Unfair. Любовь чудовища

      3. Марионетка На самом деле советники правы: Минхо — марионетка. Он служит своему Правителю, но по сути выполняет прихоти и указы зазнавшихся советников, крепко держащих вожжи власти в своих руках. Если хотя бы половину из них отправить на заслуженный отдых, дышать станет в разы легче. А если весь их совет заменить на более молодые и прогрессивные умы, будет совсем хорошо. Легко задирать нос, когда можно всё, но стоит только отобрать волшебную палочку вседозволенности, и падение вниз будет весьма стремительным и болезненным. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Минхо с удовольствием посмотрел бы на то, как многолетние столпы падут, освободив свое место для возведения новых. Правитель Людей еще довольно молод и не обладает должным опытом, чтобы открыто противостоять кричащим из разных углов голосам, а они, как цепные псы, безостановочно лают, выжидая подходящего момента, чтобы наброситься на хозяина и посильнее его цапнуть. Никто не хочет отдавать свой лакомый кусок пирога: он вкусный и изысканный, а как известно, аппетит приходит во время еды. Обычная жадность не знает границ. Жадность, познавшая вкус власти, превращается в вечно голодного монстра. Иногда Минхо предаётся мечтам о переменах. Когда представители разных видов прекратят считать себя лучше других и начнут по-настоящему уважать друг друга, тогда такие, как Минхо и ему подобные, перестанут ощущать себя жалкими, никчёмными существами, не способными отнести себя ни к одному из видов текущей в них крови. Возможно, наступит время, и они перестанут быть просто пустотой, живущей в телесной оболочке, несчастными, никому не нужными изгоями и станут полноценными, уважаемыми членами общества. Минхо — полукровка, и в этом состоит его самый большой грех — крест, который он несёт с самого рождения по сей день. Как же порой Минхо хочется ощутить глоток свежего воздуха, чистого и бодрящего, несущего с собой изменения. Сможет ли он когда-нибудь почувствовать вкус его живительной силы? Сбросит ли однажды оковы, сделавшие из него марионетку? Мнимая сладость свободы на деле является не более чем перекрывающим кислород ошейником. Монстра нужно держать на привязи, чередуя в воспитательных целях метод кнута и пряника. И если советники всегда предпочитают кнут, ловко завуалированный под пряник, то Правитель предпочитает пряник, завуалированный под кнут. Интересуют ли советников истинные чувства и желания какого-то там убогого полукровки? Конечно же нет. А Правителя?.. Несмотря на то, что он много чего дает и делает для Минхо, вся эта благость ощущается железной цепью натянутого вокруг шеи поводка. Отпустит ли Правитель Минхо, если тот его об этом попросит? Или же предпочтет всю жизнь держать при себе, как верно выдрессированного пса? Минхо служит советникам, выполняя их поручения, служит Правителю, исполняя его волю и желания, служит народу, защищая территорию, но никогда не служит себе.

