И мною больше

4 Весенних Молний Они с Альдо уехали, не дожидаясь остальных, — впрочем, вряд ли кто-то сильно расстроился. Рокэ посматривал на них с явным подозрением, но молчал всю дорогу до дворца — пока они не распрощались с Его Величеством, пообещав в ближайшее время обсудить всё-таки переезд в Тарнику, и Ричард не развернул лошадь обратно, в сторону своего особняка. — Монсеньор, — Моро с лёгкостью нагнал Караса, — что случилось? — Мы доберёмся до дома, — пообещал Ричард. — И ты вызовешь Хуана. — И вы расскажете, в чём дело? — не отступал Рокэ, и Дик нервно дёрнул уголком губ: — Расскажу. Ему нужен был Хуан. Смертельно, до дрожи в руках. Ричарду нужен был кто-то взрослый, серьёзный, знающий и умный, кто-то, продумавший все действия на шестнадцать ходов вперёд; Ричарду нужен был эр, который сказал бы — вот, Дик, это письмо нужно отнести в геренцию, это — передать в особняк Рафиано на улице Слёз, а потом, Дик, слушай меня внимательно, что будет потом. Он бы выслушал эра Рамона; он бы выполнил всё, что тот сказал. Это, может быть, было жалко — так жаждать снова стать оруженосцем в двадцать семь, но Ричарду было всё равно. Ричард хотел найти выход. В особняке он сразу же поднялся к себе в кабинет, настежь распахнул окна, впуская сладкую ночную свежесть, упал в кресло, прижимая ладони к вискам. Мысли метались, как мошкара перед масляным фонарём, от волнения начало тошнить. Рокэ вошёл следом, лишь ненадолго задержавшись, не спрашивая, налил в кувшин вина; сел рядом, по-детски обнимая колени, гибкий, красивый нездешней своей красотой. — Вы расстроены, монсеньор, — утвердительно произнёс он, даже не требуя ответной реакции, но Дик всё равно кивнул, фыркнув: — Можно сказать и так. — Его Величество сообщил вам что-то неприятное? Ричард всё-таки улыбнулся: — Алва. Подождите немного. Я не хочу повторяться. — Что-то случилось? Что-то плохое? — Алва, — Дик наконец поднял на него взгляд, и Рокэ нервно передёрнул плечом: — Расскажите что-нибудь. Что угодно. Дик произнёс первое, что пришло в голову: — Это не особняк Окделлов. — Рокэ смотрел на него внимательно, как будто ему и вправду было интересно. — Своего мы лишились ещё в начале Круга, и эта история вам, пожалуй, известна и без меня. А здесь обосновались меньше сотни лет назад. Мой дед, Нед Окделл, выкупил этот дом у своего тестя по просьбе жены. На самом деле Окделлам не нужен особняк в столице — мы ни кошки не понимаем в политике, а Надор — слишком капризная провинция, чтобы надолго оставлять её без внимания. Урожаи хороши — да даже сносны — через раз, весной талая вода заливает луга под выпас овец и долго сходит, шахты и без непредвиденных ситуаций требуют постоянного присмотра. Кроме того, не бросать же северную границу на Ноймаринен. Но эрэа Эдит просила, и дед исполнил её желание. Так у нас появился бывший особняк Килеанов, но что с ним делать, никто не знал. Теперь я сам — герцог Окделл, но и я до сих пор не знаю. Мои покои капитана королевской стражи мне дом больше, чем это место. Эрэа Эдит переделала часть комнат по своему вкусу, родители не бывали здесь вовсе. У меня нет ни времени, ни желания обновлять дом. Николас занимается тем, чтобы кабинет, кухня, оружейная и конюшня были в порядке, он же следит, чтобы слуги из штанцлеровых шпионов не увидели ничего лишнего. Все отчёты идут Йену, без него я как без рук. — А Гран? — спросил Рокэ, и Ричард против воли улыбнулся: — Гран, да. Я привёз его из Надора, — он запнулся, опуская голову, — давно. Он чудесный друг. Я бы ни за что не взял его во дворец, даже если бы Альдо позволил — а он позволил бы. Гран был бы там несчастен. — Вы скучаете по Надору? Вы вернулись бы туда? — голос Рокэ был совсем тихим. Ричард покачал головой: — Нет. Я люблю Надор, Алва. Я люблю свою семью. Я скучаю по сёстрам. Но мне не место там. — А где тогда оно, монсеньор? — Рокэ нахмурился. — Рядом с Его Величеством? Ричарду