Открытая клетка

      

Глава 4

Волчий пастырь

***

      В начале октября в Париже всё ещё было необычайно тепло. Осень не торопилась омрачить беззаботные погожие деньки дождями и слякотью, погружая город в тягучую, словно ревеневый кисель, атмосферу уныния и безнадёжности. Облака медленно плыли по легкомысленно голубому небу. Такому же голубому, как глаза вальяжно растянувшегося на берегу Сены молодого человека. Жеан Фролло по прозвищу Мельник заложил руки за голову и перекатывал во рту соломинку. Время от времени на его красивое лицо набегала тень некой безрадостной мысли, и он страдальчески морщил чистый лоб. Сегодня вечером намечался великолепнейший дебош по случаю именин одного из его закадычных приятелей, а кошель, как назло, был плоским, точно грудь старой сводни Фалурдель с моста Сен-Мишель. В эту роковую минуту школяра посетило запоздалое озарение, что не стоило позавчера так щедро сорить экю в почтенном заведении любезной мадам Жискеты, заказывая двух девок сразу. Впрочем, он тут же отмёл эти рассуждения, как недостойные и попросту глупые. Нужно быть совершеннейшим ослом — asinus asinorum, — чтобы сожалеть о ночи с очаровательными близняшками-итальянками. Или малахольным святошей, как братец.       Жеан испустил тяжкий вздох и взъерошил светлые кудри. И ведь не объяснишь ничего этому сычу! Он голых женщин видел только на страницах своих маловразумительных манускриптов и его представления о сём чудесном явлении так же далеки от жизни, как королевские стрелки от соблюдения обета целомудрия. Жеан снова вздохнул, на этот раз с оттенком лёгкой мечтательности, вспоминая о многочисленных прелестях двух милых щебетуний. Не будь Клод таким унылым и злобным брюзгой, он бы, пожалуй, познакомил его с одной из своих подружек. Пусть хоть на старости лет увидит в жизни что-то путное. Но школяр отлично понимал, что вместо благодарности получит грандиозный скандал с отлучением от всех милостей. Или, чего доброго, бедолагу хватит удар от чрезмерно ярких впечатлений. А это уж точно никуда не годится — в планы Жеана не входило делаться круглым сиротой. Видать, братцу на роду написано до конца дней лелеять цветок своей невинности.       Мысли белокурого повесы снова вернулись к собственной финансовой несостоятельности. Из этого затруднения было невозможно выкрутиться витиеватыми цитатами консула Цицерона — тут требовалось средство понадёжней. Юноша видел несколько выходов из сложившегося положения. Можно было завалиться в один из кабачков на улице Фуар и затеяться с какими-нибудь простофилями в карты. Но по утру игра идёт вялая и большого куша не сорвать. Ещё можно наведаться к дочери смотрителя Крытого рынка и одолжиться там, но есть большая вероятность наткнуться на её досточтимого родителя, а это событие пострашней голода, чумы и народного бунта вместе взятых. Оставалось только одно — отправиться прямиком в гнездо филина.       Но здесь перед школяром вставало новое препятствие. Месяц только начался и своё содержание он уже получил. А Клод нипочём не раскошелится за здорово живёшь. Опять ударится в проповедь и примется распекать за леность и расточительность. Жеан поморщился. Проклятый скряга! На что этому блаженному вообще нужны деньги? Он и потратить-то их со вкусом не может — снова накупит всякой дряни для своей колдовской стряпни или очередных опусов каких-нибудь арабских эскулапов. Школяр извернулся с кошачьей ловкостью и легко вскочил