Девочка и меч

Солнце прокатилось над дырой в потолке, а Руя так и не пришла обработать ее раны. Тсия облегченно выдохнула. Руя закатывала ей штанины и начинала натирать гематомы мазями. Те разжижали кровь и помогали от синяков. Сначала было просто стыдно, а потом стало просто невыносимо. Тетушка вечно… вечно умела одной-двумя фразами все внутри перевернуть, гадко уколоть и смутить. Даже когда вроде бы хотела дать совет или помочь, Тсия все равно чувствовала в этом что-то гадкое, как если бы коснулась влажного и холодного змеиного бока. Или как будто подняла доску на заднем дворе, а из-под нее врассыпную бросились мокрицы и часть их залезла в сандалии. — Волосы у тебя вроде светлые, а растет много! — недавно сказала тетушка, деловито натирая ее ноги густой черной кашицей. — Хочешь, дам притирку, от которой все исчезнут? Тсия чуть на месте не умерла. — Замолчи! Кому какое вообще дело? — Ну, я просто подумала… Тсия сама стала наносить все снадобья, но Руя ее в покое не оставила. — Ишь ты! Раз стыдно, то почему не уберешь? А раз тебе все нравится и убирать не хочешь, чего не даешься? Ну ладно, твое дело! Мажь сколько хочешь сама, но я все равно каждый день буду проверять, как заживает. Убедившись, что Руя пропустила полуденную перевязку, Тсия все сделала сама. Густо смазала черное пятно на голени кашицей живокоста, придавила сверху тяжелым компрессом на ноготках. Размешала перемолотые в кашу панцири морских ракушек с горячей водой и опрокинула в себя. Живот чуть свело от голода, но Тсия решила пока потерпеть — в конце концов, не могла же Руя отлучиться надолго? Тем более, вечно ноющего Ликея не слышно, значит, Руя куда-то ушла с ним. Капризный и ленивый, он точно заставит ее вернуться в ближайшее время. *** Уже несколько дней Тсия спала не в кровати, которую вернула Руе, Мелии и Ликею, а в гамаке. Его спустили сверху в общую спальню. В нем Тсия чувствовала себя куда спокойнее, если не считать того, что клинок мог выскользнуть сквозь сетку. Поэтому Тсия откладывала его на сруб стены, рядом с костылем, который сама связала из нескольких веток в дровнике. Странно, но даже такая мелочь — две ладони между ней и Клинком — словно лишала ее покоя. Впрочем, может, это ее обычное состояние — постоянное чувство настороженной тревоги, уязвленная всем подряд гордость и недобрые предчувствия? Но стоило ей взять Клинок в руки, вот как сейчас, и провести ладонью по длинному прохладному лезвию с причудливой гравировкой и глубокими кровостоками вдоль дола… Вспомнить все то, чему ее научила Вейдарель…. Ощутить тонкий узор эфеса, острые кромки драгоценных камней и ромбовидное яблоко на рукояти… поднять клинок на ладони, чтобы увидеть совершенный баланс, поймать отраженное в его гладях солнце… Есть ли что-то невозможное с таким оружием? Есть ли бой, который можно проиграть — с ней? — Нет, — Вейдарель опустила ладони ей на плечи. — С тобой мы сможем все и немного больше. С тех пор как Тсия пошла на поправку, Клинок перестала непрестанно маячить рядом. Для того, чтобы видеть ее, Тсии требовалось войти в особое состояние мысленного единения с оружием. Впрочем, это давалось ей легко. Потому что мысли сами по себе совершенно меняли направление, стоило клинку оказаться в ее руках. Ничто не могло соперничать с Вейдарель в ее голове в такие моменты. Сила, восторг, любование и предвкушение — словно в пустые доселе формы вливали раскаленный металл. До этой встречи Тсия понятия не имела, для