О потерях и приобретениях

Собрание началось за обеденным столом, и Гермиона обнаружила, что изо всех сил старается быть внимательной. Ей не обязательно было там присутствовать. Римус, Кингсли, Гарри — и профессор Макгонагалл, или любой другой присутствующий старший член Ордена — принимали все решения. Любой другой мог присутствовать на собрании и, так сказать, внести свой вклад, но, в конце концов, окончательные решения оставались за остальной частью Ордена. Это был лучший вариант; если бы у них у всех было равное право голоса, то ни одно решение никогда бы не было принято. Хотя прямо сейчас Гермиона жалела, что у неё не было больше власти; она не была уверена, собирается ли Гарри поддержать её, когда попросила освободить Драко из подвала. Он продолжал избегать её взгляда — хотя это могло быть просто потому, что она набросилась на него из-за Драко Малфоя. — …планирует отправиться в Европу, по крайней мере, так говорят наши источники. Каркаров в панике от этой новости. Он знает, что Сами-Знаете-Кто попытается найти его, и, если он не сможет найти Каркарова, он, скорее всего, сосредоточится на захвате Дурмстранга в качестве возмездия, — говорил Кингсли, и Гермиона моргнула, пытаясь сосредоточиться. Волан-де-Морт расширял своё влияние? Что ж, это имело смысл. Магическая Британия была довольно успешно завоёвана, остались лишь небольшие очаги сопротивления, в основном организованные под знаменем Ордена Феникса. Волан-де-Морт, должно быть, решил начинать без опаски расширять свою империю. — Итак, Каркаров и Дурмстранг готовы сражаться на стороне Ордена. Как и Шармбатон. Они осознают угрозу, которую Сами-Знаете-Кто представляет для них, и готовы сражаться. Но европейские Министерства… они, как и наше собственное Министерство до того, как оно пало, отказываются признавать, что волшебный мир в большой опасности. — Они не помогут нам? — спросила Макгонагалл своим резким голосом, и Кингсли серьёзно покачал головой. — Нет. Они не пришлют никакой помощи. Гермиона прикусила губу и забеспокоилась. Это звучало не очень хорошо. Орден не мог бороться с Волан-де-Мортом в одиночку. Его влияние распространялось, и ряды его Пожирателей Смерти росли — вскоре Орден окажется в полном меньшинстве, и война будет практически проиграна. Ход мыслей Гермионы снова оборвался, когда Кингсли отложил свиток, который он изучал, в сторону, и стал перебирать небольшую кучку бумаг; все они были перевязаны лентой и запечатаны воском. Она не могла поверить, что вот так обрушила всю свою злость на Рона, Гарри и Джинни. Они, должно быть, думают, что она сошла с ума от постоянного напряжения, в котором они все находились, защищая Драко таким образом, крича на них и называя жестокими. Вот только они и были жестоки, и друзья они или нет, Гермиона не собиралась этого терпеть. Они не знали, каким сейчас был Драко. Они не видели Драко улыбающимся или полным беспокойства, или беззлобно спорящим; и они не знали, как Драко смотрел на Гермиону, когда считал, что она не смотрит. Глаза цвета расплавленного серебра, от которых у неё трепетало под ложечкой и становилось жарко, заставляли её нервничать и стесняться. Нет, они бы вообще ничего не поняли. Сама Гермиона с трудом понимала, что именно она чувствовала по отношению к слизеринцу. Но теперь ей пришлось признаться самой себе, что что-то чувствовала. Она больше не могла жить в неловком отрицании. Должно же было быть что-то, что заставило её защищать его перед своими лучшими друзьями именно таким образом. И это было нечто большее, чем просто какое-то гормональное влечение. Это было нечто такое, чего Гермиона не должна была испытывать к Драко Малфою, и это пугало её. Её мысли вернулись к прошлой ночи — к прикосновению к Чёрной метке Драко. Она коснулась её пальцами и почувствовала извивающуюся тьму, скользящую сквозь волшебную татуировку. Она всё ещё не могла поверить, что сделала это; что у неё каким-то образом хватило смелости попросить показать её и прикоснуться. Но она была рада, что сделала это. Это заставило Гермиону понять, что метка не определяла, каким человеком он был. Это был просто шрам — возможно, более ужасный, чем шрамы других людей, но всё же просто шрам. У него не было силы, если Драко не хотел наделить его ей. И Гермиона верила, что он не хотел. Она доверяла ему. Мысль была такой странной. В некотором смысле она была благодарна Люциусу Малфою, потому что, если бы не ядовитые слова, которые он сказал Гермионе, она, возможно, никогда бы не столкнулась с Драко лицом к лицу и не получила бы это последнее заверение. Он так боялся, что она будет презирать его, когда увидит метку; она видела страх в его глазах, в решительном положении его плеч и лёгкой дрожи его руки, когда он протянул её ей. Гермиона презирала метку, зловещее пятно на гладкой бледной коже, но не Драко. Нет, она не презирала его. — …канадское и американское Министерства также не пришлют помощь, — голос Кингсли прорвался сквозь мысли Гермионы, и она почувствовала тяжесть на сердце. Итак, волшебное сообщество ещё двух стран отказалось помогать Ордену. К сожалению, это не стало неожиданностью. — А как насчёт школ? — спросил Римус, и Кингсли покачал головой. — Ни Салемский институт ведьм, ни Школа волшебства Массачусетского залива не примут участия. Мы ещё ничего не слышали из Монреальской школы волшебства. — Чёрт, — простонал Римус, а Тонкс, сидевшая рядом с ним, переплела свои пальцы с его, и они обменялись лёгкой ободряющей улыбкой. Гермиона почувствовала странную ревность, глядя на них двоих, милых и влюблённых. — Они трусы, большинство из них, — сердито огрызнулась профессор Макгонагалл, а затем наступила тишина, когда Кингсли вытащил ещё один свиток, разворачивая с шелестом пергамент. — Ах, отлично, — сказал он, и все, включая саму Гермиону, нетерпеливо подались вперёд. — Колдуны Чилоэ согласились сотрудничать с Орденом и пришлют нам нескольких Мачи взамен целителей, которых мы потеряли во время нападений Пожирателей Смерти на больницу Святого Мунго. — Это было облегчением. Огромным облегчением. В течение нескольких месяцев у Ордена по большей части были лишь наполовину обученные целители; немногие оставшиеся опытные целители были измотаны спросом на их услуги. Гермиона задавалась вопросом, как лучше сменить тему разговора