И мною больше

9 Весенних Волн В особняке Катарины Ариго, этой вотчине Людей Чести, Алве было делать нечего, но оставить его одного во дворце Дик не согласился бы за все сокровища Золотых Земель, а приказ отправляться домой и сидеть там выглядел бы очень подозрительно. Да и неприлично это — взять себе оруженосца и появляться в обществе без него. Ричард поймал своё отражение в начищенных зеркалах главной галереи особняка и вынужден был признаться, что видеть самого себя в родовых цветах ему было непривычно. Белый с золотым мундир и коричневая перевязь стали такими привычными за годы непрерывной службы — Дик не брал отпуска больше пяти лет, и это устраивало и его, и Альдо. От чего ему, в самом деле, отдыхать? Чем больше разбираешься с чужими проблемами, тем меньше думаешь о своих собственных, а с таким королём, как Альдо Первый, не заскучаешь. Алва шёл следом, спокойный и равнодушный, глядя прямо перед собой. Они немного опаздывали, но в этом, как всегда, был смысл — собрать как можно больше свидетелей. Это была, конечно, идея Катарины, и Дик, безусловно, проигрывающий ей в искусстве плетения интриг, тем более любовных, покорно согласился. Что ей за удовольствие бледнеть и трепетать ресницами под десятками жадных взглядов, Окделл никогда не понимал, но свою роль мужественно отыгрывал. Приближался шум главного зала, Ричард обернулся на мгновение, не замедляя шага, произнёс: — Приказываю вам развлекаться, маркиз, но так, чтобы я легко мог вас найти. — Слушаюсь, монсеньор, — тихо ответил Алва с интонацией, которую Ричард не понял, а разбираться было некогда — двери отворились перед ними, и сияние свечей, отражённое в оконных стёклах и отполированном мраморном полу, на мгновение ослепило его. — Герцог Ричард Окделл и его оруженосец, маркиз Рокэ Алвасете, — провозгласил специальный слуга, но, пожалуй, это было излишним — их уже заметили. Ещё бы не заметить, с виновницы торжества станется с начала вечера кидать обеспокоенные взгляды в сторону входа и якобы незаметно вздыхать, бледно улыбаясь в ответ на поздравления. Катарина, для которой установили украшенный цветами невысокий помост и роскошное кресло на нём в конце зала, чуть подалась вперёд, крепко вцепляясь в подлокотники, замерла, превращаясь недвижное изваяние, и глубокий насыщенно-алый цвет праздничного платья только подчёркивал разлившуюся по коже бледность. По знаку не скрывающего довольной ухмылки Иорама оркестр приглушил музыку, и негромкие перешёптывания стали слышнее, но ведь этого они и добивались, верно? Ричард шёл вперёд, не позволяя себе ни оглянуться вокруг, ни даже отвести на мгновение взгляд, и толпа перед ним расступалась, чтобы тут же сомкнуться за спиной. Когда между ними осталось всего несколько шагов, Катари, будто очнувшись наконец, вспорхнула с кресла, пошла навстречу, останавливаясь у самого края помоста, похожая на птицу, вот-вот готовую взлететь. Она протянула ему руку для поцелуя как раз в тот момент, когда он опустился на колено, касаясь губами подола её платья, и казалось совершенно естественным то, как узкая ладонь, чуть помедлив, легла ему на затылок и замерла в этом пугливом полу-движении. Как же она, Леворукий побери, хороша! Наконец Ричард поднял голову, ладонь Катарины непроизвольным движением скользнула по его щеке и тут же отдёрнулась, будто от ожога. — Я пришёл, чтобы поздравить вас, графиня, — Дик с удивлением обнаружил, что дрожь в голосе появилась почти без усилий, — и выразить своё восхищение, но должен с прискорбием сообщить, что мне не хватает слов. Вы повергли меня на землю одним своим видом. Ваша красота день ото дня становится всё более завораживающей. — Герцог Окделл, — а вот тонкий голосок именинницы дрожал гораздо сильнее. — Я рада видеть вас и вашего оруженосца в этом доме. Я беспокоилась, что ваши обязанности перед Его