чего живет и что будет дальше, если весь их уклад, вся их жизнь ей отвратительны. Но теперь… — Ты быстро идешь на поправку, — склонившись к самому ее уху, шепнула Вейдарель. — Минует месяц, и мы пойдем с тобой искать битвы. Я голодна. — Не раньше, чем приплывут Луноликие, — отсекла Тсия. — С кем ты собралась здесь сражаться? С овцами или старухами? — О, неужели? — проворковала Вейдарель. — Северяне снялись с якорей очень быстро, стоило буре самую малость утихнуть… Даже не проверили, все ли их товарищи с ними. — О чем ты? — чуть не выпала из гамака Тсия. По-прежнему прижимая меч к себе, она перекинула ноги и обернулась лицом к Вейдарель. Клинок, небрежно улыбаясь, заправила выбившуюся из косы прядку Тсии за ухо. — Один из северян остался жив, — промурлыкала Клинок. — Не поверишь, но нашлись местные, что его пожалели… а может, просто испугались. Честно, такие тонкости ваших смертных чувств мне непонятны. Он ранен, но скоро поправится. Тогда же поправишься и ты. И мы дадим ему бой… Она голодно облизнула бледные губы. — У северян горячая кровь. И яростная. Я так жажду… — Я уже могу стоять на ногах! — выпалила Тсия и попыталась приподняться. — Давай расправимся с ним прямо сейчас! Никаких Луноликих больше здесь не будет, пока я в силах держать оружие! Вейдарель толкнула ее в плечи и опрокинула на гамак. Не убирая рук, крепче втиснула Тсию в лежанку. — Еще чего! Сначала ты поправишься, а потом уже пойдешь мной размахивать. Кроме того, тебе надо подучиться. Это не я должна вести бой, а ты! Ее черные косы соскользнули с нагих плеч и упали на тюфяк под головой Тсии. Их сладковатый медный запах защекотал ноздри, но девочка не позволила себе отвлечься на смущение — не в этот раз! — Они убийцы и насильники, воры и разрушители, — прошипела Тсия, слабо ворочаясь под неожиданно сильными руками Клинка. — И у меня теперь есть ты. Мне ли терпеть их в м о е й деревне?! — Если ты пойдешь сейчас, то ни-че-го-шеньки не добьешься. Еще и перелом откроется. Что тогда будем делать, а? — Перетерплю! — Тсия попробовала силы и рванулась вверх. Хотя руки Клинка казались крепкими и сильными на ее плечах, Тсия легко одолела это сопротивление. — Что ты творишь, — зашипела Вейдарель, отшатываясь. — Какое тебе дело, когда ты убьешь его? Сегодня, через месяц ли? Он никуда не денется, а ты поправишься! — Я ненавижу их, — выдохнула Тсия, глядя Вейдарель прямо в глаза — не зная, какие слова подобрать и как передать это чувство, черное, как полночь, холодное и вязкое, но в то же время жгучее и нестерпимое. — И я не могу спокойно зализывать раны, пока один из них здесь! Ну же, Вейдарель. Ты ведь сама мне говорила, что нам все по плечу. Почему сейчас удерживаешь меня? — Я не останавливаю тебя от мести! Я лишь прошу подождать, пока ты поправишься, — Клинок, яростно хмурясь, неожиданно смягчилась и протянула белые руки к Тсии. — Прошу тебя… Ты ведь даже не знаешь, где он. А когда ты поправишься, я приведу тебя к нему. Это будет честный, благородный бой… — К демонам благородство. Если надо, я перережу ему глотку — спящему. Тсия нащупала самодельный костыль. Конструкция позволяла ей беспрепятственно добираться до всего необходимого в доме, дойти до северянина тоже поможет. Где бы он ни был. А там она отбросит мешающую подпорку, сцепит зубы и встанет на обе ноги. Да, будет больно, но она перетерпит. И тогда… Она не заметила, как Клинок оказалась рядом с ней — и не сразу поняла, за что зацепилась