Я бог?

Потерянное счастье

      Общинный дом был тёмным и холодным. Здесь пахло отчаянием. Люди, потерявшие родных и, самое главное — кормильца, ютились под одной крышей, их кормили из жалости.       Теперь там жила женщина с двумя детьми. Красавица Мэй Чжун любила танцевать и собственного мужа. Но счастье — недолгий гость там, где все страдают. Песни давно смолкли, танцы казались кощунством. Молодость и красота растаяли как снег под красным несчастливым небом. Некогда нежное лицо с тонкими чертами теперь было покрыто морщинами от слёз и страданий, её глаза потускнели. Она не танцевала уже много лет.       Когда-то она смеялась, пока её муж играл на бубне. А теперь… она сидела в общинном доме, словно в тюрьме, и шила одежду чужим людям, слушая тяжёлое дыхание соседей.       Её муж, Мэй Хуай, был лучшим охотником в их деревне. Высокий, стройный, с сильными руками и решительным взглядом, он долго добивался красавицу, а после не смотрел ни на одну женщину, радуясь счастью с любимой и двоим на удивление здоровым детям.       Счастье закончилось внезапно — демоны сделали подкоп под высоким забором. Муж бросился наперерез, прикрывая собой Мэй Чжун:       — Беги! — успел крикнуть он, бросаясь с копьём на первую тварь.       Мэй Чжун тогда спаслась, но её муж погиб. Его тело так и не смогли найти.       Тогда пострадали и дети. Мэй Чжун металась по деревне, пытаясь разыскать их, но демоны были быстрее. Они нашли их первыми. Демон, вылезший из-под земли, плюнул ядовитой слизью в лицо её младшей дочери. Мэй Юэ закричала так, что этот звук, казалось, разорвал само небо. Её брат, Мэй Тянь, бросился защищать её, но один из демонов ударил его по ногам. Мужчины сумели отбить обоих, но было поздно — Тянь больше не мог ходить, а Юэ замолчала навсегда. Её лицо было изуродовано, но она выжила.       Мэй Чжун обнимала детей и задавалась вопросом: почему? Почему демоны пощадили её? Совсем малыши стали калеками, а на ней ни царапины. Словно боги за что-то её прокляли. Может, за песни в молодости и яркие плетёные ленты? Может, это наказание? Она осмеливалась радоваться и танцевать, когда весь мир страдал.       Без мужа она не могла жить в прежнем доме. Женщина без кормильца не имела на него прав. Всех вдов, сирот, калек и стариков переселяли в общинный дом.       — Зачем тебе эти дети? Оставь их здесь, мы присмотрим, — твердили ей соседи, — Выходи замуж. Родишь здорового. Помощник в старости будет.       — Хоть третьей женой иди, — сказала полуслепая старуха, было непонятно, как та вообще дожила до таких лет, — всё лучше, чем в общинном доме объедков дожидаться.       — А с калек какой спрос, им самим помогать надо.       Мэй Чжун не отвечала на ежевечерние причитания соседей. Она прижимала детей к себе, как будто надеялась защитить их от злых, жестоких, но правдивых слов. Она знала, что никто её не поймёт. Только ради них — ради своих детей она жила.       Тянь был худым и слабым, от крепкого мальчика, похожего на отца как две капли воды, ничего не осталось, но его глаза светились умом и уверенностью.       — Мама, не слушай их, я буду заботиться о тебе, когда вырасту, — тихо говорил он.       Юэ молчала, но её тихая помощь говорила больше, чем слова. Она заботилась о брате, помогала с шитьём, но больше не смотрела людям в глаза.

