haikyuu boys & you

Hinata Shoyo За 17 лет совместной жизни с матерью ты выучила золотое правило: никогда не оставлять порезов на видных местах, так что запястья, голени и бёдра, увы, пришлось оставить в покое. И найти место, на котором мама случайно не увидит последствия испорченного ментального здоровья, было невероятно тяжело — она часто просила тебя снимать одежду перед ней, проверяя не наделала ли ты ещё чего-нибудь, за что ей следовало бы опасаться. Но вот, что она точно бы делать не стала, так это раздевать тебя догола, так что кожа под нижним бельём всё ещё оставалась в твоём распоряжении. И ты этим активно пользовалась. — Готова? Хината, как всегда, выглядел потрясающе: пушистые рыжие волосы небольшими копнами свисали с его головы, делая его похожим на какой-то солнечный цветок. Он перекинул сумку со всем необходимым через плечо, а ты накинула шорты и захватила полотенца. — Конечно. Пришли вы на пляж очень рано, из-за чего места было очень много, так что вы расстелили полотенца поближе к воде и стали нежиться на приветливом солнышке. — Пошли купаться? — большие янтарные глаза в обрамлении рыжих пушистых ресниц испытующе смотрели прямо на тебя. Веснушки россыпью расползлись по его носу и щекам, и ты не удержалась и начала проводить по ним пальцами, считая их про себя. — Двадцать семь. Ровно двадцать семь. — Их слишком много. — он слегка поморщил нос и отвёл взгляд. — Не ценишь ты своего счастья, — ты обречённо вздохнула, вставая с полотенца и отряхивая свои ноги от песка. — У меня такой роскоши нет. — Ты и без них прекрасна. Для него это было так просто — он взял и ляпнул, совершенно не подумав, сказал то, что действительно думал. Но стоит ли говорить, насколько важно это было для тебя? — Эй, т/и, пошли! — Хината вывел тебя из своих мыслей, взял за руку и потащил в море. Но только ты зашла в водоём, то морская вода незамедлительно солёными языками облизала незажившие раны, распространяя обжигающую боль по всему телу. — Что такое, т/и? — Хината, увидев, как ты зажмурилась, тут же забеспокоился. — Ничего, всё в порядке, — ты поспешила заверить его, что всё хорошо, — Просто на камень острый наступила. — Уверена? Может, нужно осмотреть? — Нет-нет, — ты отчаянно замотала руками, испугавшись, что твой новоиспеченный обман может так легко раскрыться. — Правда, всё хорошо. Плавал Хината хорошо. «Конечно, — ухмыльнулась ты про себя. — С его то энергией и гиперактивностью» Казалось, надвигающиеся волны для него совсем не помеха — он уверенно рассекал их руками, задержав дыхание и опустив голову в воду. — Ну ты скоростной, конечно, — усмехнулась ты, когда он возвратился к тебе. — Я и не так могу. — он улыбнулся, и его глаза опасно блеснули, когда он снова занырнул под воду, чтобы оттолкнуться от дна. Когда вы вышли из воды, народу уже значительно прибавилось — и около вашего местечка уже валялось несколько людей, что немного вас расстроило. Внезапно ты почувствовала, как соль начала разъедать раны, неприятно щекоча недавние порезы. Контролировать свои рефлексы ты не умела — твоя рука тут же потянулась к ним и расчесала, кажется, чересчур сильно. — Т/и, у тебя же кровь! — Хина вытаращил глаза и уставился на область твоего тазобедренного сустава. — Что там такое? — Нет, стой! — но Хината уже приподнимал резинку твоего купальника, одержимый желанием понять, откуда у тебя кровь. — Ч-что это..? — его глаза округлились, когда он увидел не зажившие раны. — Почему? Т/и, скажи, почему? Вряд ли в этот момент ты смогла бы выдавить из себя хоть что-нибудь — хотя, даже если бы смогла, то не стала бы ничего говорить, ибо в такой ситуации тяжело подобрать нужные слова, чтобы точно передать свои чувства. Так что ты просто сидела, стыдливо опустив голову не в силах посмотреть ему в глаза. — Никогда, — он прижал тебя к себе, и ты уткнулась в его грудь; его голос задрожал из-за внезапно появившихся слёз. — Никогда больше так не делай пожалуйста, слышишь? Я не позволю никому причинить тебе боль и всегда буду защищать тебя. Bokuto Kotaro Порой тебе кажется — нет ничего хуже, чем стучаться в закрытые двери. Какой смысл пытаться что-то делать, если ничего не получается? «Но ведь все великие люди с чего-то начинали!» — отчаянно твердят отголоски разума. Но процесс разочарования в себе уже запущен — ничего не поделаешь. Маленькие падения настолько сильно ломают твой