Девочка и меч

«Если бы тогда я не выпила спорынью — сколько лет исполнилось бы моему сыну?» Руя зябко обернулась в льняную накидку и вышла на порог. — Мелия! Асгейр! — она прищурилась, разглядывая две фигурки у берега моря. Темно-зеленое и пламенно-алое на закате, оно слепило до рези в глазах. — Домой! «Надо было звать раньше, — нахмурилась Руя. — Пока он доковыляет, уже стемнеет…» Зрение стало ее подводить: она не разглядела ни взмаха руки, ни еще какого-то знака от детей. Вздохнув, Руя подхватила подол и вошла в пустой дом. Пылинки кружились в редких лучах заходящего солнца; утварь и мебель прятались в густых закатных тенях. «Как же здесь пусто, — подумала Руя. — Мертво и тускло. Словно никто не живет». Она опустилась в кресло и стала ждать. Они с Мелией договорились посвятить вечер ткачеству; Асгейр в это время должен был наколоть дров. Пока еще было тепло, но Руя чувствовала — скоро ударят холода, и лучше уже сейчас заполнить дровник. Ожидание в пустом доме тянулось мучительно долго. Восемь лет назад здесь жило пятеро: она сама, Оле, Тсия, Мелия и Ликей. В печи что-то шкворчало и булькало; дети ругались и мирились; то и дело заглядывали в гости друзья Оле, которым так нравилась ее стряпня. Саму Рую нет-нет да навещали немногочисленные подруги. Теперь она все чаще оставалась одна. Мелия и Асгейр почти не давали ей работать по дому: они управлялись и с едой, и с уборкой куда быстрее. Порой Руя просыпалась уже в пустом доме, а в печи ее ждал котелок с кашей на завтрак и сковорода с жарким на обед. Даже крышу они заделали сами, как только Асгейр поправился — еще до настоящих холодов той, далекой зимой, когда ушла… Руя потрясла головой, прогоняя ненужные воспоминания. Незачем. Теперь у них был Асгейр. Мальчик сделал лук из тисового дерева и каждый день подбивал в холмах сусликов и диких голубей: домой и на продажу, расплачиваясь за лечение и кров. Еще он часто ходил помогать каменотесам — как это делал когда-то Оле. Однажды он даже принес домой небольшой темно-синий кусочек мрамора со слабым железистым запахом. Подарил Мелии, и та его потеряла. Сама девочка тоже успевала и хлопотать по дому, и ходить в холмы (всегда в сопровождении Асгейра), где собирала травы. Из них она готовила порошки и снадобья, чтобы лечить деревенских. Все чаще Руя видела, что и мужчины, и женщины, выбирая между старым жрецом и Мелией, идут на поклон к их дому. Порой ей казалось, что Мелия разбирается в целительстве лучше ее самой. Что ж, этого можно было ожидать. Иногда Руя думала, что она забыла больше, чем знала: песни Ланэрваля, уроки старых Грай, байки местных женщин… Все смешалось, и вместо незнания пришло ложное знание. А оно, как известно, еще опаснее: вместо лекарства можно дать больному яд. «Это от безделья», — корила себя Руя. «Оттого, что тебе слишком легко живется; и не с кем поговорить и поспорить». Но ведь себя не навяжешь, Руя пробовала — совсем недавно. *** — Неужели день нельзя дома посидеть? — сварливо спросила она у собиравшейся на прогулку дочери пару недель назад. — Сегодня такое солнце, — парировала Мелия. — Вода — теплющая! Неужели не хочешь гребешков на ужин? — Я пойду с вами. Еще утонете! И она сидела на берегу. И снова ощущала себя ненужной и лишней. Рядом никто не копался в песке и не играл в ракушки. Мелия и Асгейр — который в воде мог ненадолго забыть о своем увечье — плескались в волнах далеко от берега. За ними не нужно было приглядывать. Они сами друг за другом приглядывали. Временами Мелия — мокрая и розовая от соли и солнца, — выбегала из волн и высыпала к ногам Руи полную сетку гребешков. А потом убегала обратно. «Прикройся, — хотела крикнуть ей в спину Руя, но осаживала себя. — Он же смотрит…» Кто угодно смотрел бы: вымокшая до последней нитки легкая туника облепляла стройную фигурку девочки, не скрывая ничего. А девочка как-то незаметно успела повзрослеть. За эти три года она переросла Рую на полголовы; у нее оформилась грудь, завязавшись двумя полными высокими бутончиками; и талия стала тонкой, будто перетянутой пояском. Только вот Руя все равно видела, что глаза у девочки детские, наивные и почти глупые. Что она всему верит и надо всем смеется. Что щечки у нее круглые, как яблочки, и носик еще по-детски вздернут. «Мне было столько же, — порой вспоминала Руя — и руки сами сжимались в кулаки, — когда мать Оле решила, что я гожусь в жены ее сыну. Что у нее творилось в голове? Неужели она не видела?..» В шестнадцать лет девочка — еще ребенок. А она