𝔞𝔠𝔠𝔢𝔭𝔱 𝔱𝔥𝔦𝔰 𝔠𝔥𝔞𝔩𝔩𝔢𝔫𝔤𝔢

      Хенджин мелко вздрагивает и отвлекается от своего телефона, когда на плечо опускается тяжелая голова. Он аккуратно смещается, чтобы проверить точно ли спит Минхо, а после также аккуратно возвращается в исходное положение. Ситуация, признаться, до чертиков странная. И хорошо, что хен все-таки спит. Потому что в другом случае Хенджину было бы сложно ее описать.       Они с Минхо не так близки, как, например, Ли с Ханом или, скажем, Минхо и Чан? Вместе они достаточно мало контактировали, только при необходимости, на практиках или в студии, на съемках, но в остальное свободное время — нет. Они лишний раз даже не пересекались взглядом. Но сегодня что-то изменилось. Неуловимо и стремительно. Сначала на репетиции Минхо подал ему микрофон, а после предзаписи первому отдал бутылку с водой. В машину к ним он сел тоже целенаправленно, чуть ли не выгнав с насиженного места Чонина. И если все это можно было списать на ссору старшего с кем-то из других ребят, то почему он выбрал место рядом с Хенджином было все еще не ясно.       Внутри что-то настойчиво ворочалось, не давая покоя, выбивая все связные мысли из головы. Хенджин не знал куда себя деть и испытывал неловкость. Уставшие Сынмин и Чанбин тихо переговаривались между собой, чтобы не разбудить дремавшего Феликса, и вовсе не обращали внимание на Хвана и Ли, что собой заполняло Хенджину спутанные мысли в царящей напряженной тишине между ним и Минхо.       Когда в следующий раз Минхо открыл глаза, первым, что он заметил был почти опустевший микроавтобус. Внутри оставались лишь только проснувшийся Феликс, который и разбудил его, и о чем-то разговаривающий с водителем Чан. Хенджина, на плече которого Минхо все это время сладко спал, рядом уже не было. Встретить его после оказалось тоже невозможно. Даже если Минхо и ждал его появления до самого позднего вечера, то так и не решился постучать в его комнату. Он прекрасно осознавал, что последние дни были выматывающими и, скорее всего, Хенджин просто спит, но тревога и желание действовать убивала в нем самом всю усталость. И взгляды мемберов, наполненные тревогой о нем, говорили о слишком многом.       — Минхо? — все же решается обратиться к нему Чан, когда почти все разошлись спать. — Ты сегодня какой-то на удивление. нервный что-ли.       — Все нормально, — проговаривает слишком быстро, прикусывая в конце язык. Это не то, что Чан хочет услышать, видя его состояние. И Минхо знает это, правда знает, но посвящать кого-то в свои переживания - последнее, чего бы он хотел. — Просто думаю о многом.       — И это связано с Хенджином?       — Да, в какой-то степени.       Чан понятливо кивает головой, поудобнее устраиваясь рядом. Какое-то время они сидят в тишине, каждый думая о своем.       — Почему ты решил действовать только сейчас? — тихо задает волнующий вопрос лидер.       Минхо в ответ какое-то время молчит, старательно подбирая нужные слова. Сказать хочется очень много, но не все он действительно может, по крайней мере, не кому-то, кто не Хенджин.       — Просто, я осознал, что больше не могу довольствоваться тем, что нахожусь рядом и каждый день вижу его. Понял, что мы слишком далеко друг от друга. И это тяготит меня, потому что я действительно хочу быть с ним.       — Ты не думаешь, что уже слишком поздно?       Конечно думает. Минхо вообще много думает в последнее время. И о том, что надо было сближаться раньше, а не стоять в стороне, и о том, что сейчас надо не трусить и действовать, а иногда и о том, что стоит просто отпустить. Как когда-то в далеком предебюте, когда глаза искали только его одного, а внутреннее «я» не позволяло мыслям пробить потолок.       — Я хочу просто попытаться, — сокрушенно признает, тяжело вздыхая, — Не хочу в будущем еще столько же сожалеть, что так ничего и не сделал.       Чан кивает, незримой поддержкой оставаясь рядом до глубокой ночи, когда глаза у обоих начинают слипаться. Они уходят спать в свои комнаты и Минхо темной тенью стоит несколько минут перед дверью в комнату Хенджина, обещая себе, что сделает все возможное, чтобы хотя бы сблизиться с ним.

