О потерях и приобретениях

Хогвартс. Часть I

— Больше никаких Воющих чар? — спросила Гермиона, оглядывая остальных, снимающих свои Дезиллюминационные заклинания в пабе Аберфорта. Брат Альбуса Дамблдора фыркнул. — Нет. Пожиратели Смерти сняли их с Хогсмида несколько недель назад. Слишком много бродячих собак по ночам активировали их, — сказал он и медленно подмигнул. Несмотря на свою нервозность, Гермиона улыбнулась ему. — Понимаю. Какая жалость. Люпин подошёл к ней с палочкой в руке, и Гермиона непроизвольно проверила, на месте ли её палочка в набедренной кобуре. Прикосновение виноградной лозы успокаивало, когда Люпин обратился к Аберфорту. — Сегодня вечером никаких беспорядков? — Нет, ничего. Сегодня вечером там было тихо, как в могиле. Ни единого шёпота, Римус. Люпин нахмурился. — Это само по себе весьма необычно, разве нет? Аберфорт, казалось, был раздражён, он отвернулся и плотнее задёрнул за собой шторы грубыми, резкими движениями. — Ты что, принимаешь меня за дурака? Если бы это было так, парень, я бы сразу тебе сказал. — Прости. Не хотел тебя обидеть, Аберфорт. — Люпин огляделся. — Где члены Ордена, которые находились в Выручай-комнате? Профессор Макгонагалл уже закончила эвакуацию Комнаты? Гермиона отошла назад и встала рядом с Гарри, пока Люпин и Аберфорт Дамблдор разговаривали, и он слабо улыбнулся ей, положив руку на волшебную палочку, как будто хотел достать её, но не хотел выглядеть испуганным. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, и он пожал плечами. — Я не знаю. Я не привык к таким заданиям — выполнять приказы, иметь план — мы никогда не делали ничего подобного, когда были в бегах. Гермиона тихо рассмеялась, вспоминая. — Вообще-то, мне нравится иметь план. Не то чтобы всё когда-нибудь шло по плану. Гарри взглянул на неё и понизил голос. — Ты действительно думаешь, что мы можем доверять Малфою? Гермиона напряглась; она старалась не думать о Драко, старалась не вспоминать тот ужасный момент в Годриковой впадине. Её щеки вспыхнули, когда она вспомнила об этом, и Гермиона отвернулась от Гарри, теребя шнурки на своём наруче. — Он делает это, потому что хочет, чтобы вы — мы, Орден — уважали и доверяли ему. Это не какой-то заговор, Гарри. Это попытка… стать частью группы. — Частью группы? Мы что, вернулись в школу? — Мы скоро вернёмся, — с ухмылкой парировала Гермиона, не осознавая, насколько она была пугающе похожа на ухмылку Драко, а затем продолжила очень серьёзно: — Все хотят быть нужными кому-то, Гарри. Драко один; никто не стоит на его стороне. Даже его мать, как бы сильно она его ни любила, не согласна с тем, что он делает. Он хочет быть частью чего-то. Ты не можешь отказать ему в шансе доказать, что ему можно доверять. Гарри поскрёб пол носком ботинка и, нахмурившись, посмотрел на Гермиону из-под волос, задумчиво прищурив зелёные глаза. — Почему ты всегда такая рассудительная, Гермиона? — слабо пожаловался он, проводя рукой по чёлке. — Это проклятие. Она толкнула Гарри локтем в бок и улыбнулась ему; было приятно наслаждаться такими моментами. Затишье перед надвигающейся бурей, способ отвлечься от надвигающейся опасности. Гермионе просто хотелось, чтобы Рон поговорил с ней. Он стоял по другую сторону от Гарри, но в нескольких футах от него, очевидно, делая вид, что Гермионы не существует, как и её разговора с Гарри, его лицо было обращено к Люпину и Аберфорту. — Он переживёт это, Гермиона. Тебе просто нужно дать ему немного времени. Ты была довольно строга с ним, — прошептал Гарри, наклоняясь к уху Гермионы. — Вовсе не была, — пробормотала она в ответ, слегка нахмурившись, защищаясь. — Я просто сказала ему то, что ему нужно было услышать. Я сделала то же самое с Драко. — Думаю, именно это ему и не нравится, Гермиона, — ты обращаешься с ним так же, как с Малфоем. Мы