Величеством не позволят вам присутствовать сегодня. — Молю Создателя, чтобы никогда не настал день, когда мне придётся выбирать между верностью вам и верностью моему королю, — тихо и благоговейно ответил Ричард, внутренне опасаясь, не перегнул ли он палку. Альдо — этот поймёт, но остальные станут чесать языками. — Но Его Величество великодушно освободил меня от исполнения обязанности капитана его гвардии на этот вечер. Он знал, что я захочу, — он протянул руку, и Рокэ тут же подал ему заранее приготовленный футляр. Просто чудо как хорошо иметь сообразительных оруженосцев, — засвидетельствовать вам своё… почтение. Он сам снял крышку, и Катари без капли притворства ахнула, прижимая пальцы одной руки к губам, а другой осторожно, почти нежно касаясь сверкающих камней. — Простите, мне нужно отлучиться, — растерянно проговорила она, принимая футляр и держа его так крепко, будто боялась не совладать с собой и прижать к груди. Присела в торопливом реверансе и почти сбежала, скрываясь в незаметной задней двери, скрытой за алыми портьерами. Ричард поднялся, изо всех сил сдерживая тяжёлый вздох. Представлением можно гордиться, но он был уверен, что это далеко не конец. Катарина вернулась через четверть часа, уже не такая бледная, но выглядящая крайне решительно — словно святая, восходящая на эшафот. И было из-за чего: она сменила алый, расшитый золотом веер на чёрный и надела того же цвета короткие кружевные перчатки — и всё ради того, чтобы примерить только что подаренное герцогом Окделлом ожерелье. Чёрные алмазы в тонкой, почти незаметной золотой оправе обхватывали изящную шею, самый крупный камень лежал точно под ямочкой между ключицами. Ричард не прогадал, и ювелир честно отработал свои деньги, но что она сейчас делает? Быстро, пока никто не додумался сделать это первым, он подошёл к графине Ариго, с поклоном пригласил её на танец. И, как только музыка вновь зазвучала громче, спросил, старательно удерживая на лице маску мучительного блаженства: — Разве это не сумасшествие — выказывать такую привязанность ко мне? — Разве это не сумасшествие — делать такие подарки? — парировала Катари, и в голубых глазах он увидел сдерживаемый гнев. — Ричард, это тянет на фамильную драгоценность! Мы даже не помолвлены! Создатель, да ты меня даже не любишь, — совсем уж беззвучно закончила она, и Ричард наконец понял причину её поведения. — Тебе что, жалко этих камней? — удивлённо улыбнулся он, следя за своим голосом. — Катари, да мне некому их дарить, так пусть будут твоими. Тебе понравилось, я же вижу. — Все опять станут говорить о свадьбе, — процедила она. Они на мгновение расцепили руки, кланяясь друг другу в очередном затейливом па, и сошлись опять. — Такие дорогие подарки должны о чём-то говорить. Либо ты введёшь моду на подобные ухаживания, и тебя возненавидят все добропорядочные жёны, одаривать которых никто и не подумает. — Не введу. Слишком дорогой способ выказывать своё расположение, — Дик подумал, что с пустой болтовнёй пора заканчивать. — Что известный нам обоим господин? — Уже не слишком расстроен твоей выходкой, — Катарина ломаться не стала. — Кажется, он нашёл, как повернуть её к своей выгоде, но в этом ты и не сомневался, верно? Ричард склонил голову. Верно. У дриксенского гуся наверняка есть запасной план на случай провала запасного плана, и не Окделлу с ним тягаться. — Он тебе поверил. И мне тоже. На Алву у него пока никаких планов, но от искушения найти способ влияния на него не откажется, так что жди прекрасных девиц, строящих глазки твоему оруженосцу. — Спасибо, — Дик подавил раздражённую усмешку. Штанцлер начинает с самого простого — и чаще всего самого действенного. Почему бы и нет. Ричард ясно дал понять господину кансилльеру, что позаботится об Алве сам, но запретить влюбиться он мальчишке не может. Верно рассчитано, а потому злит