на Драко. Она не знала, что бы она делала, если бы все они уставились на неё как на сумасшедшую, как это сделали Рон, Гарри и Джинни наверху. Почему это было так странно, что кто-то думал, что, возможно, им не следует быть жестокими к кому-то, кто не представлял для них опасности, кто дезертировал и перешёл на сторону Ордена? Гермиона облизнула губы, ожидая возможности заговорить, пока Кингсли и остальные заканчивали обсуждение групп, которые могли бы стать потенциальными союзниками, и тех, кто потенциально мог бы присоединиться к Волан-де-Морту. — Источники на нашей стороне в Японии сообщают, что Сами-Знаете-Кто получает финансирование и поддержку нескольких богатых семей цукимоно-судзи. Не то чтобы ему в первую очередь нужны были галеоны, учитывая тот контроль, который он сейчас имеет над Гринготтсом. — А как насчёт африканского международного Министерства? — Нет. В данный момент у них слишком много собственных проблем, чтобы быть в состоянии оказать помощь. Учитывая количество убийств маглов, совершающихся в волшебном сообществе в настоящее время, официальная позиция AMM заключается в том, что им придётся подождать, пока Сами-Знаете-Кто нанесёт по ним удар, прежде чем они рискнут предпринять действия. Я полагаю, они надеются, что он этого не сделает. — Тщетная надежда, — прокомментировала Макгонагалл с усталым вздохом, выглядя намного старше своих и без того преклонных лет. Кингсли выудил ещё один свиток и кивнул. — Да. Тем не менее мы установили контакт с несколькими сангома и иньянга, и их учениками на индивидуальном уровне, и некоторые из них согласились присоединиться к Ордену для борьбы. — Что ж, каждый человек, что присоединяется к нам, это помощь, даже без официальной поддержки AMM, — оптимистично прокомментировал это Римус, а затем обсуждение перешло к тому, к каким другим организациям Орден мог бы обратиться за помощью, и Гермиона ушла в себя. Обрывки разговора засели в её мозгу; больше всего её заинтересовал тот факт, что Каркаров собирался приехать в Годрикову впадину, и Виктор Крам должен был сопровождать его. Гермиона поддерживала связь с Виктором через сову с тех пор, как они встретились во время Турнира Трёх Волшебников, и у них была короткая… интрижка. Они определённо не были близкими друзьями по переписке, но они посылали открытки друг другу на каждые праздники, пока Министерство не пало, а Гермиона и мальчики не отправились на поиски крестражей. Было бы приятно увидеть его снова. — Вообще-то, Кингсли, я хотела бы кое-что обсудить, если можно? — сказала она в ответ на небрежный вопрос Кинсли о том, есть ли что-нибудь ещё. — Да, мисс Грейнджер? Гермиона сглотнула и собралась с духом, когда все уставились на неё. — Я хотела бы попросить, чтобы Драко Малфой был освобождён из своего заточения в подвале и вместо этого помещён под магический домашний арест, — сказала она со всем спокойствием, на которое была способна. Кингсли выглядел таким же спокойным, как всегда, несмотря на её неожиданную просьбу, но Римус выглядел слегка удивлённым, а Гермиона покраснела, когда увидела, как Тонкс прошептала что-то на ухо Римусу, и он удивлённо взглянул на Тонкс и прошептал что-то в ответ. Чёрт возьми, что, по мнению Тонкс, она знала? Откуда Тонкс могла что-то знать? — И по какой причине вы так считаете, мисс Грейнджер? — спросила профессор Макгонагалл, её проницательный и добрый взгляд был устремлён на раскрасневшееся лицо Гермионы. — Ну, эм. Гарри рассказывал мне, что Римус допрашивал Драко, хм, Малфоя, под действием сыворотки правды чуть больше недели назад и не обнаружил с его стороны никаких злых намерений. Так что на самом деле нет причин держать его там взаперти. — Римус, ты держал мальчика в подвале, хотя знал, что он не представляет угрозы? Гермионе показалось, что в голосе Макгонагалл прозвучало лёгкое неодобрение. — Не было никаких причин освобождать его, — мягко сказал Римус. — Да, сыворотка правды подтвердила, что он считает, что не представляет для нас опасности, но без Легилименции, позволяющей проникнуть в его разум, мы не можем быть уверены, что Тёмный Лорд мог с ним сделать. Возможно, он может оказаться спящим агентом. Гарри думает, и я согласен, что пока лучше держать Драко Малфоя взаперти. — До каких пор, Римус? — Гермиона скрестила пальцы под столом, пока Макгонагалл расспрашивала Римуса. — На неопределённый срок. — И что ты думаешь об этом, Кингсли? — Когда вы не уверены в чём-либо, лучше перестраховаться, — коротко ответил Кингсли, явно не особо интересуясь тем, что происходит с Драко Малфоем, и Гермиона больше не могла молчать. — Бесчеловечно постоянно держать безобидного юношу взаперти в одиночестве, кто знает, как долго. Сыворотка правды подтвердила, что Дра… Малфой неопасен, этот дом хорошо защищён, и если вы наложите на него связующее заклинание, чтобы привязать его к дому, он ни за что не сможет сбежать. — Вы чрезвычайно категоричны в этом вопросе, мисс Грейнджер. — Макгонагалл посмотрела на Гермиону, и та отвела взгляд, не в силах выдержать острый взгляд пожилой ведьмы. — В последнее время я провожу с ним некоторое время, профессор, и, хотя я не легилимент, я заметила определённые признаки того, что Малфой, похоже, действительно изменил свою, хм, лояльность, — осеклась Гермиона. — И я не думаю, что правильно держать его в плену, когда он добровольно искал у нас убежища. «Пожалуйста, пусть она согласится, пожалуйста», — повторяла Гермиона снова и снова в своей голове, всё ещё крепко скрестив пальцы под столом. Похоже, профессор Макгонагалл была лучшим шансом Гермионы вернуть Драко свободу. И он очень этого хотел. Каждый раз, выходя из подвала, Гермиона видела его молчаливое отчаянное желание пойти с ней — страстное желание просто выбраться из тех же четырёх стен, в которых он был заперт больше месяца. Держать человека взаперти достаточно долго, понятия не имея, когда он выйдет… Это было плохо для его психического здоровья. — Возможно, Гермиона права, — неохотно пробормотал Гарри. — Я имею в виду, что может сделать Малфой? У него нет палочки, и он, по-видимому, дезертировал; что он собирается делать? Может быть, нам стоит просто выпустить его. — Гермиона постаралась не вздохнуть с облегчением от того, что Гарри, наконец, встал на её сторону, и её охватило неистовое