И мною больше

4 Весенних Молний Ричард поспал не больше четырёх часов и чувствовал себя совершенно разбитым, но был рад и этой малой передышке: во сне он, по крайней мере, мог не думать о том, как ему избавиться от Штанцлера. В кабинете его встретило нераспечатанное письмо от Валентина — и всё ещё ни следа Катари. Это начинало тревожить его. Почему господин кансилльер оставляет его без присмотра? Или он просто ждёт, пока Ричард сделает первый шаг? Написать Катарине письмо? Поймать её служанку, когда та отправится на встречу с матушкой? Пожалуй, для влюблённого герцога Окделла это не будет лишним. Короткий стук в дверь заставил его вздрогнуть, и в кабинет проскользнул Рокэ, аккуратно прикрыв дверь. — Какие распоряжения будут на сегодня, монсеньор? — спросил он, будто и не слышал вчера никаких откровений. Но он слышал. Ричард вздохнул и потёр глаза. — Алва, я прошу прощения за то, как именно вам пришлось узнать истинную причину смерти вашего отца. Я понимаю, что это нелегко. Если нужно, я могу оставить вас… — Не нужно, монсеньор, — спокойно произнёс Рокэ, посмотрел на него, склоняя голову набок, как любопытная птица. — И тем более вам не за что извиняться. Я могу навестить сегодня графа Васспарда, чтобы он не надумал ничего дурного о моём отсутствии. Это была, несомненно, здравая идея, только отпускать Рокэ не хотелось. Ричард кивнул: — Хорошо. Отнесёте сейчас мой ответ Валентину Придду и найдёте заодно Юстиниана. Поищите сегодня чертежи Северного крыла, я хотел осмотреть его следующим. Может пригодиться. — Слушаюсь, монсеньор. Дику казалось, он слышит эхо «эра Ричарда». Он вскрыл, наконец, мозоливший глаза конверт, быстро пробежал глазами короткую записку: Валентин в самых изысканно-сдержанных выражениях приглашал Ричарда, когда у того будет время, присоединиться к нему на полуденной прогулке у королевских оранжерей. Это было неплохо — выяснять отношения Валентин предпочитал в обстановке куда менее романтичной, чем цветущие розы. О чём пойдёт речь, Дик всё ещё не знал, но и ждать ему оставалось недолго; а уж дел, чтобы занять оставшееся время, было предостаточно. Ричард выбрал самое необременительное: засел с Мишелем за списки рекрутов в королевскую гвардию. Это было по-своему увлекательное занятие, которое ненадолго сближало их каждый год — выбрать из череды молодых людей тех, кто действительно подавал надежды; тех, кому совсем уж неприлично отказать; тех, кто непременно сам подаст прошение о переводе в ближайшие месяцы. Последнее Дик устраивал не без удовольствия, поддерживая репутацию — как свою, так и гвардейцев короля. Лионель присутствовал, являя собой совершенно иной, незнакомый Дику тип оруженосца: молчаливо стоял с отстранённо-расслабленным выражением лица, отвечая только на прямые вопросы, находил все необходимые документы и приносил их, не вмешивался в обсуждения и не задавал вопросы, — в общем, работать с ним было совсем не так, как работать с Рокэ, и Ричард признал, что скучает. Рокэ сейчас корпел над его заданием в архиве и, может быть, обсуждал недавние события с Юстинианом; Дик сам отправил его туда, и жаловаться было не на кого. Это, конечно, вовсе не утешало. С Мишелем они проспорили до обеда, и Дику казалось, что он опоздал. Валентин, конечно же, был на месте, как всегда, безупречно элегантный в серебристо-сером и бледно-лиловом, но Ричард всё равно поспешил извиниться. — Пустое, — Валентин сдержанно склонил голову. — Вы не заставили долго ждать себя. Ричард, давайте прогуляемся? От обращения по имени стало тепло и тревожно, но Дик решил не делать