Найти новых себя

      Черный деловой костюм, белая рубашка, аккуратно уложенные волосы и вычищенная чуть ли не до блеска обувь. Сесеу стоял перед зеркалом, завязывая галстук и пытаясь преодолеть дрожь в пальцах, — волнение, подобное тяжелой серой туче, не отпускало его с начала собственного расследования, а сегодня должно было состояться слушание по делу Режининьи. Казалось бы, Сесеу понимал, на чем будет ловить прокурора, подготовил весомые доказательства, но смятение то и дело охватывало его, сдавливая горло мертвой хваткой. То ли дело было в открытости процесса, то ли — в присутствии на нем Нанду, который не собирался отступать вопреки просьбам Сесеу не идти на слушание.       — Ты самый красивый, я уже говорил, что тебе очень идет костюм. Вот, только здесь нужно поправить, — Нанду незаметно подошел сзади и вытащил воротник рубашки из-под галстука. Сесеу напряженно улыбнулся в знак благодарности, а Нанду принялся поглаживать его по плечу в знак поддержки, слегка массируя сквозь ткань пиджака. То, что нужно было Сесеу, который довольно зажмурился от прикосновений. — Не волнуйся, я видел твою речь, видел, как ты работаешь. Ты будешь отстаивать Режининью, а я буду сидеть сзади, гордиться тобой и мысленно поддерживать, — Нанду оставил несколько поцелуев на его лице, но Сесеу был настроен серьезно:       — Может, все-таки не пойдешь на заседание? Там может быть много подробностей, слышать которые тебе будет неприятно. Я боюсь, что у тебя снова начнутся кошмары и ненужные воспоминания. Мне очень тревожно и грустно всякий раз, когда мой любимый страдает, — он перехватил ладонь Нанду, целуя каждый палец, и даже в этом жесте сквозило нечто нервное и подтачивающее уверенность.       — Сесеу, я уже настроен идти и уверен, что со мной ничего не случится, — миролюбиво улыбнулся Нанду, не желающий ссориться в такой важный для возлюбленного день. Теплая улыбка Нанду зарядила и Сесеу, который улыбнулся в ответ, а Нанду продолжил. — Ты обязательно выиграешь дело, я верю в тебя, — за ободряющими словами последовал трепетный поцелуй, и это придало Сесеу новые силы, отбросив неуместное волнение куда-то на задворки подсознания.

***

      Сесеу разглядывал зал суда и всех присутствующих так, будто впервые находился на заседании, хотя все было привычным: подсудимая, сидящая рядом с ним, судья, прокурор, свидетели и двенадцать присяжных. Даже гости и журналисты, сидящие в самом конце зала, выглядели не слишком приметными. В это время судья Жизела Диаз, пожилая женщина со старомодной прической и несколькими перстнями на пальцах, произносила привычную речь о «справедливом и объективном рассмотрении дела», о собственной «беспристрастности и независимости», о «взаимном уважении сторон» и других важных вещах. Сесеу украдкой повернулся через плечо и, как ему показалось, поймал взгляд Нанду, теплый и ободряющий. Наконец к речи приступил прокурор, и Сесеу обратился во внимание, ведь ему было интересно, что представляет из себя его оппонент Гильерме Абреу. Внешне он был не слишком примечательным: плотное телосложение, русые волосы, очки в металлической оправе, да и ростом он был на целую голову ниже почти двухметрового Сесеу. Так выглядят дотошные отличники в прошлом и примерные мужья, отцы и работники в настоящем.              — Уважаемый суд, уважаемые участники процесса! Я, синьор Гильерме Абреу, являюсь государственным обвинителем и представляю штат Рио-де-Жанейро. Мы собрались здесь для рассмотрения дела о тяжком преступлении, совершенном подсудимой Режиной да Коста. Согласно предварительному расследованию, подсудимая напала с ножом и нанесла колото-резаные проникающие ранения потерпевшему Раулу Сантору. В связи с тяжелым состоянием здоровья потерпевший не может присутствовать на данном заседании, он проходит реабилитацию, волноваться ему запрещено. Нападение оставило невосполнимые последствия не только для его физического, но и для психологического состояния. Также следует отметить, что подсудимая является наркозависимой, что оказало неоспоримое влияние на ее личность и ход расследования. Наркомания — это серьезная проблема нашего общества, и подсудимые, совершающие преступления под влиянием веществ, должны быть наказаны по всей букве закона, ведь они являются крайне пропащими личностями. В связи с этим, я настаиваю на умышленном характере преступления, а также требую признать наркозависимость подсудимой отягчающим обстоятельством. Уважаемые присяжные, ваша миссия — выслушать все стороны этого дела, изучить представленные доказательства и вынести честный и законный вердикт.       «Надо же, не самая плохая речь, хочет показать, какой он профессионал. А еще давит на жалость. Понятно, почему, среди присяжных — восемь женщин», — подумал Сесеу. Настало время его вступительного слова, в котором он решил сразу обозначить, каким образом будет оспаривать доказательства государственного обвинителя.       — Ваша честь, уважаемые господа присяжные! Я, синьор Маурисио Вальверде, являюсь защитником подсудимой Режины да Косты. Защита обращает ваше внимание на то, что заявление прокурора — это не окончательное решение по делу, а всего лишь его мнение. Нами собраны и будут предоставлены доказательства, упущенные стороной обвинения. В отличие от синьора Абреу, я настаиваю на том, что моя подзащитная совершила преступление в состоянии аффекта, а также превысила пределы самообороны. В своем вступительном заявлении к вам, уважаемые присяжные заседатели, я хочу отметить, что Режина да Коста признала свою вину и готова пройти реабилитацию. Наркотическая зависимость является тяжелой болезнью, которая, однако, подвержена исцелению при желании человека отправиться на реабилитацию. То, что моя подзащитная совершила покушение на убийство в состоянии аффекта, является следствием психических нарушений, возникших в результате употребления наркотических веществ. В связи с этим, синьора судья, господа присяжные, прошу вас оставить все сложившиеся стереотипы и предубеждения о наркозависимых и опираться только на факты, которые будут представлены в данном судебном заседании. Спасибо за внимание, надеюсь на вашу справедливость и беспристрастность, — после речи Сесеу вызвали первого свидетеля обвинения — супругу потерпевшего — молодую донну Карину Сантору.       — Синьора Сантору, расскажите, при каких обстоятельствах вы узнали о беде, случившейся с вашим мужем? — начал допрос синьор Гильерме. Сесеу сразу понял, что его оппонент, действительно, начинает карьеру в качестве государственного обвинителя. Слишком уж банальный вопрос, да и не имеющий отношения к делу.       — Мне позвонили из полиции, сказали, что скорую вызвал Бруно, который заменял хозяйку бара, — дрожащим голосом начала молодая женщина. — В полиции сказали, что мой Раул был ранен в живот и в бедро. А на следующий день уже все гудели, что его наркоманы порезали. У нас их много ходит поблизости, мешают спать, пугают моего ребенка.       — Причиняла ли подсудимая ущерб лично вам, были ли такие случаи? — спросил прокурор. «А это уже неплохой вопрос», — мысленно хмыкнул Сесеу.       — Нет, если только кричала под окнами с такими же наркоманами, они все были накачанными, — напряглась жена потерпевшего. — Хотя нет, вспомнила один случай. Я наблюдала драку между ней и незнакомой девушкой, подсудимая била ее, лежащую, ногами, а после бросила ее и ушла куда-то. Такой человек запросто может пырнуть ножом другого и оставить его в опасности, — выслушав это, Сесеу хотел оспорить слова свидетельницы, но все же решил усыпить бдительность прокурора и не выражать несогласие. Пусть Гильерме Абреу думает, что его молодой оппонент — не самый внимательный человек.       — То есть, правильно я понял, что вы сразу заподозрили подсудимую? — уточнил Гильерме.       — Да, почти сразу, — ответила донна Карина. — Когда я встретила эту девицу в нашем районе в первый раз, у меня сразу же возникли нехорошие предчувствия. Мне всегда казалось, что она более отвязная, чем наши местные наркоманы.       — Спасибо, на этом у меня нет вопросов, — как-то быстро сдался прокурор. Это удивило Сесеу: ему казалось, что жена потерпевшего может сообщить куда больше интересных сведений. Что ж, он перехватит эту женщину и покажет, что может добыть куда больше информации.       — У меня есть вопрос, в отличие от синьора Абреу, я не умею читать мысли. — Сесеу сразу обратил внимание, за что можно зацепиться. — Синьора Сантору, скажите, пожалуйста, почему подозрения упали на мою подзащитную? Вы же сами сказали, что наркоманов в районе много. И я не думаю, что предчувствия можно считать достаточным основанием для подозрений.       — Все просто — глядя в глаза Сесеу, ответила донна Карина. — Она моет посуду в этой забегаловке, запросто может украсть оттуда нож. Она почти всегда ходит накачанная по улицам, один раз кричала гадости в сторону моего мужа. А он у меня — абсолютно мирный человек, мухи не обидит.              — Я знаю, что в этом же кафетерии подрабатывает Тука Алмейда, тоже наркозависимая, тоже способная украсть нож с кухни. Почему вы не заподозрили ее? — Сесеу понял, куда следует давить. У молодой донны Карины явно не хватало собственного мнения и уверенности в себе.       — Туку я знала до ее зависимости, она младше меня на два года и живет в этом районе с детства, — ответила свидетельница. — Мне кажется, она очень хорошая девушка, просто попала в дурную компанию, под влияние той же самой Режининьи.       — А у меня имеются иные сведения про Туку Алмейда, — Сесеу хотел переключить внимание присяжных с Режининьи на других людей и использовал любую возможность. — Она принимает наркотики намного дольше моей подзащитной, тоже не раз попадала в полицию.       — Протестую, ваша честь! — откликнулся синьор Абреу, и Сесеу мысленно выругался — не каждый адвокат хотел бы слышать эту реплику от прокурора. — Мы обсуждаем подсудимую да Косту, а не других наркоманов. Синьор Вальверде вводит присяжных в заблуждение.       — Протест принимается, — легкий удар молотком, небрежно брошенная фраза. — Синьор Вальверде, пожалуйста, задавайте вопросы, относящиеся к нашему делу.       — Извините, ваша честь. В таком случае, синьора Сантору, разрешите уточнить, какими были слова подсудимой в адрес потерпевшего? — спросил Сесеу, пытаясь подступиться к выстроенной линии защиты, согласно которой он хотел выставить не в лучшем свете потерпевшего, показать, что он был не самым идеальным супругом и вызвать у присяжных антипатию к нему.       — Называла его кобелем и потаскуном, — тихо проговорила Карина. — Я не понимаю, почему. Мой Раул — порядочный человек, и не законченной наркоманке его судить и клеветать на него.       — Вообще, я хотел бы спросить, ловили ли вы вашего мужа на измене? — напрямую спросил Сесеу. — Я поясню, почему такой вопрос. В кварталах вроде вашего все друг друга знают, и слухи обычно не появляются из ниоткуда…       — Протестую, ваша честь! — возразил синьор Гильерме. Сесеу нахмурился — какой придирчивый прокурор достался ему в оппоненты! — Сейчас мы обсуждаем преступление, а не моральный облик потерпевшего.       — Протест отклонен, — удар молотка вызвал в душе Сесеу чувство легкости. — Адвокат может использовать любые способы, чтобы защитить подсудимого. Синьор Вальверде, продолжайте.       — Спасибо, ваша честь. Синьора, скажите, пожалуйста, ваш муж поднимал на вас руку? — Сесеу сделал вид, что размышляет над вопросом, хотя с момента формирования линии защиты знал, что задаст его.       — На изменах не ловила, нет. А тумаки я от него получала совсем редко, только когда он был пьяным или в плохом настроении, — голос Карины зазвенел от напряжения, а на следующей фразе стал совсем истеричным. — Вы на что намекаете?! Сначала думаете, что Раул мне изменял, а теперь спрашиваете про побои. Это уж точно не ваше дело!       — Синьора Сантору, первое предупреждение, — провозгласила судья. — Еще два таких случая, и я буду вынуждена выставить вас из зала суда. Соблюдайте дисциплину. Синьор Вальверде, будут ли у вас еще вопросы?       — Спасибо, ваша честь, больше вопросов нет, — ответил Сесеу, удовлетворенный ответами Карины Сантору. Более исчерпывающего мнения о преступлении она бы не высказала. Похожим был и диалог с отцом Раула Сантору, а после выступал следователь, нашедший в архивах записи обо всех задержаниях Режининьи. «Ограбление собственной квартиры в Санта-Терезе, в полицию заявила мать, но вскоре забрала заявление». «Торговля наркотиками в районе Росиньи». «Многочисленные нарушения общественного порядка». «Причастность к организации ограбления дома предпринимателя Леонидаса Ферраза (на этом рассказе Мэл и Нанду сконфуженно переглянулись), была отпущена за недостатком улик». Сесеу знал, что это отягчающие обстоятельства, но также понимал, что противопоставить им. После выступления следователя были еще пара человек, говорящих, что Режининья не раз «нарушала общественный порядок», а Раул был «честным и порядочным парнем», но следующий вызванный свидетель заинтересовал Сесеу. Это был молодой продавец из киоска с напитками, которого Сесеу пытался привлечь в качестве свидетеля защиты. Однако это ему не удалось: парень по имени Жуан Кастро был хорошим приятелем потерпевшего, а также ненавидел наркоманов, и у него были на это свои причины, о которых он тут же поспешил рассказать.       — Да ее весь квартал знает, не удивлюсь, если еще и всему району Эстасио она известна, — эмоционально жестикулируя, отвечал он на вопрос прокурора об обстоятельствах знакомства с Режининьей. — И я сейчас расскажу обо всех бедах, что она мне причинила. Раньше я не запирался изнутри, сидя в киоске и продавая напитки, а теперь приходится, потому что наркоманы могут напасть с пистолетом и ограбить. Недавно был случай, напали на магазин рыбацких принадлежностей в Эстасио…       — Моя подзащитная была причастна к этому нападению? — Сесеу не удержался и спросил слегка ехидным тоном. Его начинало утомлять такое количество одинаковых свидетелей, как будто прокурор занимался не обвинением Режининьи, а собственным пиаром. Будто он хотел показать себя дотошным и грамотным человеком, истинным поборником справедливости, который презирает наркоманов. «Посмотрите, сколько людей свидетельствует против опустившейся наркоманки, они — кристально чистые создания, противостоящие преступнице», — будто говорил Гильерме, и Сесеу мысленно ухмыльнулся.       — Протестую, ваша честь, — сказал прокурор уже наяву, и его поставленный голос вернул Сесеу в зал заседания. Сколько еще протестов он выразит за сегодня? — Синьор Вальверде перебивает свидетеля и хамит ему, что противоречит правилам судебного заседания.       — Протест отклоняется, — судья взмахнула молотком и царственно оглядела и правильного, жаждущего показной справедливости прокурора, и молодого дерзкого адвоката. — Такое уточнение имеет место в судебном заседании. Но все же, синьор Вальверде, дождитесь вашей очереди и задавайте вопросы. Синьор Кастро, просьба ответить на вопрос адвоката, а далее — на вопрос государственного обвинителя.       — Нет, насколько я слышал, да Коста не участвовала в этом ограблении, — не слишком уверенно ответил свидетель, но позже, немного подумав, добавил уже более уверенно. — Не было ее там, иначе мне бы сказали. Ее нельзя не заметить с этими рыжими космами, ну правда, ведьма из детских сказок, — уже сама синьора Диаз занесла молоток, чтобы прервать этот словесный поток, но Жуан тут же спохватился и продолжил говорить по делу. — Простите, ваша честь. Нужно рассказать об ущербе, который подсудимая мне причинила, верно? Не сказать, что он велик: она разбила стекло витрины и постоянно опрокидывала столы и стулья рядом с киоском, сам киоск могла пнуть, когда была накачана. Но я все равно боюсь таких, как она.       — Расскажите об обстоятельствах, при которых вы видели подсудимую двадцатого октября? — задал вопрос синьор Гильерме.       — Я собирался закрывать киоск и вдруг вижу — несется так, как будто она не наркоманка, а спортсменка, — все также эмоционально продолжил Жуан. — Подсудимая совсем не разбирала дороги, споткнулась пару раз, опять сшибла стул. Я окликнул подсудимую, она даже не обернулась, но я заметил, что руки и джинсы у нее были в крови. Мне показалось, что она была под веществами, хотя я не особо понимаю, как выглядит накачанный человек.       — Спасибо, довольно исчерпывающий рассказ, больше вопросов нет, — сказал прокурор, а Сесеу удивился. Какой-то странный свидетель, не рассказал ничего, что указывало бы на умышленный характер преступления. Синьора Диаз спросила, есть ли вопросы у адвоката, и Сесеу сразу понял, к чему можно придраться:       — Вы говорите, что боитесь наркоманов, но зачем-то окликнули мою подзащитную. Эти два факта не стыкуются у меня в голове. Можете пояснить, зачем вы это сделали?       — Я и сам не знаю, — ответил парень, весь вид которого действительно вызывал неуверенность. — Думаю, хотел призвать ее к порядку и попросить поднять стул.       — Но вам же показалось, что подсудимая была под действием наркотика? — Сесеу не собирался отпускать свидетеля. — Выходит, вы не побоялись, что она кинется на вас с ножом, а значит, не считаете ее опасной? Или вы думаете, что человек в невменяемом состоянии стал бы оказывать вам помощь?       — Я не уверен, может, так и было. И нет, вы ошибаетесь, я опасаюсь таких, как подсудимая, — промямлил Жуан, а Сесеу сделал пару заметок по итогам сказанного и приступил к другой стороне допроса:       — Что вы можете сказать о потерпевшем? Например, о том, каким он был человеком. Насколько я понял, вы были друзьями и, если это так, попробуйте оценить его объективно.              — Я могу рассказать про него только хорошее, — пожал плечами свидетель. — Пару раз мы в одной компании ходили в бар после работы, он нас развлекал своими рассказами. Что еще могу сказать? Пусть я бы не назвал его своим другом, парнем он был хорошим. Кого угодно в нашем квартале спросите, все вам об этом расскажут.       — Синьор Кастро, скажите, пожалуйста, говорил ли когда-либо потерпевший о моей подзащитной, и что говорил, если да? — Сесеу подобрался к самой сути допроса.              — Да что о ней разговаривать, она законченная наркоманка, — с пренебрежением ответил парень. — Такие не были интересны Раулу. А, вспомнил. Он говорил, что да Коста его раздражает, ходит вечно накачанная и пьяная со своей подругой, может пнуть чужую дверь или кинуть камнем в окно. Больше ничего не знаю.       — Довольно исчерпывающие разговоры о моей подзащитной, не похоже, что она была настолько безразлична ему, — иронично протянул Сесеу. — А комплименты? Отпускал ли потерпевший какие-либо сальные реплики про да Косту?       — Вы к чему клоните? — воскликнула со своего места Карина Сантору. — Раул никогда не изменял мне даже в мыслях!       — Синьора Сантору, второе предупреждение, — стукнула деревянным молотком судья Диаз. Молодая женщина потупилась и опустилась на место. На глазах ее стояли слезы, но Сесеу осознавал, что все делает правильно. У него немало доказательств неверности потерпевшего, этот вопрос — только подводка к его линии защиты. Только бы свидетель сказал правду!              — Да, он мог сказать что-то вроде: «Она красивая, жалко, что наркоманка». Говорил, что у нее красивые волосы, фигура, — ответил Жуан, и было видно, что он не врет. — Но я его понимаю, молодой, здоровый парень, не то, что те, кто в перьях ходят и с другими парнями встречаются, — на этой реплике Сесеу дернулся. А вдруг его начнут подозревать? Вдруг кто-то видел, что на заседание они с Нанду приехали вместе и, перед тем, как зайти в зал суда, обнимались и держались за руки в машине? Проявлять чувства на публике опасно, но не делать этого практически невозможно. Сердце Сесеу дрогнуло, стоило ему осознать, как он любит Нанду и боится его потерять… Проглотив неуместную реплику о том, откуда свидетель знает подобных парней, и выглядевший бы подозрительным протест, Сесеу задал еще пару вопросов и отпустил свидетеля, последнего за день. Впереди оставалось еще несколько дней, и Сесеу был уверен, что может выиграть дело.