в этом возрасте уже баюкала на руках собственного… Когда Мелия и Асгейр выбрались из волн, Руя протянула девочке свою накидку. — Зачем? — Мелия перегнулась в поясе, выжимая мокрые волосы. — До дома всего ничего! Мне вообще не холодно. — На тебя будут смотреть, — Асгейр опередил Рую. — И что? — Мелия прищурилась, оборачиваясь к мальчику. — Куда смотреть? — Неважно, — Асгейр опустил глаза. — Иди как хочешь. Руя увидела, как обгоревшие на солнце щеки мальчика заливает румянцем. — Правда, прикройся, — добавила она. — Зачем дразнить людей? — Да чем дразнить?! — возмутилась Мелия. — Я пока до дома дойду, туника высохнет! А если закутаюсь, буду противной и мокрой, как рыба. Ну мама! — А если тебя решат обидеть? — Не посмеют, — небрежно махнула рукой девочка и побежала вперед. Взбежав на уступ, обернулась. — Ну, вы долго? Асгейр, в отличие от нее, старательно завернулся в плащ. В первую очередь — чтобы укрыть изуродованную ногу. Три с половиной года назад Руя сшила края глубоких ран, которые оставил фруктовый нож Мелии, и наложила лубки. Выхаживала, учила заново ходить. Но отрезанные пальцы ему вернуть никто не мог: Асгейр ходил медленно и сильно припадал на больную ногу, а выглядела она… Руя бы тоже такое прятала. — Мелия… — позвал Асгейр, выпрямляясь с тяжелой, полной ракушек, сеткой на плече. Соленые капли морской воды оставляли темные пятна на песке за ним. Девочка слезла с камня и подбежала к ним. Туника совсем не скрывала ее длинных белых ног и розовых пяточек. Руя подумала, что если бы она сама так вышла на улицу — родители Оле не пустили бы ее потом домой. Да и не дошла бы она в таком виде до дома. А Мелия ничего не боялась — вообще ничего. С ней ведь был Асгейр. Всегда Асгейр. А еще до этого… Что было до этого — неважно. Но угрюмый светловолосый человек, который следовал за ней как пес, отучил Мелию от осторожности. Деревенские боялись северянина — даже хромого мальчишку. Ведь Луноликие должны были вернуться — рано или поздно. Асгейр же был их братом — не ублюдком, прижитым от чужой женщины, не сопливым ребенком, не знавшим их наречия. Он был их братом по оружию. И любой, кто сейчас посмел бы высмеять его увечье, потом мог предстать перед Луноликими. Впрочем, Асгейр обошелся бы и без этих поблажек. Он был на полголовы выше любого мужчины в Птичьем Мосту, а когда брался колоть дрова — дети сбегались посмотреть. Асгейр мог делать это часами. Без продыху. И ему никогда не требовалось ударять дважды — даже самые толстые бревна он разбивал с первого удара. В общем, Мелия действительно ничего не боялась. И Руя тоже постепенно отучилась. *** За этими мыслями прошел почти час, и дети наконец-то вернулись. Мелия все так же шла в мокрой тунике. Когда они вошли в дом, девочка стянула с Асгейра плащ — развернула его, будто крутанула веретено, — и залилась звонким смехом. Потом она помогла ему переобуться. Села перед ним на корточки, чтобы поменять легкие сандалии на плотные ботинки. Асгейр запротестовал: — Встань, зачем? Я пойду так… — Чтобы щепка не отлетела под топором и не вонзилась в ногу, — затягивая узелки на плотной обувке, припугнула Мелия. — Не хочу из тебя ее потом по кусочкам доставать! Встав на ноги, она потянула Асгейра за руку и помогла подняться. — Все, иди, — она толкнула его за порог. — И смотри, не отруби себе что-нибудь! — Ты тоже, — невпопад брякнул мальчик. Мелия тоже переоделась в домашнее льняное платье. Затем прыгнула за ткацкий станок. Руя достала кудель с веретеном и села подле дочери. «Скоро похолодает, — подумала она. — Последние годы зима стала суровой… Нужно больше теплой одежды. И одеял — занавешивать щели в стенах». Руя сучила нить и поглядывала на дочь. Раньше — до побега… — неважно чьего побега, раньше Мелия и минуты не могла усидеть молча. Но теперь они редко говорили друг с другом, и Руя ненавидела это молчание. — Скоро ягоды шиповника завяжутся, надо бы… — Мы уже собрали и сушим, — откликнулась Мелия, не глядя на Рую. — На крыше, под полотенцем. Ты разве не видела? — Ах да, вот что это… — пробормотала Руя. Тема себя исчерпала, и она ухватилась за новую: — Вода не холодная была? — Нет, теплая, — с терпением, которое обычно взрослые проявляют к детям, откликнулась Мелия. — Мы же поэтому и пошли купаться. — А гребешки не пропадут? — отчаянно стала раздувать уголья разговора Руя. — Нет, матушка, Асгейр перед колкой дров зальет их уксусом. Нет, не напортачит — я рассол сама приготовила, еще заранее. Руя судорожно метнулась в закрома