поспешных выводов: с Валентином мало что становилось понятным с первого раза. — Конечно, — он кивнул в ответ, первым открывая дверь в оранжерею и за секунду перемещаясь в разгар Летних Волн: дурманящая смесь жаркого солнца и аромата роз ударила в голову. — Здесь приятно, — светски заметил Валентин, проходя следом. — Но почему-то мало кто во дворце ценит этот уголок вечного лета. Рокэ бы оценил, подумалось невпопад, и Ричард помянул про себя Леворукого, возвращаясь к разговору: — Тем лучше для тех, кто его нашёл. — Действительно, — Валентин остановился, закладывая руки за спину и крепко сцепляя пальцы, развернулся, с силой вдавливая каблуки во влажную почву. — Ричард. Могу я быть откровенным? Ричард знал, как нелегко Валентину дались эти слова, поэтому оставил шутку в стиле Арно при себе: — Конечно. Обещаю ответную откровенность, если только она не будет затрагивать тайны, которые мне не принадлежат. Валентин отреагировал молчаливым согласием, прикрыв на мгновение глаза, поджал губы, собираясь с мыслями, и заговорил: — Меня беспокоит Юстиниан, Ричард. Ещё больше меня беспокоит то, что он беспокоит нашего отца. Герцог Придд не из тех людей, что одобряют душевные метания и безрассудства, а мой брат, как вы, возможно, знаете, всегда был склонен как к первому, так и ко второму. Ох, нет. — Валентин, — нервно произнёс Ричард. — Не говорите мне, что Юстиниан обсуждал моего оруженосца с герцогом Приддом. Валентин явно сдержал вздох. — Всё не совсем так, — уверил он Дика. — Но то, что Алва остался в столице, и то, что случилось это именно вашими стараниями, задело его. Сначала он — я думаю, это не будет сюрпризом, — вспомнил вашу несостоявшуюся дуэль, но отец ясно дал понять, что думает о ней. Позже, когда у него появилась возможность общаться с герцогом Алвой, я подумал, он успокоится, но, похоже, происходит ровно обратное. Он подозревает и вас, и господина кансилльера, и господина Первого маршала, и Его Величество, — мне кажется, оттого только, что разбередил старые раны и страдает от невозможности ни изменить прошлое, ни повлиять на настоящее. Я прошу вас быть снисходительным к словам Юстиниана, особенно, если он попытается вас спровоцировать. Юстиниан — неплохой фехтовальщик, а вас в поединке я не наблюдал, пожалуй, с Лаик, но я также знаю, что говорят о вас ваши гвардейцы. И я знаю, кто учил вас. — У меня нет никакого желания затевать дуэль с графом Васспардом, — ответил Дик, невольно улыбаясь; с Юстинианом — точно нет. — Да и он, как мне кажется, понимает, что это безнадёжно. Кроме того, боюсь, ситуация выйдет тупиковой: герцог Алва чересчур серьёзно воспринял клятву оруженосца и не раз выказывал намерение защищать мою честь. Если Юстиниан вызовет меня, может статься, что прежде ему придётся сражаться с Алвой, а это, с какой стороны не посмотри, будет катастрофой. — Соглашусь, — Ричард выдержал пристальный взгляд прозрачных серо-зелёных глаз. — Раз уж мы договорились об откровенности, то скажу, что и меня взволновало ваше решение. Я находил и нахожу его опрометчивым, но, если уж Алва встаёт на вашу защиту… — Он хотел заставить Альберто извиниться передо мной, — под влиянием момента признался Ричард, думая, не наговорил ли он даже сейчас лишнего; но Валентин славился тем, что всегда держал данное им слово и, как змея, предупреждающе шипел, прежде чем укусить. Валентин вскинул брови: — Пожалуй, я недооценил и благородство Алвы, и ваше обаяние. Благодарю, вы успокоили меня. — Есть ещё кое-что, — Дик решил идти до конца. — Вы сами знаете, что пребывание Рокэ в столице