до чёрных мошек перед глазами. — Делать глупости запрещаю, — шепнула напоследок Катари, больно вонзая ногти в руку, и поклонилась, благодаря за танец. Ричард произнёс ответную благодарность, передал даму следующему кавалеру — им оказался старший брат Ги Ариго — и бессмысленно посмотрел ей вслед. Что за девушку выберут его оруженосцу? Остро вспыхнуло желание вернуться домой, перебрать фамильные древа союзных Штанцлеру и, может быть, Придду семей, поискать подходящие кандидатуры, но, во-первых, в этом не было смысла, а во-вторых, покидать праздник в честь дня рождения возлюбленной просто-напросто неприлично. Ричард оглянулся, наконец позволяя себе рассмотреть собравшихся у Ариго гостей. Поймал улыбку и приглашающий жест Удо, улыбнулся в ответ, начиная прокладывать себе дорогу. Всё, что можно было сделать во имя любви, они с Катари уже сделали, не в саду же уединяться, их слишком быстро хватятся. А младший брат Рихарда, оставшегося сегодня во дворце — не самая плохая компания для этого вечера. Из-за того, что Катарина была незамужней девицей, считалось неприличным устраивать для неё приёмы, длящиеся до ночи, и Ричарда это более чем устраивало, но и положенные по этикету часы казались ему бесконечными. Кажется, не было в зале человека, который не хотел бы обсудить его дорогой подарок и последовавший за ним танец, во время которого они с графиней разговаривали, не замечая никого вокруг. Зато никто не упоминал новоприобретённого оруженосца, и это немного утешало. Он ещё трижды приглашал на танец именинницу, и, чтобы это не выглядело неприличным, других дам, но исключительно замужних — Рокслей, Берхайм, Дрюс-Карлион, Фукиано, даже годящуюся ему в матери Заль, но все они улыбались так двусмысленно-понимающе, что от притворства и дежурных галантных поклонов и комплиментов тошнило. Поэтому, когда в зал тихо проскользнул офицер в его родовых цветах, Дик даже обрадовался — что бы не случилось, это внесёт долгожданное разнообразие и, может быть, даже потребует его присутствия… где-нибудь. Он отошёл к тяжёлой квадратной колонне, чтобы не привлекать к себе внимание, дождался, пока ему передадут простой конверт, знаком отпустил порученца и нахмурился, глядя на печать. На буром сургуче был герб Савиньяков. Послание доставили из особняка, иначе его принёс бы гвардеец, а, значит, оно было очень важным. Маршал Савиньяк? Вряд ли, значит, генерал. Ричард быстро вскрыл конверт, развернул письмо, вчитываясь в узкие строчки. Судя по всему, это было срочное донесение одного из служащих Савиньякам людей, из Хексберг, но какое это отношение имеет к нему? Он даже не… Дик вздрогнул, натыкаясь взглядом на знакомую фамилию, прочёл ещё раз, а потом ещё, но ничего не изменилось. Он дочитал до конца, с гримасой, которую, постаравшись, можно было выдать за горькую улыбку, увидел короткую приписку рукой Арно. «Кажется, ты был прав». Своеобразное извинение старого друга и шанс сделать ужасное несколько менее плохим. Ричард оценил, но благодарность придётся отложить, чтобы не выдавать их обоих. Он нехотя опять опустил глаза на письмо, выискивая дату. 1-е Весенних Волн 398 К.С., было проставлено внизу. Дик обессиленно прислонился к колонне, выдыхая сквозь зубы ругательство. Нет, здесь нельзя. Он открыл глаза, нарочито небрежно сворачивая бумагу и убирая во внутренний карман колета, и внимательно осмотрел зал. Гости уже начинают расходиться, первыми — матроны с незамужними дочерьми. Нужно подождать полчаса, всего лишь — целых — полчаса, и его уход не вызовет никаких подозрений. И если у Катарины Ариго есть ещё какие-то планы на своего воздыхателя, она их отложит. * * * Рокэ Алва не задавал вопросов, но чувствовалось, что происходящее ему непонятно. Как только они раскланялись с хозяевами, Ричард отправил давешнего порученца, доставившего письмо Савиньяка, с