Гранат и Янтарь

Клуб Романтики: Песнь о Красном Ниле
Гет
В процессе
NC-17
Гранат и Янтарь
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Горят все одинаково.
Примечания
Канал автора - https://t.me/purple_inferno Полная версия обложки - https://t.me/purple_inferno/80
Содержание Вперед

Грязь.

      Человек может привыкнуть буквально ко всему. Поразительная способность приспосабливаться заложена в нас глубоко на уровне инстинктов, как ключ к выживанию, который часто срабатывает даже без нашего на то желания. И порой для того, чтобы выжить, нам приходится перестать бороться.       

***

             Эва непрерывно смотрела на дверь, прислушивалась к каждому случайному шороху, ожидая звук шагов приближающейся смерти. Очевидно, легкой она не будет.              Запах сырой земли и плесени щекотал ноздри, оседал мерзким налетом на коже. Звон в голове рассыпался осколками боли при каждом движении. Кожа под запекшейся кровью невозможно зудела, а пересохшие губы стягивались вокруг свежих ран и кровоточили, стоило хоть немного ими пошевелить.              Она закрыла глаза, в очередной раз пытаясь расслышать шум по ту сторону камеры, которого, быть может, и не было вовсе. Убаюканная беззвучной тьмой Эва сама не заметила, как заснула. Едва ли она представляла, что в ее положении это вообще возможно, но усталость и страх сделали свое дело.              Неясно было, сколько часов прошло, прежде чем она пробудилась. Даже время суток не определить — в душной темнице не было окон. Если бы не слабо горящий факел у двери, она бы уже рассудком тронулась. Всегда темноты боялась, с самого детства не засыпала без зажженной свечи.              Похоже, проснулась она от боли. Все тело словно иглами нашпиговали, а после сбросили вниз по каменистому склону. Сил совсем не было. Эва с трудом держалась на дрожащих от напряжения ногах, тогда как плечи ломило настолько, что хотелось выть. Металл, обвившийся вокруг ее тонких запястий, глубоко врезался в кожу и разъяренной змеей жалил по уже образовавшимся ссадинам.              Мучительная боль вперемешку с отчаянием густо текла по венам, до спазмов, до трясущейся челюсти. Хаотично блуждая взглядом по грубым холодным камням, Эва будто безнадежно искала выход, мысленно саму себя умоляя о помощи. Так она привыкла — больше надеяться ей не на кого. Пытаясь хоть на короткий миг унять чувства, она зажмуривалась, представляла солнечный свет, согревающий кожу, свежий ветер, приносящий запах цветов и хвои.. Вспыхнувшая резь в мышцах быстро вернула ее в реальность, где не было ничего, кроме кандалов и агонии.              Безнадежно..              Она готова была вновь расплакаться, когда напевное бормотание донеслось из-за двери, заставляя ее собраться. Она не покажет им, насколько слаба.              Мужчина, тот самый, которого она приняла прежде за лорда, показался на пороге и смерил ее насмешливым взглядом.              — Ты как, живая? Я Тизиан, кстати. — он подошел ближе, протягивая ей чашку с водой. Эва без раздумий принялась пить жадно и быстро, и он покачал головой: — Тише ты, не отниму. Спокойно пей.              Она стала пить еще быстрее, пока не закашлялась. Горло саднило, а все нутро будто вздрогнуло, уже не ожидая такой щедрости. Даже это мерзкое ощущение во рту пропало, отчего она улыбнулась и тут же поморщилась из-за потревоженных ран на губах.              — Ноги держат? Я ослаблю цепь, смотри не свались.              Мужчина повернул какой-то рычаг у двери, и железные звенья с характерным звуком поползли вниз. Затекшие руки под их тяжестью безвольно повисли вдоль тела. Ей пришлось спиной опереться на стену, чтобы случайно не повалиться вперед. Не глядя на нового знакомого, что отчего-то ей помогал, Эва прохрипела:              — Зачем ты это делаешь?              