматривай за ним. Когда Джереми понимающе кивнул, Лисински ответила: – Увидимся с вами двумя в понедельник. Она повернулась и оставила их там. Джереми подождал, пока она уйдет, прежде чем пополз по полу и облокотился на стену рядом с Жаном. Возможно, Жан почувствовал, что близился допрос, потому что он слегка прижимал колени к груди и зловеще смотрел в другую сторону. Джереми всего секунду думал о том, чтобы сжалиться над ним, а затем аккуратно склонился в сторону, чтобы прижаться плечом к плечу Жана. Жан все еще дрожал, хотя и слабыми разрозненными толчками. – Ты собирался все равно пройти через это, да? – спросил Джереми, – Ты действительно собирался пойти с нами в бассейн в понедельник, зная, как это отразится на тебе. – Мои проблемы – только мои, – сказал Жан, – Я не буду просить о компромиссах и тормозить команду. Я что-то придумаю. – Это несправедливо, – сказал Джереми, и когда Жан уже открыл рот, чтобы ответить, добавил, – По отношению к тебе и к нам. Для кого-то, так уверенного в том, что он заслужил, ты не выглядишь, будто задумываешься о том, чего заслужили остальные. Ты заставляешь нас делать тебе больно, даже не говоря нам об этом. – Я и так ужасно отстал, – сказал Жан, и это отвращение к самому себе в его голосе было больно слышать, – Ты не знаешь, как много от этого зависит. Я не могу позволить себе поблажки и особое отношение, и ты не должен тратить время на то, чтобы нянчиться со мной. Ты мой капитан и мой партнер. Знаешь, что это значит? Твой успех – это мой успех; твоя неудача – моя неудача. Это договоренность, которой следует каждая пара. – Нянчиться, – повторил за ним Джереми, и это было удивительно, как он не подавился, – Они действительно травмировали тебя. Ты не в порядке во всех смыслах, в которых я даже представить не могу. Ты это понимаешь? – Я все еще могу играть. – Мне все равно, – ответил Джереми, и замешательство, которое промелькнуло на лице Жана, больно было видеть. Он раздраженно махнул рукой и сказал, – Не в смысле… Мне не все равно. Я хочу, чтобы ты играл с нами, я хочу, чтобы ты снова веселился. Я хочу увидеть, что ты можешь на корте и что ты привнесешь в нашу линию защиты. Я хочу, чтобы мы наконец-то выиграли в этом году после того, как столько раз были так близко, но проваливались. Но это просто игра, Жан. Твои безопасность и счастье всегда будут более важны, чем наш сезон. – Ты наивен. – Может, ты и определяешь успех по тому, как мы справимся в этом сезоне, но я не обязан делать то же самое. Ты будешь моей историей успеха: Жан Моро как человек, не Жан Моро как идеальный Корт. Ты заботься об одном, я позабочусь о другом. – Это так не работает. – Есть какое-то правило против этого? – В этом нет никакой заслуги. Это все, чем я являюсь. Джереми проигнорировал это и снова спросил: – Есть какое-то правило против этого? Жан открыл рот, закрыл его, и нетерпеливо показал жест. – Технически, нет, но… – Хорошо, – сказал Джереми, с сопротивлением подняв подбородок. Он знал, какой будет ответ, но все равно должен был попытаться, – Ты хочешь поговорить об этом? – Тут не о чем говорить. – Ты уверен в этом? – Перестань спрашивать, – сказал Жан, – Ты только думаешь, что хочешь эти ответы. И это… Это было немного, но Джереми все равно почувствовал легкий укол надежды. Жан знал, что его секреты были ужасны и жестоки; он знал, что никто кроме Воронов никогда не сможет оправдать это. Это означало, что какая-то часть Жана понимала, что то, что с ним случилось, было чудовищным преступлением, даже если он сопротивлялся и отмахивался от этого, считая чем-то нужным и заслуженным. Может, он пока не мог посмотреть правде в лицо, и пока он не сможет, он не вылечится, но семя было посажено. Жан просто всеми силами подавлял это, чтобы выжить. Что случится, если он потеряет хватку? Джереми задумался. Когда Жану наконец придется принять, что вся бесчеловечность, применяемая к нему, была зря, будет ли он в ярости от несправедливости или сломается под весом, который нес слишком долго?