радостное ожидание. Она поймала взгляд Гарри и широко улыбнулась, и он ответил ей слабой, не совсем счастливой улыбкой. — Ты был тем, кто думал, что мы должны оставить его… — начал Римус, и Гарри быстро перебил его. — Я знаю, Римус. Но я разговаривал с Гермионой, — все посмотрели на него, и он старался не съёживаться под тяжестью их любопытных взглядов, — и она думает, что это, хм, нечестно держать его взаперти и дальше. И я, эм, согласен. — В голосе Гарри не было особого энтузиазма, но, очевидно, этого было достаточно, чтобы остальные продолжили обсуждение темы. Короткая дискуссия между профессором Макгонагалл, Римусом и Кингсли закончилась результатом, на который надеялась Гермиона. — Звучит совершенно справедливо, — сказала профессор Макгонагалл, соглашаясь с только что высказанным предложением Римуса. — Если он не представляет опасности ни для себя, ни для кого-либо ещё, нет причин держать мальчика взаперти. Я произнесу заклинание, чтобы привязать мистера Малфоя к дому после собрания? Они согласились, всё было решено. Они собирались выпустить Драко из чёртова подвала. Гермиона бессильно откинулась на спинку стула, усмехаясь про себя и чувствуя, что совершила что-то значимое. Это была всего лишь мелочь — иметь возможность передвигаться по дому вместо того, чтобы быть запертым в одной комнате, но это было уже что-то. Первый шаг к тому, чтобы Драко завоевал доверие и признание Ордена — хотя, честно говоря, Гермиона не думала, что эти две вещи произойдут в скором времени.

~***~

— Драко? — позвала Гермиона, когда профессор Макгонагалл последовала за ней вниз по крутой лестнице в подвал. Как обычно, он сидел за столом с открытой книгой на бёдрах, положив ноги на поверхность стола. Драко взглянул на Гермиону, и улыбка смягчила его резкие черты, его рука небрежно убрала волосы с лица. — Доброе утро. Как твоя голова сегодня? — спросил он её с понимающей ухмылкой, а затем его глаза расширились, и улыбка исчезла с его лица, как будто её никогда и не было. — Профессор Макгонагалл, — осторожно произнёс он, когда две ведьмы спустились в подвал. — Мистер Малфой, — быстро ответила профессор Макгонагалл, и Драко положил книгу на стол и встал. Перемена в нём, вызванная присутствием профессора Макгонагалл, была внезапной и поразительной, и заставила Гермиону неприятно поморщиться. — Возможно, пришли допросить заключённого? — спросил Драко, его лицо было холодным и бесстрастным, взгляд жёстким, а голос бесцветным. Гермиона снова вздрогнула, обхватив себя руками и пытаясь поймать взгляд Драко, состроив такое выражение лица, которое должно было сказать «будь вежлив, всё в порядке». Она понимала, что Драко не мог не чувствовать необходимость защищаться, но, ведя себя как высокомерный ублюдок, которым он был раньше, он никому не внушит симпатии. Плечи Драко были напряжены, острый подбородок вздёрнут, челюсти сжаты, когда он уставился на профессора. — Меня здесь не было, поэтому я не совсем осведомлена обо всех аспектах вашей ситуации, но, насколько я понимаю, мистер Малфой, имелись все основания держать вас взаперти, и с вами хорошо обращались, — резко отчитала его Макгонагалл, а затем продолжила чуть более доброжелательным тоном: — Однако, в свете того факта, что вы передали себя и свою мать Ордену, и принимая во внимание ваш возраст, хорошее поведение, показания под сывороткой правды и показания мисс Грейнджер о том, что вы, похоже, больше не разделяете взгляды Сами-Знаете-Кого… — Профессор Макгонагалл посмотрела на Драко сурово. — Орден решил предоставить вам небольшую свободу под присмотром. Гермиона с тревогой наблюдала за Драко, пока профессор Макгонагалл объясняла решение Ордена. — Я пришла, чтобы — если вы согласны, — наложить заклинание, привязывающее вас к дому, так что ваше заключение может быть заменено на более мягкий домашний арест. Драко выгнул бровь, его серые глаза смотрели не на Макгонагалл, а на Гермиону. Она почувствовала, как её кожа ощутимо загорается под его оценивающим взглядом. — Как неожиданно, — сухо произнёс он. Тон Драко явно предназначался Макгонагалл, но Гермиона знала, что он имел в виду их разговор прошлой ночью. — Я был убеждён, что ничто не сможет переубедить Орден в их самодовольном осуждении меня. — Мистер Малфой! — огрызнулась профессор Макгонагалл, и Гермиона почувствовала, что её головная боль усилилась. Почему Драко так себя повёл? Он должен был понимать, что быть невыносимым мерзавцем не поможет в этой сложной ситуации. — Драко! — прошипела она и свирепо посмотрела на него. Он проигнорировал её, устремив холодный серый взгляд на Макгонагалл. — Прошу прощения, профессор, но заключение в подвале почти на два месяца никак положительно не повлияло на моё расположение… к вам всем, — он произнёс последние слова с отвращением, и Гермиона хлопнула себя рукой по лбу. «К вам всем? — произнесла она одними губами, смотря на Драко в безмолвном, испуганном неверии: — Правда? К вам всем?» — Очевидно, — ответила профессор Макгонагалл, казалось бы, совершенно не тронутая позицией Драко. — И я понимаю ваше негодование, точно так же, как, я уверена, что вы можете понять осторожность Ордена. — Драко с подозрением посмотрел на отсутствие гнева Макгонагалл в ответ на его грубость, но после долгой паузы неохотно кивнул. — Понимаю. Да. — Хорошо. Итак, мистер Малфой; готовы ли вы быть привязанным к дому таким образом, что вы никак не сможете покинуть его, если вас не будет сопровождать добровольно, без принуждения и в здравом уме старший член Ордена Феникса, в обмен на привилегию свободно передвигаться по дому? На лице Драко проступили жёсткие морщины, его рука сжалась в кулак, а рот презрительно скривился при слове «привилегия», но он снова кивнул. — Да, готов, профессор. Профессор Макгонагалл кивнула, достала свою палочку и жестом попросила Драко протянуть ей руку. Он сделал это с неохотой в каждом движении, и профессор Макгонагалл прижала кончик своей палочки к его ладони, произнесла нараспев несколько слов, которые Гермиона слышала впервые, и затем появилась маленькая искорка желтоватого света. Драко вздрогнул и издал тихий звук боли, отдёргивая руку назад и вытирая её о джинсы. — Готово? — резко спросил он, и профессор Макгонагалл смотрела на него долгие секунды. — Верно, мистер Малфой. — Она