Город дождей

      Сжимая лямки тяжелого рюкзака, в котором помимо вещей на девять дней лежит еще и ноутбук, Сокджин смотрит на возвышающийся перед ним зеленый автобус Фликсбуса. Отпуск с Чонгуком все ещё не укладывается в его голове. Еще месяц назад даже двухминутный разговор с младшим казался ему невозможным, а сегодня они на девять дней едут в другой город. Вдвоем. От одной только мысли бегут мурашки по телу. Признавшись себе в том, что его тело хочет Чона, Сокджин впервые за долгое время почувствовал эйфорию вместо страха. Теперь он не испытывает угрызений совести, когда делает то, что ему нравится. Автобус издает громкий гудок, и, боясь остаться в Регенсбурге в одиночестве, Ким впопыхах вваливается внутрь. Взобравшись по лестнице, он показывает водителю билет, купленный несколько дней назад, и мужчина, кивнув, пропускает его в салон. Проходя между рядами, Сокджин замечает, как много на рейсе забронировано мест, и слегка недоумевает, почему они с Чонгуком этого не сделали. — Сокджин-а, я тут! — обернувшись на оклик, Сокджин видит Чон Чонгука, машущего ему рукой со своего места почти в конце автобуса. Невольно улыбнувшись и слегка покраснев от неформального обращения, Сокджин тут же спешит к парню. Нет смысла изображать из себя дурачка, иначе он рискует оказаться с какой-нибудь сумасшедшей бабушкой-немкой, которая будет каждые десять минут просить его пропустить её в туалет. Улыбка не сползает с его лица, когда он, забросив рюкзак на верхнюю полку, радостно плюхается рядом. Несмотря на легкое чувство тревожности, которое не покидает его всякий раз, когда он едет куда-то из дома, он в хорошем расположении духа. Ему не так страшно, потому что он едет с тем, кто нормально знает немецкий, и, значит, ничего не случится. — Привет! Слегка задержался, пока искал остановку, — широко улыбается Сокджин Чонгуку, вызывая у младшего такую же ответную реакцию. Немного странно видеть его уже в автобусе. Вспомнив встречу в ресторане, Сокджин невольно удивляется: обычно Чонгук опаздывает, так ведь? — Ты рано, Чонгук-а. — Не люблю опаздывать, — пожимает плечами Чон, и Сокджин почти давится слюной. Это Чон Чонгук не любит опаздывать? Кого он тогда ждал пятнадцать минут? Или если не планировал приходить, то это не считается за опоздание? Последняя мысль расстраивает его так сильно, что улыбка сползает с лица. Чтобы скрыть разочарование, Ким отворачивается от Чонгука и притворяется, будто смотрит на часы прямо над водителем. Сокджин чувствует себя полным идиотом. Как он мог только подумать, что нравится младшему? Еще не поздно сойти с этого автобуса? — Как думаешь, скоро поедем? — нарочито сухо интересуется Сокджин, чтобы сменить тему. Вдохнув поглубже, он задерживает дыхание и считает до десяти, а потом незаметно выдыхает. Ему срочно надо успокоиться, пока он окончательно не опозорился. Но почему его вдруг задевает, что он не нравится Чонгуку? Парень прикусывает губу, все еще глядя куда-то вперед. Ким точно знает, что у него к младшему сугубо сексуальное влечение, ничего больше. И всё равно, как только доходит до Чона, Сокджину почему-то есть дело до каждой маленькой детали. Интересно, с этим можно что-нибудь сделать? — Минут десять еще, — доносится до старшего сбоку, заставляя Сокджина кивнуть. Он не крыса, чтобы бежать с тонущего корабля, да и глупо уходить сейчас, когда он уже одной ногой в отпуске, поэтому, пересилив свое желание как можно скорее оказаться в кровати в общежитии, а лучше в самолете до Сеула, Ким всё же остается на месте. В конце концов, не нравится он младшему и ладно, не очень-то и хотелось. У него сотни поклонников, так что зачем ему этот Чонгук. Сокджин окидывает его взглядом: ну, ничего особенного, глаза как у всех, нос картошкой, пристрастие к алкогольным напиткам... Пока автобус не трогается, никто из них не произносит ни слова. Ким перебирает в голове все самые отвратительные черты Чонгука, пытаясь убедить