–

По причинам, которые Джереми, на самом деле, не мог понять, он не рассказал Кэт и Лайле о том, что случилось в Лайоне в понедельник. Это было немного тревожно, держать что-то в секрете от них, но Жан оказался хорошим способом отвлечься от этого чувства вины. Снова иметь доступ на корт после трех месяцев вне его успокоило нервы Жана так, как больше ничто не могло. Казалось, он осознавал себя и где он был лучше, чем он был с момента смерти Уэйна. Джереми назвал бы это принятием желаемого за действительное, но Лайла и Кэт тоже комментировали его улучшившееся настроение. Лайла была достаточно оптимистична в отношении его восстановления, и она даже отправилась с ним в пятницу в новый поход за покупками, чтобы пополнить его гардероб. Джереми и Кэт было отказано еще до того, как они могли предложить пойти с ними, так что Джереми провел вечер, разыскивая остальных членов своего ближайшего окружения. У Жана будет возможность познакомиться со всеми Троянцами в понедельник, но знакомить его с двадцатью с лишним новыми лицами за раз не выглядело, как идеальный путь. Если Джереми сможет хотя бы собрать своих друзей вместе для предварительной встречи и показать им, что Жан не нес угрозы, это будет хорошее начало. У него был давно созданный чат для них восьмерых, но поскольку Лайла была занята с Жаном, Джереми не хотел разрывать ей телефон. Он пролистал до чата капитанов, который включал только его, Коди и Ксавье. Ксавье скажет Мин, а у Коди все еще были Пэт и Ананья под боком, так что Джереми мог договориться со всей группой только через них двоих. Он обсуждал это с ними, пока Кэт готовила два разных вида маффинов. Джереми сделал быстрое селфи, чтобы показать им свои волосы, прежде чем спросил у Кэт: – Ресторан или здесь? – Для девяти может быть немного тесно, – сказала она, – Может, мы можем сходить в это гавайское кафе на дальнем конце кампуса? В любом случае, там недалеко идти оттуда, где они оставят свои машины, и там должно быть что-то, что даже Жан согласится съесть. Джереми напечатал сообщение только наполовину, когда сообщение от Лайлы его остановило. Кэт не могла проверить телефон, поскольку у нее была сковородка для маффинов в одной руке и лопатка в другой, так что Джереми поморщился и передал ей новости от Лайлы: – Жана заметили. Много грубых вопросов о Уэйне и Колин, судя по всему, так что они едут домой пораньше. – Великолепно, – устало сказала Кэт, – А он ведь только приободрился, – она откинула голову назад и посмотрела в потолок, обдумывая варианты, – Похоже, тогда придется все-таки разместить их тут. Не уверена, что Жан захочет снова идти куда-то, после общения с любопытными незнакомцами. Как только придумаю, чем буду нас кормить, пойду в магазин. Джереми стер изначальное сообщение и начал заново. Понадобилось еще несколько сообщений, чтобы договориться насчет времени и получить пару предложений по ужину, и дальше делать было больше нечего, кроме как пробовать маффины Кэт и мыть посуду. Они уже развалились вместе в гостиной, когда услышали, как подъезжает машина Лайлы, и Кэт сразу встала и пошла к двери. Джереми ждал, пока они придут, в холле. Выражение лица Жана было нечитаемым, когда он проскользнул мимо, но Джереми не упустил то, как Лайла на него смотрела. Он забрал у нее сумки Жана, чтобы она могла остаться позади с Кэт, и он отвернулся, когда Кэт поцелуями снимала с нее напряжение. Жан вывернул свои сумки на свою кровать и принялся срывать стикеры и бирки со своей новой одежды. Джереми был медленнее со своей частью, чтобы он мог рассмотреть их по ходу, и он был благодарен за сегодняшнюю жертву Лайлы. У нее было хорошее чувство стиля, и она могла работать в узких рамках тех немногих цветов, которые Жан принимал. Эта футболка была нового оттенка для него, темно-синего, напоминающего Джереми океан на закате. Жан взялся за рукав и приподнял ее, чтобы рассмотреть переднюю часть. Заметил, что Джереми смотрел на нее, и искал, в чем проблема, как мог догадаться Джереми. Джереми не мог сказать, что представлял, как Жан будет выглядеть в ней, с этим круглым вырезом, спускающимся ниже его шеи, так что просто сказал: – Хороший цвет. Жан отпустил это без комментариев и вернулся к своей стопке. Он закончил первый и сложил все в корзину для белья. Он задержался там