на ноги. Он принялся прохаживаться вдоль берега, время от времени бросая задумчивый взгляд на переругивающихся рыбаков и колотящих бельё вальками прачек. Для вымогательства непременно нужен достойный повод. Но какой? Хорошо бы что-нибудь душещипательное. Например, можно сказать, что его ограбили и теперь он вынужден перебиваться с хлеба на воду. Но ведь братец нипочём не поверит! Он хоть и с придурью, но совсем не дурак. Юноша тупо уставился на носки своих башмаков, которые лизали серые волны. Жеан лениво поболтал ногой, подняв мутное облако илистой взвеси. Промокшая кожа глянцево блестела на солнце, точно шкура рептилии. В голове промелькнула смутная тень идеи. Вдруг школяр хлопнул себя по лбу и радостно воскликнул:       — Эврика! Вот прекрасный случай разжиться деньгами!       Не мешкая ни секунды, он плюхнулся на песок и выудил из потайного кармана лёгкого плаща небольшой, но довольно острый нож. Высунув язык от усердия, школяр взялся аккуратно срезать подмётки с башмаков.       План был прост и великолепен — явиться к брату в жалких обносках и стребовать средства на новую обувку. Уж тут-то Клод не сможет отказать. Подмётки можно наскоро пришить за бесценок на улице Охотничьего Рожка у одного прощелыги-еврея, а остальные денежки с успехом променять на бутылки.       Когда работа была окончена и башмаки стали напоминать крокодилов с нахально раззявленными пастями, Жеана охватили сомнения. А вдруг всё без толку? И, несмотря на все его усилия, Клод попросту ничего не заметит. Он и так-то частенько витал мыслями в горних сферах, но всё же великодушно снисходил до скромных нужд младшего брата. Однако в последнее время святоша совсем оторвался от грешной земли. И без того угрюмый и нелюдимый, брат и вовсе стал походить на одну из соборных статуй. Раньше он хотя бы иногда улыбался, а теперь лицо застыло, как у покойника. Настигнутый этим пугающим образом, Жеан зябко передёрнул плечами. Даже взгляд тёмных глаз Клода, обыкновенно внимательный и цепкий, стал каким-то стеклянным. Он смотрел сквозь Жеана, точно его не было и в помине, а если вдруг и обращался в его сторону, то в нём сквозило какое-то усталое презрение, граничащее с полным равнодушием. Этот погасший взгляд как будто говорил: «Вот снова эта бесполезная мошка вертится перед моим носом и надоедает всякими глупостями». И школяра охватывала непривычная злость. Порой ему до одури хотелось схватить Клода за плечи и хорошенько его встряхнуть. Чтобы хоть так расшевелить эту ледяную глыбу. Только это вряд ли бы помогло. Брат выходил из своего мертвенного оцепенения только для того, чтобы в очередной раз отчитать его за какую-нибудь особенно дерзкую выходку. Но даже это нравоучительное ворчание было лучше, чем абсолютное безразличие и лишённое всяких красок и чувств лицо каменного истукана. Жеан прикусил губу и нахмурился. А ведь когда-то брат даже смеялся — он это точно помнил! Ведь было же в нём что-то человеческое, тёплое и живое. Перед внутренним взором невольно встали картины детства, проведённого среди холмов и полей на берегу Бьевра. Но юноша нетерпеливо тряхнул головой, поспешно отгоняя тревожные и печальные мысли. К чертям пустопорожнее нытьё! Жизнь слишком коротка для никчемных сожалений.       