***

      Феликс неотрывно наблюдает за ним из дальнего угла гостиной, что даже становится не по себе. Хенджин неловко отводит взгляд, теребя в руках стаканчик с кофе. Он немного смущен, обескуражен и совершенно не понимает, что происходит. Вчерашний день и сегодняшнее утро выглядят больше как сладкий сон, который прервался всего несколько минут назад, чем реальностью.       — Что такое, хен? — неожиданно вырастает рядом Джисон, заинтересованно-мягким голосом обращайся к нему. — Почему не пьешь кофе?       А Хенджин все смотрит куда-то в одну точку перед собой, кончиками пальцев ощущая приятное тепло бодрящего напитка сквозь стаканчик, и, видимо, не собирается покидать своей прострации. Хан рядом мелко улыбается мягкой улыбкой, ладонью касаясь его плеча.       — Не загружай себе голову, — тихим-тихим голосом советует младший. — Просто выпей его, взбодрись, проведи с нами время и хорошенько повеселись. Думаю, Минхо-хен именно этого и хотел, просто поддержать тебя.       Хенджин медленно кивает, а когда Джисон покидает его, наконец отмирает. В этом, кажется, и проблема. Что Минхо, который лишний раз не то что слова ему не говорил, а даже не смотрел, вдруг заказал специально для него кофе этим утром. В чем причина изменения его поведения? Неужели Хенджин прошел какую-то особую стадию, чтобы дойти до такого?       — Эй, Хенджин-а, — так же неожиданно появляется рядом Чанбин, как и Джисон несколько минут назад, с яркой заигрывающей улыбкой на губах. — Еще не проснулся? А я хотел позвать тебя поиграть с нами.       — Прости, — выдавливает из себя хрипло, все еще не отходя от шока и путающихся мыслей в голове. — Я присоединюсь чуть позже.       — Хорошо! Ты обещал! Я запомнил.       И когда он покидает его, становится словно легче дышать. Но прожигающий беспокойством спину взгляд Феликса не дает расслабиться окончательно. Интересно только, почему же он сам так и не подошел к нему? Хотя, скорее всего, просто очень хорошо его знает и дает разгрузиться самому.       Минхо же наблюдает за ним краем глаза, стараясь при этом не отвлекаться от разговора с Сынмином. Еще совсем недавно он лучился от переполняющего счастья и хорошего настроения, но задумчивое и обескураженное выражение лица Хенджина, который словно так и говорил «я действительно заслужил это от тебя?» опустило уголки губ и выветрило все счастье, оставив после себя лишь грусть и неприятный осадок. Почему же он не мог раньше решиться сблизиться? Почему теперь так больно смотреть на то, что его любимый человек совершенно не понимает, каким на самом деле ценным для него является? И почему это недоверие, промелькнувшее в глазах Хенджина, так больно ранит?       Все будет хорошо, — вспоминаются слова Чана этим утром, когда на побитый взгляд Минхо, словно брошенной собаки, он искал слова утешения. Наверное, после произошедшего Минхо действительно выглядел настолько ужасно, что кроме этого Чану было добавить ему нечего.

***

      Чонин следит за всем молчаливым наблюдателем, кидая частые взгляды на обеспокоенного Феликса, не находящего себе места Минхо и Хенджина. Пару раз он порывается встать с уютного кресла и подойти к хену, как делали это уже двое, чтобы просто убедиться, что он в порядке и на самом деле ни с кем не поссорился. И не потому что у макнэ неожиданный прилив любви к мемберам, а потому что все знают насколько на самом деле эмоционально нестабильны что Феликс, что Хенджин. И младшему просто хочется по-человечески оказать помощь хену. Но Хенджин словно сам для себя что-то решает, приободряется и становится более живым. Теперь он не похож на зависшего робота с прокручивающейся иконкой загрузки на лбу.       Спустя какое-то время, посвежевший и веселый, Хенджин присоединяется к ним в гостиной, тут же ввязываясь в спор между Чанбином и Джисоном, которые никак не могут доказать свое первенство в какой-то игре. Атмосфера, застывшая в напряжении, разряжается. Лицо Чана больше не похоже на кусок камня, в глазах Феликса нет былой взвинчивости и тревоги, лишь ее маленькие крохи, а плечи Минхо, наконец, опускаются. Чонин довольно кивает головой, незримо выдыхая скопившееся напряжение, и действительно наслаждается нарастающим шумом, пока, конечно, он не начинает действовать на нервы. И Сынмин, мысленно отдавая макнэ пятюню, соглашается со всеми его умозаключениями.       Чан смотрит на них с доброй улыбкой, ощущая в душе спокойствие. Где-то там, в самой ее глубине, прячется невыраженное беспокойство. Потому что, кажется, смотреть на сердечки в глазах Минхо становится просто невозможно. Они словно дотрагиваются до каждого, пробирая до мурашек, но не долетают до Хенджина. И Чан, отчего то думает, что Хенджин и сам с радостью их не замечает. Словно просто не может. Будто поставил невидимый барьер, сквозь который невозможно ни понять его чувств, ни узнать его мыслей.       С Феликсом разговор откладывается настолько «на потом» насколько вообще возможно, а это, к сожалению, не так уж и на долго, потому что вся его поза только и кричит о том, что он готов в эту же секунду встать и потянуть друга за собой. Хенджину не хочется что-то выслушивать от него, потому что они все, он уверен, прекрасно знали и почему Минхо так кардинально изменил к нему отношение, и когда начнет это делать, и какими способами. И в разговоре, просто стопроцентная уверенность, Феликс своими глазками-бусинками будет уверять его, что все хорошо, и что это нужно принять и сблизиться. Но Хенджину, на самом деле, слишком больно, чтобы идти на такие уступки.       Ему, еще совершенно не зрелому и смотрящему на мир сквозь розовые очки, уже однажды разбили сердце в дребезги, вовсе не жалея. Тогда, во времена предебюта и после него, когда восхищение Минхо переросло в симпатию, а он надеялся не на так уж и много, всего-то хорошая дружба и помощь в танцах, Минхо оттолкнул его, словно Хенджин и правда годился лишь на роль красивого мальчика в группе без капли таланта. И сейчас, когда интерес Минхо внезапно к нему вернулся и он делает что-то не свойственное самому себе, Хенджин не собирается надевать разбитые и забытые годами розовые очки.