памяти, но ничего стоящего не нашла. Молчание снова начало заполнять комнату. Словно темная вода хлынула в пробитый трюм. — А мужа ты как потом будешь искать? — выпалила она наконец. — О тебе ведь будут судачить. — Как это? — Мелия фыркнула, колдуя над ткацким станком — из-под ее пальцев выходила ровная, узелок к узелку, саржа. — Что я такого делаю? — Уходите с ним куда-то, — жадно вцепилась в тему Руя — Мелия наконец-то стала отвечать как следует. — Купаешься у всех на виду, при мужчине. А потом как с ребенком с ним возишься… — С каким это мужчиной? — С Асгейром… — Он-то мужчина? — она захихикала. И вдруг умолкла, и Руя увидела, как по ее щекам растекается — затопляет их — румянец. Девочка взглянула на нее — быстро, из-под ресниц. Руя вздрогнула. Ровная тонкая нить в ее руках оборвалась. Она несколько секунд разглядывала дочку. Сотня мелких событий: слов, ужимок, касаний, которыми эти двое обменивались, — встали перед глазами. Прежде они проплывали мимо разума, но сейчас Руя смогла вытряхнуть их все. Разложить перед внутренним взором — и сложить. Вдох встал у нее поперек горла. — Ты спишь с ним? — Руя содрогнулась на этих словах. — Уже, Мелия?.. — Мама… Руя положила веретено на колени, поглядела мгновение на носки собственных туфель. Потом снова подняла глаза на Мелию. Несмотря на щепетильную тему, девочка продолжала ткать. Руки ее не дрожали, продевая челнок между нитей. Размеренно стучало бéрдо. Узор под ним получался плотным и ровным… — Пожени́тесь, — наконец прошептала Руя. — Я не буду против. Что уж тут делать… — Я не хочу, — фыркнула Мелия. — Почему это? Он тебя… «Обижает» так и не сорвалось с губ. Асгейр — и обижает ее? Иной пес не будет так предан хозяйке. Он ходил за ней по пятам и подчинялся безоговорочно, что бы Мелия у него ни попросила. Даже стряпал с ней вместе, чтобы развеселить. Он не забыл, кто спас ему жизнь. Кто выходил его, раненого, кто научил местной речи. Скорее уж… Руя почувствовала холодок вдоль хребта. — Мелия… — протянула она. — Мелия, Мелия… Ты его хоть любишь? — Люблю, — торопливо откликнулась девочка. Бéрдо стукнуло громче и резче, чем обычно. — Просто не хочу. Рано еще. Мама, посмотри, хорошо выходит? Выходило, конечно, хорошо. Все, за что ни бралась Мелия, выходило у нее замечательно. Но Руе было совсем не до красивого узора. Она сидела, словно оглушенная, и недоверчиво глядела на свою маленькую — слишком, в мгновение ока, — выросшую девочку. — Когда? — наконец спросила она. — Не помню, — отмахнулась Мелия. — Мама, ну сколько можно? Все хорошо. — Ты… — Да, я пью то снадобье. Да, я знаю, что пить, если первое снадобье не поможет. Ради Трехликой, не переживай, пожалуйста! И Руя не стала ее больше донимать. Она молчала и пряла, пока Асгейр не вернулся со двора. Она подняла голову и разглядывала его какое-то время. Потом вздохнула и повелела убрать его вещи из пристройки. — Теперь там буду ночевать я, — Руя сказала это и посмотрела на Мелию. В душе шевельнулась робкая надежда, что девочка смутится и откажется. Мелия не стала. — Мне пойти на чердак? — Асгейр застыл на пороге. — Или совсем уйти? Он принял бы любой ответ, Руя знала. Стал бы карабкаться на чердак со своей больной ногой. Или ушел бы спать во дворе, на земле, как собака. Лишь бы под окнами Мелии. Руя покачала головой. — Нет, — она кивнула на Мелию. — Ложись к ней. Глаза Асгейра распахнулись, а от щек отлила кровь. Он рухнул на колени, не жалея больной ноги. — Я женюсь, — выпалил он, опуская голову так низко, будто подставлял под удар меча. — Простите меня, госпожа… Руя устало махнула рукой: — Зачем? Она ведь не хочет. И ушла. Больше всего ей хотелось кричать, швыряться вещами, упрекать и требовать. Приходилось повторять себе как заклинание: она тебя не предала. Она не твоя собственность. То, что она уже может любить и быть любимой, не значит, что ты — старуха… Руя перестелила белье и сожгла пучок благовонных трав, чтобы убрать чужой запах из пристройки. Растянулась на свежих простынях. Асгейр жил тут больше трех лет — и ничего не изменил на свой лад. Словно пес, примостился на краю хозяйской кровати, боясь лишний раз шевельнуться — а вдруг выгонят? Нет, Мелия бы ни за что его не выгнала. Даже козочку, добрую старую Бабочку, не позволила тронуть, когда им нечего было есть. Что уж говорить о любимом мальчике. Впрочем, любимом ли — или просто желанном? «Она ведь не жрица, — тоскливо думала Руя, разглядывая потолок. — Чтобы вести себя так… Северяне приедут — через год, через