себя в том, что Чон и выеденного яйца не стоит. Солнце греет через стекло, глаза Сокджина потихоньку закрываются, пока из полудремы его не выдирает громкий хлопок двери и включившееся объявление о предстоящей поездке. Вздрогнув, он сонно косится на младшего, который смотрит в окно. Если они всю поездку будут молчать, то это будет пыткой. Придется в срочном порядке бежать обратно в Регенсбург и прятать голову в песок. Когда диктор замолкает, Сокджин выдерживает театральную паузу и все же решает вывести младшего на разговор. — Чонгук-а, какой у нас план на эти дни? — осторожно интересуется он. Сидеть в комнате он точно не намерен, поэтому всё-таки надеется, что для себя Чонгук составлял программу. О Мюнхене Сокджин знает только ключевое слово «Окторберфест» и планировал просто присоединиться к младшему. Конечно, Чон, наверное, не будет в восторге от того, что каждый день Ким ходит за ним по пятам… Но не то, чтобы Сокджин сам этого хочет! Если бы у него было время, он бы придумал себе программу в два раза круче любой, что может только сделать Чонгук. Он просто не успел из-за подготовки к экзаменам. При желании он готов выдумать себе какие-нибудь дела, чтобы поменьше пересекаться с младшим. Взглянув на Чона еще раз, старший вдруг чувствует себя неловко за свои мысли. Несмотря на всё его недовольство, это он, Ким Сокджин, напросился к младшему в номер и сел на хвост, и поэтому диктовать условия и ненавидеть Чонгука за то, что тот дышит, как минимум, глупо. Из-за молчания Чона становится совсем не по себе, и Сокджин делает глубокий вдох и взволнованно заканчивает: — В смысле, ты же составлял какой-то план для себя… Я хотел к тебе присоединиться, если это не будет мешать. — Сегодня мы заселимся, закупим продуктов и пойдем на рождественскую ярмарку, — подает голос Чонгук, и Сокджин удивляется тому, как легко у него тут же становится на душе. Несмотря на бесячий пусанский диалект и все попытки сопротивляться младшему, Ким не может отрицать, что Чон как будто находится с ним на одной волне, потому что стоит ему заговорить, и тревожность старшего снимает рукой. — Я составил список нескольких музеев, которые работают в праздники. Мы можем что-нибудь выбрать, когда приедем. Еще есть зоопарк и олимпийский парк, туда тоже можно съездить. — Ты серьезно подготовился, — кивает Сокджин, надеясь, что не видно, как он покраснел. Впервые за многие годы за него планируют его отпуск. И, оказывается, это так приятно, когда ты просто отдыхаешь. Это одна из причин создания брака? — Но ведь у тебя есть какие-то достопримечательности, которые ты бы очень хотел посетить? — Пожалуй, есть одно, — соглашается Чонгук, и Сокджин сам не замечает, как придвигается вплотную, чтобы не пропустить, что он скажет. — Замок Нойшванштайн. — Ношвата? — переспрашивает Ким, заставляя Чона рассмеяться. Из-за того, что он не знает, Киму снова стыдно, но он действительно не интересуется Германией и ее историей. На уроке по землям страны он смог назвать только Баварию. — Никогда не слышал. — Ной-шван-штайн, — произносит по слогам Чонгук, улыбаясь. — Ты точно видел его сотни раз. Это самое узнаваемое место в Германии. Огромный замок на горе, белый и сказочный. Я покажу фото, — обещает младший и тут же достает телефон, забивает название и демонстрирует Сокджину фото. — О, это же этот замок! — стоит только Киму взглянуть на него, как он тут же узнает это величественное строение. Он видел его сотни раз, но не представлял, что когда-нибудь увидит вживую. Замок казался таким недосягаемым, что Сокджин и названия не искал. — Я не знал, что он в Баварии. — Теперь знаешь, — говорит Чонгук, и старший поднимает глаза на сидящего перед ним парня. Во взгляде младшего столько нежности, что Сокджину становится жарко и душно. Извести что ли он его хочет? Аккуратно развернувшись, Ким в упор смотрит во впереди стоящее кресло. Кажется, ему срочно нужно проветриться. Сколько еще ехать?