ее нога. За мягкую туфельку! Тсия полетела лицом вперед, рухнула об пол и проехалась на животе вперед. Из груди с кашлем вырвался воздух, а в глазах заплясали цветные пятна. Она попыталась приподняться и почувствовала, как Вейдарель обхватывает ее со спины за плечи. На секунду мелькнула мысль — сейчас впечатает в пол! Это же она сделала подножку, нарочно! Но Вейдарель наоборот помогла ей не растянуться снова. Обретя какое-то равновесие, Тсия злобно рванулась из чужих рук. — Что ты творишь? Добить меня решила? — Хотела бы тебя добить — ты бы упала на лезвие, — поджала губы Клинок. — Извини. Но бесчестия я не потерплю. Ее пальцы обхватили подбородок Тсии, и дернуться не получилось — сжимали крепко. Вейдарель заставила ее обернуться и посмотреть себе в глаза — в два холодных, нечеловеческих глаза. — Я не ведаю старости, голода или жажды. Я могла бы, как и мои сестры, спокойно дремать под толщей гор в ожидании прославленного воина. Ведь я — легендарный клинок, и место мое — в руках героя. Но я решила дать тебе шанс. Именно тебе, Тсия. Я не первой попавшейся далась в руки, только бы выбраться из пещер. Я выбрала тебя, я позволила тебе вырвать меня из спокойного сна, чтобы спасти твою жизнь. Я увидела в тебе зачатки того, что может обернуться доблестью и войти в легенды. Это не пустые слова. Клинок никогда не отмоется от бесчестья своего владельца. Поэтому когда клинок выбирает тебя — это высшая дань уважения и доверия. Поэтому у тебя уже нет выбора. Не дав себя убить и взявшись за мою рукоять, ты выбрала быть героем. Так и веди себя соответственно! Последняя фраза прозвучала пророческим заклинанием, обрушилась печатью, скреплявшей незримый договор. Вейдарель перевела торжественный взгляд на Тсию. И легкая улыбка, появившаяся на ее губах под конец монолога, исчезла. Тсия видела свое отражение в светлых глазах Клинка. Видела свое лицо, искаженное злобой и отвращением, и ненависть, так и не растаявшую на дне зрачков. — Я не просила меня спасать. — Ты!.. — И я убью всех северян, до которых смогу добраться. Извини, но красивые легенды не для меня. Я видела, как они рассыпаются. Она хотела сказать что-то еще, но не высокопарное и исполненное достоинства, как слова Вейдарель. Наоборот, что-то грязное и хлесткое, до боли примитивное и простое. Что-то, что совсем не будет походить на историю ее матери и отца. Что-то банальное, но намного более весомое, чем героические деяния, возложенные надежды и добровольные выборы. Что она хочет отомстить за свою испорченную жизнь, хочет затушить свою боль чужой кровью, что это облегчение ей куда дороже чести и духовного роста. Но не успела. Со двора ее тихонько, придушенным голосом позвала Мелия. — Тсия! Тсия, ты дома? Только не говори маме! Тсия, мне очень нужна твоя помощь… Использовав костыль как опору, Тсия быстро поднялась на ноги и доковыляла до порога. Сердце сжало в груди, как в кулак, и сразу пришли нехорошие мысли: неужели она наткнулась на того, оставшегося в живых Луноликого? Что он сделал с ней?! Выйдя на крыльцо, Тсия застыла. Ее младшая сестра, залитая кровью, тащила за собой какого-то парня. Парня с желтыми, как солома, волосами и в кожаном доспехе Луноликих… *** «Не лезла бы ты в это, Руя! Ты — песчинка, гонимый ветром листок, и самое главное в твоей жизни уже миновало. Но твоим дочкам предписаны великие судьбы… Темная — старшей, светлая — младшей. Старшая разрушит все, что тебе дорого, младшая обласкает развалины