два или три. Асгейр уплывет с ними, а что останется ей? Найдет ли она себе мужа, и что он скажет, когда узнает?..» Впрочем, нет. Асгейр не уплывет без нее. Руя сжала в пальцах одеяло. Он увезет Мелию с собой. И Руя останется одна — совсем одна, совершенно. Она заплакала горько, в голос, стараясь заглушить рыдания подушкой. «Если бы я тогда не выпила спорынью, моему сыну было бы семь лет. Ликею столько так и не исполнилось…» *** Выплакав все, что было, Руя забылась зыбким сном далеко за полночь. А потом проснулась от шепота. Один голос говорил так тихо, что она не смогла различить ни слова. Зато второй — зато Мелия, Руя сразу ее узнала, — почти кричала, даром что шепотом. — Ей больно! Как ты не понимаешь? Я чувствую — у меня ноют мышцы, и горло першит от песка, и все время все пахнет кровью. Там места живого от рубцов не осталось — и они никогда не заживают до конца, потому что появляются новые… Асгейр увещевал ее — Руя никогда не слышала, чтобы северянин говорил так долго. Его глухой шепот разносился низким гудением, словно покачивался в знойном летнем воздухе шмель. — Плевать! — огрызнулась Мелия — протяжно скрипнула кровать. Руя услышала тихие шлепки босых ног. — Я уже умею достаточно. Старухи вообще меня не отпустят, когда я доучусь. Им нужна жрица… А я ей быть не хочу. «Старухи?» — Руя села на постели. Она осторожно спустила ноги с кровати, опираясь о спинку — встала на ноги. — Я и так долго ждала, — прошептала Мелия совсем рядом — у самой стены. — А она все это время мучилась… Я должна была сразу уйти за ней. Руя шла маленькими, бесшумными шажками, пока не прижалась к стене грудью и щекой. Теперь она слышала куда лучше. Хлопок ткани — скорее всего, холщового мешка. Приглушенный звон утвари. Кровать снова скрипнула, и Руя отчетливо различила грузный шаг Асгейра. — Я не смогу за тобой последовать. — И не надо, — голос Мелии впервые смягчился. — Оставайся тут, береги маму. — Нет, — Асгейр возвысил голос — самую малость. — Я прошу тебя. — Она моя сестра! — дробь торопливых шагов отдалилась. И следом за ними — куда медленнее — тяжелый топот. Руя представила, как Мелия вырывает руку из пальцев Асгейра и отходит от него, стремительная и легкая. А он хромает за ней, слишком медленный, чтобы нагнать. — Дай мне время, — через минуту Асгейр уже задыхался. — Прошу тебя. Доучись. Осталось всего ничего. Доучись. А я… — А что ты? — раздраженно откликнулась Мелия. — У тебя отрастут пальцы? Повисла тишина. Руя даже сквозь стенку ощутила ее зябкую, вязкую тяжесть. — Прости меня, — выдохнула Мелия. Снова быстрая дробь шагов. Шелест сминаемых одежд. Руя вздрогнула. Влажный, теплый звук. — Прости, — повторила Мелия. — Но я не могу иначе. Мне уже не нужны благовония, молитвы, вино. Я вижу каждую ночь. Я чувствую, как приближается что-то… Что-то ужасное. Я чувствую ее. Изнутри, будто я — это она… И это невыносимо. — Полгода, — хрипло выдохнул Асгейр. — Прошу тебя. Если… Он сглотнул и не продолжил, но Руя догадалась. «Если ты любишь меня», — он сказать, разумеется, не осмелился. — Если ты выступишь сейчас, зима застанет тебя в горах, — закончил Асгейр. — Дождись весны, когда стает снег. Может, я заработаю на лошадь. — Может, — бесцветно откликнулась Мелия. А потом ее шаги полетели к двери. — Сегодня особая ночь! — прошептала она на грани слышимости Руи. — Ты не пожалеешь? — Нет, — Мелия откликнулась не сразу. Руя услышала скрип двери. — Я хочу дотянуться до нее — через время, через пространство, через все. Я хочу помочь ей. Асгейр пошел следом за ней. Дверь тихонько стукнулась о косяк. Руя отлипла от стены и бросилась к сундуку с вещами. Дрожащими руками, путаясь в рукавах — натянула платье. Кое-как зашнуровала сандалии. Она не стала выбегать на порог сразу. Приоткрыла дверь и выглянула в узкую щель. Полная луна заливала двор их дома: пустующий хлев и стог травы, которую дети косили и сушили все лето. Для Бабочки. Мелия, завернувшаяся в одеяло на манер ланэрвальской тоги, сидела на коленях и обнимала старенькую козу за шею. Гладила ее по длинной шее, ласкала изогнутые рога. Асгейр стоял рядом, и в руке его Руя увидела мясной серп. Тот самый, которым… Мелия поднялась во весь рост. Она пошла прочь со двора, в ночь. Коза послушно последовала за ней. Асгейр заковылял за ними. Руя подождала немного и выскользнула за дверь. Синие и черные тени. Серебристый трепет в кронах наполовину облетевших деревьев. Подняв голову, Руя видела луну — гладкий светлый диск, вокруг которого спиралью