Those who shine brightest often burn fastest

      Как только гостья из прошлого скрылась за дверью, оставив за собой лишь слабый отголосок своего присутствия, Экко все еще чувствовал в воздухе едва уловимый аромат её духов, словно тонкую вуаль, окутывающую комнату. Это был какой-то странный, незнакомый запах, который, казалось, не принадлежал ни чему, что он когда-либо знал, и в то же время он вызывал в нём смутное ощущение чего-то болезненно-знакомого. Он вдохнул его еще раз, пытаясь уловить в нем хоть какое-то понимание, но кроме легкой сладости и едва уловимой терпкости он ничего не чувствовал.       В душе Экко царил настоящий хаос. Было и удивление, и сожаление, и какое-то странное, почти болезненное сочувствие. Он никак не мог собрать свои мысли в кучу. Он даже не подозревал, что та маленькая, вечно испуганная девочка, с которой он когда-то играл на улицах Зауна, сейчас находится в таком сложном и запутанном психическом состоянии. Он помнил Паудер, как милую, хоть и немного нескладную девочку, но то, что он увидел сегодня, было совершенно другим. Джинкс… Ее новое имя звучало у него в голове, словно какой-то тревожный звон, напоминая о том, что время не стоит на месте и что люди меняются.       Ему хотелось помочь ей, прижать к себе, словно маленькую девочку, которую нужно было защитить от всего мира, но он прекрасно понимал, что это было лишь его наивное желание. Спасать человека возможно лишь в том случае, если он хотя бы позволяет это делать, если он готов принять помощь и пойти на контакт. Джинкс, как теперь ее звали, не была Паудер. Она была словно птица, которая попала в капкан, и сейчас отчаянно сопротивлялась любой попытке ее вытащить, царапая и клюя всякого, кто посмеет подойти слишком близко. Он понимал, что ему придется действовать очень осторожно и что одного его желания будет недостаточно. Ему нужно будет завоевать ее доверие, словно приручая дикое животное, но он был готов к этому вызову. Он знал, что не может оставить ее в беде. Экко был готов помочь ей стать собой, той, кем она действительно хотела быть, а не той, кем ее сделала боль.       Вернувшись домой, Экко сбросил с себя больничный халат, который он в этот раз забыл снять в кабинете, словно стряхивая с него остатки напряженного рабочего дня, прошел в свою комнату, где царил привычный порядок, и устало опустился в кресло. Но мысли о Джинкс не давали ему покоя, словно навязчивая мелодия, которая постоянно звучала в его голове. Он посмотрел на свой телефон, и в его голове мелькнула идея. Экко понимал, что это, возможно, было нарушением профессиональной этики, но не мог с собой совладать.       Он решил все-таки вбить ее номер в поисковую строку и проанализировать ее новые социальные сети. Это было похоже на одержимость, но он не мог просто так отпустить ситуацию. «По крайней мере, техники горячего чтения никто не отменял,» — подумал парень с легкой долей самоиронии. Он понимал, что это не лучший способ помочь ей, но ему просто нужно было зацепиться хоть за какую-то ниточку, чтобы понять, что происходит в ее голове. Он прокручивал ленту, пытаясь анализировать каждый ее пост, каждую фотографию, словно искал какой-то скрытый код, который мог бы пролить свет на ее внутренний мир.       Прокручивая страницу, Экко словно погружался в психоделическое путешествие по сознанию Джинкс. Ее профиль в социальной сети напоминал витрину магазина, где на полках в хаотичном порядке были расставлены обрывки ее мыслей, увлечений и эмоций. Мрачные, эстетически выверенные фотографии сменялись кадрами, снятыми словно на бегу, с зернистостью и искажениями, придающими им эффект спонтанности. На одних снимках она позировала на фоне индустриальных пейзажей Зауна, ее фигура выглядела хрупкой и беззащитной, на других она была запечатлена в полный рост, ее глаза горели диким огнем, а на губах играла вызывающая улыбка.       Между мрачными пейзажами и эффектными портретами проскальзывали почти что забавные селфи, где она корчила смешные рожицы, кривлялась, выставляла язык и показывала на камеру «козу». Эти снимки как будто противоречили ее общей мрачной эстетике, и Экко невольно улыбнулся, вспомнив о ее детской непосредственности. Было видно, что она старалась быть разной, словно одновременно пыталась скрыть свою истинную сущность и в то же время найти ее.       