Кончиком сапога он подтолкнул к ней ведро, облепленное грязью. Во всяком случае, ей хотелось думать, что это грязь.              — Ты гостишь здесь довольно долго. Полагаю, не прочь воспользоваться некоторыми удобствами? — он немного склонил голову набок, ухмыляясь от того, как округлились ее глаза. — Не фырчи, многие и этого не получают. Тебе, считай, повезло.              — ..Выйдешь хотя бы?              — Так уж и быть, я отвернусь.              Тизиан и впрямь отвернулся к стене. Эва долго гипнотизировала его спину, но проку от этого не было никакого. Поборовшись с собой еще некоторое время, прикинув, какая из перспектив хуже, она все же решилась принять столь великодушное предложение. Стыдно до ужаса, но хотя бы не придется болтаться здесь в мокром платье.              Закончив, Эвтида сама подвинула ведро на прежнее место и снова отошла к стене. Бросив на нее короткий взгляд из-за плеча, ее гость опять натянул цепи. Ощутившее подобие свободы тело противилось и, казалось, болело теперь сильнее прежнего.              Пытаясь отвлечься, она разглядывала мужские очертания, одежду и уставленные в бока руки. Вспомнились знаки, выбитые на пальцах лорда. У Тизиана были такие же, как и у тех, кто забрал ее из дома. Чем не тема для разговора?              — Почему у вас эти татуировки?              Он задумчиво взглянул на свои пальцы              — Это знаки охотников. — опережая вопросы, добавил : — Да, ты все правильно поняла. На таких, как ты, охотимся.              Не сказав больше ни слова, Тизиан беззаботно шагнул к выходу. Эва окликнула его, но тот даже не обернулся. Накатывающая паника заставляла едва не задыхаться от отчаяния. Сколько еще они будут над ней измываться, для чего держат здесь? Она ведь и вправду никакая не колдунья, и зла никому не причиняла. Но мучителям ее повод не требовался, похоже.                     Тишина здесь давила и была практически невыносимой. Ее нарушал один только звон металла, когда плечи Эвы в очередной раз вздрагивали от судорог. Время от времени она то ли проваливалась в сон, то ли теряла сознание. Приходила в чувство, тихо плакала и ругала себя за это, когда лицо начинало щипать от слез.              По ее ощущениям, прошло не меньше суток, прежде чем Тизиан появился вновь.              — Скучала по мне?              Эва не ответила, сразу же накинулась на воду, торопливо выпивая все до последней капли.              Он снова подвинул к ней ведро, снова ослабил цепи и отвернулся к стене, а после вернул ее в прежнее положение, намереваясь сразу уйти.              — Подожди, прошу.. Тизиан! — услышав свое имя, он остановился вполоборота к ней. — Скажи, для чего меня держат здесь? Что со мной будет?              Он устало вздохнул, отвел взгляд куда-то в сторону, слегка нахмурившись.              — Это не мне решать. Ты помогала нашим людям, как оказалось..              Она настороженно вслушивалась в каждое слово. Парень, которого она едва помнила, которого однажды спасла, отплатил ей добром. В груди против воли разгоралась надежда на то, что она еще может выжить, может получить свободу. Заметив ее оживший взгляд, Тизиан сказал уже тверже:              — Тебя не будут пытать, но не стоит надеяться на большее. Для колдунов итог всегда один, Эва.              Не задерживаясь больше, он оставил ее и дальше стоять в одиночестве на осколках собственной жизни. Ощущение сокрушительной безысходности напрочь вытесняло все прочие чувства. Ей отчего-то всегда хотелось видеть в людях людей, но она так часто ошибалась в своем видении.. Этот раз не стал исключением, только и всего.       