***

Сладкое вино сегодня отчего-то горчит. Закуски кажутся пресными, а посетители заведения — излишне громкими. Окинув бесцветным взглядом под чистую забитые столики, Минхо опять возвращается к своему неприхотливому занятию — распитию алкоголя в полном одиночестве. Его не интересуют ни липнущие к нему взоры молоденьких девушек, сидящих в компании слишком взрослых мужчин, ни украдкой брошенные на него взгляды симпатичных парней, которые были бы совсем не прочь присоединиться к нему, чтобы пропустить вместе по стаканчику-другому. Рука снова тянется к кувшину с вином, но не успевает даже коснуться его гладкой глиняной поверхности, как тот буквально ускользает у него из-под носа. Нахмурившись, Минхо поднимает голову и видит перед собой улыбающееся лицо своего друга. В противовес его тяжёлому холодному взгляду у советника Квон Юно он тёплый, наполненный живым блеском и нотками веселья. — Что-то ты припозднился, — бросает он расположившемуся напротив него гостю. — И тебе добрый вечер, генерал Лино, — с улыбкой отвечает тот, ничуть не обидевшись на столь сухое приветствие в свою сторону. К подобному стилю общения Минхо уже давно привык. Да и каких любезностей можно ожидать от закоренелого вояки, в повседневной жизни больше смахивающего на молчаливого отшельника? — Дела, друг мой, дела. Минхо молча кивает и, подперев кулаком щеку, наблюдает за тем, как пустоту его чаши начинает заполнять алая жидкость. Юно, не торопясь, разливает алкоголь, периодически внимательно поглядывая на своего молчаливого собеседника. За то время, что они не виделись, Минхо ничуть не изменился: всё такая же непробиваемая ледышка. Вынужденная привычка держать все чувства и эмоции при себе всё больше делает его похожим на безжизненный черствый сухарь. На его красивом лице практически невозможно увидеть даже тень улыбки, только вечно сведенные к переносице брови и цепкий, до мурашек пронизывающий взгляд. А ведь Минхо еще довольно молод, но уже сейчас его жизнь больше напоминает безрадостное существование. Каждый раз, когда Юно видит Минхо таким — живым мертвецом, — его сердце болезненно сжимается. — Как ты? — интересуется он, поставив перед другом наполненную чашу. — Как обычно, — пожимает плечами Минхо, залпом опрокинув в себя её содержимое. — Что насчет тебя? — вытерев рот тыльной стороной ладони, он поднимает на Квона абсолютно трезвый взгляд. Высокую степень выносливости и закаленное каждодневными тренировками тело не так-то легко подчинить влиянию алкоголя. — Недавно ты побывал на территории оборотней, потом встречался с Правителем. А сегодня почему-то отсутствовал на собрании. Надо признать, без тебя на нем было невыносимо скучно. — Я смотрю, ты уже обо всем осведомлен, — улыбается Юно, в отличие от друга неспешно наслаждаясь напитком. Он пригубляет вино, делая небольшие короткие глотки. — Было бы странно, если бы о подобных событиях я узнавал последним, — хмыкает Минхо. — Так как всё прошло? — И правда, — соглашается Квон, поглаживая пальцами витиеватый узор на чаше. — Всё в порядке, можешь не переживать. А на собрании я отсутствовал по причине сортировки документов. Нужно было помочь с этим делом в дворцовой библиотеке. Сегодня обсуждалось что-то интересное? — Разве на подобных мероприятиях хоть раз велись беседы о чем-то действительно интересном? — усмехается Минхо, постукивая пальцами по столу. Надетые на них серебряные кольца отражают танцующий свет ламп, и Юно видит, что хоть Минхо и старается выглядеть непринужденно, но за внешней бравадой напускного спокойствия скрывается доля подавляемого им напряжения. — Через два дня я покидаю столицу, чтобы разобраться с очередным заданием. Не знаю, чем всё по итогу закончится, поэтому решил увидеться с тобой до своего отъезда. Так сказать, выпить на посошок. — Минхо… — от услышанного лицо Юно сереет, и от былой легкости и хорошего настроения, с которым он пришел на встречу, не остается и следа. Он слышал, как во дворце шептались о происшествии, случившемся в городке рядом с лесом, и то, что он тогда узнал, ему совсем не понравилось. — Только давай обойдемся без этой твоей скорбной моськи, — шутливо отмахивается Минхо. — Я еще не умер. Сижу вот перед тобой живой и целехонький. Если ты начнешь сейчас жалеть меня, причитая, как самая настоящая размазня, я не посмотрю на то, что ты мой друг, и хорошенько тебе вмажу. Юно недовольно поджимает губы. Минхо всегда чересчур легко и беззаботно говорит о подобных вещах, словно его жизнь — игрушка. — Значит, снова будешь рисковать собой? — раздраженно бросает он, с силой ударив кулаком по столу. — Вся моя жизнь — это лотерея «повезет — не повезет», в которой я каждый день вынужден рисковать жизнью, — будничным тоном произносит Минхо, и Юно невероятно злит его безрассудно-безразличное отношение к данному вопросу. — Я генерал, и моя прямая обязанность — защищать Правителя и живущий на Земле Людей народ. Почему ты вечно так бурно реагируешь, когда я говорю о подобных вещах? — Я прекрасно осведомлен о твоих обязанностях, генерал Лино, — сердится Квон, — но меня удивляет другое: почему ты настолько наплевательски относишься к собственной жизни? Так не терпится распрощаться с ней? Хочешь сбросить со своих плеч неподъемный груз бессмысленного существования, и смерть, по твоему мнению, — это единственный выход? Минхо удивлённо выгибает бровь и, сложив на груди руки, насмешливо хмыкает. — Похоже, ты уже пьян, советник Квон Юно. Посмотри-ка, как покраснел, неудивительно, что в голову лезет всякий бред. Стиснув зубы, Юно ничего не отвечает, потому что знает, что это бессмысленно. Минхо ни за что не признает правдивость его слов, потому что тот еще упертый баран. Он продолжает буравить Минхо злым взглядом, пока тот молча пьет. Под кожей неприятно зудит чувство обиды: его друг совсем не думает о других. А как же его названный младший брат? А те, кому он помог? Допускал ли он у себя мысль, что будет с теми людьми, кому он по-настоящему дорог, если на одном из заданий его настигнет смерть? Ни он, ни Правитель, ни все остальные никогда бы не хотели для него подобного исхода. — У меня есть информация, которая может изменить твое отношение к жизни, — нарушив затянувшееся между ними молчание, произносит Юно, пристально смотря на Минхо. В душе теплится надежда, что это должно помочь его другу воспрянуть духом. — Да?.. — незаинтересованно отвечает тот, покачивая в руке чашу с вином. — И что же это? — Твои родители. Минхо поднимает на него свой пронзающий до костей тяжелый взгляд, от которого по спине Юно пробегают мурашки. Чаша с вином с громким стуком опускается на стол, и всё её содержимое разливается по деревянной поверхности. Минхо смотрит на Квона не мигая, и возникшее из-за двух слов в воздухе напряжение неимоверно сильно давит. — Минхо… — Юно первым отводит взгляд. Он проводит рукой по взмокшей шее, чувствуя себя не в своей тарелке. Он знает, что какое-то время Минхо безуспешно пытался разыскать своих родителей, но, так ничего и не добившись, бросил эту затею. Пришлось потратить немало времени, сил и возможностей, чтобы найти зацепку, однако… — Я же просил больше никогда не поднимать эту тему, — Минхо встает со своего места, схватив висевший на спинке стула длинный плащ-накидку. — Мне неинтересно, что стало с теми, кто бросил собственного ребенка. — Минхо, послушай… — не сдается Квон, пытаясь достучаться до наглухо закрытой двери чужого сердца. — Мне пора. Береги себя. Надеюсь, еще увидимся, — похлопав по плечу, Минхо уходит, оставляя растерянного Юно с горьким осадком в душе. Неужели все его усилия были напрасными?.. Он наливает себе вино, вспоминая не так давно состоявшийся разговор с Правителем. — Присматривай за Минхо, — сказал Правитель, пока они прогуливались по дворцовому саду, ведя неспешную беседу на отвлеченные темы. В тот день Юно вернулся в столицу и первым делом отчитался о своем визите на соседствующую рядом с ним территорию Оборотней. — Он твой друг, а еще он совсем не щадит себя. Уж не знаю, что в последнее время творится у него в голове, но надеюсь, что в трудную минуту ты сможешь стать для него надежной опорой. Не позволяй ему слишком сильно уходить в себя. К сожалению, я не могу проводить с ним столько времени, сколько бы мне хотелось, но это не говорит о том, что я совсем не переживаю о нем. Минхо для меня очень дорог, и я уже давно хочу подарить ему другую реальность, — Правитель останавливается рядом с цветами нарциссов и, повернувшись к Юно, с улыбкой спрашивает: — Ты ведь понимаешь о чем я? Поможешь мне с этим делом? Юно замирает, не веря своим ушам. Неужели это?.. — То есть, вы хотите… Цветы нарциссов покачаются на ветру. Кивнув, Правитель касается их бутонов. Юно падает на колени, преклонив голову в поклоне. — Ваш верный слуга всегда к вашим услугам, мой Правитель. Вы всецело можете на меня рассчитывать. «Не смей умирать раньше времени, Минхо», — думает про себя Юно. «Не сейчас, когда всё действительно может поменяться в лучшую сторону».