На страничке было много репостов из разных пабликов, что давало представление о ее увлечениях. Экко увидел посты с цитатами из Ницше и Камю, перемежающиеся с мемами про котов и забавными картинками с животными. Были репосты из пабликов с концептуальным искусством и аниме, а также посты, посвященные музыке — от агрессивного индастриала до меланхоличных эмбиентных композиций. Её музыкальный вкус был таким же эклектичным, как и все остальное на ее странице, и Экко чувствовал, что это было отражением ее постоянно меняющегося внутреннего мира.       Среди постов встречались и собственные мысли Джинкс, записанные в виде коротких, обрывочных фраз, как будто она пыталась поймать ускользающие мгновения вдохновения. Они были наполнены какой-то мрачной философией и одиночеством, и заставляли Экко чувствовать тревогу за нее. Он понимал, что за этим кажущимся хаосом и небрежностью скрывается очень ранимая душа, которая отчаянно ищет понимания и принятия. Были заметки о ее рисунках, дизайнах, в них прослеживался хаос и какая-то странная красота, похожая на ее фотографии. На некоторых видео она училась играть на гитаре, и хоть звук был ужасный, Экко чувствовал ее увлеченность. Она была словно ураган, который не знал куда ему двигаться, и поэтому хаотично менял направление. Экко просматривал ее профиль, все больше понимая, что за этой маской дерзкой и сумасшедшей девчонки скрывалась ранимая и одинокая душа.       Случайно поставленный лайк на пост годовалой давности, оставленный в пылу аналитического рвения, предательски выдал его с головой. Экко отшатнулся от экрана, словно обжегшись, и поспешно убрал лайк, пытаясь как можно быстрее замести следы своей виртуальной слежки. Но было уже поздно. Сердце бешено колотилось в груди, и он чувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок.       Почти моментально прилетевшее сообщение заставило все его внутренние органы сжаться до предела, словно он только что совершил какое-то ужасное преступление. На экране телефона высветилось короткое, но красноречивое сообщение:       негоже за пациентами следить, мистер.       Экко застыл, словно парализованный, не зная, как реагировать. Он чувствовал, как краска заливает его щеки, и ему вдруг стало ужасно стыдно за свою слабость. Он знал, что это было крайне непрофессионально, но просто не мог совладать со своим любопытством.       Однако, перечитав сообщение еще раз, он заметил в нем какую-то игривую нотку, словно Джинкс не была по-настоящему зла. Она определенно шутила, как показалось Экко, возможно, даже была не против такого своеобразного внимания. Возможно, она тоже хотела понять его, так же, как он пытался понять ее.       Набравшись смелости, он быстро ответил ей, стараясь скрыть свое волнение под маской легкой небрежности:       Извини, Джинкс, не удержался) к тому же, моя смена закончена.       Он ударил по кнопке отправки быстрее, чем успел передумать, словно боясь, что его опять охватит чувство вины и стыда. Экко понимал, что это было на грани дозволенного, но решил рискнуть, поддавшись импульсу.       Практически сразу же пришел ответ, и Экко снова затаил дыхание, словно ожидая приговора:       ну вот, а показался таким правильным мальчиком, за кем ещё следишь после того как снимаешь с себя халат? ;)       В конце сообщения стоял подмигивающий смайлик, и Экко почувствовал, как напряжение в его теле начинает постепенно спадать. Он понял, что Джинкс не злится, что она даже как будто наслаждается этой ситуацией. Он был поражен ее дерзостью и уверенностью, и ему это нравилось. Экко, набравшись смелости, напечатал короткое, но многозначительное сообщение:       Только за тобой…       Он отправил его, затаив дыхание, и откинулся на спинку кресла, чувствуя, как по щекам пробегает легкий румянец. Он понимал, что диалог начинал клониться в совершенно не ту сторону, в сторону, где профессиональная этика теряла свою силу, а взамен приходили какие-то новые, незнакомые, и от этого еще более волнующие ощущения. Ему понравилось это острое чувство риска, это нарушение правил, которые до этого не смел переступать.       Ответ не заставил себя долго ждать, и на экране телефона тут же появилось новое сообщение:       отлично^^. рада что единственная у тебя такая :3       Экко прочитал его несколько раз, пытаясь уловить его истинный смысл. Он чувствовал, как сердце начинает биться чаще, а дыхание становится поверхностным. Он не мог поверить своим глазам. Она что… флиртовала? Этот смайлик с кошачьей мордочкой и игривая интонация были совершенно очевидным намеком, и Экко, как бы ни старался, не мог это отрицать. Он почувствовал, как его лицо растягивается в улыбке, и на душе становилось как-то легко и приятно.       