на пару секунд, прежде чем обратил задумчивый взгляд на маленькую стопку около Джереми. Джереми вопросительно поднял бровь, но Жан только вздохнул и подошел к комоду. Джереми не пришлось долго гадать, потому что Жан выдвинул верхний ящик и начал разгружать его. Джереми ожидал увидеть носки и нижнее белье, но Жан вернулся с полудюжиной тетрадей на спирали. – У тебя все это время был стол, – весело напомнил ему Джереми. Жан не соизволил ответить, но понес стопку из их комнаты в учебную. Джереми закончил с одеждой, которой он занимался, сбросил ее в корзину Жана и с новым интересом посмотрел, как Жан вернулся. В этот раз он забрал горсти чего-то, что выглядело как магниты, и необходимость покопаться в них, чтобы украдкой взглянуть на интересы Жана, заставила Джереми покачаться на ногах. – Мы можем освободить место на холодильнике, – сказал он. – Они больше не крепятся, – сказал Жан. Изношены, но вызывают сентиментальность, предположил Джереми, и последовал за Жаном в учебную комнату. Похоже, Жан почувствовал его любопытство, потому что закинул все в единственный ящик стола и задвинул его жесткой рукой. Тогда Джереми послушно сел за стол Кэт, чтобы смотреть. Жану понадобился еще всего один поход. Открытки были сложены в ящик вместе с магнитами, в то время как ноутбук и фотография расположились на поверхности стола. Поскольку теперь фото было лицом вверх, Джереми посмотрел на него. Он был потрясен сильнее, чем должен был, тем, что на нем была девушка. Ее волосы были достаточно особенными, чтобы быть знакомыми, светлые с пастельными кончиками, но никак не мог вспомнить ее. Он видел ее раньше, но… – Вратарка, – сказал он, когда до него, наконец, дошло, – Лисы Пальметто. – Реке Уокер, – согласился Жан, и ничего не уточнил. – Она милая, – сказал Джереми. Вышло достаточно убедительно, учитывая, что у Джереми в любом случае не было особого мнения. Он был сразу же предан Кэт, которая зашла в комнату на самом завершении разговора и сказала: – Как будто ты можешь отличить девушку от коровы в хороший день. Дай посмотреть, из меня судья получше, – она подошла к столу Жана и взяла фотографию Рене, – О, хоть раз в жизни ты прав. Жан уставился на Кэт так, будто не понял ее слов, перед тем как обратил любопытный взгляд на Джереми. – Тебе нравятся мужчины. Это не было вопросом, но это и не было сказано с какой-то реальной уверенностью. Лучшим ответом было простое да, но Джереми поколебался. Он заметил, как пристально Жан смотрел на Кэт и Лайлу, и он не упустил того, как взгляд Жана следил за ним, когда он переодевался ко сну. Поскольку Жан быстро отворачивался, когда его ловили, Джереми пообещал себе, что не будет спрашивать. Однако это было слишком удачное начало этого разговора, чтобы его упустить, так что он наконец сказал: – Более исключительно, чем тебе, полагаю. Тебя это беспокоит? Жан молчал так долго, что Джереми подумал, что он отказывается отвечать. Затем сказал: – Лукас. Джереми в замешательстве уставился на него, и Жан нетерпеливо щелкнул пальцами, объясняя: – Он сказал, что не доверяет твоему суждению, когда это связано со мной. Его брат сказал ему, что я шлюха, и он знает, что тебе нравятся мужчины. Он оскорбил твою добропорядочность, предполагая, что ты взял меня в команду по таким причинам. – Он оскорбил этим нас обоих, – сказал Джереми, – Я верю, что он рано или поздно придет в себя. Жан издал грубый звук и жестом привлек внимание Кэт. Она вернула ему фотографию Рене с веселым: – Неплохая партия, Жан. – Она не моя партия, – Жан положил фотографию на стол, перевернув ее. Кэт пальцами ног пнула ногу Джереми и спросила с преувеличенной невинностью: – Просто подруга, которая случайно оказалась девочкой? – Видимо, – сказал Жан. Он звучал почти меланхолично, и мысли Джереми зацепились за это, а не за триумфальную улыбку, тронувшую уголок губ Кэт. Он ожидал, что Жан оставит это как есть, но после того, как он минуту смотрел на обратную сторону фотографии, Жан добавил: – Это она забрала меня из Эдгара Аллана, когда я травмировался. – Забрала, – повторил Джереми. – Перевод не был моим выбором, – сказал Жан, – Вороны не покидают Эвермор. Это было запоздалое признание, от которого у Джереми застыла кровь в жилах. – После всего, что они с тобой сделали, ты бы с ними остался? – спросил