***

             До следующего визита прошло едва ли несколько часов, только на этот раз к ней явился новый хозяин замка. Дверные проемы здесь были для него слишком низкими, потому каждый раз ему приходилось пригибаться при входе. Будто кланялся своей пленнице.              Он остановился у стены, просто молчал и смотрел прямо на Эву, почти не моргая, а она нервно переминалась с ноги на ногу, не в силах выдерживать этот взгляд.              — Хочешь что-то сказать мне, господин? — она и сама не поняла, как смогла заговорить с ним, да еще и с такой дерзостью. Его явно не стоило злить, это она уже успела прочувствовать на себе, так зачем же опять сама его провоцирует?              — Не хочу. Но вроде как должен. — он оперся бедрами о стол с его «рабочими» инструментами, расставив руки по краям. — Я говорил со своими воинами, что были пленными в этом замке. Четверо из них заверяют, что их лечила ты. Зачем тебе это?              Четверо. Эва с грустью подумала о том, что их было гораздо больше. Не выжили, значит..              — Они разве меньше других жизни заслуживают? — она презрительно хмыкнула. — Лорд наш из замка и не высовывался, а всех крепких мужчин из моей деревни с лошадьми вместе угнал на войну. Хотели они этого, как думаешь? Вот и ты такой же — сам учинил резню, но стоишь тут, целехонький. Простые люди не виноваты в том, что над ними властвует зверь.              Кто бы ни овладел ее языком, явно желал ее скорой смерти. Сердце беспомощно трепыхалось в груди. От злобного оскала на лице лорда Эва поджала губы, ожидая нового удара.              — Зверь, значит. — он оттолкнулся от стола и подошел вплотную к ней, с высоты своего роста въедаясь ледяным взглядом в ее испуганные глаза. — Ты даже не представляешь, насколько права в своих суждениях, ведьма.              Она тяжело сглатывает, боясь пошевелиться. В проклятой камере так холодно, а от этого человека исходит тепло. Воздух между ними будто густеет, наполняется ароматом чистой мужской кожи, сладких цветов и горьковатых трав. Хочется вдыхать глубже, рот заполняется слюной. Это от голода — так она решает. Он вдруг подается к ней ближе, так, что касается ее тела своим. Что-то напоминающее улыбку рассекает его лицо, когда Эва вздрагивает, а дыхание ее ускоряется.              — Нервничаешь? — произносит тихим глубоким голосом, задевая ухо горячим дыханием. — Поплачь, если хочешь.              Она меняется в лице, со злостью отвечает сквозь зубы:              — Ты не увидишь моих слез!              — Правда что ли?              Амен довольно ухмыляется. Ему отчего-то нравится ее дерзость, но еще больше ему понравится эту дерзость ломать.              Он отстраняется всего на шаг, достает длинный стальной кинжал из ножен на поясе и поднимает на уровень ее глаз, а после чуть выше, к запястью. От прикосновения холодного металла Эва дергает рукой, но лорд посылает ей предупреждающий взгляд: — Дернешься еще раз, будет хуже.              Амен проводит лезвием по ее смуглой коже поверхностно, без нажима, и все же тонкая полоска крови проступает под отменно заточенным острием. Он внимательно смотрит в ее янтарные глаза, видит, как в них собираются слезы, но это не отчаяние, не мольба — лишь неконтролируемая реакция организма на раздражитель.              Невольно он проникается к ведьме уважением, как ко всякому, кого считает достойным противником. Достоинство — редкая черта для подобных ей, но и это не единственное, что в ней явно не так.              Кинжал возвращается в ножны, но взгляд лорда продолжает резать нутро. Эва дрожит, точно от лихорадки, уже не в силах сдерживать рвущее изнутри напряжение. Он почти победил, надо надавить еще немного, и от нее ничего не останется. Страх — лучший из ядов. Он убивает волю медленно, изощренно. На кого-то действует сразу, но не в ее случае.              Амен невесомо проводит пальцами по спутавшимся локонам возле ее лица, слегка тянет на себя, заставляя Эву податься вперед. Приподнимая указательным пальцем аккуратный подбородок в следах запекшейся крови, говорит без тени насмешки:              — Можешь молить меня о пощаде. Кто знает, вдруг я послушаю.              Она вырывается, но лишь потому, что он не пытается удержать. Выдыхает с нескрываемым презрением:              — Гори в аду!              Глядя в пылающие гневом глаза, Амен протягивает руку, сжимает ее горло мягко, почти бережно. Шея такая тонкая.. Если бы он позволил себе не рассчитать силу, она бы наверняка сломалась под его натиском. Но он опытен, он всегда знает, как заставить жертву жить столько, сколько необходимо ему. Эва едва не задыхается, но рука лорда не перекрывает ей кислород. Страх, уже начавший работать как надо, делает все за него.              — Непременно сгорю. — шепчет в сантиметре от ее губ. — Но только после тебя.              Стук сердца отдает где-то в горле, врезаясь в его теплую сухую ладонь. Амен не убирает руку, не ослабляет давления, но Эва вдруг понимает, что может дышать. Голова кружится, и жестокое лицо перед ее глазами будто плывет. Какого черта он делает с ней?              Снова его горячий шепот, проникающий под кожу:              — Знаю, что увижу тебя на коленях. Думаю, мне это даже понравится.              Словно успокаивая ее, он неспешно очерчивает большим пальцем линию нижней челюсти, проводит им по приоткрытым пересохшим губам, останавливаясь возле ран, которые сам же нанес. Оба замирают в тишине. Все ее тело реагирует, расслабляется. Эти касания так.. приятны?! От осознания чудовищной ошибки собственного восприятия Эва резко и неуклюже отстраняется, ударяется затылком о стену.              Холодный воздух неприятно касается ее шеи, когда Амен разжимает руку. Она хочет дотянуться, накрыть собственной ладонью то место, где он прикасался, сохранить тепло, но цепи не позволяют.              Они в последний раз обмениваются взглядами: ее растерянный и его равнодушный, не выражающий ничего. Лорд лениво отводит ледяные глаза и медленно разворачивается к выходу. Его тяжелые шаги слышны даже за закрытой дверью.              Эва долго пытается прийти в себя, мелко дрожит от холода. Тишина начинает постепенно сводить с ума, тени от неяркого света факела кажутся враждебными. В попытке укрыться от них она закрывает глаза и проваливается в столь желанное небытие.              Теплое прикосновение к ее руке, сильные пальцы, переплетающиеся с ее. Шершавая влажная стена, в которую он без усилий ее вжимает. Легкий звон железной цепи над ухом. Странно, но боли от оков Эва не чувствует. Один лишь жар, теснящийся прямо в груди.              Вздрагивая, она просыпается. Рядом с ней никого. Все так же темно и холодно.       