Он понимал, что это было крайне неправильно, что он должен был прекратить этот диалог прямо сейчас, и вернуться к своим профессиональным обязанностям, но просто не мог. Что-то в ее дерзости и наглости его завораживало, и он не хотел отказываться от этого внезапно возникшего чувства. Экко понимал, что Джинкс была не просто пациенткой, она была каким-то загадочным лабиринтом, который он отчаянно хотел разгадать, и не собирался упускать эту возможность. Он хотел заглянуть за эту маску шута и хулиганки, и посмотреть, что скрывается внутри, и эта мысль сводила его с ума.       Экко, поддавшись импульсу и охватившему его волнению, напечатал еще одно сообщение, стараясь придать своему голосу как можно больше легкости и непринужденности:       Значит, я твой единственный сталкер? Что ж, это льстит)       Он отправил сообщение и с замиранием сердца стал ждать ответа, надеясь на продолжение этого дерзкого и забавного диалога. Он представлял себе, как Джинкс сейчас сидит у себя дома, с легкой улыбкой на губах, и набирает ему ответ. Но время шло, а ответа все не было. Экко начал нервно барабанить пальцами по экрану телефона, чувствуя, как его уверенность постепенно испаряется.       Наконец, сообщение пришло, но оно было не таким, какого он ожидал. Оно было коротким, саркастичным и с толикой едкой иронии:       о, мистер, не льстите себе. стандартный набор психолога: «интересуюсь вашими проблемами и просматриваю ваш профиль в соцсетях для сбора анамнеза» — и вы, как и все, не стали исключением. с нетерпением жду нашего сеанса, чтобы обсудить все мои пиздец какие интересные проблемы с менталочкой.       После этого сообщения Джинкс отключилась от сети. Экко застыл, словно его только что окатили ледяной водой, но в этот раз, не от разочарования, а от осознания своей глупости. Он перечитал сообщение несколько раз, чувствуя, как щеки горят, но на этот раз от стыда. Он понял, что его ловко поддели, вернув на землю с небес его фантазий. Она не просто отстранилась, она еще и заставила его почувствовать себя идиотом. Ее саркастичная шутка, с намеком на стандартную практику психологов, была настолько точной, что Экко просто не мог ничего на это возразить.       Он посмотрел на экран телефона, где все еще светилось ее последнее сообщение, и ему стало неловко за свою наивность. Она словно прочла его мысли и поставила его на место одним ловким движением. Хотел флиртовать, а получил отрезвляющий холодный душ. Он понимал, что перешел черту и теперь ему придется приложить немало усилий, чтобы восстановить ее доверие, если это вообще возможно. Однако, среди всей этой гаммы смущения и самобичевания, кое-что в ее сообщении прозвучало для Экко словно мелодия, до одури радостная. Она сказала про следующий сеанс… Джинкс не просто осадила его, она четко дала понять, что, несмотря на его непрофессионализм, она все же согласилась прийти еще раз. Она не отменила прием, не отказалась от его помощи. Эта маленькая деталь в ее сообщении, словно искра в темной ночи, согрела его и вернула надежду. Значит, он все еще имел шанс помочь ей, шанс исправить свою ошибку и наладить с ней нормальные отношения.       Он отложил телефон в сторону и откинулся на спинку кресла, чувствуя, что его спесь была сбита напрочь, словно ее саркастичная шутка сдула с него весь налет самоуверенности. Экко понимал, что вел себя как полный идиот, но в то же время был рад, что она не отвернулась от него полностью. Впереди был еще один сеанс, и теперь он с тревогой и предвкушением ожидал этого момента, словно это было какое-то важное событие, которое могло решить его дальнейшую судьбу. Он не знал, что произойдет, как она будет себя вести, и как ему нужно будет себя вести с ней, но понимал, что эта встреча будет не из легких. Ему придется приложить немало усилий, чтобы восстановить ее доверие и завоевать ее уважение, но был готов к этому вызову. Экко понимал, что эта встреча была важна не только для нее, но и для него самого. Ему нужно было доказать самому себе, что он может быть профессионалом, и что он может помочь ей, несмотря на ошибки.