***

      За двадцать минут они добираются от остановки автобуса до апартаментов, забирают ключи и заносят вещи. В номере Сокджина поджидает кровать кинг-сайз, и он почти сходит с ума от собственных фантазий. С другой стороны, это логично: Чонгук не планировал жить с кем-то, так что ему не имело смысла брать себе две отдельные кровати. По коже бегут мурашки, когда он представляет, что они с Чоном будут лежать в одной постели. Кажется, у Кима серьезные проблемы с контролем. Если посмотреть на младшего со стороны, ничего особенного в нем нет, встречались тут парни и посексуальнее, и посимпатичнее, он это уже выяснил, но Сокджину же со дня вечеринки только Чонгука подавай. Ким морщит нос и зажмуривает глаза, стараясь прийти в себя. За последние недели складывается ощущение, что он подросток в начале полового созревания. Наконец, ему удается обуздать собственные эмоции, и он может рассмотреть, что тут еще есть, кроме огромной кровати. Разрекламированная младшим «кухня» на деле оказывается обычной тумбочкой и двумя конфорками, микроволновкой, раковиной и прочими удобствами. Не лучший вариант для готовки, но если они сейчас найдут в Мюнхене рамён, этого им будет достаточно.       Долго в номере они не задерживаются, и Сокджин даже не успевает посмотреть ванную комнату. Из-за позднего автобуса времени у них в обрез: магазины рано закрываются, и если они не поторопятся, то останутся без продуктов на праздники. К счастью, далеко идти не приходится, и рядом с апартаментами расположены сразу два подходящих супермаркета. Когда Сокджин узнает, что один из них специализируется на азиатской еде, он приходит в полный восторг; в Регенсбурге такие покупки — роскошь. По их договоренности все расходы во время отдыха берет на себя старший, так как Чонгук оплатил стоимость проживания в апартаментах. Хотя это и не очень правильно, Чон уже отдал почти четыреста пятьдесят евро за их номер, и Сокджину проще согласиться и в счет своего долга оплачивать покупки Чонгука, а потом вернуть разницу, чем вечером спорить из-за каждого цента. Конечно же, они ухитряются сильно поссориться уже в азиатском магазине. Чонгук с пеной у рта доказывает, что им непременно надо брать полуфабрикаты, которые готовятся меньше, чем за полчаса, а Сокджин настаивает на том, чтобы взять что-то, что можно использовать для полноценной готовки. В итоге они разделяются и решают брать всё, что взбредет в голову. В конце концов, это можно будет забрать обратно в Регенсбург. Увидев соджу по низкой цене, Ким, недолго думая, хватает пять бутылок. От вида еды у Сокджина почти застилают глаза слёзы: он так по всему этому скучал. От изначального плана пойти сразу в два магазина приходится отказаться — с таким количеством пакетов они просто не донесут всё обратно. В итоге они еле тащат накупленное барахло в апартаменты, перед тем как пойти на второй заход. По мнению Чонгука, это ещё не много, хотя и Сокджину кажется, что они скупили половину Мюнхена. Ключевым аргументом за поход в старый добрый немецкий супермаркет выступает опасение, что им не хватит еды на эти три дня. В обычном магазине они тоже находят повод поругаться: на этот раз из-за пива, и в итоге каждый берет то, к которому привык. Старший, скрипя зубами, оплачивает пиво на кассе, уговаривая себя, что лучше пусть младший пьет свою любимую мочу вместо нормального пива, чем выносит ближайшие три дня ему мозг.       