***

      — Что-то совсем беспокойно, мне кажется, прокурор обнаружил что-то такое, что завалит всю линию защиты Сесеу, — говорил Нанду, сидя на полу в комнате Луиса и потягивая виски. Снова небольшая доза, которую сложно назвать проявлением срыва. Сегодня был второй день слушания, но Нанду пропустил его из-за контрольной работы, а после решил зайти к новому приятелю, немного отдохнуть и выпить. — Хотя он так старался, провел собственное расследование…       — Откуда такое волнение? — спросил Луис. — Как я понял, твой Сесеу защищает наркоманку, почему тебя так беспокоит, посадят ли ее? Скажи, Нанду, я же вижу, ты сам не свой с тех пор, как он начал это дело. Если расскажешь, тебе станет легче. Я так не люблю, когда ты нервничаешь, — где-то Нанду уже слышал похожую фразу, но звучащую по-иному.       Нанду колебался, стоит ли сказать правду. Луис будто пытался втереться в доверие, залезть ему под кожу, узнать о новом «друге» все, что можно. Делал он это как-то ненавязчиво, под предлогом заботы и поддержки, признаваясь Нанду в том, что восхищается им и считает другом. При этом сам Нанду не мог назвать Луиса другом, скорее, только приятелем. Наверное, все же стоит признаться, потому что рано или поздно эта тема все равно всплывет в разговорах, либо пойдут слухи среди ребят из группы. Тем более Нанду не хотел, чтобы его круг друзей ограничивался только Сесеу, Телминьей, Мэл и Деборой.       — Луис, как ты думаешь, почему я, будучи старше вас на пять лет, поступил в университет? Почему стараюсь не употреблять алкоголь, не хожу на вечеринки? Наконец, почему пошел на стажировку к психотерапевту, который работает с зависимыми людьми? — Нанду попытался подвести собеседника к нужной мысли, и до Луиса дошли нужные выводы.       — Неужели ты тоже был наркоманом? — спросил он, и это «был» резануло Нанду. Нет, все же Луису чего-то не хватает. То ли понимания действительно серьезных проблем, то ли жизненного опыта, то ли элементарной эмпатии. Хотя, возможно, это повод узнать его получше.       — Да, я действительно наркоман в ремиссии, употреблял с восемнадцати лет. И я все еще зависимый, пусть и не употребляю наркотики. А та девушка… мы с ней встречались в то время, а сейчас она совершила преступление, покушение на убийство. Сесеу согласился защищать ее бесплатно, и я горжусь им.       — Ничего себе, я даже не думал, что все так серьезно, — сочувствующим тоном проговорил Луис, коснувшись руки Нанду, который погрузился в свои мысли и не заметил этого. Как и того, что стакан с виски уже был опустошен. «Странно, почему Луис не пытается меня остановить, Сесеу бы уже давно выбил стакан из моей руки», — подумал Нанду и в тот же момент резко встал и так и замер. Ему было некомфортно — из-за прикосновений Луиса, из-за разговора, который он так не хотел поднимать сегодня, из-за волнения за Сесеу и до сих пор нерешенного вопроса с его контролем. Но в какой-то момент это чувство испарилось, уступив место забытому иррациональному страху, шуму в ушах и дрожи в пальцах. Нанду стало холодно, несмотря на мартовскую жару, а сердце как будто вырвала и сдавила невидимая ледяная рука, при этом оно еще билось. На лбу, несмотря на озноб, выступил липкий холодный пот.       — Нанду, Нанду! — откуда-то раздался крик, будто сквозь вату. Нанду обнаружил себя на полу рядом с Луисом, который держал его за руку. — Дыши глубже, пожалуйста, — услышав еще одну знакомую фразу, Нанду повиновался и, постепенно приходя в себя, осознал, что это была паническая атака. Они снова возвращаются! Почему, неужели из-за ситуации с Сесеу?       — Вот, видишь, до чего могут довести наркотики, — горько усмехнулся Нанду, протягивая руку к бутылке виски и наливая себе еще один небольшой глоток. Он выпил залпом, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, потянулся за телефоном и увидел несколько СМС-сообщений от Сесеу, а также один пропущенный вызов. «Ты где?», «Все еще на занятиях?», «Нанду, я беспокоюсь, возьми трубку», «Напиши хоть что-то», — гласили сообщения. «Черт побери, опять?» — мысленно выругался Нанду. Ему и так паршиво, а тут еще Сесеу со своими претензиями! Захотелось покурить и расслабиться, но Нанду решительно задвинул крамольные мысли в дальний угол. Нужно просто прийти домой, отвлечься на чтение или домашние дела.       — Твой Сесилио звонил, пока у тебя была паническая атака. Я случайно заметил, хорошо, что у тебя звук отключен, — Луис не выглядел смущенным, а Нанду, даже не заметив очередной попытки вмешаться в его личную жизнь, только возразил:       — Его зовут Сесеу. Луис, пожалуй, я пойду, увидимся, как только закончатся слушания. Я должен протрезветь, да и домой хочу, устал. Пока, до встречи! — и, не дождавшись ответа, поспешил к выходу. «Все будет хорошо, как только закончится это дело», — повторял Нанду эту мантру, в которую не слишком-то верил уже давно.