своим теплым светом. Одна будет Месяцем, что вечно мчится вперед, неся за собой разрушения, а вторая будет Солнцем, что катится за ней, согревая да исцеляя все, что еще можно исцелить…» Руя остановилась у забора собственного дома, переводя дыхание, чтобы не заплакать. Забывшись, она не зашла к соседке забрать Ликея. Та была одной из немногих женщин, что относились к ней с теплотой: неверная жена с изменчивым и любвеобильным нравом, она постоянно бегала к Руе и часто жаловалась ей на нелегкую жизнь за чашечкой спорыньи. Не слишком надежный человек, но Мелия все еще гуляла, а Тсия находилась под воздействием дьявольского клинка. Руя не оставила бы с ней ребенка. «Дрянная ты мать, Руя, — мысленно укорила она себя. — Забыла о собственном сыне». Однако вместо того, чтобы повернуть обратно, к деревне, Руя застыла, привалившись лбом к покосившемуся забору. Все смешалось у нее в голове, к горлу подбиралась тошнота. «Не тебе вмешиваться в движение судьбоносных плит, женщина, — прохрипела в ответ на ее просьбу сереброглазая. — Кстати, помнишь ли ты о своем обещании?» Это уже насмешливо спросила рубиновая. «Вы забрали у меня моего первого сына, — пробормотала Руя. — Разве вам мало?» «О нет, его у тебя отняла твоя привычка возиться с недобрыми травами. Как знать, может, роди ты сына пораньше, он бы стал тебе теперь защитником и опорой? Но нет, ты его погубила… И теперь никто не поможет малютке Мелии. Только мы. Когда ей исполнится четырнадцать, ты отошлешь ее нам». «Зачем?!» «Мы обучим ее. Ты бездарна, но она унаследовала поразительные способности от твоей матери, последней из великих жриц, Бойи…» «Бойа была моей матерью? Так мы с Айе в самом деле сестры? И Тсия — моя родная племянница?» «Что ты! Глупая женщина… Айя была рождена одной из старших жриц, что сбежала из Ланэрваля и бросилась странствовать с матросом острова Оттойи. Вернулась спустя пару лет с грудным ребенком — Айей, нагулянной от морских ветров». Руя всегда об этом догадывалась, но порой ее снедали странные, спутанные мысли — негоже так думать о родной племяннице, как она думала о Тсие. Особенно теперь, после смерти Оле, когда девочка так нежданно-негаданно… возмужала. «А вот ты — ты последняя, и потому самая любимая дочь Бойи. Только вот, вопреки ожиданиям старой жрицы, ничего примечательного в тебе не было. Все ее усилия возродились в твоей доченьке, но жрица этого уже не увидела. Да и мало в том толку — дочурка твоя обречена на скитания, ни почета, ни родного дома ей не видать». Руя стояла, пришибленная открытой истиной, точно мучным мешком — со слабыми ногами и кружившейся головой. Усилием воли она заставила себя отвлечься — себя и свою бездарность она оплачет позже. «В чем ее недобрая судьба?! Она такая добрая и красивая, что плохого может с ней случиться? Это Тсия нашла проклятый артефакт, а не Мелия!» «Мы уже сказали тебе, о неразумная. Мелия будет идти следом за твоей старшей дочерью, куда бы та ни пошла, ибо в том ее природа — сострадательная и любящая. Однажды твоя старшая дочь разрушит и эту деревню, и последнюю память о Ланэрвале; убьет тех, кого твоя младшая дочь любит. Не бойся ее проклятого клинка. Бойся ее саму, ибо она рождена для клинка, а клинок сотворен лишь для того, чтобы быть инструментом в ее руке. Твоя младшая дочка погибнет, если попытается идти за ней по тропе мести и крови. Но мы можем ее обучить, чтобы этот путь стал чуть менее мучительным. Неразумная женщина, ты пришла