Насвистывая себе под нос легкомысленную песенку, Жеан подвязал башмаки обрывками бечёвки, найденной в одной из рыбацких лодок, и двинулся в сторону Малого моста. Проходя мимо небольшой харчевни, он втянул носом чудесный запах жарящегося на вертеле мяса. Хорошо бы после визита к старому нетопырю заглянуть на монастырскую кухню. Повар, добрая душа, непременно его чем-нибудь угостит. Не оставлять же голодным любимого брата господина архидьякона, чёрт бы его побрал.       Спугнув по дороге стаю голубей, швырнув камнем в статую на перекрёстке улиц Бюси и Подъёмного моста и стянув яблоко с прилавка зазевавшейся торговки с проворством заправского щипача, Жеан наконец добрался до Соборной площади. И тут его мысли сбились, обратившись к предмету, не менее любезному, чем блестящие монеты. Неподалёку от паперти танцевало прелестнейшее создание — юная цыганочка в пёстром наряде. Жеан остановился, решив полюбоваться чем-то приятным перед неизбежным созерцанием постной физиономии братца. Однако юноша был не одинок в своём порыве приобщиться к прекрасному, и ему пришлось основательно потолкаться в толпе, чтобы найти местечко получше. В этот момент девушка исполнила особенно соблазнительный пируэт, явив настоящие чудеса гибкости. Школяр приветствовал её выходку лихим свистом, потому как другой способ выразить восхищение был ему недоступен. Эх, была бы у него хоть пара су! Жеан намётанным глазом пробежал по волнующим изгибам девичьего тела. Ну до чего же хороша, чертовка! Пожалуй, даже получше итальяночек, даром, что цыганка. С сожалением оторвавшись от пляшущей красотки, Жеан поспешил к собору. Выцепив одного из торчавших под порталом Святой Анны каноников, чей взор был обращён отнюдь не к небесам, школяр поинтересовался, где может найти архидьякона. При упоминании его высокопреподобия молодой священник соизволил отвлечься от танцев и заметно поёжился, из чего Жеан заключил, что братец сегодня был не в духе. Но жажда наживы была неодолима. Преисполнившись решимости, юноша собрался уподобиться гладиатору, выходящему на бой с тигром. Ave, Caesar, morituri te salutant! Удача, как известно, сопутствует смелым. Да будь он проклят, если не оборет этого змея в сутане, как Святой Климент, и не получит его сокровища!       Так подбадривая себя, Жеан ступил под своды храма и побрёл в указанном священником направлении. Брат обнаружился в боковом приделе вместе со своим помощником. Только мельком взглянув на лицо архидьякона, школяр понял, что дела обстоят совсем худо, но отступать было поздно. Жеан тряхнул головой и, выдав одну из своих самых ослепительных улыбок, ринулся в бой.       — Братец Клод, как я рад, что застал тебя!       Старший Фролло оторвал взгляд от бумаг, которые изучал, и хмуро посмотрел на школяра.       — Здравствуй, Жеан. Что случилось?       — Ну почему обязательно что-то должно случиться, чтобы мне захотелось тебя увидеть? — продолжая лучезарно улыбаться, спросил юноша.       Клод чуть приподнял брови.       — Вот как? Что ж, я тоже очень рад тебя видеть. Правда, сейчас я немного занят.       — Разумеется, милый Клод, — со светлой печалью во взгляде произнёс Жеан, чем вызвал лёгкую усмешку у помощника архидьякона. — Как и всегда. Я понимаю, ты очень важный человек. От тебя столько зависит! Прости, что дерзнул отвлечь тебя своим ничтожным появлением от исполнения пастырского долга.       Архидьякон прищурился.       — Так… Что произошло? Куда ты успел подевать деньги? Опять играл в кости?       — Ваши подозрения оскорбительны, — с достоинством заявил Жеан. — Сей презренный предмет давно покинул мои мысли, ибо ваши проповеди наконец достигли моих ушей.       