хотелось бы согласиться. — Скорее, с баронами Катершванц, — качнул головой Дик. — Там, где люди умирают за Талиг, а не делят его между собой. Моё место — на войне. Рокэ весь напрягся, готовый то ли возразить, то ли предложить подать в отставку и рвануть в Торку, но тут, к счастью, в кабинет вошёл Хуан. Ричард подавил желание вскочить; зато вскочил Рокэ, и, отчего-то внезапно опомнившись, налил Ричарду вина. Тот не стал отказываться. — Дор Рикардо, соберано написал, вы хотели меня видеть. — Да, — «Слёзы» уже казались безвкусными, и Дик совершенно по-мещански допил их одним глотком. Тянуть было нельзя — чем дольше управляющий Алвы задерживается в его доме, тем это подозрительней. — Мне нужно… мне нужно сделать то, что собирался сделать Рамон. — Дор Рикардо… — начал Хуан, но Дик не слушал его: — Мне нужно поднять восстание и вернуть трон Олларам. Где-то сбоку зазвенел бокалом Рокэ, но под взглядом Хуана осторожно поставил поднос на стол. — Дор Рикардо, — Хуан вздохнул. — Расскажите сначала. Он, конечно, был прав. — Мы поговорили с Альдо, — Дик хотел закончить с этим побыстрее. — Он рассказал мне, что Штанцлер шантажирует его. У Штанцлера есть, — он замялся; нет, он ещё не готов. — У него есть документ, который, если его обнародовать, сильно испортит Альдо жизнь. Быть может, спровоцирует волнения. Развяжет руки самым беспринципным из Лучших Людей и Людей Чести. Штанцлер хочет воспользоваться своей властью, чтобы заручиться поддержкой Альдо, но любая его поддержка… Дик покачал головой, и Хуан закончил за него: — Нарушит установившееся равновесие, которое и так стало надоедать нашим герцогам и графам. Это семь лет назад им казалось, что они предусмотрели всё, а теперь каждый думает, что недополучил свой кусок. — У Альдо нет союзников. У него есть только я, — горько добавил Ричард. — А я поклялся эру Рамону и собираюсь исполнить то, что он задумал. — Дор Рикардо, — терпеливо позвал его Хуан. — Почему вы так уверены, что это единственный выход? — Мы всё равно собирались сделать это, — лихорадочно пробормотал Ричард, потирая виски. Усталость наваливалась, заставляя терять концентрацию. — При Олларах Штанцлер потеряет всю власть. Он не сможет больше… — Реставрация Олларов семь лет назад и сейчас — разные вещи, дор Рикардо, — Хуан перебил Дика, хотя его голос оставался мягким и ровным. — При Альдо Ракане живётся неплохо. — Ты сам знаешь, что, пока есть претендент, есть и возможность, — упрямо сжал губы Дик. — Мы говорили об этом. Пустить слухи об Алисе. Вспомнить её происхождение. Да если Савиньяки, Ноймаринен, если флот, если Марикьяра и Кэналлоа узнают, как погиб соберано Алваро, они потребуют… — Что? — жаркий выдох Рокэ ударил его в солнечное сплетение; Ричард замолчал, сжимая губы, но было уже поздно. — Герцог Окделл, если вы собираетесь использовать мою провинцию в своём восстании, то потрудитесь хотя бы… — Алва, — Ричард прервал его, поднимаясь; Рокэ так и стоял у его рабочего стола, глядел на них большими тёмными глазами. — Скажите же, — попросил Рокэ. — Эр Ричард. Скажите. Это было против правил. Хуан молчал, самоустранившись из этого разговора так не вовремя, и Ричард, вздохнув, кивнул Рокэ на собственное кресло, а сам отошёл к окну, опёрся на подоконник, прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания. Они были близко — протяни руку, и снова ослепят дождём осколков. Алиса никого не любила. Сначала ей достаточно было самой себя — младшая принцесса, по мановению руки ставшая женой наследника талигского престола. Она танцевала, украшала свои покои, перестраивала старый дворец, открывала фонтаны в Олларии. Потом это ей наскучило, но положение открывало невиданные доселе просторы для игр, в которых она проверяла границы своего могущества. Своего влияния. Смягчить отношение к эсператизму. Воскресить блеск великой Анаксии и очарование старых преданий. Взойти на престол вместе с мужем. Начать