было нежелательным ещё в бытность его маркизом Алвасете. Сейчас, когда семнадцатилетний властитель Кэналлоа находится на моём попечении, ситуация со всех сторон выглядит… — Щекотливой, — согласился Валентин, внимательно глядя на него. Ричард вздохнул: — Это преуменьшение. Так вот. Валентин, буду честным до конца: я знаю, что многим не нравится наше положение. Кому-то, может быть, не нравится и сам герцог Алва. Но я намерен освободить его от службы через три года живым, здоровым и со всеми его титулами. У меня не так много средств, но теми, что есть, я воспользуюсь. Интриги против нас с Алвой могут зацепить Юстиниана. Если в это дело решит вмешаться ваш отец, он может использовать близость твоего брата к Рокэ, желает он того или нет. Ты знаешь своего отца лучше меня. Попроси Юстиниана быть осторожнее. Тебя он послушает. — Ричард, — уголки губ Валентина дрогнули, складываясь в улыбку. — Мне не понять твоих мотивов, но мне искренне жаль, что сейчас ты вынужден защищаться. Благодарю, что веришь в меня, но в некоторых вопросах упрямство Юстиниана вполне сравнимо с твоим. Тем не менее, я буду на его стороне. И если это будет означать помощь тебе — что ж, я готов её оказать. — Я не собираюсь втягивать тебя!.. — возмутился Ричард, стараясь не повышать голос, и Валентин в умиротворяющем жесте поднял ладонь: — Ричард. Я в состоянии принимать собственные решения. Ты вряд ли смог бы втянуть меня куда угодно, не будь у меня желания быть втянутым. Кроме того, ты сам сказал, что ограничен в средствах борьбы. Не отказывайся от союзника, который может пригодиться. Слово «союзник» было чем-то новым и некомфортным. Словно дополнительная ответственность. — Я благодарен тебе, — скованно произнёс Дик. — Но всё же надеюсь, что мне никогда не придётся воспользоваться твоим предложением. Валентин улыбнулся с безмятежной холодностью: — Поверь мне, я могу быть действительно ценным союзником. У Ричарда не было ни одной причины не верить. *** 5 Весенних Молний Катари пришла, когда Дик готов был уже воплощать все свои планы, начиная с самого отчаянного — письма её матери. Проскользнула в его покои ранним утром вместе с Йеном, одетая в платье служанки — широкий чепец менял лицо, чернёные широкие брови делали глаза темнее, поставила на табурет таз с горячей водой — Ричард собирался бриться. — У меня мало времени, — сказала она прежде, чем Дик успел поздороваться. — Никто не должен знать, что я здесь. Ги привёз меня сегодня ночью. Он хотел продержать меня в особняке до бала, но ты отвёз Его Величество к куртизанкам, и брат забеспокоился. — Это не было моей целью, — ответил Дик, и Катари кивнула: — А что было? — Нам нужно было поговорить, — произнёс Ричард, внимательно глядя на неё. Катарина стояла, скрестив руки на груди, и, в общем, напоминала себя прежнюю, решительную и расчётливую. Это вселяло надежду. — Надо же, — Катари коротко улыбнулась. — Он рассказал тебе? — В общих чертах, — Ричард предполагал, что Катари здесь не за его монологами. — Штанцлер, шантаж, предательство друга. Хочу послушать тебя. Ты очевидно знаешь больше. Катари вздохнула и села прямо на незаправленную постель, поправила чепец. — Из этой истории мы с тобой не выкрутимся, Дик, — предупредила она. — Но можем доставить известному нам обоим лицу некоторые проблемы. — У известного нам обоим лица есть документ, позволяющий шантажировать короля, — подтолкнул её в нужном направлении Дик. Катари кивнула: — И если бы я знала, что это за документ и где он хранится, мы бы с тобой сейчас это не обсуждали. Господин кансилльер решил