***

      Второй день заседания начался с показаний нескольких сотрудников того самого наркодиспансера, куда Сесеу отвез Режининью, пытаясь уберечь Нанду от нее. Они в один голос утверждали, что подсудимая как косвенно, так и напрямую демонстрировала, что не хочет лечиться, и самое красноречивое свидетельство этому — побег во время прогулки. «Как давно это было! — думал Сесеу. — За это время Режининья могла загореться идеей реабилитации, либо вообще бросить». Оспаривать слова врачей и вопросы прокурора Сесеу не стал — понимал, что его протест отклонят, а также считал, что все будет сказано и доказано завтра. Затем было выступление эксперта, который рассказывал про орудие убийства, его соответствие нанесенным ранам и про тот факт, что нож был остро заточен. И снова это не казалось Сесеу достойными аргументами, ведь разве ножи в заведении общепита не должны быть острыми.       Наконец, последнюю свидетельницу Сесеу вовсе не ожидал увидеть на стороне государственного обвинителя, этого правильного и прилизанного синьора Абреу. Ею была Норма Алмейда, мать Туки. До самой Туки у Сесеу достучаться так и не получилось: во время его визита она была накачана и ничего не помнила, а позже затерялась где-то в фавелах. По лицу Нормы же было видно, что она крепко выпивает и часто уходит в запои. Кроме того, Сесеу удалось на всякий случай собрать небольшое досье на семью Туки, и он тут же решил оспорить выбор прокурора:       — Ваша честь, я протестую против вызова этой свидетельницы. Синьора Алмейда содержит наркопритон и является преступницей. Она не раз привлекалась за мелкие кражи и нарушения общественного порядка, которые синьор Абреу ставит в вину моей подзащитной. Ее привлечение в качестве свидетельницы обвинения противоречит моральным нормам. Прибавьте еще тот факт, что синьора Алмейда употребляет алкоголь в течение долгих лет. Да у нее дочь наркоманка, которой также необходимо лечение, а эта синьора пускает все на самотек!       — Я протестую против заявления синьора Вальверде, — парировал прокурор. — В ходе следствия удалось выяснить, что это помещение не является наркопритоном, а свидетельница согласилась сотрудничать с нами. Мы можем привлекать любых свидетелей, если им есть, что сказать.       — Синьор Вальверде, ваш протест отклоняется, свидетель может быть даже преступником, решившим сотрудничать со следствием. Синьор Абреу, прошу приступить к допросу, — произнесла судья.       — Благодарю, ваша честь, — кивнул прокурор, а Сесеу сел на место, раздумывая, о чем он может спросить. — Синьора Алмейда, расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы познакомились с подсудимой?       — Эта девчонка прибилась к моей дочери где-то два или три года, поселившись в моей квартире. Сначала мне было плевать, живет и живет, тем более она иногда уходила на долгое время. Иногда с ней приходили всякие сомнительные личности, но ненадолго, чтобы переночевать. Но в последнее время жить с ней стало тяжело. Я не скрываю, что много пью, что моя дочь принимает наркотики. Мы хотели бы, возможно, бросить все это, но с такими друзьями, как Режининья, моя Тука никогда не встанет на ноги, — донна Норма говорила сбивчивым и горьким тоном, но Сесеу это не проняло. Как будто все, что она говорила, было заученным текстом. Сесеу покосился на Режининью, которая еле сдерживалась, чтобы не наорать на мать Туки.       — Как вы относились к этим сомнительным, как вы сказали, личностям? — спросил синьор Гильерме. — Чувствовали ли вы себя в безопасности рядом с ними?       — Признаюсь честно, они меня пугали, — поежилась Норма. — Один из них был самым настоящим наркоторговцем, приводил своих ребят, по ним все было видно, что они из банды. Кажется, Режининья спала с этим громилой за дозу. Моя дочь, какой бы она ни была, не поступила бы так. Как-то еще Режининья привела к нам очень большую компанию парней и началась драка: одному глаз подбили, второму руку сломали. Мне страшно было выйти из комнаты, хотя в жизни я многое повидала, представляете, какой ужас!       — Каким человеком в ваших глазах была подсудимая? — спросил синьор Гильерме.       — Не самым приятным, настоящей оторвой, — с честными глазами ответила Норма. — Провоцировала потасовки, воровала у меня и гостей, за что ей попадало, конечно же. Но она, кажется, ничего не боялась, когда дралась с кем-то. Над моей дочерью постоянно насмехалась.       — Да что ты говоришь, старая дура?! — Режининья уже не могла сдерживаться и даже вскочила со своего места. Ее глаза горели, голос срывался, казалось, она может кинуться на свидетельницу и устроить потасовку. — Сама постоянно просила меня то выйти на работу, когда не могла встать с кровати после очередной пьянки, то защитить от собутыльников, когда вы драться начинали. И после этого ты называла меня дочкой, говорила, что никогда не выгонишь меня на улицу. Вы посмотрите на эту лицемерку!       — Подсудимая, просьба сесть на место! Первое предупреждение, — провозгласила судья, и Режининья, испепеляя взглядом синьору Алмейда, опустилась на скамью.       — Говорила ли она что-либо в негативном ключе о потерпевшем, синьоре Рауле Сантору? — здесь прокурор явно чувствовал себя на коне, пытаясь хоть как-то выехать на «личной неприязни» Режининьи к потерпевшему.       — Недавно она говорила, что он ее раздражает одним своим присутствием на улицах и в баре, и, будь ее воля, она бы убила его где-нибудь в подворотне. И глаза у нее были такие, злые. Вот тогда я и правда испугалась: лично мне потерпевший не причинял зла, я с ним даже не знакома. Какой бы я ни была, желать смерти человеку — это последнее дело, — Норма посмотрела на прокурора, затем на Сесеу, и ее взгляд был ясным и победоносным. А Сесеу понял, что такое заявление может подтвердить умышленный характер преступления, но только в глазах присяжных. Что-то ему казалось не совсем надежным в словах синьоры Алмейда, но еще больше его поразил ехидно улыбающийся и не доведший допрос до конца Гильерме Абреу. Этот человек поражал Сесеу в который раз. Принимать сказанное алкоголиками и наркоманами за чистую монету, какая глупость!       — По-моему, вполне исчерпывающее заявление, — одобрил Гильерме. — Обратите на него внимание, господа присяжные. Передаю слово синьору Вальверде, быть может, у него еще останутся возражения. Хотя, мне кажется, свою дерзость он явно подрастерял.       — Спасибо, синьор, но моя дерзость на месте, как и ваша дотошность, — в тон ему ответил Сесеу. — Я до сих пор считаю, что эта свидетельница не является самым надежным источником информации, но все же задам пару вопросов. Синьора Алмейда, вы уверены, что моя подзащитная говорила эти слова в трезвом состоянии?       — Да, уверена, — ответила Норма. — Режининья тогда пришла с работы, наговорила про него гадостей, а позже пошла за дозой. Точнее, обращалась она к моей дочери, но я -то все слышала и все помню. Я и сама была трезвой в этот день, только опохмелялась после дня рождения дочери.       — Скажите, когда это произошло? — пусть Сесеу не был верующим, но он мысленно молился всем святым, чтобы свидетельница назвала дату, которая фигурировала в линии защиты. От старушки с сигарой, донны Глории Карано, он получил некоторые интересные сведения, связанные с Режининьей и Раулом, и понимал, что одна дата только подтвердит его догадки.       — Конечно, я помню, — закивала синьора Алмейда. — Тринадцатое октября, после дня рождения моей дочери. Она не смогла выйти на работу, у меня был выходной, поэтому в кафетерии работала Режининья.       — Спасибо, на этом вопросов нет, — Сесеу опустился на место, еле скрывая ликование. Судья объявила, что заседание закончено, а с завтрашнего дня свою версию представит адвокат Маурисио Вальверде, который, выходя из зала суда, понимал, что в ближайшее время сможет называть случай Режининьи делом своей жизни.