собиралась отвернуться от него, а затем остановилась и развернулась обратно. — Я не знаю, что именно мисс Грейнджер нашла, по-видимому, в вас изменившимся, но, поскольку я доверяю её слову, я должна предположить, что вы в какой-то степени изменились к лучшему. Я советую вам, мистер Малфой, в будущем не набрасываться на тех, кто хочет верить мисс Грейнджер на слово, с угрюмостью и мелочной грубостью. Это оказывает ей большую медвежью услугу, не говоря уже о вас самом. — Гермиона увидела, как Драко сглотнул, его глаза встретились со взглядом пожилой ведьмы, а затем он опустил взгляд в пол, будто его хорошенько отчитали, и кивнул. Макгонагалл слабо улыбнулась. — Очень хорошо. Хорошего дня, мисс Грейнджер, мистер Малфой, — отрывисто сказала профессор, добродушно взглянув на Гермиону, а затем поднялась по лестнице, шурша мантией. Гермиона подождала, пока профессор уйдёт, прежде чем поспешить к Драко. — О чём, чёрт возьми, ты думал, когда так грубо с ней обращался? На лице Драко всё ещё сохранялись остатки холодности, которую он напускал на Макгонагалл, и это заставило Гермиону вздрогнуть. — Они мне не нравятся, Гермиона. Все они. Я понимаю, что я… совершал ошибки, но, клянусь Мерлином, я заплатил за эти ошибки. — Его взгляд непроизвольно переместился на правую руку, губы скривились. — И всё же Орден хочет заставить меня платить больше и больше. Я не собираюсь изображать пресмыкающегося, благодарного заключённого. Даже если от этого моя жизнь станет легче. Я буду вести себя хорошо, я не сделаю ничего плохого, но я не собираюсь пресмыкаться, чёрт возьми. Гермиона отступила от него на шаг, холод в его глазах делал его похожим на кого-то другого, а не на человека, с которым она провела большую часть прошлой ночи. — Ты не можешь просить меня об этом, Гермиона. — Это прозвучало почти умоляюще — почти — и Гермиона нервно облизнула губы, переступив с ноги на ногу. Рука Драко схватила её за запястье, и он посмотрел на неё сверху вниз, его глаза смягчились и приобрели цвет тяжёлых дождевых облаков. — Я… я не буду. Я просто… Я не хочу, чтобы ты усложнял себе жизнь. Они… если бы они только могли увидеть, насколько ты изменился, — попыталась убедить его Гермиона, но Драко покачал головой. — Нет. Им всё равно, насколько я изменился. Во всяком случае, Поттеру и Уизли. Неважно, сколько я буду пресмыкаться и выпрашивать, им на это поебать. Я их удобный козел отпущения, и им нравится считать меня таким. Гермиона снова кивнула, медленно и оцепенело. Он был прав. Пальцы Драко были тёплыми и твёрдыми на её запястье, и она почувствовала себя странно. Она ожидала, что Драко будет рад, что ему предоставили немного больше свободы, а не вот так... как сейчас. Холодный и суровый, всё тепло покинуло его тело. Гермиона думала, что он будет счастлив, думала, что она помогает. — Может быть, они не будут… — попыталась она, но он бросил на неё взгляд, и она не закончила предложение. Она попыталась снова: — Я думала, ты будешь счастлив, Драко. Ты всегда говоришь, как сильно ты ненавидишь быть запертым здесь. — Я ненавижу. Я ненавижу, ты права. Но я не могу не задаваться вопросом, насколько там, наверху, — он мотнул головой в сторону открытого люка, — будет лучше. — Большой палец Драко погладил внутреннюю сторону запястья Гермионы, и он, похоже, не собирался отпускать её. Мурашки пробежали по её коже от этого интимного прикосновения. — Как тебе удалось убедить Поттера? — холодно спросил он, и Гермиона с трудом сглотнула, нервничая под его пристальным взглядом. Ей не понравилось, что он просто замкнулся, как только увидел профессора Макгонагалл. И тот факт, что он продолжал быть таким. Это выбило её из колеи. — Я сказала ему поступить правильно. Драко отпустил её запястье, и Гермиона прижала руку к себе, желая удержать её там, где только что держал он; она не знала почему. Не то чтобы он причинил ей боль; на самом деле, это было приятно. Но теперь этот участок кожи покалывало, и ей захотелось потереть её, чтобы избавиться от лёгкого зуда. Она сдержалась и сосредоточилась на Драко, на этих холодных серых глазах, которые блуждали по её лицу и заставляли её чувствовать, будто он заглянул прямо ей в голову. — Вот так просто? Это всё, что потребовалось, правда? — спросил он с недоверчивым весельем, написанным в изгибе одной брови и старой, знакомой усмешке на губах. — Ладно, сначала я прочитала им лекцию — Рону, Гарри, Джинни и Луне, — неохотно призналась Гермиона. Он ухмыльнулся, а Гермиона закатила глаза. Если кто и был прав насчёт Гарри, так это она. Драко не думал, что она вообще сможет убедить Гарри выпустить его. Её высоконравственная часть отметила, что Драко, похоже, думал, что он был прав, хотя на самом деле это было не так. Гермиона многозначительно напомнила ему об этом. — Но Гарри всё равно поступил правильно. Я, кажется, очень хорошо помню, ты говорил, что «Поттер кажется упёртым». Ну, он больше не упирается, не так ли? — Она торжествующе уставилась на Драко, скрестив руки на груди. — Я была права. — Эта черта характера непривлекательна, Грейнджер, — парировал Драко с промелькнувшей нежностью в глазах и едва заметной улыбкой на губах. — Никому не нравится, когда кто-то говорит: «А я же говорила». — Ха. Тебя просто раздражает, что я была права, а ты ошибался, — надменно фыркнула Гермиона, и Драко невольно ухмыльнулся. — Да, но ты, наверное, кричала на него, как банши. Никто не собирается игнорировать тебя, когда ты в таком запале, не говоря уже о том, когда ты с похмелья и, вероятно, по меньшей мере на десять процентов более злобна. — Он приподнял брови, глядя на неё. — Это было не потому, что это было правильно. Это потому, что ты запугала бедного Поттера до такой степени, что он подчинился. — На лице Драко появилось выражение отвращения. — Фу. Я сказал «бедный Поттер» и «подчинился» в одном предложении. — Он вздрогнул. — Возможно, я никогда не оправлюсь от этого ужаса. Гермиона улыбнулась. — Хорошо, — сказала она, и это на самом деле было хорошо. Каким-то образом Гермионе — сама того не желая, — удалось отвлечь Драко от того ужасного холода, который охватил его, и он стоял, уставившись на неё своими серебристыми и тёплыми глазами, губы подёргивались в ухмылке. — Пойдём наверх? — спросила Гермиона, махнув рукой в сторону лестницы из