Клод коротко вздохнул и вернул бумаги фламандцу.       — Отец Тома, ступайте. Мы закончим чуть позже.       — Хорошо, отец Клод, — отозвался тот, глядя на архидьякона сочувственно и немного злорадно. — Я зайду к вам после обедни.       Клод быстро кивнул и перевёл тяжёлый взгляд на младшего брата. Жеан мужественно продолжал улыбаться.       — Излагайте, сударь, — холодно произнёс священник, скрестив руки на груди. — Я внемлю.       — Зачем же так сухо? — с наигранной обидой спросил Жеан. — Неужели тебе совсем не интересно, чем живёт и дышит твой маленький Жанно? А вдруг я принёс радостную весть о своих успехах?       — Вы делаете успехи лишь в тех областях, что не способны меня обрадовать, — безапелляционно заявил Клод.       Тут он посмотрел вниз и застыл, вперив взгляд в изуродованные башмаки школяра.       — Это ещё что?       — Ах, сущий пустяк! — скорбно вздохнул Жеан. — Всего лишь прах бытия, осыпающийся с моих ног.       Клод возвёл глаза к стрельчатым сводам и угрожающе процедил:       — Господи, дай мне терпения! Юноша, как вы умудрились сносить абсолютно новые башмаки за два месяца?       — Я шёл по дороге знаний, но путь мой был тернист и полон лишений, — гордо изрёк хитрец. — Или, как говорил старик Сенека, per aspera ad astra. Видите, дорогой брат, я не забросил латынь.       — Хорошо, я закажу тебе новые башмаки, — обречённо произнёс архидьякон.       Жеан упёр руки в бока и гневно насупился.       — Э, нет! А вдруг ты опять закрутишься с делами и позабудешь? А мне что делать? Ведь скоро пойдут дожди. Ты же не хочешь, чтобы я слёг с простудой?       Клод поморщился и потянулся к висевшему на поясе кошельку. Открыв его, он принялся отсчитывать монеты. Жеан следил за каждым его жестом голодными глазами, едва не приплясывая на месте от нетерпения. Но тут брат вдруг остановился, прислушиваясь, будто охотничий пёс, к какому-то смутному звуку, доносимому из распахнутых дверей центрального портала.       — Что там такое?       — А, ерунда! Всего лишь цыганская танцовщица. Красотка с козочкой. Её весь город знает, — небрежно бросил Жеан, не сводя глаз с застывшей в паре дюймов от развязанного кошелька руки священника.       Архидьякон нервно дёрнул уголком рта, что свидетельствовало о крайней степени неудовольствия.       — Я же приказал избавиться от этого недоразумения! Куда смотрит стража?       — Само собой, на стройные ножки египетской прелестницы, — ответил школяр, продолжая гипнотизировать взглядом вожделенный кошель. — Но в этом они не одиноки. Твои причетники тоже ошиваются в толпе и совсем не с проповедями.       Клод стиснул зубы и резко сорвался с места. Жеан едва успел схватить его за рукав сутаны.       — Стой! А деньги?       Священник раздражённо сорвал с пояса кошель и бросил его в жадно протянутую ладонь школяра, после чего немедленно устремился к выходу. Не веря своему счастью, Жеан прижал кошель к сердцу и что есть сил рванул к дверце в боковом приделе, опасаясь, что братец передумает. Ох, и задаст же сейчас Клод этим растяпам — полетят пух и перья! Пробегая мимо статуи Богоматери, он спешно перекрестился. Пресвятая Дева, благослови всех цыган, хоть они и нехристи! И помоги славной малютке унести ноги. За что только этот преподобный цербер взъелся на такое милое создание? Видать, переизбыток чёрной желчи сказывается. Старый злыдень! А ещё говорит, что это у него нет души.