все были друзьями много лет и большую часть этого времени ненавидели Малфоя, а теперь вдруг к Рону относятся так же, как к парню, которого он ненавидит. Это, должно быть, обидно, Миона. Я не виню Рона за то, что он немного злится, — сказал Гарри, и Гермиона поджала губы, раздражённая тем, что Гарри оказался прав. Именно так Рон, должно быть, это воспринял. Но это был неправильный взгляд на ситуацию. Она отчитала Рона за то, что он жестоко издевался над Драко, оскорбляя его и насмехаясь над ним, обращаясь с ним как с грязью. Рон спровоцировал весь этот спор и последующую драку, и он, чёрт возьми, вполне заслужил почувствовать на себе за это гнев Гермионы. Она сказала это Гарри тихим, яростным шёпотом, и он только легкомысленно пожал плечами. — Попробуй сказать это Рону. Я почему-то сомневаюсь, что это поможет. «Глупые мальчишки», — злилась про себя Гермиона, глядя на Рона, который по-прежнему старательно избегал смотреть на неё, его глаза были прикованы к Люпину. Она задавалась вопросом, что бы она чувствовала, если бы что-то случилось с Роном сегодня вечером, а она не смогла бы исправить их отношения. Чувствовала бы она себя виноватой из-за этого? Сожалела бы об этом всю оставшуюся жизнь? Гермиона уставилась на него и поняла, что пожалела бы об этом — как она могла не пожалеть? Но она не сократила разделявшее их расстояние в несколько футов. Она не попыталась извиниться или протянуть оливковую ветвь. Гермиона вообще ничего не сделала. Гермиона не хотела рисковать тем, что Рон отвернётся от неё и отвергнет попытку сгладить ситуацию и притвориться, что ничего не произошло; это бы её сломило. И она не желала извиняться — это не она была виновата, а он. Её гордость не позволяла этого. Поэтому она смотрела на Рона и отчаянно надеялась, что с ним всё будет в порядке. Что как только миссия закончится и она даст ему ещё немного времени подуться, всё вернётся на круги своя. Им просто нужно было благополучно вернуться в Годрикову впадину. Её взгляд оторвался от Рона и прошёлся по комнате, остановившись на худощавых, широких плечах и белокурых волосах. Он сидел в углу, в стороне от остальных, наполовину в тени, прислонившись к стене, и его искалеченная рука выглядела ещё более странно из-за наруча, закрывавшего её до конца культи. Его глаза были устремлены на неё, и в полумраке они были того же цвета, что и угольные доспехи, немигающие и скрытые под капюшоном. Он не пытался скрыть тот факт, что наблюдал за ней, просто приподнял уголок рта в едва заметной улыбке, и она удивилась, как это возможно, что он не сердится на неё после того, что произошло ранее. Было странно осознавать, что Драко Малфой на самом деле был более приятным человеком, чем Рональд Уизли, по крайней мере, в некоторых отношениях. Драко понимал, что люди — в том числе и он сам — подвержены ошибкам, и не держал на них зла за их оплошности. Рон этого не понимал. Он считал, что хорошие люди всегда должны быть хорошими — идеальными — и обижался на них, когда они такими не были. Гермиона не знала, поймёт ли Рон когда-нибудь то, что понял Драко, что начала понимать Гермиона. Нюансы, сложность, отсутствие деления на чёрное и белое, которые Рон видел повсюду, куда бы он ни смотрел. Гермиона слабо улыбнулась Драко, всё ещё чувствуя неловкость из-за того, что произошло раньше — из-за того, что она так быстро предположила о нём самое худшее, что она на самом деле думала о Драко. Он приподнял бровь, безмолвно спрашивая: «Эм, с тобой всё в порядке?» Она улыбнулась, на этот раз шире и искреннее, и едва заметно кивнула, что, конечно же, Драко увидел и понял. Он кивнул в ответ, слегка наклонив подбородок, совсем как она, а затем отвёл взгляд, не выказав никаких эмоций, и всё же Гермиона почувствовала внутри такое тепло, как будто Драко поцеловал её.