подвала и ободряюще улыбнувшись. Драко перевёл дыхание, казалось, собираясь с духом, а затем кивнул. — Полагаю, мне лучше. Я не хочу, чтобы все думали, что я предпочёл бы прятаться здесь, как крыса в норе. Гермиона направилась к лестнице. — Очень запоминающийся образ, — сказала она беспечно, пытаясь не дать этой холодности, этому отстранённому ледяному холоду снова застыть на его лице. Драко взглянул на неё через подвал. — Я ценю твою попытку, — сказал он, как будто прочитал её мысли. Гермиона не стала отрицать. — Хорошо. Тогда пойдём, — сказала она и вернулась туда, где он стоял, словно бледная статуя. Просунула свою руку в его левую и единственную и потянула за собой. Пальцы Драко судорожно сжали её руку с такой силой, что стало немного больно, и внезапно Гермиона поняла, в чём дело. Драко не просто нервничал — он был напуган. Внизу, в подвале, он, возможно, был пойман в ловушку и одинок, ему было скучно и тошно от одних и тех же четырёх стен, смыкающихся вокруг него, но он также был защищён от ненависти и презрения Ордена. Нет, неохотно поправила себя Гермиона, не «Ордена», а Рона, Гарри, Джинни и всех остальных, кто подвергался его высокомерному, фанатичному поведению в школе. — Ну же, я… — Она замолчала — Драко не оценил бы её предложения о защите. Это только заставило бы его почувствовать себя слабее, более жалким. — Пойдём, — неуверенно повторила она вместо этого, и он без сопротивления последовал за Гермионой к лестнице. Они начали подниматься, Гермиона по-прежнему вела его за руку, а затем она вышла на свет и остановилась. Взглянула сверху вниз на него, стоящего двумя ступеньками ниже и по-прежнему в тени; с вытянутыми соединёнными руками и сцепленными ладонями. Гермиона ослабила хватку в его пальцах, и что-то острое заныло у неё в груди. Глаза Драко встретились с её, и в них было определённое понимание, когда он отпустил её руку, позволив ей упасть обратно на её бедро. Гермиона хотела что-то сказать, хотела объяснить, оправдаться, почему это выглядело бы нехорошо, не принесло бы ничего хорошего… Но объяснять было нечего, не так ли? У Гермионы не было общепризнанной причины держать Драко Малфоя за руку и чувствовать себя виноватой из-за того, что она её отпустила. Она посмотрела вниз на него, стоящего в тени, и ей пришла в голову бессвязная мысль: насколько это уместно. Его полные губы были плотно сжаты, а глаза — каменными и закрытыми. Гермиона тоже почувствовала себя немного напуганной, если быть честной с самой собой. Поднимаясь по последним ступенькам в столовую, она не могла перестать думать о том, как сталкиваются два её мира. Тот, где она смеялась, разговаривала, спорила и сражалась бок о бок со своими друзьями. Тот, где каждый сражался за правое дело и был так уверен в себе, в своей правоте и благородстве. Тот, где добро было добром, а зло — злом, и Гермиона Грейнджер была первым, а Драко Малфой — вторым. «И вместе им никогда не сойтись»; фраза промелькнула у неё в голове. Это было из стихотворения, которое Гермиона выучила в начальной школе, задолго до того, как узнала о волшебном мире, до того, как узнала о чистоте крови и фанатизме, который шёл с этим рука об руку. И вырванное из контекста значение, и задуманный смысл в строке стихотворения идеально подходят друг другу, и именно размышляя о последнем, Гермиона вошла в столовую. Другой мир всегда был временным и нереальным. Лимб, железнодорожная станция, мир фантазий. Крадясь вниз, чтобы увидеть заключённого в подвале, сердце начинало биться быстрее и сильнее в её груди. Это было нереально, и Гермиона внезапно испугалась, что, что бы ни началось между ней и Драко, оно не переживёт разрушения мира, в котором родилось. Не переживёт переход от сказочных теней подвала к яркому послеполуденному солнцу, заливавшему столовую. Её пульс участился, в груди стало тесно. Она приказала себе не волноваться. — Тогда пошли, — ещё раз сказала Гермиона, придерживая люк для Драко, который всё ещё стоял на ступеньках подвала, застыв в тени. Холодность всё ещё витала в нём, и теперь Гермиона понимала почему. Он обрёл свободу, но она была ничтожной; он обрёл свободу быть рядом с людьми, которые презирали его. Он был обеспокоен и напуган, и никогда не смог бы признаться в этом. — Да, — сказал Драко, и его голос был хриплым и едва слышным. Она ждала, держась рукой за тёплый твёрдый деревянный люк подвала, а Драко расправил плечи и, наконец, поднялся и вышел в столовую. Он прищурился от света, льющегося из окон, яркое солнце заливало его, и Гермиона увидела его по-настоящему отчётливо впервые с тех пор, как он прибыл в Годрикову впадину. Внизу, в подвале, единственным источником света был одинокий голубоватый и тусклый шар. Теперь, в тёплых лучах послеполуденного солнца, Гермиона как следует разглядела всё напряжение, которому подвергло его пленение. — С тобой всё в порядке? — тихо спросила она, пока Драко стоял, щурясь на солнце. Его кожа была бледнее по сравнению с тем бледным оттенком, который у неё был раньше — без сомнения, из-за недостатка солнечного света, а тёмные круги от стресса и бессонницы под глазами были слишком заметны, его слишком длинные волосы отражали свет и казались почти белыми, наполовину закрывая его угловатое лицо. В своей магловской футболке с длинными рукавами и джинсах на свету Драко казался худым и хрупким и каким-то образом отличался от того, кем он был в подвале. — А почему не должно? — Его голос был резким и холодным одновременно, но он прижал свою искалеченную правую руку к телу и оглядел комнату, ссутулившись, как будто ожидал, что ему придётся защищаться. Однако в столовой никого не было; очевидно, никто из Ордена не хотел видеть Драко, и они, должно быть, все вышли, пока профессор Макгонагалл накладывала связующие чары. Гермиона облизнула губы, не зная, что теперь делать. — Хочешь чашечку чая? — неуверенно спросила она Драко. — Почему бы и нет? Спасибо. — Его голос был едва слышен и невыразителен, а его холодные, как сталь, глаза метались по комнате, словно выискивая опасность, его плечи были напряжены. Гермиона на мгновение заколебалась. Она хотела заверить Драко, что всё будет хорошо, но не знала, как. Не знала правда ли это. Гермиона слегка коснулась его руки, и Драко вздрогнул от её прикосновения, уставившись на неё