***

      Эсмеральда сердцем чувствовала, что сегодня должно случиться что-то скверное. Уж слишком удачно всё складывалось — хорошая погода, благодарная публика и щедрая плата. Первым проблеском надвигающейся грозы послужило поведение стоявших в толпе причетников, вдруг прыснувших в стороны, будто кузнечики, вспугнутые топотом конских копыт. Остальные зрители не замедлили к ним присоединиться, наскоро убираясь с дороги стремительно приближающегося высокого незнакомца в сутане с накинутым на голову капюшоном.       — Бежать надо! — уверенно заявил Лачо, кусая губы и пристально глядя на зловещую фигуру, решительно направляющуюся прямо к ним. — Беда будет.       — Да ты никак заделался прорицателем? — нарочито усмехнулась Эсмеральда, стараясь скрыть собственный страх. — На картах гадал или на куриных костях?       Лачо нетерпеливо дёрнул её за руку.       — У меня всё нутро в узел скрутило, едва я на него глянул! Это знак! Бежим!       Эсмеральда резким движением отняла руку.       — Ишь какой скорый! А плата?       — Бес с ней! — взвился не на шутку перепуганный мальчишка. — Жизнь дороже! Разве не видишь, что это упырь? Он сожрёт нас!       — Глупости! — осадила всполошившегося брата Эсмеральда. — У него есть тень. Это просто поп. Такой же, как прочие. Я с ним поговорю. А ты живо собирай деньги! Мы не для того гнули спины, чтобы уйти ни с чем!       Лачо отчаянно замотал головой, снова порываясь схватить её за руку, и плясунье пришлось прикрикнуть на него:       — Бегом, сказала! Всё до гроша. Со святошей я разберусь. Сладила с другими, уболтаю и этого. Все они из одного теста.       Мальчишка коротко выругался, шустро смёл с коврика торбу и бросился подбирать раскиданные по мостовой монеты. Девушка ловко обогнула его и сама выбежала навстречу страшному незнакомцу.       — Здравствуйте, преподобный отец! — радушно воскликнула она.       — Как вы посмели устраивать свои мерзкие пляски перед домом Божьим, нечестивцы? — проигнорировав приветствие, ядовито осведомился он.       По спине девушки пробежал холодок, и кожа покрылась мурашками. От незнакомца исходила злая, разрушительная сила. Само его присутствие будто сгущало тени и наполняло тёплый осенний день пронизывающим холодом. На одно мгновение Эсмеральде показалось, что перед ней стоит призрак, облачённый в погребальный саван. Плясунья прокляла своё прежнее упрямство, думая о том, что Лачо оказался прав. Она испытала жгучее желание немедленно бежать со всех ног, но поборола этот недостойный порыв и постаралась приветливо улыбнуться.       — Что же дурного в танцах? Они радуют глаз и наполняют сердца весельем.       Она говорила с ним ласково и нарочито плавно, из-за чего речь делалась певучей и струилась подобно шёлку. Цыганка чувствовала, что ей предстоит трудная схватка. Это был не наивный молоденький причетник, готовый растаять от одного взмаха её ресниц. Стоявший перед ней человек привык повелевать. Каждое слово, произнесённое им, рассекало воздух, словно лезвие меча. Каждый жест означал приказ. Такую крепость было не взять с наскока, но Эсмеральда достаточно неплохо разбиралась в людях, чтобы подобрать подход к любому.       Священник так и не снял капюшон, не давая девушке толком разглядеть его лицо. Ей был виден только длинный орлиный нос и презрительно искривлённый рот с выраженными складками в уголках тонких сухих губ. Эта деталь натолкнула её на мысль, что клирик уже не молод. Эсмеральда невольно нахмурилась. Перед ней был представитель весьма скверной людской породы — жёлчный и упрямый старый ханжа, облечённый властью. Такого не пронять одним лёгким кокетством. Священник не замедлил подтвердить её опасения.       — О каком веселье ты говоришь, негодная? Твои бесстыдные кривляния оскверняют это святое место. Одним своим видом ты отвращаешь прихожан от Господа!       