~***~

Драко чувствовал, как нервозность Гермионы исходит от неё подобно физической силе, когда она шагала впереди него по узкому туннелю, который простирался от портрета Арианы в пабе Аберфорта до самой Выручай-комнаты. В старомодной броне мракоборца она выглядела по-другому: плечи были шире, а бёдра рельефнее благодаря дополнительной подкладке из зачарованной кожи, ноги в ботинках ступали по грязному каменному полу бесшумно точно кошка. Хвост её косы покачивался взад-вперёд между лопатками, словно метроном в такт шагам, а палочка была слегка вытянута вперёд, на кончике светился Люмос. Она выглядела одновременно испуганной и невероятно храброй, и Драко, как всегда, был поражён тем, как странно, что она захотела быть с ним. Гермиона была такой, какой хотел бы быть каждый: храброй, умной, сильной, доброй и обладала чувством собственного достоинства, с которым никто из его знакомых не мог сравниться. Почему она хотела быть рядом с ним? Драко заботился о ней сейчас больше, чем о ком-либо другом в мире, за исключением своей матери, хотя и не позволял себе думать о своей привязанности с точки зрения любви. Он знал, что она тоже заботится о нём; это было очевидно в каждом взгляде, в каждом прикосновении — в том, как она среди ночи прокрадывалась в подвал, чтобы поговорить и поцеловаться. Но всё это не отменяло того факта, что она считала его способным на изнасилование. Это испортило чувства Драко к ней прямо сейчас, вызвав смешанную боль и гнев. Его беспокоило, что Гермиона, без сомнения, считала его способным добровольно совершить такое ужасное преступление, как изнасилование. Драко думал, что она понимает, что всё — абсолютно всё — что он делал как Пожиратель Смерти, было вынужденным; с того самого момента, как Волан-де-Морт приказал ему убить Альбуса Дамблдора. Гермиона знала, Драко не раз говорил ей об этом, но это, очевидно, не меняло неопровержимого факта, что он был одним из врагов. Каким бы глупым — или неизбежным, благодаря его воспитанию, — ни был его выбор стать Пожирателем Смерти, отныне и навсегда он был заклеймён как один из них. На руке Драко было постоянное доказательство того, что он принадлежал к самой презренной группе в волшебном мире. Он был одним из них, и это никогда — никогда не сможет — измениться. Конечно, Гермиона будет гадать, что же такого делал Драко. Всё, что она знала, это то, что он никогда никого не убивал, а теперь ещё и не насиловал. Но было так много других ужасных вещей, которые Драко мог совершить. Которые он и совершил. Возможно, пришло время Драко рассказать Гермионе, какие именно преступления он совершил. Признаться ей. Дать ей список всего, что она может предъявить ему; по крайней мере, тогда она точно будет знать, почему какая-то часть её не доверяет ему, как бы сильно она ни хотела убедить их обоих, что доверяет. Тогда, когда Гермиона посмотрит на него так, как раньше, она будет думать о реальных поступках, которые он делал, а не о жутких фантазиях, которые, без сомнения, посещали её разум. Драко стиснул зубы и уставился на конец её косы — взмах, взмах, взмах от каждого шага, который она делала вдоль тесного и грязного тоннеля. Это было дерьмово — видеть отвращение в её глазах. Это был сущий пиздец, и всё же Драко оставалось только улыбаться и терпеть — он знал, что навлёк на себя вину; и страх перед тем, что мог сделать, таился в её глазах при взгляде на него. Но часть его возмущалась этим тупым принятием суждения; он испытывал гнев, потому что ничего не мог сделать, чтобы исправить причинённую им боль. Когда-либо. Что сделано, то сделано, и пути назад не было. И означало ли это, что формально все — включая Гермиону — имели право вечно не доверять Драко или презирать его? Неужели он всегда будет находиться за бортом, его никогда не примут, он будет знать, что все они тихо наблюдают за ним, осуждая его за то, чего он бы не совершал, если бы мог вернуться назад? Обида просачивалась сквозь него, такая же кислая и затхлая, как воздух в туннеле, и Драко задавался вопросом, может ли однажды эта обида полностью пропитать его и ожесточить. Превратить его в того, кем они его считали, — в труса, который