***

О, ты еще бо́льшая дура.

      Джинкс сидела на диване, сгорбившись и обхватив себя руками, словно пытаясь спрятаться от собственных мыслей. Она чувствовала, как внутри нее бушует ураган противоречивых эмоций. Она определенно злилась, но это была не та ярость, которая обычно охватывала ее при воспоминании о прошлом или при виде несправедливости. Это была какая-то другая, более болезненная злость. Злость на себя. Какой, к черту, «стандартный набор психолога»?» Она прокручивала в голове свою фразу, и ей становилось только хуже. Почему она так отреагировала? Почему она не могла просто принять его внимание, как что-то хорошее?

Потому что глупая дурочка.

      Впервые после стольких лет одиночества и непринятия, к ней отнеслись по доброму, с искренним интересом, и она так бездарно оттолкнула от себя человека. Это была не просто глупая оплошность, это был какой-то ее собственный, саморазрушительный акт. Джинкс была похожа на ребенка, которому подарили долгожданную игрушку, а он в порыве гнева разбил ее на мелкие осколки.       Заходить в социальную сеть было страшно. Она боялась увидеть его ответ, боялась увидеть разочарование или насмешку в его словах. Она ведь сама залипала на его страничке, как какая-то глупая фанатка, прежде чем случайно увидела, как он лайкнул ее старый пост. И самое смешное, что у нее не было никаких оправданий своему интересу к нему. Она ведь тоже смотрела его фотографии и читала его посты. Она ведь тоже пыталась понять, какой он человек. И чем он был так интересен? Почему она, как какая-то глупая девчонка, стала изучать его профиль? Его страница была словно антипод ее собственной — она была аккуратной и выдержанной, наполненной фотографиями из путешествий и снимками с друзьями, где он улыбался искренней и открытой улыбкой. Никаких мрачных пейзажей Зауна, никаких кривляний и вызывающего поведения. Все было сдержанно, но в то же время по-своему интересно. Его посты были наполнены рассуждениями о науке и философии, а репосты отражали интерес к современному искусству и архитектуре. Экко казался таким правильным, таким ответственным, таким далеким от ее собственного хаоса. И именно поэтому он ее так притягивал.       Он ведь действительно мог смотреть ее страницу, чтобы лучше понять ее, чтобы подготовиться к следующему сеансу, чтобы помочь ей, а Джинкс, как последняя идиотка, начала заигрывать с ним, поддавшись на провокацию их детских воспоминаний. Конечно, Экко ей подыграл, чтобы не смущать ее, чтобы не обидеть, но она всё испортила своей саркастичной отговоркой. Она чувствовала, что ее глупость была безгранична, что она опять сделала все, чтобы испортить себе жизнь. Она сжала пальцы в кулаки, и ее ногти впились в кожу ладоней. Джинкс ненавидела себя за свою слабость, за свою неуверенность, за свою постоянную потребность все портить.

Он бы все равно сбежал от тебя, как все другие.

Да отъебись уже!

Ты сама с собой говоришь, глупая.