Хищник показал норов и ощерил клыки. Чтобы избежать беды, Эсмеральде следовало проявить покорность и изобразить раболепие. Гордеца можно одолеть, если внушить ему мысль, что он уже победил. Девушка почтительно склонилась перед незнакомцем и неуловимо текучим движением переложила бубен из одной руки в другую. Мужчина проследил за этим жестом, невольно исполнив то, чего от него и добивалась плясунья. Герцог Матиас был по-настоящему мудрым человеком, вовремя распознавшим в племяннице не только склонность к танцам, но и необыкновенный талант к внушению — истинное сокровище, редко встречавшееся даже среди представителей цыганского племени. Он учил её наравне с родным сыном, передавая секреты тайного мастерства, которыми девушка, к восторгу своего наставника, овладела в совершенстве. В этом не было ни крупицы магии, как полагали многие простодушные болваны и уличные кликуши. Лишь умение подобрать нужные слова в нужный час. Однако наука эта требовала огромной отдачи и большой осторожности, и потому Эсмеральда прибегала к ней нечасто. Обострённое чувство справедливости не позволяло ей совершить насилие над волей другого человека, но, когда дело принимало опасный оборот, суливший большие неприятности, голос разума без труда заглушал муки совести. А сейчас был именно такой случай.       — О монсеньор, умоляю, простите невежественную чужестранку, — скромно потупившись, произнесла она, не прерывая своих манипуляций с инструментом. — Я лишь гостья в этом прекрасном городе и не знаю местных обычаев. Мои далёкие предки, пришедшие из самой Индии, верили, что движение было прежде речи и вкладывали особый смысл в каждый жест. Танец для нас — это способ вести разговор и рассказывать истории. Разве дурно рассказывать истории, монсеньор?       Священник, быть может, и хотел возразить ей, но уже не мог. Присущая этому человеку собранность и умение концентрировать внимание сыграли с ним злую шутку. Он стоял неподвижно, склонив покрытую капюшоном голову, и неотрывно смотрел на маленькую цыганку. Равномерно вращая бубен кончиками пальцев, чтобы он издавал лёгкий монотонный звон, Эсмеральда продолжала говорить, придавая голосу мягкие, просящие интонации:       — Если я и сделала что-то плохое, то лишь по незнанию. Но ведь вы простите бедную сироту? Вы, вне сомнения, добры и великодушны, как слуга Господа нашего…       Постепенно ускоряя темп речи, она плела кружево из жестов, сливая в единый поток слова и движения, заставляя их чередоваться, стремительно перетекая друг в друга. Этот кипящий водоворот, в котором одна мысль сменяла другую с быстротой молнии, не позволял слушателю толком осознать ни одну из них, сбивал и путал его. Внимательно наблюдая за поведением священника, Эсмеральда смогла подобрать подходящий ритм и нужную тональность голоса, но противостояние изматывало её. Противник был слишком подозрителен и надменен. И, похоже, умел быстро соображать. Хуже не придумаешь! Цыганка явственно ощущала, что сейчас был самый подходящий момент, чтобы любезно распрощаться и улизнуть, пока поп не смекнул, что к чему. Она чувствовала предательскую слабость во всём теле и мысленно заклинала брата пошевеливаться, но тот всё ещё выковыривал мелочь из зазоров между булыжниками. Эсмеральда нервничала всё сильнее, сознавая, что враг может очнуться в любую секунду. Было бы куда проще полностью завладеть его сознанием, если бы она видела его глаза. Но для этого нужно было заставить его снять капюшон, а святоша всё ещё не доверял ей и мог воспротивиться прямому приказу. Однако судьба была благосклонна к ней, и зловредный священник понемногу поддавался её очарованию. Эсмеральда удовлетворённо отметила, как расслабились напряжённые плечи и опустились руки, до того скрещенные на груди.       — Умоляю, будьте снисходительны к бедной цыганке. Ведь Создатель всегда вознаграждает за бескорыстную помощь ближнему. Разве это не поступок, достойный истинного христианина?       