Я бог?

      Шэнь Цинцю вышел из пещеры. За скалой виден был лес. Молодые невысокие побеги вовсю шумели листьями, весело приветствуя. Склон зарос травой, словно ковром, таким плотным, что ноги не чувствовали камней, и среди этой зелени прятались головки цветов, голубые, фиолетовые и белые вперемешку, медово пахло клевером.       Но стоило бросить взгляд дальше… Сердце Шэнь Цзю сжалось. За лесом, за травяной зеленью начинался совсем другой пейзаж. Чёрные пятна выжженной земли, уродливые следы пожара, скрюченные останки деревьев и обугленные развалины.       — Что за чудовищное бедствие здесь произошло? — вырвалось у Шэнь Цзю.       Заклинатель не понимал, где находится. Он всматривался в окружающий мир, но не видел ничего знакомого. Шэнь Цзю прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Больше нельзя было доверять только зрению — он выпустил свою ци.

Мир ци

      Как смертному естественно смотреть и слушать, так и бессмертный ощущал мир с помощью ци. Сильный совершенствующийся мог почувствовать всё, в чём была ци или цзин — энергия жизни. Шэнь Цзю теперь был очень сильным заклинателем.       Вершина скалы купалась в божественной силе, потоки ци скользили, словно шелковистые ленты играли на ветру, наполняя всё вокруг жизнью и радостью. Эта энергия не походила на тягуче-неспешную ци источников, на хаотично-стремительное движение ци могущественных заклинателей или огромные ленивые озёра ци в пещерах Линси. Божественная ци будто имела собственное сознание, живая, лёгкая, непослушная, она сама текла навстречу или ускользала, не собираясь подчиняться.       Шэнь Цзю провёл рукой в ​​воздухе, чувствуя, как ци отзывается на его движение. Потоки мягко откликнулись, сгустились вокруг пальцев и заструились вниз, словно приглашая следовать за собой.       Но чем дальше он пытался растянуть свои ощущения, дотронуться своей ци до самых дальних пределов, тем слабее становилась энергия. Здесь, в центре, она была самой сильной, но чем ближе к краю, тем слабее. Пока Шэнь Цзю не почувствовал границу. Она напоминала плотную, почти осязаемую пелену. Он усилил поток своей силы, пробиваясь сквозь уплотнение.       И вдруг — пустота.       Шэнь Цинцю вздрогнул, когда его ци наткнулась на мёртвое пространство. За границей не было ничего: ни травы, ни деревьев, ни малейших признаков жизни. Пустота зловещая, пугающая. Это было хуже, чем демонические земли, где хотя бы существовали искажённые формы жизни. Здесь не было даже этого.       Он в ужасе развернулся в другую сторону — и там его ци слишком быстро достигла границы живого мира. Шэнь Цзю раскинул руки и закрыл глаза, направляя ощущения. Слишком мало жизни! Цзин травы, редкие деревья, прячущиеся мыши, кролики, лиса. Лишь внизу у подножия он ощутил полноценный огоньки жизни. Это были смертные, их цзин мерцала ярко, как свечи в темноте. Один, второй, третий… Жалкая горстка — человек пятьсот, может, чуть больше.       А вот и ци!       Шэнь Цзю рано обрадовался. Слабые, слишком слабые огонёчки ци, словно это были ученики с неразвитыми корнями, и их тоже было слишком мало, по пальцам можно пересчитать.       Круг замкнулся, теперь он чувствовал всех.       Пятнадцать огонёчков ци целеустремлённо трудились с одной стороны, далеко от скопления цзин людей. Отдельно. Словно… ученики ордена, выполняющие поручение старших.       Страшная мысль пронзила Шэнь Цзю.       «Неужели это…?!»       Шэнь Цинцю выпустил ци и взлетел над вершиной, оглядываясь.