широко раскрытыми серыми глазами, в которых отразился свет и вспыхнул совершенно очевидный страх. Она прикусила губу; она не ожидала увидеть, как его эмоции проявляются так ясно, промелькнут в его ледяных глазах, прежде чем он снова взял себя в руки. — Извини. Эм, присаживайся, — сказала она, махнув рукой в сторону длинного стола. — Я вернусь через секунду с чаем. Драко просто кивнул и сделал, как она сказала, с твёрдой покорностью, а Гермиона потёрла лоб, расстроенная и обеспокоенная. Она действительно думала, что Драко будет рад выбраться из тёмного, сырого подвала. Она знала, что это будет… ну, по меньшей мере, неловко, но она не ожидала такой отстранённости. Гермиона оставила его сидящим за кухонным столом, съёжившимся, прямо у края, лицом к дверному проёму, ведущему в прихожую. Но он повернул голову, когда она уходила, и Гермиона почувствовала, как его взгляд прожигает её насквозь, когда она исчезла на кухне. Несколько взмахов палочки Гермионы, и всё пришло в движение: чайник свистел, поспешно вскипая, кружки вылетали из буфета, на их дно опускались два пакетика чая — и щедрая чайная ложка сахара для её напитка. Прошло всего мгновение, прежде чем на поверхности появились две дымящиеся кружки с горячим чаем, и она схватила их, поспешив обратно. Драко сидел точно в той же позе, когда она вернулась, и его взгляд метнулся к дверному проёму, когда вошла Гермиона. Его правая рука потянулась, как будто он пытался дотянуться до палочки, которой при нём не было, рукой, которой не было — её не было там несколько месяцев, и всё же он продолжал по привычке пытаться пользоваться ей. Гермиона села у края стола напротив него и пододвинула к нему кружку с чаем. Он рассеянно поблагодарил её, и продолжил сидеть, уставившись в кружку, ничего не говоря. — Это приятно, — с надеждой сказала Гермиона. — Правда? — спросил он с ноткой язвительности в тоне, и Гермиона почти пожалела, что предоставила ему такую свободу. А потом её нога нашла его ногу под столом, и он подпрыгнул, а затем улыбнулся ей. Настоящей улыбкой, пускай и немного слабой. Она преобразила лицо Драко и стёрла часть напряжения, запечатлевшегося в его чертах, заставила его выглядеть моложе — и исчезла слишком быстро. — Я думаю, да. Разве не здорово, что тебя больше не запирают там, внизу? — Пальцы ног Гермионы лениво переплелись с пальцами Драко, и она спрятала усмешку, уткнувшись носом в свой чай и сделав большой глоток, обжёгший язык. — Я полагаю… — начал Драко, а затем остановился. — Оптимистична как всегда, Грейнджер, — сказал он, и его голос был напряжённым, и, когда Гермиона вопросительно посмотрела на него, он кивнул на дверь в прихожую. Джинни стояла там, Рон рядом с ней, их палочки были в руках, Рон небрежно вертел свою между пальцами. — Где Гарри? — Гермиона не стала утруждать себя любезностями. Она сразу поняла, зачем они здесь. — Занят с Люпином, — сказал Рон, уставившись на сцену перед собой. — Работают над военными действиями. А тем временем ты сидишь и пьёшь приятную кружку чая с типом, который стоял и таращился на тебя, пока тебя пытали. Гермиона, что, чёрт возьми, ты делаешь? Гермиона сосчитала про себя до десяти и молчала, пока не решила, что её голос будет достаточно спокойным и не будет дрожать от адреналина, который начал разливаться по её венам. — Рональд, ты не хочешь этого. Я не хочу этого. Просто уйди. — Она посмотрела на Рона, на его лицо, в котором отражались новообретённая зрелость и твёрдость, усталость — и всё та же старая детская ненависть в ярко-голубых радужках глаз. — Пожалуйста. — Гермиона вложила всю тяжесть их многолетней дружбы в это единственное слово, и Рон просто переминался с ноги на ногу. Опустил глаза, а затем глубоко вздохнул. — Нет, Гермиона. — Его голубые глаза непоколебимо уставились на неё. — Мы беспокоимся о тебе. Мы беспокоимся, Гермиона. — Ну, как видишь, я в полном порядке, Рон. Сижу здесь и пью кружку чая, и всё, блядь, в полном порядке, — огрызнулась она с раздражением. Рон вздохнул и запустил пальцы в свои волосы. — Что произошло, что ты проводишь всё своё время с Малфоем? Что случилось, Гермиона? Что у него на тебя? Что он тебе сказал? Сделал с тобой? — Ужаснее всего было то, что Рон казался по-настоящему обеспокоенным, в его голосе звучали озабоченность и мольба. — Ничего, Рон. Совсем ничего. Лицо Рона исказилось. — Нет. У него должно быть что-то на тебя. Ты же не можешь всерьёз предпочесть его нам. Гермиона стиснула зубы. — Я никого не предпочла, Рональд, — выплюнула она его имя, её руки дрожали. Он думал, что она не может самостоятельно принимать решения. Он не доверял её выбору. Да, возможно, он действительно беспокоился о ней, но он беспокоился потому, что она не делала того, чего он хотел, чего он ожидал. — Ты проводишь с ним половину своего времени, Гермиона! Если не больше! — запротестовал Рон срывающимся от волнения голосом, и Гермиона почувствовала, как подступают предательские, непрошеные слёзы. Она не хотела кого-то обижать, но, если Рон будет настаивать на том, чтобы быть засранцем, она не собирается ему в этом потакать. Ему просто придётся смириться с этим и, чёрт возьми, принять. — Я провожу с тобой столько же времени, Рон. И если нет, то только потому, что у тебя есть семья, Гарри и все остальные, с кем можно проводить время, а у Драко нет. — Нахуй Драко, — почти выкрикнул Рон, его лицо побелело от гнева, а веснушки резко выделились. — Он ничто. Он трус, который прибежал к нам, чтобы спрятаться за нашими спинами, когда выбранный им путь стал для него слишком серьёзным. Он такой же злой и подлый, как и все остальные, у него просто не хватает ёбаной смелости действовать в соответствии со своими отвратительными убеждениями. Драко сгорбился, его рука сжимала кружку с чаем так крепко, что костяшки пальцев побелели, и Гермиона не упустила из виду то, как он вздрагивал при каждом оскорблении, которое Рон бросал в его адрес. — Прекрати, Рон. Просто прекрати это сейчас же. Я знаю, что у тебя проблемы с Драко, и я понимаю это. Но ты судишь его за то, каким он был, а не за то, кем он стал. И это несправедливо. Гермионе стоило больших усилий говорить ровным голосом, и её рука сжала под столом волшебную палочку. Она не знала почему — она никак не могла наложить заклятие или проклятие на Рона