      Джинкс откинулась на спинку дивана, запрокинув голову и уставившись в потолок, словно ища там ответы на свои вопросы. Она чувствовала себя измотанной, словно после тяжелой битвы, где ее противником была она сама. Мысли роились в ее голове, сталкиваясь друг с другом, как осколки битого стекла. Она понимала, что ей нужно успокоиться, что ей нужно собраться с мыслями, но это казалось невозможным. Она была похожа на птицу с подбитыми крыльями, которая пытается взлететь, но каждый раз падает на землю.       Она закрыла глаза и попыталась сконцентрироваться на своем дыхании, но это не помогало. В голове снова всплыли образы Экко, его улыбка, его взгляд, его мягкий голос. Она чувствовала, как по щекам начинают катиться слезы, и не стала их сдерживать. Плакала от своей глупости, от своей слабости, от своего одиночества. Она плакала, потому что хотела быть нормальной, но в то же время понимала, что это невозможно.       Джинкс открыла глаза и посмотрела на свой телефон, который лежал на журнальном столике. Она чувствовала странное притяжение к нему, словно это был какой-то запретный плод. Она понимала, что ей не нужно заходить в социальную сеть, что ей нужно дать себе время успокоиться, но не могла себя остановить. Она протянула руку и взяла телефон, словно зачарованная, открыла приложение и увидела, что у нее нет новых сообщений. Джинкс с облегчением вздохнула, но в то же время почувствовала укол разочарования. Она не должна была ждать его ответа, но ей было любопытно, как он отреагировал на ее шутку. Она прокрутила переписку, перечитывая его сообщения и свои ответы, и каждый раз ее лицо кривилось от стыда. Она понимала, что вела себя как подросток, а не как взрослый человек, и это ее ужасно бесило.       Она закрыла приложение и отложила телефон в сторону. Джинкс почувствовала, что больше не может находиться в этом пространстве, где ее преследовали собственные мысли. Она поднялась с дивана и подошла к окну. За окном уже стемнело, и город зажег свои огни. Девушка посмотрела на мерцающие огоньки, словно пытаясь найти в них какое-то утешение. Она понимала, что ей нужно что-то менять, что ей нужно перестать себя разрушать, но она не знала, как это сделать. Она была похожа на корабль, потерявший управление, который несется по бурному морю, не зная, где его ждет берег.       «Необходимо подышать свежим воздухом,» — подумала Джинкс, словно пытаясь прогнать удушающую тяжесть, скопившуюся внутри. Она резко развернулась, словно убегая от собственных терзаний, и принялась торопливо одеваться. Движения были резкими и порывистыми, как будто она пыталась вырваться из невидимых пут, которые сковывали ее. Накинув куртку и натянув ботинки, девушка быстро схватила со стола начатую пачку сигарет, словно это был последний шанс на спасение, и выскочила из квартиры, даже не закрыв ее на замок.       Выйдя на улицу, Джинкс жадно вдохнула прохладный ночной воздух, и на какое-то мгновение почувствовала облегчение. Легкий ветерок трепал ее волосы, словно ласковая рука, и она на секунду закрыла глаза, пытаясь насладиться этим моментом свободы, достала из пачки сигарету и зажгла ее, жадно затянувшись, словно эта крошечная искорка могла прогнать тьму, которая поселилась внутри.       Ночной город, с его тихими улочками и приглушенным светом фонарей, казался совсем другим, не таким, каким он был днем. Он был спокоен и умиротворен, словно наблюдатель, равнодушно взирающий на человеческую суету. Джинкс медленно шла по тротуару, вдыхая запах ночи, и ее мысли постепенно успокаивались. Острые края ее переживаний становились мягче, а боль притуплялась, словно под воздействием незримого наркоза. Она смотрела на мерцающие окна домов, представляя себе, какие жизни скрываются за ними, какие истории там разыгрываются, и чувствовала себя немного лучше. Она была лишь частью этого огромного мира, и ее проблемы казались не такими значительными на фоне всего этого. Джинкс почувствовала себя маленькой и беззащитной, но в то же время свободной и независимой, словно волк, блуждающий по ночному лесу.       Ночной город, с его приглушенными огнями и тихими улочками, казался Джинкс спасительным бальзамом на ее израненную душу. Она бродила по улицам, словно потерянная, надеясь, что это умиротворение сможет задержаться в ней как можно дольше, что оно сможет прогнать терзающие ее мысли и вернуть покой. Она вдыхала прохладный воздух, пытаясь раствориться в ночной тишине, как вдруг, эта иллюзия спокойствия рассыпалась в прах, словно карточный домик от дуновения ветра.       Ночной город, казавшийся таким умиротворенным и спокойным, внезапно перестал быть убежищем для Джинкс. Он вывернулся наизнанку, обнажив свою темную, хищную сущность. Она шла по тихой улочке, пытаясь сбежать от своих собственных демонов, но они, как оказалось, подстерегали ее и здесь. Она вдыхала прохладный воздух, надеясь, что он сможет охладить ее разгоряченную голову, как вдруг, услышала позади себя тихие, крадущиеся шаги. Она ускорила шаг, стараясь не выдать своего волнения, но эти шаги становились все ближе и ближе, словно невидимые лапы, которые тянутся к ней из темноты. Сердце бешено заколотилось в груди, как загнанная птица, и дыхание перехватило от страха. Джинкс почувствовала, как чья-то рука внезапно схватила ее за руку, и ее охватил ледяной ужас, парализовавший все ее тело.

Бей!