***

      4. Цепи и кольца Юно снова, сам того не подозревая, всколыхнул лежащие на дне души чувства. Черт бы побрал этого советника Квона! И зачем только он поднял эту болезненную тему? Для Минхо она как незаживающая рана: болит, сколько ни лечи, а в ненастные дни ноет особенно сильно. И вот только-только она успела покрыться тоненькой корочкой, как ее снова безжалостно содрали. Минхо раздраженно цокает, пнув носком сапога валявшийся на дороге камушек. Не нужны ему все эти дурацкие переживания и привязанности, тем более сейчас, когда бремя ответственности на его плечах не дает ему спокойно вздохнуть. А если бы то, что он узнал от Юно, добило бы его окончательно? Нет, лучше жить в сладком неведении, иногда предаваясь глупым мечтам и надеждам, чем потерять единственную ниточку, удерживающую его в этом мире. По возвращению домой, Минхо встречает стоящая везде тишина. На удивление, даже Джозефа нигде не видно, хотя обычно слуга всегда выходит его встречать. Устало скинув с себя плащ и высокие сапоги, первым делом он направляется в спальню, желая передохнуть пару минут перед тем, как отправиться в купальню. Открыв дверь, он так и замирает на её пороге, когда видит полуобнажённую, сидящую на его постели фигуру. — Пришел, — расплывшись в улыбке, он поднимается с кровати и, подойдя к Минхо, устраивает руки у него на плечах. — Как давно вы здесь, мой Правитель? — в нос проникает запах эфирных масел, нанесенных на чистое тело и волосы, значит, он пришел сюда сразу после водных процедур. — Я же просил не называть меня так, когда мы остаёмся наедине, — руки скользят по груди Минхо, принимаясь развязывать шнуровку на его белой рубахе. — Обращайся ко мне по имени. — Как долго вам пришлось ждать меня, Джисон? Если бы я знал о вашем визите заранее, вам бы не пришлось сидеть здесь в одиночестве, — так вот почему Дзожефа не оказалось дома: его уже давно отпустили. Закусив губу, он поднимает на Минхо полный вожделения взгляд. Жар пылающей от желания кожи Джисона ощущается даже через тонкую ткань его длинного, расшитого золотыми нитями шелкового халата, надетого поверх голого тела. — Опять выкаешь. Ты невыносим, генерал Лино. — Если я буду вам тыкать, однажды могу забыться и обратиться к вам неподобающим образом, — руки Минхо опускаются на талию Джисона, тут же прильнувшего к нему всем телом. — А если в тот момент вокруг будут находиться посторонние? Не сносить мне тогда головы. — Хватит разговоров, — выдыхает в губы Джисон, проведя по ним кончиком языка. Он развязывает пояс на своем халате, и тот, скользнув по плечам, падает к ногам. — Лучше обними меня. Эту ночь я хочу провести в твоих объятиях.

***

Как только чёрное небо начинает понемногу светлеть, Джисон откидывает одеяло, нехотя поднимаясь с кровати. Будь его воля, он провалялся бы здесь до самого обеда, наслаждаясь теплом любимого тела. Минхо молча наблюдает за тем, как он начинает одеваться. Джисон выглядит непривычно серьезным, совсем не таким, каким обычно бывает после их близости. — Вернись живым. Слышишь? — говорит Джисон, поправляя на себе одежду. — Мне неважно, выполнишь ты это поручение или нет. Меня волнует только то, чтобы ты вернулся оттуда целым и невредимым, — он садится на постель и нежно проводит рукой по щеке Минхо. — Я знаю, что ты не в восторге от своей жизни, и в этом есть моя вина, но я обещаю, что постепенно буду менять её в лучшую сторону, а ты пообещай вернуться ко мне живым. — Мой Правитель, — Минхо аккуратно убирает своими мозолистыми пальцами упавшую на лицо Джисона прядь волнистых волос, и тот, прикрыв глаза, кладет свою руку поверх его. Под мягкими подушечками ощущаются грубая кожа и рубцеватые полоски шрамов. — Как же я могу ослушаться вашего приказа. По телу Джисона пробегает сладостная дрожь. Порывисто выдохнув, он подносит руку Минхо к своим губам, проходясь языком по каждому пальцу. — Именно так. Ты не можешь ослушаться моего приказа, потому что жизнь генерала Лино принадлежит его Правителю, — устроив голову на коленях Минхо, Джисон смотрит на него с надеждой в глазах. — Так ведь, Минхо? Ты ведь мой? — Я ваш, — отвечает Минхо, ласково поглаживая его по мягким волосам. — Вы сомневаетесь в этом? Джисон молча улыбается, не произнося вслух болезненное: «очень». Ему принадлежит тело Минхо, его верность и преданность, но сердце, способное ответить взаимностью, увы, нет.