собирались сизые облака, рельефные, точно жабры рыб. По плечам пробежала дрожь. «Луна-Царица», вспомнила Руя, извлекла откуда-то из далеких закромов памяти. Луна, которую не смеют скрыть тучи. Луна, готовая разродиться… Оглушительный стрекот сверчков заглушал шум гравия под ногами. Мелия и Асгейр шли по знакомой тропе до моря, а потом вдоль берега. Руя не осмелилась выходить на песчаную косу и шла по верхней дороге, а потом осторожно пробиралась через заросли. Они ободрали ей руки и пристали сухими листочками к подолу юбки. Потом дети свернули к горной гряде, выступающей к морю. Сердце Руи пропустило удар. «Я ведь запрещала ей», — она пошла быстрее, по узкой тропинке, которая то и дело пропадала из виду за очередным поворотом. Это не одеяло, поняла Руя через время. Она шла слишком быстро и пару раз успевала выглянуть из-за изгиба горной дороги почти в спину хромавшему Асгейру. Из-за его плеча она видела, что тога Мелии удобно обхватывает ее фигуру и не мешает перебираться через камни и заросли. Это была настоящая тога ланэрвальской жрицы, с особым кроем, которому Руя никогда не учила дочь. И под лунным светом ткань переливалась, подобно рыбьей чешуе, блестящая и гладкая… Как шелк, которого в Птичьем Мосту отродясь не бывало. Очередной изгиб дороги. Руя потеряла детей из виду. Ускорила шаг. И вышла к узкой тропе над морем, которую в прошлом пыталась перейти дважды — и каждый раз срывалась в воду. Волны с грохотом накатывали на скалы внизу. Шелестела, оседая на камнях, пена. Дорога, скалы, море, кусты… Где Мелия?! Руя выбежала к началу тропы и, забыв об осторожности, закричала: — Мелия! За ее спиной громко хрустнуло — словно кто-то с корнем вырвал из каменистой почвы куст. Руя обернулась. И вскрикнула. Силуэт высокого мужчины с лунно-белыми волосами заслонил от нее небо — он протянул к ней руки… Все внутри Руи свернулось узлом, она судорожно хватанула ртом воздух. Попыталась сделать шаг прочь — назад — но не смогла сдвинуться с места. Луноликие жестоко били тех, кто пытался бежать. Перед мысленным взором, заслоняя высокого человека перед ней, встали скалы, омытые морем — и та темная, душная ночь над телом убитого Оле, когда Руя потеряла счет рукам, касавшимся ее. — Госпожа, — выдохнул знакомый голос — на знакомом наречии, а не отрывистым, грубым говором Луноликих. Руя ощутила себя человеком, который, уйдя на дно, вдруг рывком поднимается к поверхности. Холодные, плотно сжавшие тело волны словно отступили. Она медленно потянулась к свету — к ясности рассудка. Поняв, что испугал ее, Асгейр низко склонил голову и ссутулился, словно пытаясь стать меньше. Руя схватилась за платье на груди, аккурат над судорожно бившимся сердцем. — Что ты творишь?! — прошипела она. — Зачем пугаешь? — Я не хотел вас испугать, госпожа, — пробормотал Асгейр. — Но я не сразу вас узнал. Здесь никого не должно было быть… — Где Мелия? Что с ней? Асгейр не ответил. Послушный, как хорошо выученный пес, он не ответил ей. Руя подлетела к нему и схватила за воротник, дернула вверх, заставляя посмотреть на себя. — Где моя дочь?! — Она запретила… — Мое слово выше ее! Я тебе разрешаю! Руя выждала пару мгновений, но Асгейр не ответил. — Она рухнула в волны? Ты отпустил ее на эту жуткую тропу, и она упала?! Бессовестный. И это после того, как мы тебя приютили и вылечили? — С этого уступа невозможно упасть, — выдавил Асгейр. — Да ты что? — Руя вскинула брови. — Я тебе покажу! Она ринулась к тропинке. Ей уже было все равно. Мелия пропала. Разбилась о скалы, попала к Грайям — она все равно исчезла для Руи безвозвратно. А без нее смысла в жизни не оставалось. — Госпожа! Асгейр рванулся за ней, но больная нога не позволила ему подняться быстро. Руя пробежала начало тропы, самое широкое, потом прижалась всем телом к скалистому обрыву. Пошла дальше, мелко переставляя ноги и глотая слезы. Море ревело под ней. Камни обдирали лопатки. Она оскользнулась, ухнула вниз. Плеска воды она так и не услышала. *** — Госпожа, идемте, — прошептал ей на ухо Асгейр. Руя закашлялась, выплевывая воду, и обернулась на северянина. Он был таким же мокрым, как она сама. Руя оттолкнула его руки, осторожно сжимавшие ее локти, и оглянулась. — Они все-таки забрали ее, — простонала Руя, обхватывая себя за плечи. — Грайи… — Госпожа, вам надо уйти, — взмолился Асгейр. — Здесь не место непосвященным. Они разгневаются. — Я не уйду без дочери! — рыкнула Руя, отталкиваясь от плеча Асгейра и вставая в полный рост. Вода покрывала ее ноги