***

      В глазах Минхо застывает буря и сверкают молнии. Пристальным взглядом, наполненным такой болью и беспомощностью, он смотрит, как Хенджин улыбается яркой и теплой улыбкой не ему. Как обнимает трепетно не его. Смеется задорно и весело не рядом с ним. И это так больно, ведь время скоротечно. Прошел год, еще один и вот уже на придверии третий год, а они... будто бы до сих пор в самом начале.       Бесспорно, они стали ближе. Теперь Минхо может с легкостью позвонить младшему и пригласить к себе в гости или же на ночную прогулку, а там уже все равно и на большое расстояние между общежитиями, и на менеджеров, и на расписание. Он имеет право обнять его, совсем легко-легко, касаясь лишь поверхностно. Он может не скрываясь смотреть на Хенджина тем самым взглядом с плывущими в нем сердечками, ведь Хенджин все знает. Но Хенджину все еще сложно. И Минхо из-за этого чертовски сложно тоже.       Минхо, по сути, уже даже уверен в ответных чувствах младшего, но они так ни разу и не говорили о них. Хотя, если быть честным, о чувствах самого Минхо они тоже не говорили. Это получилось как-то словно само собой. Просто в один день Хенджин с серьезным намерением подтвердить свои догадки пошел к Чану, чуть ли не с боем пробрался в студию и спросил. А Чан ответил "да", потому что устал смотреть на то, как ярко и солнечно все улыбаются на сцене, но на деле ходят словно по острию ножа, не зная, когда же оно опрокинется. Ему было жаль их обоих, ведь он, несомненно, все еще оставался лидером и лучшим другом, человеком, к которому все приходили попросить совета и высказаться. Он с точностью до каких-то жалких восьмидесяти пяти процентов знал, что творится в их головах и на душе. Поэтому смотреть на то, как они ломают друг друга было выше его сил. Но с этого момента словно ничего и не изменилось. Минхо никогда и не скрывал своих чувств намеренно, но и не говорил о них, а Хенджин знал правду, но не искал ни решения, ни давал конкретных ответов. Его будто ломало намного больше, чем Минхо, и Чан, наверняка, догадывался почему. Сложно забыть тот разбитый взгляд некогда горящих глаз младшего, направленный на Минхо.       Еще никогда никому не приходилось брать кого-то в руки и вести мирить с другим, они ведь прожили столько лет бок о бок друг с другом и все проблемы и недопонимая решали очень быстро. Но возникшая ситуация не только не решалась ожидаемо быстро, она словно вообще никуда не двигалась, а остальным просто было неловко влезать в эти недомолвки. Каждый из них пытался поддержать друзей как мог, испытывая тяжкий груз на плечах, но, конечно же, было бы проще, если бы эти двое поговорили.       Возможно Минхо заметил это слишком поздно, но оказывается, что Хенджин делал для него довольно многое, даже не задумываясь. Он лично шел проверять заказанную еду на наличие нелюбимых продуктов и, о чудо, не только своих, но и Минхо. Невзначай он, не отвлекаясь от своих дел или разговоров, подталкивал к Минхо еду или же что-то нужное ему, словно его кругозор был сосредоточен на нем так же, как и у Минхо на нем. Это стало неожиданным событием, а разговор по этому поводу и вовсе был с Чанбином. Они все ведут себя дурашливо и будто бы незрело, но в тот момент Чанбин казался самым настоящим взрослым, который с терпеливостью выслушает все и даст дельные советы, хотя на его месте всегда должен быть, по сути, именно Минхо. Чанбин ему рассказал, что такое поведение у Хенджина было еще с самого предебюта, когда группа уже была сформирована. Он также рассказал о восхищении Хенджина его навыками и как не затыкаясь говорил-говорил-говорил, как бы хотел, чтобы Минхо помог ему. Но почему вся радость и счастье вдруг испарилось из младшего и его взгляд навсегда избегал фигуру Минхо Чанбин не сказал.       Зато сказал Феликс. Грозно похрустывая чипсами он нечитаемо всматривался в лицо хена, сканировал его и вел внутреннюю борьбу с самим собой. Тяжело вздохнув и отложив пачку он поудобнее устроился на кровати и настроился на долгий разговор. Он рассказал Минхо все. И старшего это повергло в шок. Он никогда не смотрел на ситуацию под другим углом, глазами самого Хенджина.       