Цанцюн

      Он угадал. Это был Цанцюн.       Но в каком ужасном виде!..       Где грозные пики, стремящиеся к небесам? Он потрясённо смотрел на то, что осталось от прекрасных и величественных вершин, и не узнавал их.       Гранитные скалы, которые тысячелетиями устремлялись в небеса. Они были оплотом силы и величия ордена Цанцюн. Выстояли против времени и бесчисленного количества врагов. Они казались вечными. От них осталось воспоминание.       Шэнь Цзю поднялся выше, его взгляд скользил по тому, что веками было домом бессмертных.       Сады, где когда-то расцветали редчайшие растения, стали пустыней. От деревьев остались лишь обугленные обломки. Даже трава не спешила захватывать эту мёртвую землю. Не было слышно пения птиц, шороха зверей, даже насекомые исчезли. Ничто не напоминало о буйстве водопадов, ручьёв, озёр и рек. Земля была пересохшей, растрескавшейся, покрытой пеплом и камнями.       Дворцы собраний, залы для медитации и занятий, тренировочные площадки, общежития для тысяч учеников — исчезли. Даже следов не осталось.       Библиотеки, где бессмертные хранили свою мудрость, превратились в груды обломков, обугленных и покорёженных. Залы для чтения, где когда-то обсуждали величайших героев и делились знаниями, теперь были лишь чёрными пятнами среди серой пыли. Дороги, по которым тысячелетиями ходили ученики и мастера, исчезли, словно их никогда не существовало.       Мрак разрушения под синим-синим небом казался чудовищно несправедливым, неместным, словно чья-то грубая шутка — иллюзия, пустившая корни и вытащившая самые страшные кошмары из тьмы Бесконечной Бездны. Но дальше было ещё хуже.

Цинцзин и Цюндин

      Заклинатель поднялся ещё выше. Он с трудом узнал родной пик.       Шэнь Цзю протянул руку, как будто мог коснуться того, что осталось.       — Цинцзин… — тихо произнёс он, не чувствуя, как по лицу потекли слёзы.       Цинцзин — его сила и его слабость. Место, где он стал бессмертным, но потерял всё.       Ничего не осталось. Лишь обнажённая скала. Гранит был лишён мягкого покрова земли, где когда-то росли бамбуковые рощи. Голая пустота в красном мареве.       Давно нет залов для игры на гуцине, поющего бамбука и бамбуковой хижины.       Гранитная вершина не устояла против чудовищной силы, резвившейся здесь — макушка пика была срезана, словно жестокая рука наказала его за дерзость тянуться к небесам.       Чуть дальше, срезанный столь же безжалостно, стоял Цюндин.       Когда-то это был символ мощи Цанцюн. Золотые купола касались облаков, дворцы сияли белизной в солнечном свете, а в воздухе чувствовалась густая ци. Здесь собирались величайшие из бессмертных. В солнечном свете танцевали небесные феи, а в садах цвели редчайшие растения. Это было место, которое соединяло землю с небесами.       Всё в прошлом.       Цюндин теперь стоял чёрным гнилым зубом, мёртвый и безжизненный под красными небесами, и чёрные миазмы поднимались вверх от земли.

Скорбь

      Остальным пикам повезло ещё меньше. Там, где когда-то устремлялись в небеса гордые пики, остались лишь уродливые холмы с испещрёнными трещинами и покрытыми мраком склонами.       Красное зарево разливалось над землёй, и над каждым пиком поднимались клубы чёрных миазмов.        С высоты Шэнь Цзю видел их все, каждую деталь: обугленные деревья, чёрными ветвями тянущиеся к небу, словно пытаясь вернуть утраченную жизнь, залы, превратившиеся в беспорядочные груды камня, красные пустоши, где некогда пели ручьи и играли дети.       — Кто посмел?! Кто осмелился совершить такое?! — шептал он, а по его лицу текли слёзы.       Заклинатель склонил голову перед каждым из двенадцати пиков, вспоминая их былое величие. Он вспоминал, как на этих вершинах тренировались ученики, звучали боевые крики и смех, как залы наполнялись звоном голосов, а реки отражали в своих водах разноцветные купола и яркую листву.