прибрать Его Величество к рукам целиком и полностью. Альдо не знает, насколько близок Штанцлер с Ариго, и наверняка считает, что свадьба со мной — просто способ оставить его без самого верного вассала; но ты знаешь. Я должна буду делать с Альдо то, что все эти годы якобы делала с тобой. Я стану королевой, Ричард, и можешь ли ты представить себе, что способен натворить Штанцлер руками королевы? С карманным королём? — Катари, не подумай, что я отговариваю тебя… — осторожно проговорил Дик, и Катарина усмехнулась: — Но не странно ли, что я не хочу становиться королевой? Я, может быть, и хотела бы, — она грустно усмехнулась, — но гораздо сильнее я хотела бы перестать быть его марионеткой. Знаешь, о чём я мечтаю, Ричард? — спросила она, и Дик молча покачал головой. Катари мало говорила о себе. Больше — о господине кансилльере. — Выйти замуж за Габриэля Дорака, да, не удивляйся. Растить Леони и Мадлен. Смотреть, как отцветают маки. Здороваться с крестьянами, собирающими виноград. Похоронить пожилого мужа, приветить невесту Анри, когда он всё-таки решит жениться, выдать девочек замуж — если не по любви, то хотя бы по душе. Остаться в Дораке, среди пшеницы и вишен. Я с четырнадцати лет не была в Эпинэ, Ричард, потому что Ги ненавидит Эпинэ. А я ненавижу столицу, дворец и придворную грязь и плесень. Я бы всё отдала, чтобы вернуться на юг, Ричард, и никогда больше не уезжать оттуда. Спрятаться в глуши, чтобы все обо мне забыли. Не бояться ни своих, ни чужих секретов. Мне не нужно королевство, Дик, и, прости, мне не нужно твоё герцогство. Ричард тихо опустился перед ней на колени, поцеловал её ладонь, утешая. Катари помедлила, прежде чем переплести их пальцы, и наконец улыбнулась снова. — Но полно, Ричард. Нет времени на бесплодные мечты. Мы говорим о том, чего бы я хотела, а нужно — о том, чего хочет кансилльер. Лилейный бал по традиции открывает летний сезон, и на нём Альдо объявит, что сердце его тоскует в одиночестве. Что он желает видеть рядом с собой подругу, компаньонку, помощницу, что разделит с ним все тяготы королевского бремени. Ещё он скажет, что не хочет жениться на незнакомке, а потому не рассматривает женитьбу на иностранной принцессе: он не хочет навязывать своё общество женщине, которая, быть может, не только не полюбит его, но и вынуждена будет прожить жизнь в чужой для неё стране. Ричард признал, что Альдо, на самом деле, мог бы сказать что-то подобное. — Это будет намёк, который все знатные талигские семейства поймут верно, — продолжила Катари. — Привезут в Кабитэлу своих незамужних сестёр и дочерей, представят их ко двору, потом поедут в Тарнику. И среди них, конечно же, буду я. Альдо впервые посмотрит на меня в толпе девиц и увидит не возлюбленную друга, а юную женщину, тоскующую по тому, чтобы идти со своим избранником рука об руку и не опасаться сплетен. Если Ричард так любит Катарину Ариго, почему не дал ей это за шесть лет их романа? Он посмотрит в мои печальные глаза и задастся этим вопросом. Подумает, не морочит ли Дик голову бедняжке. Проникнется ко мне сочувствием. Пригласит потанцевать на одном из балов. Найдет однажды на балконе и спросит, почему я грустна. Предложит прогуляться по аллее, обсаженной белыми акациями, а я буду отводить взгляд, пунцоветь, улыбаться робко его шуткам, и мои пальцы дрогнут, когда он прижмётся к ним губами — и дрогнет его сердце. И так два человека, которых любит герцог Окделл, полюбят друг друга. И герцог Окделл, как истинный рыцарь, отступит. — Какая красивая, — задумчиво протянул Ричард, — история любви. — Дик, — тихо