приказами во дворец, а сам поехал прочь из Нового города. У западных ворот их нагнал отряд гвардейцев, и, как только они оказались за пределами Кабитэлы, Дик приказал перейти на медленный галоп. И Алва наконец не выдержал. — Могу я узнать, куда мы направляемся, монсеньор? — произнёс он с придворной вежливостью, кажущейся неуместной на ночной дороге. — Можете. Мы едем в Тарнику. С инспекцией, — отрывисто проговорил Дик, глядя прямо перед собой. А почему бы, собственно, и нет? Капитан королевской охраны славился преданностью своему делу, нагрянуть в летнюю резиденцию с внезапной проверкой — весьма в его духе. А то, что проверка будет в неурочное время — так и Его Величество, бывает, принимает весьма внезапные решения, а личная гвардия всегда должна быть готова. Ему опять везло — он смог придумать повод, который выдержит все проверки, но долго ли будет продолжаться это везение? С Фабианова дня прошла всего неделя, а он уже пустился на большее количество уловок, чем за всю зиму. Алва, может, удивился, но объяснение его удовлетворило, и он замолчал. Дик бросил на него короткий взгляд, оценивая состояние оруженосца. Если и устал, то совсем немного, и насколько можно судить, на вечере почти не пил. Это скорее плохо, чем хорошо, но им ещё почти два часа пути, вымотается, куда денется. Письмо жгло кожу сквозь ткань рубашки, будто проклятое. Ричард не выдержал, пришпорил Караса, жалея, что не заехал в особняк, чтобы поменять линарца на мориска. Алва легко догнал его, глянул искоса, пытаясь прочитать по лицу монсеньора причины его поведения, но сил на беззаботную улыбку уже не было. Время уже не имело значения — девять дней как не имело — но молчание всё равно казалось предательством. Особенно когда этот… Воронёнок рядом, глядит своими глазищами и молчит так, что не поймёшь, какие там, в его голове, мысли. Сержант Симс, назначенный главой гвардейцев летнего дворца, несколько заполошно отдал честь своему капитану, но не подвёл — подавив зевок, поприветствовал начальство, отправил прибывших гвардейцев размещаться в казармах и вытянулся, ожидая приказов. — Вольно, сержант, — усмехнулся Ричард. — Полную проверку устроим завтра, а сейчас мы с моим оруженосцем просто пройдёмся по дворцу. Распорядитесь приготовить нам комнаты, разжечь камины и подать в мой кабинет вина. Пустые коридоры, освещённые только луной и зажжёнными на порядочном расстоянии друг от друга настенными светильниками, успокаивали. Дворец спал, вздыхая свободно, лишённый суетливых и громких обитателей. — Что-то случилось, монсеньор? — негромко спросил Алва, идущий позади так неслышно, что о нём почти можно было забыть. — Обоснуйте, — предложил ему Ричард, не желая оборачиваться и видеть сосредоточенное бледное лицо. — Его Величество освободил вас от обязанностей до следующего вечера, но тем не менее сразу после празднования дня рождения графини Ариго вы, не заезжая ни во дворец, ни в свой особняк, чтобы переодеться, отправились в Тарнику, — тут же начал говорить Алва. Вот чем он всю дорогу занимался, предположения строил? — Вы даже не дождались, пока подъедет отряд ваших гвардейцев, мы встретились с ними уже по дороге. Но я не слышал, чтобы кто-нибудь обсуждал отъезд Его Величества из Кабитэлы, а устраивать инспекцию посреди ночи крайне необычно. При всём моём уважении, монсеньор. Слово «уважение» в устах мальчишки прозвучало на редкость странно, но в целом его изложение выглядело верным. Конечно, всё это можно объяснить — и будет объяснено — собачьей верностью герцога Окделла и его чересчур рьяным служением государю, но завтра, послезавтра, на следующей неделе. Не в эти минуты. — Монсеньор? — напомнил о себе Алва, и Дик понял, что уже очень долго молчит, стоя у простой деревянной двери. Он зазвенел связкой ключей, отыскивая нужный, отпер чуть натужно поддавшийся