      Она обернулась и увидела перед собой незнакомого мужчину, чьи глаза горели каким-то нездоровым, хищным огнем. Они смотрели на нее, словно на добычу, и в этом взгляде было что-то настолько мерзкое, что Джинкс захотелось кричать от отвращения. Он дернул ее на себя, не давая ей возможности отступить, и прижал к шершавой стене дома, его ладони сжимали ее руки, словно стальные тиски, не позволяя вырваться. Джинкс попыталась убежать, закричать, но ее голос словно застрял в горле, а тело сковал непреодолимый ужас. Она почувствовала, как его дыхание касается ее шеи, и внутри нее что-то сломалось. Все чувства смешались в какой-то дикий, хаотичный вихрь, и ее охватила волна панического ужаса, готовая захлестнуть с головой.

Бей! Бей! Бей! Бей! Бей!

      Внезапно пелена упала с глаз, в голове Джинкс вспыхнули обрывки кошмарных воспоминаний, словно осколки разбитого зеркала. Темные, извилистые улицы Зауна, пропитанные запахом гари и страха, крики, полные боли и отчаяния, чьи-то грубые, цепкие руки, которые касались тела с отвращением, ее собственная беспомощность, которая парализовала ее. Она снова стала той маленькой, испуганной девочкой, которая дрожала от ужаса и не могла себя защитить, той Паудер, которую так отчаянно пыталась похоронить в прошлом. Ее зрачки расширились, словно у хищного животного, готового наброситься на свою жертву, и все происходящее перед ее глазами начало восприниматься как в замедленной съемке, словно она наблюдала за происходящим со стороны. Джинкс чувствовала, как реальность искажается, а звуки приглушаются, становясь далекими и неразборчивыми.

Это ты виновата!

Проклятие!

Монстр!

Бей или умри как ничтожество в подворотне в горе мусора, захлебываясь от жалости к себе! Слабая! Слабачка Паудер!

      Она увидела перед собой не мужчину, а какого-то отвратительного монстра, порожденного ее собственным страхом, который хотел ее уничтожить, поглотить целиком, и она понимала, что у нее нет другого выбора, кроме как бороться за свое выживание.       И вот, словно повинуясь какому-то невидимому приказу, в ее руке появился швейцарский нож, с которым она никогда не расставалась, который всегда носила с собой, как талисман, как последнее средство защиты. Джинкс не помнила, как именно его достала, но она точно знала, что ей нужно использовать его, что у нее нет другого выбора, кроме как защищаться, если хочет выжить. Она замахнулась, с дикой, первобытной решимостью, и вонзила нож в его живот, не думая о последствиях, подчиняясь лишь инстинкту самосохранения.

Убей! Убей! Убей! Убей!

Мужчина закричал от боли, и этот крик, пронзивший тишину ночи, словно удар хлыста, внезапно вывел Джинкс из транса, возвращая ее в реальность. Она почувствовала, как ее тело наполняется какой-то странной, дикой, неконтролируемой силой, словно она превратилась в хищника, но в то же время ее охватил новый, еще более сильный ужас, который сковал ее изнутри ледяными тисками.       Она увидела перед собой окровавленного мужчину, который сползал на землю, хватаясь за раненый живот, и ее захлестнула волна панического, парализующего страха. Это была не просто самооборона, это было нечто иное, это было насилие, ужасное и отвратительное, и эта жестокость, эта тьма, исходила от нее. Она виновата. Она должна была предвидеть опасность, должна была остаться дома, не гулять слишком поздно по темным переулкам этого криминального района, который так хорошо знала. Она испугалась самой себя, испугалась той бездны, которая открылась перед ней, той тьмы, которая, как оказалось, жила внутри нее и была способна вырваться наружу, нанося непоправимый вред.

Слабачка! Он мусор, не достойный жить!

      Девушка бросила нож на землю, словно разорвала связь с собственным демоном, и побежала, не зная куда, словно загнанная в угол дичь, лишь бы подальше от этого места, подальше от этого кошмара, который сама создала. Она бежала, как будто за ней гнался сам дьявол, который вылез из преисподней, и с каждым шагом все больше погружалась в свой собственный, безумный мир, где реальность смешивалась с галлюцинациями, где прошлое и настоящее переплетались в единый клубок боли и страха, где она уже не могла отличить правду от вымысла. Она чувствовала, что словно растворяется, теряет свою идентичность, что больше не контролирует себя, что погружается в пучину безумия.

Только ты и я, Паудер, сама же взяла мое имя себе... Будь готова носить его с честью.