до щиколоток. Вокруг нее вздымались влажные стены пещеры. Единственный свет исходил от пожухшего мха грязно-болотного цвета. Руя снова — в третий раз — оказалась в пещере Грай. Она пошла в сторону островка, где виднелся согбенный силуэт сидящей старухи. Руя ожидала, что та сама заговорит с ней. Но Грайи молчали. Уродливая голова была низко опущена, клочки волос падали на глаза. Руя поднялась на камень, где сидела старуха, и затрясла ее за плечо. — Просыпайся! — рявкнула она. — Где моя до… Она не договорила. Что-то хрустнуло, и голова старухи скатилась с плеча. Руя взвизгнула и отскочила. Поскользнулась на мокром камне, взмахнула руками и начала падать. Асгейр успел подхватить ее под локти и поставить ровно. — Госпожа, — взмолился он. — Идемте! Они разгневаются… — Они мертвы! — Руя указала на обезглавленное тело старухи. Асгейр ничего не ответил. Руя вырвалась и зашла в воду, опустила руки в нее по локоть. Долго шарила, пока не наткнулась на что-то круглое, лохматое… Очень легкое. Она подняла голову старухи перед собой. Грязные космы отлипали от головы и сползали по рукам в воду под своей тяжестью. Три пустых зрака глазели на ее со сморщенного лба. — Кукла, — выдохнула Руя. Она сжала пальцы на висках, и тонкие, хрупкие своды старушечьего черепа треснули под ними. — Глина, — прошептала Руя. — Глина, трава… Всякий мусор. Она брезгливо стряхнула с рук приставшую к ним шелуху. — Госпожа, они могут вас не выпустить… — А ее? Мою дочь они мне отдадут? — Руя снова вывернулась из несмелой хватки Асгейра. — Еще раз попытаешься меня тронуть — я выцарапаю тебе глаза, понял? Асгейр послушно завел руки за спину. — Но вам правда нельзя… Руя подхватила подол и пошла дальше, вглубь пещеры. Она миновала несколько поворотов, и по глазам ей ударило светом. Холодным, пронзительно-ясным светом луны. Руя прислушалась: плещется ли хромоногий Асгейр, пытаясь преследовать ее? Но все было тихо. Тогда она набрала в грудь побольше воздуха и вышла из пещеры. Она оказалась в каменном колодце вокруг небольшого озерца. Луна, окруженная пористыми облаками, стояла почти над самым колодцем, самую малость заходя краем за его кромку. Рую сразу будто придавило тяжестью каменных стен. Но она не повернула назад. На противоположном краю озерца она увидела Мелию. Теперь никаких сомнений не оставалось — на ней был настоящая тога ланэрвальской жрицы в нежных цветах Аре — розовом и голубом. Мелия стояла у ярко пылавшего костра, простерев руки над большим медным котлом с изогнутыми ножками. На ее тонких пальцах и щеках были темные пятна… Это был жертвенный котел из Ланэрваля, что ярко пылал в храме Гейон, безошибочно узнала Руя — даже с такого отдаления. В особую ночь каждая совершеннолетняя жрица подносила и кидала в пламя под ним свою жертву. А потом они все разделяли трапезу — кости и куски жира оставались богиням, а плоть и внутренности съедали женщины. Руя трижды посещала обряд. И каждый раз рядом с высоким костром и блестящим, хитро расписанным котлом, ее охватывало волнение — никогда больше она не испытывала ничего подобного. Она и вправду тогда была близка им — трем ипостасям Единой… Точно так же, как она некогда, над костром и котлом стояла Мелия. Ее руки и губы, поняла Руя, были вымазаны кровью. Глаза девочки были закрыты, она слабо покачивалась. А в пламени костра, пригляделась Руя, угольно-черные на фоне оранжевых и желтых языков, обгорали козьи рога… Бабочка. Мелия принесла в жертву Бабочку. Руя не видела больше никого и ничего. Она побежала вдоль кромки озера, чтобы добраться до Мелии. Когда дорогу ей преградила, словно взявшись из ниоткуда, дева. Темные растрепанные волосы падали на ее лицо, но большой блестящий глаз — глаз цвета расплавленного золота, яркий и крупный, — глядел верно. Руя застыла, взятая на прицел большого, сделанного из турьих рогов, лука и острой стрелы на нем. — Стой, — захихикала девица. — Ты ведь не хочешь помешать воссоединению сестричек? — Она моя дочь, — пробормотала Руя, разглядывая лучницу перед собой. На той была ободранная грязная туника в розовых и голубых цветах. Колени стройных ног разбиты в кровь, на запекшихся губах — ухмылка. — Пусти ее, — прозвучал глубокий бархатный голос, и из тени вышла матрона — высокая, статная женщина, облаченная в громоздкие одежды — пурпурные и золотые. Огненно-рыжие волосы женщины были убраны золотым — погнутым и будто сдвинутым набок — венцом с одним обломанным и одним целым ветвистым рогом. — Она ведь тоже жрица. Пусть присоединится