строительство Тарники. Попеременно то ругать, то хвалить Золотой договор. Родить наследника. Разочароваться в материнстве, которое не принесло ей ни одного из воспеваемых чувств. Всё, что ей было доступно — это восторг побед, гнев поражений и сладость мести. А о ребёнке нужно было заботиться. Его нужно было пестовать. Учить. Уважать. С ребёнком было слишком много хлопот, и его взросление только приближало тот день, когда власть ускользнёт из рук Алисы. Она станет королевой-матерью, ворчливым пугалом в старом замке под Олларией. Но пока до этого было ещё далеко, и Алиса нашла себе новое развлечение — пленять дворян, и без того поклявшихся ей служить, и, чем они сильнее, тем слаще победа. О самой громкой знали все, хоть и не болтали — Великий Эпинэ, сложивший к ногам этой женщины свою шпагу, своё благоразумие и свою честь. Алиса брала не красотой — хотя, безусловно, была недурна собой и умела выглядеть ослепительно, — а блистательным своим, жадным напором, тем, как она, казалось, раскрывала тебе душу и предлагала всю себя; многие так и не понимали до самого конца, что молились не на Луну, а её отражение в холодном пруду. Это вовсе не значит, что она не ошибалась: её жажда обладания, жажда побед была порой сильнее и её ума, и осторожности, и однажды она сделала неверный шаг — попыталась соблазнить герцога Алваро Алву. Ричард мог представить, что двигало ей — Долорес не выезжала из Алвасете после гибели Рубена, трое тогда ещё живых сыновей не мешались под ногами: Рамон только закончил Лаик, Карлос и Рокэ жили в Кэналлоа. Она думала, это будет достойной победой. Чёрная ройя в её корону лучшей женщины Талига. Сапфиры на её шее. Ещё один Повелитель, целующий край её платья. Но Алваро Алва отверг её, а месть — это единственное, чему Алиса хранила верность рьянее эсператистского монаха, защищающего свою веру. Он говорил Рамону много позже — а Дик слышал — что стоило бы подыграть ей. Стоило бы понять ещё тогда, что она не простит ему поражения. Приближалось частичное совершеннолетие Фердинанда, Франциск, несмотря на своё нечеловеческое терпение, начинал уставать от вспышек драгоценной супруги, а, значит, мог прислушаться к сплетням о ней. Алиса не умела смиряться и всегда ставила по-крупному — она решила избавиться от всех, кто мешал ей править: отравить мужа и супрема, свалить всё на сына, безутешной, но несломленной королевой взять Талиг в свои руки. Она не думала, что будет дальше — риск пьянил её, и она жаждала новых побед. Для Алваро и Алисы это была почти что игра с открытыми картами: я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты задумала. Алваро хотел избавиться от Алисы навсегда, а для этого её нужно было поймать на преступлении; не было никого, кто отговорил бы его — Алваро всегда поступал так, как считал нужным, и всегда выигрывал. Проигрышем он бы посчитал смерть Алисы от собственного яда. — Я не знаю, что тогда случилось, — говорил Ричард, стараясь не потерять отстранённой монотонности в голосе; не сорваться. — Меня не посвящали в детали, но я знал, что вечерами после Малого совета они собирались в гостиной Её Величества — Персиковая гостиная, с окнами на оранжерею, я помню, — и Франциск и соберано Алваро пили шадди, а королева Алиса иногда выбирала горячий шоколад с холтийскими приправами. Соберано Алваро предполагал, что она воспользуется этим шансом. И, видимо, она воспользовалась. Я не знаю, почему у неё получилось. Я не знаю, почему соберано Алваро не пережил этот вечер. Но рано утром эр Рамон разбудил меня и сказал быть готовым. Отдал депеши и письма, приказал развозить их днём, а вечером гулять в трактирах, как будто ничего не происходит, как будто мой эр в столице, и всё идёт своим чередом, а сам взял Хуана и пошёл за Фердинандом, которого обвинили в попытке убийства Их Величеств и захвата власти. Я не знаю, как они выкрали принца из Нохи. Я не знаю, как они бежали из