***

             Эва начинает скучать по тишине, когда тюрьма заполняется криками. Видимо, стены камеры довольно толстые, потому что разобрать ей удается совсем немного. В основном до нее доносится вой и нечленораздельные стоны. Несколько раз ей чудится тяжелая поступь возле ее двери, но никто так и не заходит.              Пытки ее новых соседей длятся несколько часов без остановки, меняется лишь интенсивность воздействия. Слушать это невыносимо, до слез пугающе. Ни один человек подобных страданий не заслужил.. От нескольких подряд глухих ударов о стену Эва подскакивает на месте. Стихает все, кроме звука шагов. Кажется, мимо ее камеры что-то тяжелое тащат по полу.              Когда в замке поворачивается ключ, холодный пот катится по ее спине. Тизиан в приподнятом настроении улыбается ей, протягивает воду. Она замечает кровь, оставшуюся под ногтями и на манжетах его рубахи. Зажмуривается и выпивает, стараясь не вдыхать запах, исходящий от его рук.              В этот раз он сам начинает разговор:              — А где наставник твой, знаешь? — его тон непринужденный, как при светской беседе, только жесткий взгляд выдает, что вопрос задан не из праздного любопытства.              — Он теперь служит при короле. Еще до войны уехал.              — Вот как. — кивает, но взгляда не отводит. — Почему ж тебя не забрал с собой?              — Не для меня это.              Рем предлагал поехать с ним, но Эве совсем не хотелось быть побрякушкой при богатом хозяине. Здесь от нее больше пользы людям, да и жизнью своей сама распоряжаться может.. могла.              — Почти все ваши благоразумно ушли с этих земель. Ты осталась. Отчего же?              — Почему я должна уходить? Здесь мой дом. И до вас я жила спокойно, никому не причиняла вреда, а теперь болтаюсь тут непонятно за какие заслуги!              Она тогда и не знала о том, что у их земель сменился владелец. Да и не изменило бы ничего это знание. Эва давно перестала ждать от жизни большего, чем было ей уготовано. Не догадывалась ведь, что концом пути ее станет костер.              Погруженная в собственные мысли, она не замечает, как уходит Тизиан.              Время будто застывает. Поедая себя мысленно, Эва смиренно ждет привычного визита своего гостя — если она все прикинула верно, то приходит он примерно раз в сутки. По ее ощущениям прошло уже гораздо больше, но никто так и не появился.              Во рту пересохло, язык будто покрылся мелким песком. Малейшее движение приносит боль, сознание путается. Грань реальности незаметно стирается и ускользает. Ощущение времени утрачивается окончательно, оборачивается вязкой темнотой вокруг.              Мысли о еде делаются навязчивыми, желудок слипается, а головокружение и чувство тошноты становится перманентным. Хочется пить. Хочется умереть. Хочется выйти отсюда, лечь на мягкую зеленую траву, ощутить прохладу воды пальцами ног. Не хочется ничего. Все в ней медленно угасает.              Гнетущая тишина снова разрывается криками, но реагировать на них попросту не осталось сил. Ей наплевать, пусть просто заткнутся. Вопли будто бы отдаляются, но Эва все равно слышит их сквозь сон или полудрему — она давно перестала понимать, что именно с ней происходит.              Она не замечает момента, когда все снова стихает, не замечает открывшейся двери. Кто-то касается ее лба, меняет положение головы. На губах чувствуется прохлада. Приятно..              — Эй, не вздумай мне умереть тут!              Тизиан? Голос похож, но открыть глаза, чтобы удостовериться, не выходит. Он сжимает ее щеки, приоткрывая рот. Кажется, что-то вливает. Вода! Чистая ключевая вода слегка щекочет иссохшую глотку. Дышать становится легче, потрескавшиеся губы прижимаются к чашке.              — Наконец-то.. Не торопись, сейчас еще налью. — охотник не обманывает, вновь наполняет чашку, а после еще одну. — Уезжать мне нужно, но я попрошу кого-нибудь к тебе заходить. Будешь гордую из себя строить — помирать тяжело придется.              Он что-то еще ворчит недовольно, а после уходит.              Внутри разливается легкая дрожь, будто все оживает, сердце бьется быстрее. Мимолетная эйфория проходит, когда тело начинает снова чувствовать боль. Эва мысленно осыпает Тизиана проклятьями за то, что он продлевает ее мучения.                     По темнице тянется слабый аромат дыма. Постепенно он становится заметнее и горче. Деревянная дверь распахивается — это лорд снова решил посетить ее. Запах гари, впитавшийся в его одежды, кажется таким неподходящим ему..              Эва отчего-то вспоминает, как уснула когда-то, позабыв про томящийся в печи окорок, и тот неминуемо превратился в кусок угля. Сейчас она с удовольствием съела бы даже его.. Живот громко урчит от голода.              Лорд удивленно вскидывает брови, смеется отвратительно громко.              — Аппетит разыгрался? Принести тебе кусочек, может?              Эва не отвечает, смотрит на него со всей злостью, на которую только способна, но ее живот урчит снова. Она и вправду готова так унизиться и просить его о еде?              Он смотрит с холодной полуулыбкой, сощурив глаза, тянет бархатным голосом:              — Надо же.. Не знал, что ведьмы падки на человечину.              Она перестает дышать, кожу покрывает испарина. Он шутит ведь? Все это его мерзкая больная шутка..              — Этот дым.. Это.. казнь?              — А ты думала, я пир устроил?              Тело скручивается изнутри, пытается освободить пустой желудок от этих чудовищных помыслов. Ее рвет водой, крупные слезы градом катятся по щекам. Лорд просто стоит напротив, не двигаясь. Странная неуместная мысль — ей стыдно, что он видит ее такой.              Она прокашливается, когда отпускают позывы, и просто смотрит в пол. Горло жжет, но не так сильно, как жжет душу. Амен подходит к ней ближе, заглядывает в лицо. Не подумав о том, что делает, рукавом белой рубахи вытирает ее губы. Эва поднимает покрасневшие глаза. Замечает, что он смотрит на нее теперь по-иному, будто спокойнее.              Он тянется к связке ключей, медленно откидывает их по одному, пока не находит тот самый, отпирает ее кандалы. Ноги отказываются держать тело, подкашиваются, и Амен хватает ее за талию, не позволяя рухнуть на пол.              — Идти можешь? — спрашивает, прижимая ее к себе.              Она пытается встать, но ноги все так же не слушаются.              Он поднимает ее на руки и пинком открывает дверь. Несколько шагов по коридору, и перед ними еще одна дверь — такая же, как в ее темнице. Амен заносит ее внутрь и укладывает на непокрытую солому, что заменяет матрас. Эва бегло обводит взглядом комнату — та же камера, только с маленьким окошком. Здесь непривычно светло, и запах дыма сильнее.              — Отдохни. Скоро принесут еду. — видя, как она сжимается от этих слов, уточняет спокойно: — Овощи.              Убедившись, что ее не одолевает новый приступ тошноты, он решает уйти.              — Ты помнишь их? — слабый голос, направленный в стену.              Амен останавливается, оборачивается к ней, с явным интересом ожидая продолжения:              — Кого?              — Тех, кого убиваешь.              Он задумывается. Молчит так долго, что совсем ослабевшая Эва успевает забыть о вопросе и почти засыпает.              — Тебя я запомню.              Она слышит. Она тоже запомнит.              
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.