к трапезе. — У нас давно не было человеческих жертв, — облизнула губы лучница. — Девчонка все равно в трансе, она ничего и не заметит. А, каково — давай дадим ей отведать материной плоти? — Уймись, — вступил третий голос. Он донесся из каменного алькова близ ритуального костра. На вырезанном в скале троне сидела старуха. Ее длинные седые космы спадали ниже пят, цветом почти сливаясь с ее пепельным платьем. — Руя, подойди. И Руя не смогла отказать. Она, точно игрушка кукольника, которую вели на ниточках, прошла мимо лучницы. Вступила в тень алькова. Медленно опустилась на колени перед старухой. — Сефорна, — выдохнула Руя. — Сефорна, Гейон и Аре. Трехликая богиня. — Убожество, которым мы стали, — жестко усмехнулась Гейон, вставая подле Сефорны и складывая полные, унизанные браслетами руки перед собой. — Жрицы не смогли нести с собой тяжесть реликвий и спрятали их здесь — котел, жезл, ритуальные одежды и ножи. А сами ушли, но так и не вернулись. — Стали шлюхами или повыходили за рыбаков и прочий сброд, — ввинтился резкий голос лучницы — Аре. — Дохнут родами в горячке, пока жрецы лезут им между ног грязными руками. Мои!.. — Умолкни, — рубиновые глаза Гейон злобно вспыхнули. Аре запричитала и отвернулась, баюкая у груди лук. Руя медленно перевела взгляд на Гейон: — Почему вы не призвали меня? Я была рядом, я могла бы… — Иногда лучше ничего не есть, чем есть объедки, — ухмыльнулась богиня. — Тем более ты носила Мелию. Нужно было только немного подождать — чтобы потомица лучезарной Бойи вошла в полную силу. — Что она делает? — обессиленно спросила Руя. — Ищет сестру, — серебряные строгие глаза Сефорны впились в ее лицо. — Ее дух странствует по иным мирам, пока по одной ей ведомым тропам не придет к духу ее сестры. — У нее нет сестры, — растеряв всякое почтение к богиням, огрызнулась Руя. Ее руки сжались на влажном камне, ногти заныли, один даже треснул. Они не упоминали ее три года. И Руя не позволит… — Есть, — лязгнула Сефорна. — И мы говорили тебе, что суть Мелии связана с сутью этой девицы. Мы пытаемся удержать твою дочь здесь. Отвратить от той судьбы, что уготована силами высшими, чем мы. Но она противится. Интересно, может ли усмехаться человек, погребенный горой? Руя вот, хотя ощущала себя именно так — будто на нее рухнули все камни мира, — смогла. Ее маленькая, добрая, ласковая Мелия… Упрямая — упрямая, как горный тур. Готовая оспорить волю самой Трехликой. — Когда она пришла к вам? Как… Как это произошло? — спросила Руя. — С чего бы нам тебе отвечать? — огрызнулась Аре. — Не слишком-то почтительно ты обращаешься к своим богиням, — усмехнулась Гейон. — Сегодня особая ночь — ночь великой жертвы, — пожала плечами Сефорна. — Пусть спрашивает. А вы отвечайте. — В четырнадцать, — почти пролаяла Аре. — Пришла к нам сама, заигравшись с бабочками… Как мы и говорили. Противиться нашей воле бессмысленно, смертная. — Луноликие плевать на нее хотели, — хмыкнула Руя. Аре сжала лук так, что отчетливо хрустнуло — интересно, оружие или пальцы лучницы? — Мы не властвуем над войной и мужчинами, — пожала плечами Гейон. — Это не наши сферы. Тем более Айя сама впустила чужаков в наш мир, проложила им дорогу. Если бы не она, путь к нам — в белокаменный Ланэрваль, — был бы закрыт для них, укутан туманами, защищен штормами. Но она перевезла Яргира через бушующие волны. А раз открытый путь — открыт навсегда. — Разве мы хоть раз подводили тебя в ином? — усмехнулась Сефорна. — Разве были наши ответы на ваши молитвы ложными? Умерла ли ты родами, оказалось ли твое чрево бесплодным? Или наши яды были плохи? — Лучше бы мое чрево в самом деле оказалось бесплодным, — выпалила Руя. Ее взгляд вновь упал на Мелию. — Вы заберете ее у меня? — Она сама себя заберет, — задумчиво протянула Гейон. — Она не послушает нас. Никого не послушает. — Правда, — покачала головой Сефорна. — Кажется, старая присказка верна. Лучше малое, но свое. Взгляды всех трех богинь упали на Рую. — Останется не Мелия, а ты. Ты будешь служить нам службы вместо нее. Возрадуйся, женщина, ибо мы вдохнем смысл в твою жалкую жизнь. Ты сама к нам пришла. *** Из оцепенения Рую вырвал истошный вопль. Не ответив на предложение-приказ богинь, она бросилась к дочери. Мелия как подкошенная рухнула на землю, катаясь по острому гравию и раздирая в клочья тогу. Она кричала: — Больно, больно, больно! Руя сама вскрикнула, обхватив дочь за плечи. Ее руки мгновенно стали мокрыми и липкими от — понятно, от чего, от крови. — Что с ней?! — Руя