отвернулся от их врага только для того, чтобы спасти свою шкуру. Начнёт ли Гермиона смотреть на него с таким выражением всё чаще и чаще? Большую часть времени она была самой собой, и всё было хорошо, но потом Драко вдруг замечал, что она вспоминает не о том, кто он есть, а о том, каким он был раньше. Гермиона, казалось, физически не была способна скрывать свои эмоции, и Драко видел уверенность в том, что он скрывает от неё ужасы — отвратительные деяния, — написанные на её лице. И, чёрт возьми, он скрывал, но он знал, что то, что она представляла в своей голове, было намного хуже, чем реальность. Он мог бы поступить гораздо хуже, хотя и сомневался, что этот конкретный аргумент поможет ему. Ему нужен был способ искупления. Драко нужно было найти какой-то способ реабилитироваться, показать Ордену и Гермионе, что он заслуживает доверия. Что он сожалеет. Он изменился. И именно поэтому он тащился по грязному, скорее всего кишащему крысами туннелю позади Гермионы и других членов команды. Драко лениво предположил, что то, что его оставили в конце группы, должно означать, по крайней мере, некоторое доверие, и попытался думать позитивно, в чём у него ещё не было большого опыта. Погружённый в свои мысли, Драко не заметил, как они подошли к маленькой двери, которая вела в Выручай-комнату. Гермиона резко остановилась, ожидая, пока остальные пройдут сквозь неё, и Драко с глухим стуком влетел в неё. Она чувствовала себя непривычно в броне, одновременно мягкой и твёрдой, и ему это совершенно неуместно нравилось. — Извини, — пробормотал он и быстро отступил на шаг, а рука Гермионы слепо потянулась назад и нащупала его искалеченное предплечье, ободряюще сжав его через наруч. Драко удивился, как получилось, что такой маленький, простой жест так много значил для Гермионы. Было ли это потому, что она наполняла всё, что делала, такой целеустремлённостью и переживаниями, что он не мог не чувствовать её эмоций, или просто потому, что он действительно так сильно заботился о ней? Драко подумал, что это может быть и то, и другое, и бездумная улыбка изогнула его губы в тусклом свете их Люмоса. В любом случае, подумал он с легкомысленной усмешкой, сейчас не было смысла зацикливаться на своих проблемах. С таким же успехом он может оставить размышления об ужасно депрессивных и сложных проблемах до тех пор, пока не переживёт эту миссию. Было бы пустой тратой времени потратить эти драгоценные несколько мгновений до того, как начнётся по-настоящему опасная часть миссии, на размышления о том, что делать потом, только для того, чтобы быть убитым во время неё. Или страдать от иронии судьбы, будучи убитым именно потому, что он был слишком занят, сосредоточившись на будущем, и не обращал достаточного внимания на опасности настоящего. Гермиона полуобернулась и улыбнулась — обнажив зубы, её глаза были испуганными, но решительными. — С тобой всё будет в порядке, — тихо сказал ей Драко, и Гермиона бросила на него невозмутимый взгляд. — Это не первое моё задание… ты осознаёшь это? — сухо отрезала она. — И… — она замолчала и подождала, пока Джордж — последний из команды — войдёт в Комнату, оставив их вдвоём в туннеле. — И, в любом случае, ты обещал не беспокоиться обо мне. — Обещал, не правда ли? — печально размышлял Драко. — Отлично. Просто будь осторожна. Пожалуйста, — коротко добавил он, и Гермиона одарила его лёгкой улыбкой. Схватив его за руку, она приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его щеке — тёплое, нежное прикосновение. Она снова улыбнулась и, не сказав ни слова, нырнула в Комнату. Драко почувствовал, как его губы сами расплываются в улыбке — и от поцелуя, и от странного замечания Гермионы о том, что Малфои держат своё слово не только тогда, когда им это выгодно. Он удобнее взял палочку и последовал за ней в комнату, где остальные нервно столпились, наблюдая, как Люпин и МакГонагалл обмениваются краткими подготовительными речами. Люпин взглянул на Драко, когда тот вошёл в комнату, и взгляд старшего волшебника был пустым, его неприязнь к Драко была очевидна. Драко было наплевать. Он пришёл сюда не ради Люпина. Он был здесь ради Гермионы и ради себя самого.