он, но, конечно, Жан остался бы. Учитывая Жана, утверждающего, что он заслужил все, что с ним сделали, и Воронами, разваливающимися без их Гнезда, это была печальная и неоспоримая правда, – Даже после того, как они сломали тебе ребра? Прямо как по сигналу: – Травмы случаются на тренировочных играх. Лайла зашла в комнату как раз вовремя, чтобы услышать это, и указала ему на свой боба чай. – Каждый раз, когда ты говоришь это, ты забираешь год моей жизни. Я бы очень хотела дожить до девяноста, так что, пожалуйста, прекрати это. – Я тебе не верю, когда ты пьешь такую гадость, – сказал Жан с неодобрительным взглядом на ее напиток. Лайла смотрела прямо на него, когда сделала большой глоток через трубочку, и Жан повернулся к Джереми, – Отведи меня на корт. – Терпение, малыш. Тренировки начинаются в понедельник, – напомнила Кэт, – Поможешь мне придумать завтрашний ужин? Я думаю о пернил асадо, но если пойдем этим путем, то нам надо придумать что-то вкусное для Ананьи вместо этого. Вегетарианка, – сказала она и приложила тыльную сторону ладони ко лбу, как будто почувствовав слабость, – Я один раз пробовала, но продержалась всего три недели. Не знаю, как она продержалась так долго, но она молодец. Жан подумал пару секунд, но не о еде: – Ананья Дешмукх? – Одно и то же. Мы хоть сказали тебе, кто тут будет? – спросила Кэт, – Ты наконец-то познакомишься с компанией потаскушек. Джереми посмотрел в небо в поисках терпения. – Ты знаешь, что Тренер ненавидит это прозвище. – Сказал человек, который назвал наш групповой чат «Потаскушки» в ту же секунду, как я предложила, – сказала Кэт, беззаботно пожав плечами. Жан нахмурился. – Я не знаю это слово. – Ой, прости. Все время забываю, что английский – твой второй язык, – сказала Кэт. – Он мой третий, – сказал Жан. Они все обернулись и уставились на него, но он только отвернулся. Когда Кэт устала ждать, когда он сам уточнит, она спросила: – Какой был второй? – но Жан притворился, что не слышит. Она дала ему еще несколько секунд на то, чтобы прийти в себя, и отложила этот вопрос на другой день, – Потаскушка – это, эээ… – она посмотрела на Лайлу в поисках помощи, прежде чем сказала, – Бродяга? Шлюха? Боже, я понимала его, пока мне не пришлось объяснять. Не принимай это за чистую монету, ладно? Это просто реакция на кое-какую драму на моем первом курсе. Кэт посчитала их на пальцах: – Во-первых, у нас есть Ксавье и Мин. Ксавье – наш вице-капитан, а Мин должна заменить Джиллиан в качестве стартовой полузащитницы во втором тайме. Они милые в худшем смысле. Ты поймешь, как только увидишь это. Не могу дождаться, когда они поженятся. Это будет невероятно безвкусно. – Помнишь Коди с Венис-Бич? – спросил Джереми, – Они тоже будут здесь, вместе с Ананьей и Пэтом. – Дерзко со стороны Пэта появляться здесь, когда я собираюсь выбить из него все дерьмо, – сказала Кэт скорее с раздражением, чем с искренним разочарованием. Когда Жан бросил на нее косой взгляд, она всплеснула руками и объяснила, – Пэт и Ананья уже почти год хотят трахнуть Коди. Я правда думала, что если Коди съедутся с ними этим летом, то это сдвинет дело с мертвой точки, но, видимо, нет. Это уже как-то жалко. – Пэт и Ананья помолвлены почти столько же, сколько Коди их знают, – отметила Лайла, прижимаясь к боку Кэт, – Ты не можешь винить Коди за то, что они напуганы тем, какое место они могут занимать в чем-то подобном. – Смотреть, как они тоскуют друг по другу, так скучно, – сказала Кэт, – В какой-то момент кто-то из них должен сделать реальный шаг. Лайла поправила ее волосы. – Не все настолько безрассудно храбрые, как ты. – Я была в ужасе, – сказала Кэт, пожав плечами. Она подняла палец, когда цитировала чьи-то слова, сказанные ей, – Если ты хочешь чего-то недостаточно, чтобы бороться за это, то ты не заслуживаешь это, – она обняла Лайлу за плечи и чмокнула в щеку, – Ты стоила того, чтобы рискнуть. Тогда и всегда. – Лесбиянка, – сказала Лайла, и на ней была та лучезарная улыбка, которую у нее могла вызвать только Кэт. Кэт украдкой поцеловала ее еще раз, и Лайла поддалась ей. Кэт довольно замурлыкала в губы Лайлы, прежде чем сказала: – Я передумала. Ты определенно должен отвести Жана на корт, Джереми. Не возвращайтесь до ужина. Джереми засмеялся и направился к двери. – Ухожу немедленно.