обернулась. Богини со своих мест молча наблюдали за ней и за бившейся в ее руках девочкой. Руя чувствовала, что ее руки уже начинают ныть от судорожных рывков — Мелия будто пыталась разбить голову о камни. — С ней — ничего, — пожала плечами Гейон. — Она — просто отражение. — Больно! Больно! Ей больно! — взвизгивала Мелия. Ее нежные плечи под руками Руи покрывались ужасными ранами — они уходили под одежду, пропитывали ее кровью — по всему телу. На глазах затягивались, обращаясь бугристыми рубцами. Но им на смену тут же открывались новые, поверх старых — на шее, на ключицах, на руках, на обнаженных ногах и по всему телу под насквозь пропитанной кровью тогой. Руя слышала влажный хруст кости, хотя понимала — ничего такого Мелия не делает, чтобы ломались кости. — Они ее убивают! — выла Мелия. — Смеются! Смотрят! Убивают! Там… там… Чудище! Мелия завизжала и рывком села, хватаясь за голову, ее охриплый голос зазвучал речитативом: — Она одна, против золотого зверя, он огромный, у него крылья — как паруса, там огонь, горит, она горит, ТСИЯ ГОРИТ! Руя обняла дочку со спины и прижалась всем телом. — Хватит, — прошептала она, даже не пытаясь перекрыть крик дочери. — Мелия, пожалуйста, прошу тебя… Вернись, вернись ко мне… — Осторожнее, — мягкая рука Гейон легла на ее плечо. — Ты ведь знаешь. Руя знала. Если вырвать из транса слишком грубо, часть души жрицы так и останется в ином мире. — Милая, Мелия, — увещевала она шепотом. — Вернись ко мне, вернись домой, Мелия, ты ничего не найдешь там, она умрет, она одержима, она… — Нет! — Мелия взвизгнула и обхватила себя за ребра поверх рук Руи. Кровь плеснула, будто кто-то опрокинул ковш — длинным пятном на гальку. Руе показалось, что она видит, как рассыпается пеплом платье дочери, как ее тонкая кожа сползает лохмотьями и течет сквозь пальцы растопленный жир, а плоть обращается угольями… — НЕТ! — Мелия завизжала и выгнулась дугой. Руя прижала девочку к себе изо всех сил, обняла голову, поцеловала во влажную от пота макушку. Мелия обмякла и заплакала. — Все закончилось. Все хорошо. Маленькая моя… Мелия всхлипнула, обернулась и вцепилась в Рую. — Мама, Тсии больно… Она умирает, она… — Тише, — Руя сжала пальцы на плечах дочери — вновь гладких, чистых и без единой ужасной раны. — Она мертва. Мелия обмякла. Ее лохматая голова упала на плечо Руи. Бешеный стук сердца, который было слышно сквозь клетушку ребер, выровнялся. Руя осторожно переложила девочку на гальку, головой себе на колени. Смахнула капельки пота с ее лба. Она не смотрела, как богини подходят к догорающему костру и запускают в него руки. Не смотрела, но слышала — как трещат под их зубами кости, как они с громким сюпом высасывают из них костный мозг и заталкивают во рты куски оплавленного жира. *** Руя завершила ритуал, как того требовал обычай. Прибрала котел и голыми пятками размолола золу в мягкий пепел, убирая клочки козьей шерсти и осколки костей. Подняла так пока и не проснувшуюся полностью Мелию и отвела к пеплу. Легла вместе с девочкой в него — в еще хранивший тепло круг — и уснула. На рассвете они покинули обитель Грай — Трехликой. Сонная и слабая Мелия показала Руе, где граница меж миров истончается и пропускает — внутрь и обратно. До дома они, обнявшись, шли молча. В предрассветной тишине Руя стянула с девочки испачканную пеплом тогу, накинула сорочку. Мелия обняла себя за плечи и упала на кровать, забывшись беспокойным сном. Три дня она пролежала, не просыпаясь. Иногда Руя заставляла ее поднять голову и выпить молока с медом, но девочка не открывала глаз и не отвечала на вопросы. Схуднула. Асгейр сидел рядом с ней даже чаще, чем Руя. Под глазами его пролегли глубокие тени. Иногда Руя приносила еды и ему, и он всегда коротко, почти не глядя на нее, благодарил: — Большое спасибо. Он был рядом, когда Мелия проснулась. Руя вернулась из грота, усталая и разбитая от навалившихся обязанностей, полная страха за дочь, и подслушала разговор: — Я пойду искать сестру. Сегодня же. Руя аккуратно заглянула за дверной угол. — Я пойду с тобой, — Асгейр сидел на полу рядом с кроватью, сжимал в крупных ладонях маленькую руку растрепанной, побледневшей Мелии. — Но прошу тебя, дай мне время. Дай время себе… — Нет. — Никуда ты не пойдешь, — Руя шагнула в комнату, сжимая руки в кулаки и борясь со слезами. — Не в зиму. Без Асгейра ты никуда не пойдешь, а он со своим увечьем не одолеет зимний перевал. Дождитесь весны. «Я не хочу оставаться одна. Не так скоро. Прошу тебя…» — Нет.