сюда не за тем, чтобы узнать, как спасти старшую дочь от колдовского клинка. Ты пришла сюда за своей судьбой. Так вот она — ты уже исполнила ее, не отдав Мечницу отцу и родив Волшебницу. Отдай малышку нам, чтобы мы воспитали из нее ту, что смягчит поступь рока. И иди… воспитывай своего такого же заурядного, как ты сама, сынишку, доживай свои годы счастливо. Это роскошь, которой обе твои дочери будут лишены». «Я не отдам вам Мелию! — выкрикнула Руя, и эхо ее голоса заметалось в морской пещере. — Только не ее. Я не позволю… Не позволю терзать ее и мучить! Я не хочу, чтобы Птичий Мост пал, и не хочу, чтобы любимые Мелии умирали… Вы ведь обо мне и Ликее? Это нас погубит Тсия и ее проклятый меч?!» Грайя растянула свои высохшие, потрескавшиеся губы, обнажила гнилые копья зубов. Ее лохматая голова на тоненькой шее странным, дерганным движением подпрыгнула — должно быть, она кивнула, но разобрать было сложно. «Я не хочу! — Руя ощутила, как щиплет в глазах, и топнула от бессилия ногой — влажно хлюпнула по луже. — Должен быть другой способ! Это все из-за клинка… я избавлюсь от него, и тогда…» «Бесконечно твое неведение! — взвизгнула золотоглазая. — Неужели ты не слышишь, что мы тебе говорим?! Дело не в мече, либо силы этого меча неизмеримо древнее наших, раз мы не можем ни увидеть, ни прочувствовать его…» «Молчи! Молчи!» — разом шикнули на нее рубиновая и серебряная. Грайа вскинула голову и уставилась на Рую тремя цветными глазами, голос ее растроился в глотке. «Дело в самой Мечнице!» «Тогда… Тогда… — Рую озарило. — Все дело в ней? В одном-единственном человеке? Она действительно дочь своей матери — из-за Айи погиб весь Ланэрваль!» «Верно. От разрушительницы и смутьянки не могла родиться смиренная овечка». «Хотя в некоторых случаях от могущественных жриц рождаются посредственности…» «От бездарного отца может уродиться что угодно, но сиятельная Айя не простого человека приняла в свое лоно». «И то верно…» «Хватит болтать! — взвизгнула Руя. — Что вы постоянно мне напоминаете, какое я ничтожество?! Думаете, я уже ничего не могу? Могу! И вы сами меня научили всему, что нужно!» «Ты пришла сюда не столько для того, чтобы спасти Тсию, а чтобы взглянуть правде в лицо. Мы открыли тебе эту правду, и даже подсказали, как поступить наилучшим образом. И что же, ты отвергнешь нашу мудрость?» «Я всегда творила свою судьбу сама, — прошептала Руя, опуская голову. — Может, мне и далеко до блистательной, легендарной Айи… Но я, по крайней мере, смогла сохранить своих детей. И буду хранить их и дальше!» «А Тсия что же, уже не твой ребенок?» «Вы сами сказали, что Айя мне не родня» *** Там ты была смелой, а теперь? Руя стояла, прислонившись к забору, и не могла заставить себя шагнуть во двор. Ни в чем она не была уверена. И понятия не имела, как теперь ей смотреть в глаза Тсии. Она ведь решила… Уже решила… — Тсия, прошу, не надо! — взвизгнула за забором Мелия, и этот крик вырвал Рую из бесконечной спирали убивающих мыслей. «Неужели уже?!» — похолодела она. Неужели… Неужели Тсия уже начала разрушать и убивать?! Руя распахнула калитку и вбежала во двор… Тсия стояла посреди двора с клинком, занесенным над Мелией. Руе показалось, что она глядит на девочку — девушку — впервые. Она же совсем как они, как Луноликие. Длинная, длиннорукая. С хищным, остроскулым злобным лицом и этими почти белыми, словно выдубленными, волосами… Чужачка. Плоть от плоти своего отца. — Уйди с дороги! — прорычала