из-за Драко. Она слишком боялась, что это непоправимо навредит их дружбе. И пускай Рон вёл себя как полный придурок, он всё равно оставался Роном. Он всё ещё был одним из лучших друзей Гермионы в мире. Он проигнорировал её. — Ты просто слишком напуган, чтобы рискнуть отправиться в Азкабан, как это сделал твой отец, — усмехнулся он Драко, и Гермиона вздрогнула от этого. — Рон! Ради бога, как ты думаешь, чего ты этим добьёшься? Просто прекрати, — закричала она, как раз в тот момент, когда Драко вскочил на ноги и начал передразнивать Рона как идиот. — Это заставляет тебя чувствовать себя мужчиной, Уизли? Сжимаешь палочку, когда говоришь гадости кому-то, кто безоружен? — Я больше мужчина, чем ты, кусок дерьма, — прорычал Рон, и Драко обошёл вокруг стола, двигаясь так быстро, что казалось, будто он был буйной рекой, текущей настолько быстро, что прежде, чем Гермиона закончила поворачивать голову, Драко уже стоял прямо за её стулом и смотрел на Рона сверху вниз. Его волосы падали на одну сторону лица, касаясь скулы, и казались платиновыми на солнце. Его заострённый подбородок был вздёрнут, глаза сверкали серебром на свету, плечи были расправлены, и он выглядел до боли хорошо в своей хрупкой, резкой манере, даже когда насмехался над Роном. — Тогда почему Гермиона проводит ночи в моей комнате, а не в твоей? Слова прорезали воздух; ледяное предательство и ложь, обёрнутая правдой, и Гермиона услышала, как у неё перехватило дыхание. — Драко! — его имя сорвалось с её губ, полное ужаса и ярости, руки дрожали, от её лица, казалось, отлила кровь. — Ты отвратительная ёбаная мразь! Не смей так говорить о Мионе! — взревел Рон, а Гермиона тихо застонала, наблюдая, как ситуация разваливается окончательно, и поднося руку ко рту, когда лицо Рона покраснело от гнева. Джинни схватила брата за руку и крепко сжала, когда он попытался броситься на Драко, который стоял неподвижно, с жёстким и холодным лицом. Гермиона в шоке уставилась на него, слишком ошеломлённая, чтобы пошевелиться, кровь застыла у неё в жилах. — Это правда. И ты это знаешь, Уизли. Я не сомневаюсь, что ты видел, как она прокрадывалась в свою постель поздно ночью. Наблюдал и жалел, что она забиралась в мою постель, а не твою. Тебя это задевает, не так ли? — Рот Драко скривился в злобной улыбке, и Гермионе захотелось влепить ему пощёчину, хотелось выколоть его чёртовы глаза, разозлившись на всех в комнате, включая себя. — Ёбаная ты задница. Как смеешь? — закричала Гермиона, задыхаясь от ярости, слёзы потекли по её холодным щекам, когда она, оступившись, поднялась на ноги. Она сказала себе, что Драко просто сказал то, что, как он знал, причинит Рону боль больше всего, что он не хотел причинять боль и ей, но оно причинило, и его намерение не делало это менее предательским. Гермионе стало дурно. — Блядский ублюдок! — взревел Рон и вырвался из хватки Джинни, бездумно бросаясь на Драко, его палочка со звоном упала на пол. — О боже мой, — простонала Гермиона, а затем отшатнулась, когда Рон ударил Драко и задел её. Палочка вылетела у неё из руки, когда двое парней повалились на землю. Она услышала, как затылок Драко с глухим стуком ударился об пол, и вздрогнула, прижав руку ко рту с такой силой, что зубы впились в губы. Она оглядела комнату и увидела Джинни, стоящую там с таким же бледным лицом и потрясённую, как и Гермиона. Глаза Джинни встретились с её, и между ними промелькнула солидарность. — Блядский ублюдок! — кричал Рон, и в итоге он оказался сверху, и Гермиона увидела, как его кулак врезался в лицо Драко, и она услышала хруст, когда Драко вскрикнул. — Ради бога — вы двое — серьёзно! Прекратите это! — закричала Гермиона, но оба парня проигнорировали её, в то время как Рон снова и снова бил кулаком Драко по лицу. Драко пытался оттолкнуть Рона, повернуть голову, чтобы избежать ударов, отчаянно сопротивляясь, а Гермиона выругалась и огляделась в поисках своей палочки. Она закатилась под стол, и Гермиона опустилась на колени. Кряхтение и судорожные вдохи наполнили воздух, когда Рон вымещал свою ярость на Драко. Затем визг, который, как узнала Гермиона, принадлежал Рону, привлёк её внимание, и она оглянулась. Драко оттолкнул от себя Рона локтем своей укороченной руки, он рухнул на пол, свернувшись калачиком. — Ты, блядь, ничуть не лучше меня, — гнусаво прошипел Драко Рону, когда тот поднялся на ноги, кровь стекала из его носа и рассечённой брови. — Ты не какой-нибудь благородный ёбаный герой, а я не просто кусок дерьма. — Драко подчеркнул последнее слово резким, быстрым ударом в солнечное сплетение Рона, когда Рон с трудом поднялся на колени, и затем снова рухнул на пол, схватившись за живот. Гермиона забралась под стол так далеко, насколько только смогла, и растянулась через настоящий лабиринт ножек стульев за своей палочкой. Она не могла… дотянуться. Чёрт возьми, почему Джинни ничего не делает? — Джинни! — Гермиона посмотрела через ножки стула на ведьму и увидела, что та тупо смотрит на парней: — Джинни, ради бога! Сделай что-нибудь! — закричала Гермиона, когда нога Драко снова сильно ударила Рона в живот, и девушка посмотрела на Гермиону широко раскрытыми глазами, испуганная, как кролик. — Джинни, используй Дистингуендум! Джинни! — И ведьма вздрогнула, как будто её ударили током, и неуверенно взмахнула волшебной палочкой. — Дистингуендум! Драко отлетел назад, а Рона отбросило по полу в противоположном направлении, их разделял мерцающий щит. Драко поднялся, тяжело дыша, его рука была сжата в кулак, а в волосах виднелась струйка крови, ещё больше вязкой тёмно-красной жидкости размазалось по нижней половине его лица, так что он был похож на какого-то демона или каннибала. Его грудь тяжело поднималась и опускалась, когда он хватал ртом воздух, и его глаза метнулись к Гермионе, серые, жёсткие и собственнические. Она отвела глаза и выдохнула Она забралась дальше под стол, грубо отодвигая стулья в сторону, ругаясь. Адреналин и ярость всё ещё бурлили в ней, когда она схватила свою палочку и, извиваясь, выбралась из-под стульев. Драко всё ещё смотрел на неё так, словно он был каким-то одержавшим победу пещерным человеком, который боролся за право на неё, или благородным рыцарем, который сражался, чтобы защитить её честь, а не ужасным ублюдком, которым он являлся. Его кулак