~***~

Всё шло так хорошо, пока примерно две минуты назад чёртов Крэбб и чёртов Гойл не ворвались в Выручай-комнату, в то время как Драко и остальные члены команды лихорадочно рылись в — Мерлин знает сколько десятилетий — копившемся хламе в поисках одной маленькой диадемы. Он обыскивал проход рядом с дверью, остальные члены команды разделились среди хлама, чтобы охватить побольше пространства. Первым признаком того, что Драко заметил присутствие своих старых лакеев, было то, что проклятие ударило в груду мебели, книг и прочего хлама, в котором он рылся. Последовавший за этим взрыв подбросил его в воздух, и он крепко сжал палочку. Он с глухим стуком ударился о землю и вскочил на ноги, хватая ртом воздух, его взгляд упал на… — «Крэбб? Гойл? Что?..» — он увернулся от другого заклинания, брошенного Гойлом, который с хмурым видом двинулся на него. — Ты предал нас! Ты ёбаный ублюдок! — закричал Гойл с искажённым лицом, и Драко мысленно выругался. Он не хотел драться с ними. Какими бы злыми, глупыми и бесполезными они ни были, они были ему, ну, не друзьями, но когда-то они что-то для него значили. — Вы тупые уёбки, — прошипел он и бросил безмолвное «Остолбеней» в Гойла и ещё одно — в Крэбба, но он неумело пользовался палочкой, и одно заклинание промахнулось, Крэбб спрятался от последующего. — Какого чёрта вы здесь делаете? Крэбб ухмыльнулся. — Ты не единственный, кто может стать Пожирателем Смерти, Малфой. Драко заблокировал невербальное проклятие и бросил ещё один «Остолбеней». Он не хотел причинять им боль. Не хотел. Даже если бы эти тупые чёртовы ублюдки ушли и присоединились к Пожирателям Смерти. — Вы не хотите этого делать, — предупредил он их, и они оба рассмеялись, как идиоты, какими они и были, наступая на него с многочисленными разноцветными огоньками, вылетающих из их волшебных палочек, и Драко выругался, поскольку его заклинания продолжали не попадать в цель или блокироваться. Он не мог продолжать в том же духе вечно — где же остальная команда? — Малфой! — Голос Уизли прозвучал для Драко благословлением, и боковым зрением он увидел, как рыжий появился из-за груды хлама с поднятой палочкой. Крэбб и Гойл приостановили свои атаки, как будто внезапное появление Уизли сбило их с толку. — Люпин! — взревел Уизли, осторожно приближаясь, пытаясь прикрыться от Драко, Крэбба и Гойла одновременно. — Я на твоей ёбаной стороне, Уизли. — А я не знаю об этом, да? — парировал Уизли, Драко свирепо посмотрел на него, тот ответил ему тем же взглядом, оба отведя взгляд от Крэбба и Гойла, которые воспользовались моментом, чтобы снова начать дуэль. Драко не видел их передвижения, всё ещё обиженно глядя на Уизли, когда тот закричал: — Ложись! Драко упал, не задумываясь, одновременно подняв палочку и произнеся безмолвное заклинание «Протего». Его взгляд метнулся к Уизли, который противостоял двум другим, швыряясь заклинаниями — невербальными и произносимыми вслух, проклятиями и оглушающими. Драко попытался осознать, что только что произошло — этот ублюдок спас ему жизнь. Драко быстро отразил ещё два проклятия, и Уизли снова позвал Люпина. Рон был на удивление умелым дуэлянтом, и Драко, сам того не желая, был впечатлён — ему самому приходилось в основном блокировать удары. У него было гораздо больше проблем, чем он думал, при сражении левой рукой, но тогда он, вероятно, вообще не научился бы обращаться с палочкой после столь долгого времени без неё. Их с Уизли взгляды подействовали на Драко почти так же сильно, как слова Уизли, произнесённые сквозь треск проклятий Крэбба и Гойла: — Я не могу справиться с этим в одиночку, а от тебя, чёрт возьми, толку мало. Нам нужно отступать. Драко коротко кивнул, и они, в конце концов, сорвались с места и побежали по проходам, лавируя между рядами и уворачиваясь от Крэбба и Гойла, которые гнались за ними. — Где все остальные? — задыхаясь, спросил Драко. — Я не знаю, чёрт