столицы. Мне удалось продержаться почти трое суток, когда участие эра Рамона наконец вскрылось, и я, — он замолчал, задыхаясь от подступившей паники: никогда, никогда, никогда он не сможет говорить об этом. — Простите, Алва. Я знаю не так много. Я просто делал то, что мне было приказано, и даже этого… — Было достаточно, — твёрдо закончил за него Хуан. — Этого было достаточно, дор Рикардо. Мы бы не ушли так далеко, если бы не вы. Верьте мне. Соберано Рамон говорил… — Нет, — Дик вцепился в подоконник так, что не чувствовал пальцев. — Хуан. Нет. Хуан впервые на памяти Дика отвёл взгляд, пробормотал что-то на кэналлийском — Рокэ вскинулся, но промолчал, — вздохнул: — Всё было так, как говорит дор Рикардо. Мы спрятали Его Высочество, а потом соберано Рамон отправил меня с письмом к дору Альмейде. Тогда мы виделись в последний раз. Так что — да, это было частью плана, дор Рикардо: закрыть Кэналлоа, заявить о недоверии Её Величеству, потребовать повторного расследования. Я в Олларии ловил бы Алисиных крыс, если те попытаются бежать, вам от соберано Рамона поступил бы приказ возвращаться в Надор и уговорить отца. Эгмонт Окделл послушал бы вас, он уважал соберано Алваро и недолюбливал Алису. Но это только один вариант. Был и второй. — Тот, что случился, — бесцветно проговорил Ричард, чувствуя, как на глазах закипают слёзы, зло стёр их тыльной стороной ладони. — Я понял, Хуан. Я всё ещё должен сделать то, чего не смог тогда. Штанцлер никого не оставит в покое просто так, из врождённого великодушия. — Знать бы только, что именно вы поняли, дор Рикардо, — проворчал Хуан. — Хорошо. Если вы так хотите, будут вам Оллары. Но сначала вам нужно встретиться с самим Фердинандом. Разумно это, как вам кажется? Ричард изумлённо поднял голову: только сейчас он осознал, что Хуан послушал его; и ещё — что Фердинанд действительно существует. За почти восемь лет он стал для Дика почти мифической фигурой, нескладный мрачноватый юноша, оболганный матерью, лишившийся отца, трона, доброго имени, — юноша, из-за которого эр Рамон рисковал всем. — Фердинанд? — растерянно переспросил он. — Я могу… ты отведёшь меня к нему? Хуан склонил голову: — Безусловно. Но безопасность последнего члена династии очень важна, я не могу рисковать им, вы же понимаете, дор Рикардо. До нужного нам места добираться не меньше суток, и ещё сутки на возвращение. Никто не должен хватиться ни вас, ни соберано Рокэ. Вы знаете, как это устроить? Ричард устало усмехнулся. Ну конечно же, всегда есть подвох. — Я придумаю, — пообещал он, как и парой часов ранее с Альдо. Это просто смешно: в столице полно интриганов с опытом побольше, чем Ричард живёт на этом свете, а решать почему-то всё равно приходится ему. — Я буду ждать, дор Рикардо, — подозрительно гладко согласился Хуан. Посмотрел на него и добавил уже мягче: — Вам нужно отдохнуть. Ложитесь-ка вы спать, я заберу соберано, а завтра он заедет сюда и сопроводит вас во дворец. — Хуан. — Рокэ позвал своего домоправителя тем ровным тоном, от которого Ричард всегда напрягался, предчувствуя неприятности. — Мы поедем во дворец сейчас и переночуем там. — Соберано, — Хуан коротко поклонился, не демонстрируя ни единой эмоции. — Тогда нам, возможно, придётся объяснять мой визит в особняк дора Рикардо. — Тогда ты его объяснишь, — всё так же ровно ответил Рокэ. — А мы едем во дворец. Хуан бросил быстрый взгляд на Ричарда, не заметил возражений — никто бы ничего сейчас по нему не заметил, кроме всепоглощающей растерянности и подступающей тоски — и поклонился ещё раз: — Как прикажете, соберано. Я напишу вам завтра. Доброй ночи. До встречи, дор Рикардо. Ричард посмотрел благодарно на Рокэ — он действительно не хотел оставаться здесь один — и тот улыбнулся ему, прежде чем отвернуться, с преувеличенным вниманием поправляя перевязь: — Я приготовлю лошадей, монсеньор. Подождите минуту. За спиной у Дика светлело предрассветное небо.