дух, что хочется просто закрыться в себе и больше никогда ничего не делать. Ощущения мерзкие и стыдные, а в груди таится тайное желание — хоть бы никто не видел твои жалкие попытки начать что-то новое. Но он принимает тебя такой, какая ты есть. Он смотрит на всё это не с отвращением, а с восхищением — он гордится тобой. Он в любом случае гордится тобой. Он не видит ничего зазорного в том, чтобы иногда случались фейлы — ведь это жизнь, и всё не может быть идеально гладко. Кровь медленно расползается по коже, стекая по внутренней стороне бедра. Боли нет — есть только непреодолимое желание изрезать себя всю, содрать всю кожу к чертям. Аккуратные длинные ногти так и тянутся к тонкой бледной коже, уже вовсю представляя, как вонзаются в неё, вызволяя багрово-красное наполнение твоих сосудов. Но приходится держать себя в руках — иначе слишком сложно потом будет всё это прятать. Подобно тому, как художники выплескивают свои чувства кистью на бумагу, так и ты — только уже ножом на собственную кожу. Ненависть к себе порождает ядовитую желчь, что разъедает все внутренности, так что держать её в себе подобно самоубийству. Его пальцы ухватились за кромку твоей юбки, осторожно её приподнимая и открывая вид на твои изрезанные бёдра. Ты не знала, чего в твоём организме сейчас больше — стыда или смущения из-за его действий. — Котаро... не надо пожалуйста... — Тшш, — увы, твои просьбы о прекращении его действий им услышаны не были. Его длинные пальцы прошлись по шероховатой поверхности твоих ещё не до конца заживших шрамов, внимательно изучая и очерчивая их контуры. Кричать. Ужасно хотелось кричать от бессилия, но всё, что ты могла делать — беззвучно лить слёзы, зажимая рот рукой. Абсурд данной ситуации поражал и вводил в лютое заблуждение, и конечности будто онемели. — Их же нужно чем-то обрабатывать, верно? Он достал с верхней полки шкафа заживляющую мазь, которой ты пользовалась каждый день, чтобы получше их скрывать. Как он узнал об этом, понять тебе было, увы, не суждено. Открыл тюбик, нанёс чуть-чуть на палец и осторожно стал водить по твоим увечьям, слегка дуя на них, чтобы не сильно жгло. Он промазал все 34 — ты считала, пока он обрабатывал — и каждый поцеловал. Лицо горело ярчайшим пламенем, и ты всё ещё не могла сдвинуться с места, будто погрузившись в транс. Рука инстинктивно потянулась утереть слёзы — иначе твоё лицо рискнуло превратиться в водопад. — Зачем... зачем ты это делаешь? — Чтобы ты поняла, что даже с этим ты прекрасна. Ты всегда будешь прекрасна. Oikawa Tooru Голова прислонена к деревянной двери ванной, разум затуманен, а руки всё ещё держат в руках холодное оружие. Это случилось снова. Ты, пребывая в состоянии аффекта, в очередной раз схватила со стола ножницы и закрылась в ванной, чтобы потом сразу убрать все следы. — Т/и, я дома! — Ойкава зашёл домой, раздеваясь на ходу, но это было вынужденно пронестись мимо твоих ушей — ты была слишком занята в этот момент. — Т/и, ты где? Он с удивлением не обнаружил тебя ни в одной из комнат и обернулся к двери — твоя обувь стояла нетронутой, так что, стало быть, ты точно дома. — Т/и, ты там? — Ойкава осторожно постучал в дверь ванной, полностью заставая тебя врасплох. — Эй, что-то стряслось? Ты резко подавила очередной всхлип, зажав рот рукой и молясь про себя, чтобы Тоору ушёл. Но твои молитвы в этот раз услышаны не были. — Т/и, что случилось? — он уже начал не на шутку волноваться, дёргая за ручку двери. — Открой дверь. Понимая, что твой парень не оставит тебя в покое, пока не удостоверится, что ты в целости и сохранности, и что, пожалуй, стоит прекратить игру в молчанку, ты хрипло выдавила из себя: — Всё хорошо, — и непрошеный всхлип вышел из твоего горла, и ты тут же прижала руку ко рту, с ужасом осознавая, что это точно не укроется от ушей Ойкавы. — Открывай. — уже более настойчиво попросил он. Лужа крови на кафельном полу кричала, просто орала, о том, что впускать его ни в коем случае нельзя, но, кажется, ты сама обрезала себе все пути для отступления. — Иначе я сейчас дверь выломаю. Твои дрожащие руки повернули защёлку в замке, обрекая тебя на верную смерть. В этот момент, казалось, время остановилось, и даже слёзы перестали течь; твоё сердце медленно отсчитывало удары до того, как Ойкава войдёт в ванную. Ручка двери прогнулась под тяжестью руки Ойкавы, и дверь отворилась. — Что... что всё