В то время ему было так стыдно признаться в своей ориентации самому себе, а на носу был еще и дебют, что он неосознанно сделал Хенджину больно, не только оттолкнув его, но и сильно ранив. Феликс объяснил, что теперь Хван просто не знает как вести себя с ним, точно так же, как и Минхо. Все время они вели себя как незнакомцы и старались не замечать друг друга, но Минхо внезапно изменился. Он то прет, словно танк, снося все препятствия, то сдает назад, отстраивая новые. А Хенджин просто очень ранимый и если его ранить слишком глубоко, эта рана грозится больше никогда не зарасти. Прося прощения, видимо у все того же Хенджина, Феликс сказал ему, что его чувства никогда не менялись на счет Минхо и он все также сильно любит его, только не дает об этом узнать. Ни себе, ни кому-то другому.       После было очень сложно найти свободное время, чтобы поговорить, но также этого времени хватило, чтобы все осознать. Что делать, что говорить, как поступать. Издалека казалось, что младший - неприступная крепость, но на деле оказалось, что он ближе, чем всем кажется. Намного ближе. И, боже, как же больно это теперь осознавать. Минхо правда терпеливо ждал, когда же расписание хоть немного разгрузится, но ждать слишком много было невозможно. В конце концов, так и не выдержав, после загруженного расписания он упал на кровать и набрал вызубренный наизусть номер. Уставшим голосом он предложил Хенджину поговорить. Это было неправильно, ведь было бы лучше обсудить все лично, но сил ждать больше не было, а время все шло.       У Хенджина на той стороне голоса и вовсе почти не было, но он согласно промычал в трубку и затих. Значит придется говорить Минхо. И он говорил много. Очень много. Извинялся, объяснял каждое действие и слово в прошлом, рассказывал о чувствах, о том, как сложно ему было решиться отдалиться, как после было сложно держать себя на расстоянии, как больше не осталось сил оставаться позади, как желание, тонущее в бурлящем агонией сердце, разрушило все выстроенные им стены. Он глубоко сожалел, что глубоко ранил его, что посчитал себя единственной жертвой ситуации, что ничего не понимал и не замечал, что не хотел этого. Ему было стыдно, что он разрушил хрупкий мир Хенджина, который он сам воздвиг после всего произошедшего. И Минхо любил. Любил трепетно и ненасытно, словно с самой первой встречи и по сей день. Он слышал тихие всхлипы в трубке, держался сам из последних сил, но ни одной слезинке не дал волю. Минхо был так безбожно слаб перед Хенджином, что даже не посмел ему что-либо возразить, когда младший хриплым голосом сказал, что они поговорят позже. И пришлось ждать еще две недели, коря себя за несдержанность и длинный язык.       Появление Хенджина ранним утром в их общежитии было фееричным. Смерчем он ворвался внутрь, чуть ли не снес все на своем пути и как только увидел Минхо влепил ему пощечину. Младшие громко ахнули и удалились, молясь, чтобы никто и ничто не пострадало. Тогда Минхо впервые понял, что Хенджин не слабый. Что в нем есть достаточно силы, чтобы высказать все в лицо, ударить, дать то, что он заслужил, а после... простить. Немыслимо, но заливаясь горькими слезами и цепляясь за домашнюю футболку Минхо пальцами, он тихо и заполошенно шептал бесконечное прощаю.       Они все еще не говорили о чувствах, но делали достаточно, чтобы показать их. Находили время, чтобы провести время и учились быть вместе так, как давно хотели. Познавали друг друга, узнавали больше, впускали в свой мир и становились счастливыми. Их нельзя назвать возлюбленными и любовниками, ведь между ними слишком большая пропасть. Но каждый из них терпеливо и вдумчиво обдумывает куда же положить новую доску, чтобы простроить крепкий мост.       Однажды они скажут заветное "люблю", будут счастливы и никогда больше не отпустят друг друга, но сейчас слишком рано говорить об этом. У них еще достаточно времени, чтобы прийти к этому, ведь, на самом деле, каждый из них имеет для этого силы и терпение.