Увы, Эсмеральда слишком поздно осознала, что увлеклась. Упоминая Библию, она ступала на тонкий лёд, вторгалась на территорию, где её соперник ориентировался куда лучше. Священник, до того послушно внимавший ей, вдруг резко дёрнул головой, точно зверь, яростно сбрасывающий накинутую на него сеть. Из-под капюшона блеснули тёмные глаза, похожие на тлеющие уголья. В следующее мгновение он вырвал бубен из её рук и швырнул его на землю.       — Какая поразительная наглость! — прошипел он. — Тебе мало внушать нечистые мысли, лживая дрянь! Ты ещё смеешь кощунствовать, искажая Священное Писание! Впрочем, чего ещё ждать от подобных тебе? Я уже давно наблюдаю, как ты крутишься здесь вместе со своими маленькими прихвостнями! Уверен, что пока ты своими фокусами морочишь беспечных зевак, эти дьяволята срезают у них кошельки. Иначе откуда взялось всё это?        Он стремительно обернулся и указал обличающим жестом на Лачо, старательно пересыпающего внушительную горсть монет в торбу. Эсмеральда отчаянно кинулась вперёд и загородила парня собой, не давая священнику приблизиться. Она была готова вцепиться в него, как дикая кошка, если бы он посмел тронуть брата.       — Нет, это честный заработок! Вы не можете…       Он взмахнул рукой, и девушка инстинктивно вжала голову в плечи и зажмурилась, ожидая удара, но его не последовало.        — Довольно пререканий, бесстыжая тварь! Возьми этого грязного оборванца и убирайся, пока я не позвал стражу.       Он шагнул вперёд, опасно нависая над Эсмеральдой. Джали, испуганная этим внезапным движением, шарахнулась от страшного человека в чёрном, путаясь в ногах у цыганки. Лачо, успевший перевесить торбу на плечо, подскочил к мечущейся козочке и, ухватив её за ошейник, оттащил в сторону. Бедняжка прижалась к нему и жалобно блеяла, призывая неразумных созданий спасаться бегством. Эсмеральда всецело разделяла её чувства, но ей не хотелось покидать поле битвы столь бесславно.       — Не утруждайтесь, монсеньор. Мы уже уходим, — твёрдо произнесла девушка, глядя на старого склочника без всякого трепета.       Она наклонилась, намереваясь поднять бубен, но священник не позволил ей этого сделать, наступив на несчастный инструмент. Деревянная обечайка жалобно хрустнула, переломившись под его ногой, и медные тарелочки брызнули в стороны, раскатившись по площади. Эсмеральда отшатнулась от злобного мерзавца и непременно бы упала на мостовую, но подоспевший Лачо подхватил её. Обнимая плясунью за плечи, мальчишка с ненавистью взглянул на обидчика и произнёс одно из самых грязных цыганских ругательств. Священник лишь мерзко усмехнулся:       — Если я ещё хоть раз увижу, что вы промышляете у собора, знакомство с плетью станет меньшей из ваших бед. Что застыли, как соляные столпы? Пошли прочь, отребье!       Эсмеральда вскочила на ноги и быстро потянула Лачо за собой. Джали кинулась следом. Они побежали по улице Сен-Пьер-о-Беф. Девушка смахивала струящиеся по щекам слёзы. Обида жгла её сердце. Она могла стерпеть сальные шутки и грубые выкрики, но этот жестокий человек унизил её так, как это не удавалось никому до него. Он глядел на неё, как на отвратительное насекомое, посмевшее докучать ему одним своим видом. Помилуй небо, что же это за священник такой? Да ему впору не молебны служить, а вести за собой волчью стаю. Сколько же в нём злобы — так и хлещет через край! Девушке казалось, что каждое его слово ядом растекается по коже, оставляя на ней ожоги. Чем она так рассердила это чудовище? Эсмеральда ничего не украла и никого не обманула, была мила и приветлива со всеми. Она предлагала людям лишь занятное зрелище, а не собственное тело, подобно тем нахальным девицам, что без зазрения совести разгуливали по паперти средь бела дня. Никогда она не позволяла себе насмешек над канониками, а после каждого выступления исправно жертвовала несколько монет красивому собору. Она не сделала ничего постыдного и дурного. За что он так её возненавидел?