Тсия. — Ты что, не понимаешь, кто это? — Он еще маленький! И он ранен! Тсия, прошу тебя, не надо! Мелия метнулась ей под ноги — Руя даже вскрикнуть не успела. Но клинок не пронзил живой плоти. Тсия одной рукой схватила Мелию за предплечье и рывком задвинула себе за спину. — Не мешайся. Пока я жива, ни одного северянина здесь не будет! Руя бросилась через весь двор к дочери, а Тсия сделала шаг вперед. Она замерла лишь на мгновение — Руя увидела, как лезвие клинка рывком поднимается перед ней, словно заслоняя от девушки дорогу. Тсию это не остановило. Вскинув руку, она обхватила лезвие и отвела его со своего пути. — Ты должна служить мне, а не перечить! — рявкнула Тсия. — Я все равно его убью, ясно тебе? Не тобой — так голыми руками! Присев на корточки, Тсия уложила меч на землю — с ее ладони, вдоль лезвия, прямо на пыльный двор — стекала кровь. Сжав бледные руки в кулаки, она перешагнула через меч и замерла… Замерла над каким-то белобрысым мальчишкой. Руя влетела в Мелию, которая шла по пятам за сестрой, беспомощно протягивая руки и захлебываясь в слезах: — Тсия, умоляю тебя! Тсия, ну пожалуйста! Тсия, ты пугаешь меня! На мгновение стиснув Мелию в объятиях — почувствовав, как ужас отпускает стальные тиски на сердце, — Руя отодвинула девочку в сторону и налетела на Тсию. Та уже вплотную подошла к мальчишке на земле и пинком перевернула его на спину. Руя краем сознания успела подивиться: бьет безжалостно, метко, в живот — что-то даже будто хрустнуло или лопнуло в тщедушном теле… — Совсем озверела? Что ты творишь?! — Руя схватила ее за плечи и рывком обернула к себе. Слова застряли в горле: черные глаза Тсии горели бешенством, губы были сжаты в бледную нить, желваки стиснутых челюстей ходили под кожей. И тело — высокое, сильное, — было напряжено, готово раскрутиться, как пружина, ударить, покалечить и даже убить. Не ребенок, которого Руя воспитывала, но… Настоящая Луноликая — один-в-один как те налетчики в Ланэрвале и в их доме пять лет назад. Руя почувствовала, как ноги сами делают два шага назад — прочь. Она так и не смогла выдавить из себя ни слова. Просто вдруг подумалось — а смысл? Тсия никогда ее не слушала, не послушает и теперь. Хорошо бы, чтобы ее злость не перекинулась с мальчишки на них с Мелией. Яд, подумала Руя, медленное оружие — нельзя, чтобы Тсия видела во мне врага. Она попыталась было улыбнуться: показать, что все хорошо, протянуть ладонь к оскаленной звериной пасти, чтобы показать, что все хорошо, что никто не желает битвы. Но не успела. Гримаса слепого бешенства сошла с лица Тсии. Белые до серости щеки вдруг залило румянцем, а горящие пламенем черные глаза влажно заблестели. — Я напугала тебя? — спросила она отрывисто. Ответить опешившая Руя тоже не успела. Тсия вдруг подскочила к мечу — сердце пропустило удар — и подхватила его. Обернулась на свернувшегося клубком, тихонько подвывавшего мальчишку в пыли. Закатный луч сверкнул в темном лезвии не пролитой п о к а кровью. «Добьет. Надо бы прикрыть Мелии глаза…», — Руя завела руку за спину и почти тут же поймала маленькую ладошку дочери в свою ладонь. — Не смотри, — прошептала Руя. Тсия ее услышала — дернулась, как будто ее по спине хлестнули вожжей. В ее глазах, вдруг поняла Руя, уже не гнев и холодное бешенство. Это глаза затравленного зверя. Но не волка, а скорее лани… или птицы… Беспомощные, испуганные глаза. Тсия бросилась со двора — стрелой по крутой тропинке в холмы, скрывшись из