замок. — Неплохо. Входите, сударь, — он пропустил мальчишку вперёд, прошёл следом, на память находя дорогу, отдёрнул тяжёлые тёмно-зелёные шторы, кажущиеся чёрными в резком лунном свете. — Комната, в которой мы сейчас находимся — это кабинет супрема. Алва не вздрогнул, но повернулся, сощурился, пытаясь разглядеть его выражение лица, но Ричард стоял у окна, против света. — Что мы делаем в кабинете супрема, монсеньор? — задал он закономерный вопрос. Дик продолжил, будто не услышав его: — Альдо редко бывает в Тарнике, здесь мало развлечений, которые могли бы удовлетворить юного короля, но во времена Франциска эта резиденция пользовалась популярностью ныне покойных Величеств. Как вы уже поняли, сударь, раньше этот кабинет принадлежал вашему отцу. Герцог Вальтер Придд, вступив в должность, переделал комнаты по своему вкусу, но они остались необжитыми. Алва молчал, смотрел непонятно и знакомо сжимал левую руку в кулак. — Не скажу, чтобы я был здесь частым гостем в то время, но вместе с должностью капитана королевской охраны достаются и некоторые секреты. — Врёт он всё, этот секрет достался от Рамона, но не говорить же об этом сейчас. Люди Придда перерыли здесь всё, вскрыли все тайники, подняли половицы, перетрясли книги, но соберано Алваро предпочитал прятать на виду. Ричард подошёл к винному шкафу, задвинутому теперь в дальний угол, оглядел пыльные полки — нынешний Повелитель Волн не расположен к распитию спиртных напитков, тем более во время работы, и бутылки, оставшиеся ещё от прежнего хозяина, стоят тут скорее ради редких гостей. Затем он присел на корточки, открывая самый нижний отдел, отодвинулся, пытаясь разглядеть его содержимое в неверном свете, и удовлетворённо вздохнул. — Нам повезло, что на красное вино здесь почти не смотрят, — произнёс Дик, доставая нужную бутылку. — Видите ли, юноша, всегда есть вещи, которые необходимо сообщить, но адресата нет на месте, а оставлять записку слишком рискованно, даже в собственном кабинете. Кроме того, могу предположить, им просто нравился этот способ. — Им? — эхом переспросил Алва. — Это «Чёрная кровь» 367 года, — Ричард опять проигнорировал вопрос. — Держите и идём ко мне. Уверен, господин супрем и не заметит пропажи. Юноша взял в руки бутылку, пачкая пальцы в старой пыли, опустил голову в знак согласия и первым вышел в коридор. Дик запер дверь, взяв себе на заметку, что замки надо смазать, и двинулся вперёд, не позволяя себе замедлить шаг. В его кабинете уже пылал камин, разгоняя затхлую стылость, и слуги успели снять чехлы с мебели. Ричард опустился в кресло, на минуту задумался, собираясь с мыслями, а потом заговорил: — Вы наверняка заметили, что на бутылке нет пломбы, — действительно, у горлышка болтался пустой шнур с остатками крошащегося сургуча. — Когда нужно было о чём-то предупредить друг друга, ваши отец и брат использовали интересную систему, понятную только им двоим. Появившаяся на бутылке пломба означала, что есть важные новости или сведения. Длинное письмо прятали за рамой одного морского пейзажа, его, скорее всего, отослали в Алвасете или в особняк на улице Мимоз. Если же записка была короткой, её сворачивали в несколько раз и запечатывали прямо в сургуч. Пломбу ломали, записка выпадала, её разворачивали и читали. Подозреваю, что… вашему брату это просто нравилось, потому что он использовал такой вид связи гораздо чаще необходимого. — Триста шестьдесят седьмой, — проговорил Алва. — Вы знаете, почему? Глупый, детский, отчаянный вопрос. Как же он хочет, чтобы Дик произнёс имя своего бывшего эра, заговорил о нём, а не упомянул вскользь. Ещё рано. И Ричарду казалось, что для него рано будет всегда. Он кивнул: — Знаю. Вы можете оставить бутылку себе, но на вашем месте я бы открыл её наконец. — Вы знаете, каким было последнее сообщение, которое через неё передали? — теперь настал