возьми! — тяжело выдохнул Уизли в ответ и чуть не налетел на стопку богато украшенных стульев; Драко сумел схватить его рукой с палочкой и оттащить в сторону, при этом чуть не выронив свою одолженную палочку. Наступила тишина, нарушаемая лишь звуком их дыхания на бегу, пока Уизли не издал хриплый звук, означающий поражение. — Спасибо, — неохотно выдохнул он, взглянув на Драко. — Тебе тоже, — ответил Драко, едва переводя дух, он завернул за угол. — За что? — За Крэбба и Гойла. Мог оставить меня умирать. — Если я захочу, чтобы ты умер, я, чёрт возьми, сделаю это сам, Малфой. Драко, задыхаясь, рассмеялся, и они продолжили бежать по лабиринту, Крэбб и Гойл были так близко, что их проклятия время от времени поражали случайно сложенные предметы, составлявшие стены проходов, слишком близко к Драко и Уизли. — Насколько, сука, огромно это место? — Уизли тяжело задышал, а затем они оба со всего маху налетели на Поттера, сбивая драгоценного Мальчика-Который-Выжил с ног. — Чт?.. — Поттер по-совиному заморгал за стёклами очков, и Уизли рывком поднял его на ноги. — Крэбб и Гойл, — начал Драко, но тут в воздухе пронеслось «Редукто», и часть прохода взорвалась дождём мусора, и Уизли закончил за Драко, когда они все пригнулись и закрыли головы руками: — Прямо за нами! — Экспеллиармус! — закричал Поттер и добавил к этому невербальное заклинание — судя по цвету, ошеломляющее, но оба они были блокированы. Драко сам метнул несколько парализующих — все они должны были попасть в обе цели, но также были блокированы. Крэбб и Гойл, очевидно, натренировались с тех пор, как Драко видел их в последний раз. — Где остальные? — выплюнул Драко, блокируя проклятие взмахом палочки. — Не знаю, — ответил Поттер, его палочка рассекала воздух, пока они втроём блокировали и накладывали заклинания, медленно отступая по проходу. — Боже, когда эти двое преуспели в дуэли? — добавил Поттер. — Сектумсемпра! Драко вздрогнул, вспомнив туалет. Холод и сырость, и подкрадывающуюся, головокружительную смерть от потери крови. Как только заклинание Поттера попало, Крэбб что-то выкрикнул, и когда его истекающее кровью тело упало, из кончика его палочки вырвалось пламя, устремившееся прямо к потолку. Гойл повернулся и посмотрел на тело своего друга — потрясённый, он совершенно забыл о дуэли и, казалось, даже не заметил огня, вырвавшегося из палочки Крэбба. Драко, Уизли и Поттер в ужасе уставились на открывшуюся перед ними сцену: плечи Гойла поникли, а голова склонилась над телом Крэбба, а огонь в воздухе над ним был подобен бушующему шторму. Затем оно устремилось вниз, словно живое, и Драко невольно вскрикнул. — Грег! Берегись! Гойл поднял голову, издал высокий, визгливый звук, а затем бросился наутёк прямо на Драко и двух других. — Беги, Гарри! — крикнул Уизли, когда Поттер застыл на месте, и Драко сильно толкнул того локтем в плечо, что, казалось, вывело его из оцепенения, а затем они снова побежали. Драко, Уизли и Поттер, за которыми следовал перепуганный Гойл, и бушующий, голодный огонь. — Что это за чёртова хуйня? — закричал Уизли, перекрывая рёв пламени. — Не знаю, но это чертовски нехорошо! — крикнул в ответ Поттер, и Драко захохотал. — Правда? Ты сам это понял, Поттер? Они побежали, когда Комната вокруг них начала окутываться пламенем, в поисках выхода и в надежде, что остальные тоже выберутся наружу — не то чтобы они могли не заметить, как огромный бушующий огонь поглотил Комнату. Пока они не оказались в ловушке, с ними всё должно быть в порядке. «С Гермионой всё должно быть в порядке», — сказал себе Драко, чувствуя, как горят лёгкие от невыносимой жары, заставляющей воздух дрожать и рябить вокруг него. Затем появилась Гермиона, как мираж, в дрожащем воздухе и резко остановилась на перекрёстке впереди, когда заметила их. Её глаза расширились, и на лице отразилось облегчение, когда она увидела, что они живы. — Проходы перекрыты! — закричала