глаз за десяток ударов сердца. И это с ее-то ногами?! Впрочем… Если совсем охромеет — только лучше. Руя смогла, наконец, вздохнуть полной грудью. — Что это такое было, а, Мелия?.. *** Далеко убежать не получилось — нога болела так, будто под кожей перекатывались угли. В минутах десяти от дома Тсия нашла неглубокую расщелину в скале с бившим из-под камня ручьем. Там было достаточно прохладно — почти зябко — чтобы забиться в щель между скал пылающим телом и подставить голову холодной струе. Почувствовав, как жар немного отступает, Тсия выпрямилась. Капли стекали по ее лицу, которое словно иголками покалывало, и путались в ресницах. Тсия осторожно опустилась на гальку, но больную ногу всё равно прошило острой болью. Вторую ногу она подвернула под себя. Уложила на бедрах клинок и, зачерпнув полную горсть родниковой воды, стала бережно стирать подсохшие разводы крови с лезвия. Через пару минут в его гладкой поверхности отразилось ее лицо. Тсия вгрызлась в отражение взглядом. Стараясь уловить в нем то, что заставило так побледнеть Рую. Что заставило ее отшатнуться. Что заставило ее — взрослую, мудрую Рую — испугаться. Лезвие растаяло, а вместо него на обе щеки Тсии легли прохладные мягкие руки. Вейдарель заставила ее поднять голову. «Да что с тобой не так?!», — она сейчас спросит, подумала Тсия. — А тетушка много для тебя значит, — Вейдарель поджала губы, проводя большим пальцем вдоль скулы Тсии. — На честь тебе плевать. Себя не жалеешь. На плач девочки внимания не обратила. Даже на меня напоролась не раздумывая… А тетушкиного неодобрения испугалась. — Неодобрение?.. Нет, это другое, — Тсия прикрыла глаза, чувствуя, как после короткого предельного напряжения силы покидают ее. — Она испугалась меня. Мышцы шеи обмякли — голова бы упала на грудь, а Тсия следом за ней на гальку. Но прохладные ладони Вейдарель крепко держали ее щеки, не давая рухнуть ниц. — И что в этом удивительного? Ты бы голыми руками могла растерзать того мальчишку — и любого, кто встанет у тебя на пути. Привыкай, на нас часто будут так смотреть. — Но не Руя же! — Тсия рывком выпрямилась. — Чего она испугалась? Тебя? Того, что я бью лежачего? Он же правда еще ребенок… Я сейчас это вспоминаю, а тогда… — А тогда вот тут у тебя все кипело, и мозгов осталось совсем немного, — Вейдарель фыркнула и постучала костяшкой по лбу Тсии — та даже не отстранилась. — Сколько же в тебе это копилось, что стоило поднести искру — и все запылало. — Я не хочу так больше! Не хочу, чтобы Руя боялась! — Тсия зажмурилась, затрясла головой. — Тогда учись владеть собой. — А если я не смогу? Даже ты не можешь меня остановить. Вейдарель не ответила, и Тсия взглянула на нее внимательнее. Клинок стояла перед ней, сцепив руки, увитые браслетами, перед собой. Губы горели кармином, глаза лихорадочно блестели. Что-то с ней было не так… Не то. — Я и тебя оскорбила, да? — отчаяние накатило новой волной — испугала Рую и Мелию, оскорбила легендарный клинок. Все вышло из ее власти, и ради чего — ради полудохлого мальчишки, такого же полукровки, как она сама! А ведь еще недавно она бежала, поджав хвост, в горы, и даже не думала, что когда-то удастся ответить Северянам. Ну а теперь, только почувствовала силу, сразу же сорвалась — и так по-дурацки, и так все испортила! — Это… Это даже приятно, — прошептала Вейдарель, поднимая на нее лихорадочно горевшие глаза. — Нет… Я злилась, потому что ожидала, что ты будешь слепо мне подчиняться. А