это такое? — кажется, он был полностью ошарашен тем, что обнаружил. Ты сидела с головой, опущенной на колени, лишь бы не встречаться сейчас с ним взглядом и не видеть боль в его глазах. — О боже... — он вздохнул и сполз по стене, прислоняясь головой к ней. — Прости. Прости, меня, т/и. — Что? — настала твоя очередь удивляться. Ты подняла на него голову и поспешила положить ему руки на плечи, мысленно успокаивая. — За что? Ты же не виноват ни в чём... — Я так сильно... — он шмыгнул и поднял голову, и ты увидела слёзы, бегущие с его глаз — Я так сильно досаждал тебе своими проблемами, постоянно высказывался тебе... но ни разу не обратил внимание на то, насколько тебе тяжело. Я даже не удосужился спросить, в порядке ли ты. Я настолько был занят своим дерьмом, что даже не подумал, что тебе тоже может быть плохо. Прости меня, т/и. Я обещаю, что теперь я всегда буду уделять внимание тебе. Даже если придётся наплевать на себя. Suna Rintaro Всё тело ужасно ломило; голова раскалывалась, а опухшие веки казались до того неподъёмными, что тебе понадобилось минут пять на то, чтобы открыть глаза. Столп солнечного света тут же озарил твои глаза, и ты сразу мысленно пожалела о своих действиях. Привстав на локтях и сев в кровати, ты опустила тяжёлую голову на руки и с удивлением обнаружила на них бинты. В голове всплыли воспоминания: твоя истерика, доведшая до того, что ты схватила нож и начала вытворять уже давно заученные движения, а потом мрак. Долгий-долгий мрак. — Очнулась наконец? До тебя только что дошло, что та привычная домашняя обстановка совсем не соответствует данной. Белое постельное белье, капельница... так ты в больнице. Ситуация явно не из лучших. Суна сидел перед тобой на стуле, пребывая не в самом лучшем виде: красные глаза, тёмные синяки под ними, растрёпанные волосы и, в целом, очень уставший вид. — Мы в больнице? — ты задала абсолютно глупый вопрос, но тебе было жизненно необходимо сейчас услышать ответ от Суны. — Да. — И... давно ты тут сидишь? — Часов десять. И все эти десять часов он не сомкнул глаз, сидя подле тебя. Воздух наполняется знакомым напряжением — так часто происходило, когда Суна был не очень доволен твоим поведением. Но тогда он лишь отчитывал тебя за то, что ты в очередной раз засиделась за уроками допоздна и уснула за компьютером, заменяя мягкую подушку клавиатурой, а сейчас всё зашло куда дальше. — Прежде, чем убивать себя, предупреждай меня, ладно? Я бы уже твои вещи собрал. — яд так и сочился из его слов, обдавая тебя неприятным холодом. — Ри... — Нет, правда, ну ты хоть бы записку оставила или сообщение отправила. А то нехорошо бы получилось: ушла не попрощавшись. — продолжал язвить он, надавливая на больную тему. — Я вовсе не собиралась себя убивать... — Да? А всё выглядит именно так. Ты тяжело вздохнула, зажимая между пальцами белое одеяло. — Почему... почему ты вообще это сделала? — он закрыл лицо руками, чтобы ты не видела его сейчас. — Я так испугался... так испугался, что потеряю тебя. Что никогда не смогу притронуться к тебе, что больше никогда не услышу твой голос. Пожалуйста, не делай так больше. Не делай этого со мной. Ты придвинулась ближе, села на колени и приобняла его за шею. Убрала руки с его лица и утёрла немногочисленные слёзы. В сердце жутко защемило. — Прости, я... мне стало очень плохо и... — Почему ты не позвонила мне? — Я... — ты отвела взгляд, прекрасно зная, что Суне явно не понравится твой ответ. — Мне не хотелось тебя отвлекать... — Мы же уже обсуждали это, — он устало вздохнул и откинулся на спинку стула. — Прости... мне очень трудно принять то, что кому-то не безразлично на меня. В детстве никому никогда не было дела до тебя. Одета, накормлена — и хватит. Родителям было плевать на тебя, бабушкам и дедушкам — тоже, а братьев и сестёр у тебя не имелось. Поэтому ощущать заботу или ласку ты просто не привыкла — проявлять любовь к тебе было совсем не в стиле твоих родителей. И такие простые истины, как написать или позвонить Суне, когда ты не очень хорошо себя чувствуешь или тебе плохо, было слишком сложно понять — ведь все твои мысли всегда были завязаны на том, как бы поменьше всем докучать и не создавать проблем. Суна прекрасно знал о твоём прошлом, но ему все ещё тяжело смириться с тем, что ты таким странным образом воспринимаешь его заботу. — Я всегда буду с тобой. Пожалуйста, помни об этом.