ритмично сжимался и разжимался, окровавленные губы приоткрылись, когда он, не мигая, уставился на неё. Её сердце быстро и сильно забилось в груди, как испуганное дикое животное, стремящееся к спасению, которого не достигнет. — Может ли Джинни убрать барьер без того, чтобы вы двое снова бросились друг на друга? — спросила Гермиона, и в её голосе звучали гнев и отвращение, но в то же время она задыхалась, поскольку её глаза были пойманы в ловушку пристальным взглядом Драко. В его серебристых глазах горела ярость, кровь всё ещё текла у него из носа, и она почувствовала тошноту и жар, и было такое чувство… — Да, — выдавил он и посмотрел на неё. — Джинни? — позвала Гермиона, и заклинание щита замерцало и исчезло. — Подвал, — выдохнула Гермиона, указывая палочкой, и мышцы на челюсти Драко дёрнулись, но он кивнул, поморщившись, открыл люк и начал спускаться по ступенькам. Бросив молчаливый, беспомощный взгляд на Джинни, Гермиона последовала за Драко, захлопнув за собой люк. Она сбежала вниз по ступенькам, остановившись на последней. — О чём, во имя Мерлина, ты думал? — закричала она. — Как ты мог сказать такое обо мне? — Слова были яростными, и она впилась в него взглядом, когда он стоял перед ней, его глаза, всё ещё серебристые и проницательные в голубоватом свете, по-прежнему были устремлены в её сторону. Кровь всё ещё была на губах и подбородке Драко, делая его похожим на бледного дикаря. — Я… я сожалею, — ошеломлённо сказал он и моргнул. — Я не должен был… — Да, не должен был. Ты хоть представляешь, как сильно это меня ранило? Просто использовать меня, чтобы разозлить Рона? — Я просто… Я не думал. Я просто… Мерлин, я хотел заставить его, блядь, страдать. Он… Я просто хотел причинить ему боль. Я не подумал о… — Да, что ж, ты тоже причинил мне боль. Так что, возможно, тебе следовало подумать. Я думала, что значу для тебя больше, чем… чем это, — яростно прошипела Гермиона, её дыхание было прерывистым и казалось неглубоким, как бы сильно ни вздымалась её грудь. — Эпискеи, — внезапно рявкнула она, и Драко поморщился, когда его нос с хрустом выпрямился. — Эскуро! — Она снова взмахнула палочкой, и кровь исчезла. — Ты ёбаный ублюдок, — прошипела Гермиона и ударила его так сильно, как только смогла. Силы было достаточно. Голова Драко дёрнулась в сторону, и на его левой щеке появился отпечаток её руки — сначала белый, затем покрасневший. Он поднял руку, чтобы коснуться места удара, поморщившись от ощущения, и Гермиона уставилась на него, словно подбивая его что-то сказать, что угодно. — Мне жаль, Гермиона. Ты действительно значишь для меня больше, чем это. Правда. Значишь. Мне так жаль, — сказал Драко с ужасающим смиренным спокойствием и отвернулся от Гермионы, его глаза были мрачными, челюсть сжата, плечи напряжены. — И должно быть. Тебе должно быть жаль! — Гермиона почти всхлипнула, сдерживая слёзы, прежде чем они вырвутся наружу, и вместо этого издала забавный икающий звук. — Я… если бы я мог сказать или сделать что-то большее, чем просто сказать тебе, как мне жаль, чтобы загладить свою вину, я бы это сделал. Я бы так и сделал, — сухо сказал он, сожаление ясно читалось в каждой линии его тела. Гермионе захотелось пнуть его в чёртову голову. Драко взглянул на неё и отшатнулся, без сомнения, увидев гнев, написанный на её лице. Он застонал и устало провёл рукой по лицу, в голосе слышалась мольба. — Блядь. Гермиона, мне жаль. — Он замолчал, а затем неохотно продолжил: — Я скажу Уизли, что это неправда. Я скажу ему, что я всё выдумал, и что я задница, и я извинюсь за то, что выбил из него всё дерьмо. — Ты извинишься перед Роном? — недоверчиво переспросила Гермиона. Она бы не стала просить об этом Драко. Не после того, как Рон всё это начал и подстрекал Драко, и был готов и счастлив мучить кого-то, кто не мог защитить себя. Рональд Билиус Уизли получит собственную чёртову лекцию, как только Гермиона закончит с Драко. Она не была довольна им. — Да. Если ты этого хочешь, — неохотно выдавил Драко, но его взгляд, устремлённый на неё, был серьёзным и искренним. Гермиона приподняла бровь. — Почему? — Потому что я был высокомерным, ужасным ублюдком, и я это знаю. Я просто… Уизли смотрит на тебя так, словно ты принадлежишь ему, Гермиона. Как будто у него есть право подвергать сомнению твои решения и говорить, когда ты принимаешь неправильные. Диктовать, с кем проводить своё время. Я просто хотел сказать ему это в лицо… что ты не его. — Драко опустил глаза в пол, а затем снова поднял их, чтобы встретиться с ней взглядом, всё ещё наполовину отвернувшись от неё, когда признался: — И… Я бы хотел, чтобы ты была моей. Я думал… — Его нетронутая щека покраснела, но он твёрдо выдержал её взгляд. — Ты ёбаный высокомерный… пещерный человек! Я не принадлежу кому-то! Я принадлежу себе, — выругалась Гермиона, разочарование и гнев смешались с тем, что она продолжала чувствовать, и теперь она мысленно определяла это как похоть и желание, и нужду, и симпатию. Гермиона обеими руками схватила Драко за рубашку и резко, грубо притянула его к себе, сжав хлопчатобумажную футболку в кулак. Драко чуть не споткнулся от отчаянного, яростного рывка Гермионы, и она прижалась к его груди, её губы оказались поверх его, одна рука потянулась вверх и вцепилась в его слишком длинные волосы, сильнее прижимая его губы к своим. Драко издал тихий, жадный звук, и Гермиона захныкала в ответ, когда этот звук вызвал дрожь в каждом её нерве и мускуле, заставил её растаять в его объятиях. Его губы были тёплыми и нетерпеливыми, когда приоткрылись навстречу её губам, а его язык имел слабый привкус крови, когда он дразнил кончик её собственного, нежные движения посылали по её телу волну возбуждения, и она застонала ему в рот, его рука поддерживала её, когда она покачивалась в его объятиях. Её колени дрожали, а кровь пульсировала от желания, и она почувствовала внезапную влажность, когда вожделение заставило её тело содрогнуться, дыхание сбиться, живот свестись судорогой. От Драко пахло потом и мылом, и ему нужно было побриться, и… о боже, его зубы впились в её нижнюю губу, проведя по ней языком и вызвав ещё один трепетный стон, приглушенный его настойчивым ртом. Пальцы Гермионы вцепились в его волосы, когда она крепко поцеловала его, и, о Мерлин, это было так хорошо.