ты нет… ты даже смогла меня испугать, так что мне пришлось следить за порядком, а не наоборот — разжигать в тебе жажду убийств. Это даже непривычно. Подумав мгновение, она добавила: — Так что я не оскорблена. Наоборот. Впечатлена. Ваши смертные души слабы и ветрены. А ты как белое пламя — попробуй удержи, особенно когда ударил ветер. Вперед и вперед, невзирая на помехи. Со мной или без меня… Тетушка тебя осадила, а что если бы нет? А что будет, когда ты выйдешь на поле битвы с настоящими врагами? До каких высот разгорится пламя, когда ты будешь со мной заодно? — Я не знаю. Я уже и не знаю, можно ли мне становиться этим пламенем. Можно ли мне доверить тебя… Хочешь, я верну тебя на место? Вейдарель свела брови к переносице, но Тсия не дала ей ответить: — Ты дождешься кого-то, кто будет достоин тебя! Кто не ринется, потеряв голову. Не оскорбит тебя, в конце концов, и… — И не напугает тетушку! — фыркнула Вейдарель. Ее острые коготки снова сомкнулись на подбородке Тсии, заставляя ее поднять голову и взглянуть Клинку прямо в глаза. — Когда ты споришь со мной — это будоражит мне кровь. Я хочу подчинить тебя, а ты — меня, но в этой борьбе и рождается связь Клинка и Мечника. А вот когда ты хочешь от меня отказаться, — вот это по-настоящему оскорбительно… Не смей такого произносить впредь. Я тебя выбрала. Я тебе нужна. Тсия сглотнула — спорить здесь было не с чем. — Тогда нам надо уйти. Я не хочу больше пугать Рую. И… и не хочу сражаться с немощными детьми. — Ох, надо же, все-таки благородство тебе не совсем чуждо! Никто и не хотел, чтобы ты сражалась с немощными детьми. Я вообще не его имела в виду. — Не его? — будь у Тсии шерсть на загривке, как у волка, она бы сейчас встала дыбом. — Есть еще? — Именно! Этот живой труп я даже в расчет не брала. Нет, кто-то из крестьян укрывает настоящего воина — матерого, свирепого, с обагренным кровью оружием. Мы дождемся, когда ты поправишься, и пойдем к нему. Вейдарель опустилась на колени рядом с Тсией и снова обхватила ее щеки обеими руками. Склонилась ближе, почти касаясь своим носом чужого. — Я вижу, что в тебе кипит ненависть. Не думай, что это плохо. Ненависть бывает благородной… Сверкающей, белой ненавистью, праведной ненавистью заступников и защитников, тех, кто очищает мир от скверны и проторяет путь другим… Вейдарель облизнула губы розовым язычком и прижалась лбом ко лбу Тсии. — Только ненависть не становится такой сама по себе. Ее нужно вырастить в себе, вымыть из нее все примеси, выкристаллизовать. Научись этому. Тсия ощущала на своем пылающем лбу холодный лоб Вейдарель, вдыхала ее сладкий, медный запах — и чувствовала, как замедляется бег крови в венах, как встают на места подхваченные было ураганом сомнений мысли. — Смири сиюминутное бешенство. Не мелочись. Мы отомстим в с е м им, прольем их кровь сторицей. Но не подло, мелко, исподтишка. Мы сделаем так, что твоя боль уляжется: ты утопишь ее в их крови. Только дай себе время. Дай нам время. Согласна? — Согласна, — прошептала Тсия, осторожно — неуверенно, не отдернут ли, — нащупывая ладонь Вейдарель. Та не отняла руки — наоборот, сжала пальцы Тсии в ответ, ободряя и успокаивая. — Тогда пора идти домой. Тело — тот же инструмент, его нужно точить и гранить, латать зазубрины, — от улыбки на щеках Вейдарель пролегли небольшие ямочки. — А как только поправишься, мы дадим бой. Я обещаю. Тсия крепко сжала рукоять клинка и, опираясь о стены расщелины, медленно поднялась.