черёд Алвы пропускать его слова мимо ушей. Ричард знал, но предпочёл покачать головой. Только об отравлении сейчас говорить не хватало. — Сударь, теперь выслушайте меня. И присядьте, наконец, — Алва сел, всё так же сжимая бутылку в руках, и от нахлынувшей жалости стало кисло во рту. — Я привёз вас в Тарнику, потому что здесь мы никому не нужны и не будем нужны до следующего вечера. Слова застревали во рту, не желали произноситься. Можно малодушно смолчать, дождаться официальных вестей, сделать вид, что не было никакого письма. Что чувствуешь, когда дурные вести приносит человек, которого ты ненавидишь? Алва скоро это узнает, потому что если что-то Ричард и должен своему оруженосцу просто так, не из-за клятвы, то он должен ему правду. — Донесение для Его Величества и двора придёт только через несколько дней, но мой друг решил, что такое не следует узнавать из королевских депеш, — Окделл против собственной воли встал, его оруженосец, словно завороженный, начал подниматься вслед за ним, но следующие слова заставили его замереть. — Герцог Алва, я вынужден сообщить, что первого числа месяца Весенних Волн… — Нет, — хрипло выдавил Рокэ. Вся краска мгновенно исчезла с лица, даже губы были мертвенно-бледными, но голос звучал с отчаянной твёрдостью. — Нет. — Алва, — Ричард выбрал самое нейтральное из обращений, но холодное лицо всё равно исказила гримаса, — мне очень жаль, но Карлос погиб. Мальчишка соскользнул обратно в кресло, и Дик едва успел поймать выпавшую из пальцев бутылку. — Алва! Разрубленный Змей… — выдохнул Ричард сквозь сжатые зубы, чувствуя, как неуместное сейчас бешенство накрывает его тёмной волной. Рокэ сидел, деревянно выпрямив спину, зажмурившись и прерывисто дыша, будто захлёбываясь. Не хотелось думать, что было бы, узнай он новости во время очередного Совета или в приёмной, полной людей. Бутылка глухо стукнулась о покрытый ковром пол, когда Дик бросился к секретеру, распахнул его, вырывая с корнем хрупкую внешнюю задвижку, вытащил нижний ящичек, вытряхивая на столешницу его содержимое, и облегчённо выдохнул, обнаружив блестящую серебряную фляжку — подарок близнецов-Катершванцев. Откупорил крышку, поднёс узкое горлышко к губам Алвы: — Пейте. Ну же, герцог, пейте, это приказ! Кажется, он выкрикнул последние слова, но, так или иначе, Алва послушался — сделал один большой глоток, потом второй, и закашлялся, зажимая рот ладонью, когда касера обожгла нутро. Из глаз брызнули слёзы, Дик удержал мальчишку за плечо, пока дыхание у того не выровнялось, став почти нормальным — может, только слишком поверхностным. — Вот так уже лучше, — одобрительно произнёс он, сосредотачиваясь на оруженосце. Это помогало не сорваться в похожую истерику. Да, кажется, одиночество Тарники пойдёт на пользу им обоим. — Воды? Рокэ торопливо кивнул, кажется, только для того, чтобы Ричард отошёл от него. Наполненный графин уже стоял у края стола — всё-таки сержант Симс не зря получает жалованье, слуги вышколены на славу. Дик наполнил высокий стакан, подал мальчишке, отмечая, что руки у новоявленного герцога Алвы почти не дрожат. — Благодарю, монсеньор, — и голос тоже. Рокэ пил медленно, давая себе время собраться с мыслями. Только тут сколько не собирайся — свершившееся не воротишь вспять. И ведь как гладко всё было бы сыграно! Мальчишка отставил стакан на подлокотник и поднял на него совершенно чёрные глаза. — Что… было бы сыграно? Ричард вздрогнул. Леворукий, неужели он произнёс это вслух? — Что было бы сыграно, герцог Окделл? — в голосе Алвы зазвенела не то ярость, не то возвращающаяся истерика. — Потрудитесь объяснить, что вы имели… — Остыньте, Алва, — резко прервал его Дик. — Не хотелось бы ещё раз отпаивать вас касерой. Сделайте глубокий вдох, а потом выдохните. Это приказ. Как ни странно, он послушался, не спуская с Ричарда взгляда, в котором