она, перекрывая шум огня, когда они бросились к ней. — Дьявольское пламя повсюду! Мы в ловушке! — Конечно же, Гермиона должна была знать, что их поджарит заживо. — И это никак не потушить? — закричал Поттер, когда они резко остановились перед Гермионой. — Нет! — Метла! — Уизли закричал от радостной надежды, и Драко увидел чуть позади себя Гойла, который в слепой панике пытался взобраться на стену, а по щекам его текли слёзы, и это заставило Драко подумать, что Винсент мёртв. Мёртв. От этой мысли он почувствовал себя странно опустошённым. — Акцио, мётлы! — хрипло прокричал он вместе с остальными тремя. Мгновение спустя огонь подобрался ещё ближе, метлы оказались в руках Драко, Поттера и Гермионы — и Уизли остался ни с чем. Раздался треск, Драко обернулся и увидел, как Гойл падает под градом предметов — он упал со стены. — Ты можешь лететь на моей, Рон! — Гермиона сунула метлу Рону, и они оба взобрались на неё. Рука Гойла высунулась из-под покрывавшей его кучи и слабо дёрнулась. Драко тихо выругался и посмотрел на остальных, Гермиона с тревогой смотрела на него. — Вперёд! — приказал Драко, и Гермиона открыла рот, на её лице отразились страх и нежелание. — Уходите уже, мать вашу! Уизли кивнул Драко и оттолкнулся, а Гермиона выругалась и ударила его по плечу. Драко слышал, как она кричала, когда они уносились прочь: — Мы не можем его бросить! Он часть нашей команды! Рональд! Рональд! Драко начал вытаскивать Гойла из вещей, зажав палочку в зубах, и осыпать Гойла непрерывными, неразборчивыми оскорблениями, швыряя вещи направо и налево, пока огонь приближался к ним. — Ты ёбаный тупой болван… кусок дерьма… блядский сквиб… Мерлина ради, блядь! В поле зрения появилось испуганное лицо Гойла, и он с трудом сел, когда Драко отбросил от него стул. — Огонь! — пронзительно крикнул он, указывая за спину Драко, и Драко закатил глаза, схватил Гойла за рубашку и с немалым усилием поднял его. — Что, серьёзно, блядь, — выплюнул он через свою палочку и перекинул ногу через метлу — древнюю, потрёпанную вещь. — Залезай! — приказал он Гойлу, и тот забрался, обхватив Драко за талию и скуля. Метла взметнулась вверх, Драко оглянулся и выругался — огонь был совсем рядом, и внезапно его обдало жаром, как от порыва ветра из открытой дверцы печи, и он наклонился вперёд и погнал метлу так быстро, насколько позволял их вес. Гойл продолжал бормотать слово «быстрее» снова и снова, и Драко почувствовал, что хватка его бывшего лакея на нём вот-вот разорвёт его пополам. А затем жар из открытой дверцы печи превратился в жар внутри печи, когда дверь из Выручай-комнаты появилась в поле зрения, и на секунду огонь лизнул их, почти окружив. Драко прижался к метле, чувствуя, как развеваются волосы и горит кожа, а затем они вылетели за дверь, врезались в противоположную стену и рухнули на пол. Задыхаясь и чувствуя головокружение, Драко огляделся, поднял палочку с земли, куда она упала, и оглядел членов Ордена. Все были на месте, и Драко почувствовал облегчение, не только из-за Гермионы, но… из-за всех. Может быть. Совсем чуть-чуть. Но у всех были наготове волшебные палочки. — Малфой, — сказал Люпин грубым, настойчивым голосом, и Драко, оглянувшись, увидел приближающихся Кэрроу с четырьмя учениками по бокам. Блядь. — Мы хотя бы получили диадему? — прошипел он всем, ожидая ответа от любого. — Она была уничтожена дьявольским пламенем, — холодно ответил Кингсли Бруствер, не сводя глаз с Кэрроу, а затем взмахнул своей палочкой, и Алекто отлетела назад, ударившись о землю, но тут же поднялась на ноги, оскалив зубы в рычащей ухмылке и бросив несколько проклятий в Драко и воссоединившихся членов Ордена. Блядь. По крайней мере, они добились того, ради чего пришли сюда, — с усмешкой подумал Драко, сверкнув палочкой и выплюнув «Инсендио» в Амикуса — чёрт, никаких им оглушающих. Драко никогда не нравились Кэрроу; это доставит ему удовольствие.