позвала его Катарина. — Мне кажется, здесь что-то личное. Разбить тебе сердце дважды — дополнение, а не цель, но дополнение крайне приятное, если я хоть что-то понимаю в Августе Штанцлере. — Может, он устал от моей святости, — Ричард усмехнулся. — Может, не смог стерпеть, что я разрушил его планы на счёт Алвы. Может, ему не нравится, что я предан Альдо больше, чем ему. Кто, кроме самого Августа Штанцлера, знает, что у него на уме? — Вы с Воронёнком должны быть вчетверо осторожнее, Ричард, — Катари сжала его руку. — Он не остановится. Он получит послушных короля и королеву и примется уничтожать тех, кто послушным не станет никогда. Ричард постарался не вздрогнуть, услышав это, — слова Катари слишком громко вторили его собственным опасениям. — Если я попрошу твоей руки вопреки воле матери, Ги откажет мне, не так ли? — спросил он, ни на что особенно не надеясь. Катарина кивнула: — Да. Но я подумала о другом. — Я слушаю, — Ричард поймал её взгляд, и Катари дёрнула плечом, сказала ровно: — Тебе не понравится. — Не в первый раз за этот месяц, — фыркнул Ричард. — Что, Катари? — Об этом старательно не вспоминали, — медленно начала она, — но твой отец заключил договор много лет назад, ещё во времена Франциска и Алисы. Твоя сестра, Ричард, почти всю жизнь обручена с Альдо Раканом. Я слышала, как об этом вспоминала мать, плачась о старых временах. Первый и единственный политический шаг, на который пошёл Эгмонт Окделл по просьбе союзников, разочаровавшись после этого и в политике, и в союзниках. Если ты привезёшь Айрис в столицу, им придётся вспомнить. Придётся выкручиваться. Придётся осторожничать. Дик помолчал. — Это опасно, — наконец уронил он. — Для Айри. — Может быть, — признала Катари. — Но, если Алва до сих пор жив, свою сестру ты тоже убережёшь. Ты попросишь у Альдо отпуск, как только он объявит о решении жениться. Скажешь, что давно не был дома. Что вернёшься к переезду в Тарнику. Что не оставлял свой пост семь лет. Никто не догадается. — Они подумают, я еду к матушке. Умолять её разрешить нам жениться, — изумлённо продолжил за неё Дик, до которого наконец дошло. — На меня, конечно, посмотрят с сочувствием и жалостью, потому что Мирабелла Окделл никогда не меняет своих решений, но что возьмёшь с влюблённого дурака, который цепляется за свой последний шанс. — Да, — улыбнулась Катарина. — А ты вернёшься с Айрис. — Катари, — предупредил Ричард, — если Айри не согласится, я не буду её заставлять. Катарина поджала губы, но кивнула: — Я знала, что ты так ответишь. Прошу тебя, не нужно недооценивать скуку девушки, всю жизнь просидевшей в глуши родного замка. Айри не такая, хотел сказать Дик, но не стал. Конечно, Айри вовсе не была несчастна в Надоре, иначе он забрал бы её, но, правда, как не соблазниться летним сезоном при дворе? Ослепительными балами, на которых Его Величество выберет себе супругу? Как не думать о том, что это даст ему законный повод выбраться из города — на сутки, двое, трое; на столько, сколько может понадобиться, чтобы увидеть Фердинанда Оллара. — Хорошо, — Дик поднялся, и Катари поднялась вслед за ним. — Я уеду. Хочу вернуться в Кабитэлу, которую помню, поэтому, пожалуйста, не позволяй никому наделать глупостей. — Если ты уедешь, — Катарина изящно приподняла бровь, — в Кабитэле не за кого будет переживать. Только забери с собой Воронёнка. Я боюсь, ты не сможешь доверить его даже Мишелю, не то что Юстиниану. — И не думал, — резковато ответил Дик. — Рокэ поедет со мной. Губы сами собой растянулись в ироничной улыбке. Вот только в Надоре Алва ещё не был.