было слишком много отчаяния для того, чтобы назваться тяжёлым. — Юноша, вы же не идиот. Уверен, вы додумались бы до этого и без меня. Это была идеальная интрига, способ разом избавиться от двух оставшихся Алва. Маркиза Алвасете, подвергшегося унижению на площади Святого Фабиана, королевской милостью отправляют служить в Торку, раз уж никто не пожелал взять его в оруженосцы. Там ещё не остывшего от случившегося маркиза настигает сокрушающая весть о гибели Карлоса Алва, и он безрассудно бросается под пули в первом же бою и трагически гибнет во славу Талига, как и его старший брат неделей ранее. — Я бы не стал… — словно не осознавая, что говорит, начал Рокэ, замолчал, и Дик ответил, слыша в собственном голосе едкую горечь, которую не смог сдержать: — А вам и не нужно было бы. Всё, что от вас требовалось — это оказаться на поле боя. Или даже в трактире — случайные жертвы в пьяной драке не так редки, как всем думается. — Вы думаете, моего брата убили, монсеньор? — кажется, его губы побелели ещё сильнее, когда он произнёс эти слова, но взгляда Алва не отвёл. — Герцог, когда Карлосу должно было исполниться двадцать четыре? — спросил в свою очередь Ричард. Разговор становился слишком откровенным — и поэтому слишком опасным. Его отстранённость медленно, но верно шла трещинами, понемногу рассыпаясь. — Через две недели, монсеньор, — непонимающе ответил Рокэ, нахмурился, начиная осознавать смысл вопроса. — Через две недели он вышел бы из-под опеки маркиза Салины и стал совершеннолетним. Соберано Кэналлоа. Очевидно, Диего Салина в этой роли устраивал кого-то гораздо больше. — Не смейте обвинять… — снова вскинулся Алва, порываясь даже встать с кресла. — Да уймитесь же вы, — раздражённо осадил юношу Ричард, надавливая пальцами на переносицу. Потрясения сегодняшнего дня наконец нагнали его. — Никто в здравом уме не посмеет сказать, что маркиз Салина не верен роду Алва. Но он — не ваш брат и не вы, а для кого-то это, видимо, решающий аргумент. Алва ничего не ответил, видимо, соглашаясь, и Ричард продолжил: — Королевский курьер прибудет дня через три. Будьте готовы, что о смерти брата вам могут доложить в самый неподходящий момент. Также хочу напомнить о нашем разговоре об осторожности. Так вот, пока мне не будет доказано, что план избавления Талига от Повелителей Ветра — плод моего воображения, вы будете вчетверо осторожнее. Никаких прогулок по Кабитэле, даже дневных, даже в компании моих порученцев. Я доверяю виконту Сэ, но, согласитесь, вы скорее подвергнете опасности и его тоже, если отправитесь на поиски приключений вдвоём. Конечно, ваши кэналлийцы за вами следят, но я всё равно хотел бы поговорить с начальником вашей охраны. Но это — когда мы вернёмся в столицу. Вы можете быть свободны, герцог. На эту ночь и весь следующий день, но помните, что глупости под строжайшим запретом, — мягким эхом всколыхнулось в разуме недавнее предупреждение Катарины, отозвавшись болезненной нежностью. — Ложитесь и отдохните, Алва. — Монсеньор, — юноша поднялся, подошёл непривычно близко, глядя снизу вверх блестящими глазами. — Я скорее всего пожалею о том, что скажу, уже завтра, но я должен. Нет, монсеньор, — он рубанул рукой воздух, не давая перебить себя, — позвольте мне. Я действительно благодарю вас за оказанную мне честь. Не так, как на площади, — Рокэ мотнул головой, и его слегка повело, от усталости и от выпитой касеры. Ричард сдержал порыв подхватить оруженосца под локоть и отвести в его спальню, и убедиться, что тот лёг в постель. Или хотя бы прервав этим поток пьяной безнадёжной откровенности. — По-настоящему, потому что если бы вы не выбрали меня, я сейчас ехал бы навстречу своей смерти. — Поблагодарите меня через три года, Алва, — грустно улыбнулся Ричард, — когда я надену вам на шею рыцарскую цепь. А пока нам нужно эти три года пережить.