Зов надежды

      Ночью, когда все уже заснули, Мэй Чжун всё ещё сидела над своим шитьём. Её пальцы замёрзли, игла двигалась всё медленнее. Вдруг её сердце охватило тепло. Оно было мягким, как пламя очага. Она вздрогнула, думая, что крохотный фитилёк, плавающий в жиру монстров, разгорелся сильнее обычного, но ничего подобного, он еле коптил, давая тусклый свет. Тепло продолжало согревать сердце. В общинном доме не топили. Крыша над головой есть — и ладно. Люди надевали на себя всё, что могли накрутить. На охотниках и их семьях была хорошая одежда, сделанная из тёплых мягких шкур. Муж Мэй Чжун был хорошим охотником. Одежды им хватало, и даже переселившись в общинный дом, они пока не потеряли всё.       Мэй Чжун снова склонилась над шитьём.       «Цанцюн ждёт тебя! Встань и иди!» — Голос звучал требовательно, но его сила согревала.       Цанцюн.       Сказка, оставшаяся в памяти. Горы, над которыми всегда сияло солнце.       По щекам потекли слёзы, Мэй Чжун затряслась в рыданиях.       Ходили легенды, что где-то далеко стоит орден бессмертных, чьи хоромы так высоко в горах, что их макушки задевают тучи, самых достойных они зовут к себе и берут в ученики. Мало кто верил подобным фантазиям.       Мэй Чжун верила и ждала. Всегда ждала.       «Цанцюн ждёт тебя!»       Она дрожала, сжимая в руках иглу.       — Почему сейчас? Почему?! — шептала она в пустоту. — Моя жизнь разрушена. У меня ничего не осталось! Мой муж погиб, а дети больны! Почему ты зовёшь меня именно теперь?       Вокруг были люди, они, сопя, поворачивались на своих лежанках. В воздухе витал запах сырости, старости и болезни.       — Почему не раньше? Почему?!       Мэй Чжун даже слишком громко плакать не могла — не хватало разбудить всех, напугать детей.       «Ты сможешь вырваться, я помогу!» — не отставал голос.       Мэй Чжун открыла сердце, выплеснула тому, кто слушал. Голос не исчез. Он терпеливо слушал её боль, не отвергая. Его тепло окутывало её, словно утешая.

Дар, что меняет всё

      «Подойди к сыну», — велел голос.       Малыш спал, его маленькое похудевшее лицо разрезала страдальческая морщина, рядом лежала его сестра, она даже во сне держала брата за руку. Малыши-погодки совсем маленькие: шесть и семь лет.       «Положи руки на верхний и нижний даньтянь и терпи, если хочешь, чтобы он ходил.»       Мэй Чжун не раздумывала. Она положила ладонь ему на грудь и живот. Сначала ничего не происходило. А потом тепло, согревающее сердце, становилось сильнее, пока не обернулось жаром, таким сильным, что скручиваются волосы. Мэй Чжун сжала зубы и закрыла глаза. Если чему жизнь её и научила, так это терпению. Жар потёк по рукам, вниз к ладоням. Мэй Чжун открыла глаза и не поверила, её руки облекал золотистый огонь. Он коснулся тела её сына, медленно обволакивая его всего, по руке мальчика перетёк к сестре… На долгое мгновение оба ребёнка засияли так сильно, что Мэй Чжун испуганно оглянулась — их могли увидеть, но все спали. А потом огонь пропал и всё стало как было. Мэй Чжун могла бы подумать, что ей привиделось, но в сердце звонко звенел бубен, тот, что она любила в молодости.       «Вперёд! Вперёд! Цанцюн ждёт!»       — Мама? — сын открыл глаза, он уже не выглядел таким больным.       Мэй Чжун схватила его, прижав к сердцу, целуя везде, где могла достать. Оглянувшись, она тихо прошептала:        — Давай, Тянь, вставай на ножки, теперь у тебя получится! Мама просила богов!       Сначала он неуверенно потянулся к её руке, пытаясь сесть, а потом встал. Его ноги дрожали, когда он поднялся. Он сделал один шаг, затем ещё один, неловкий, словно оленёнок, пытающийся ходить.       Мэй Чжун вытирала заплаканное лицо. Юэ сидела рядом, тихо наблюдая за происходящим.       — А теперь спать, нам завтра много нужно сделать.       Дети послушно легли. А Мэй Чжун стала прикидывать, как незаметно уйти из посёлка и что она сможет унести с собой.       «Даже если это ловушка, даже если там демоны, я пойду. Я готова стать рабой императора демонов, лишь бы мои дети были здоровы и счастливы», — думала она. Но в глубине души она знала, этот свет не мог быть злом. Золотое сияние ци было чуждо демонам. Она видела их черноту. А здесь был свет, отливающий золотом.       В сердце торжествующе звенел бубен — она дождалась!