Сокджин и Чонгук проводят в магазине гораздо больше времени, чем предполагали, поэтому, когда они, наконец, оказываются в центре города на рождественской ярмарке, уже темно. На Мариенплац, главной площади Мюнхена, вопреки всем ожиданиям старшего, очень много людей. На территорию ярмарки их вталкивает поток; почувствовав, что их с Чонгуком постепенно уносит в разные стороны, Сокджин протягивает руку и берет младшего за рукав. Как только Киму удается поравняться с Чонгуком, он резко хватает Чона за ладонь, боясь снова разминуться. За эти несколько месяцев в небольшом городке Ким отвык от такой толпы, а в незнакомом городе ему особенно страшно потеряться. Убедившись, что Чонгук никуда от него не денется, старший, наконец, оглядывается по сторонам. По площади усыпаны небольшие деревянные домики с самыми разными товарами, и Сокджину всё интересно, как маленькому ребенку, поэтому он останавливается у каждого продавца и жадно смотрит на представленный ассортимент: щелкунчики и орехи, игрушки и куклы — здесь можно купить всё, что душе только угодно! Взглянув на щелкунчика, Сокджин прикусывает губу. Почему он такой милый? Но пара десятков евро — слишком высокая цена за такое удовольствие, и, вздохнув, Ким утягивает младшего от логова щелкунчиков. Чем дальше они идут, тем сильнее урчит живот Сокджина, достигая своего пика, когда они равняются с лавкой немецких колбасок. — Может, перекусим? — интересуется Чонгук, кивая на колбаски и вызывая у Сокджина улыбку. Иногда он забывает, что младший — такой же человек, как и он, и тоже может проголодаться. Но почему-то от осознания, что это обоюдное желание, становится немного приятнее. Сокджин тянет Чонгука за руку, и они подходят поближе к лавке, разглядывая огромный ассортимент предложенных изделий. — Что хочешь? — Что здесь все берут? — спрашивает растерянно в ответ Ким, поставленный вопросом младшего в тупик. Оказавшись не в своей тарелке, он не может определиться и с простыми вещами. Где-то он слышал, что в каждом городе свои особенные колбаски, но на витрине их так много, что у него кружится голова. — В Мюнхене? — уточняет Чонгук, и Сокджин кивает в ответ. Как он только ухитряется его понять с полуслова? Чон кивает в сторону одного из сортов и добавляет: — Вон те белые. — Простите, две колбаски, — просит Ким на немецком, тыкая на показанные Чонгуком изделия свободной рукой. Вторая все еще крепко не выпускает пальцы младшего из рук. Женщина кивает, пока он выуживает купюры из кармана. Отдав их продавщице, он долго пытается одной рукой взять пластиковую тарелку в руки, пока Чонгук не выдергивает свою руку из цепкой хватки и не перехватывает блюдо самостоятельно. — Большое спасибо!       Они останавливаются у высокого столика, и Сокджин надеется, что в темноте почти не видно, насколько он покраснел. Надо же было так вцепиться в руку младшего! Подняв глаза, Ким замечает, что Чонгук не расстроен. Парень, наоборот, явно наслаждается происходящим. Воткнув пластиковую вилку в колбаску, Сокджин подносит ее ко рту и делает укус. «Хочешь пить? — интересуется Чонгук, в очередной раз удивляя старшего. Сокджин кивает, и он с загадочной улыбкой исчезает, бросая напоследок: — Сейчас вернусь, никуда не уходи». Оставшись в одиночестве с двумя колбасками на одной тарелке, Ким старается не торопиться: ему очень хочется есть их непременно вдвоем с Чонгуком.       Пока он послушно ждет младшего, мимо снуют туристы. До Рождества остаётся несколько часов, и в воздухе витает особенная атмосфера. Сокджин с интересом наблюдает за парочкой за соседним столом: девушка с парнем кормят друг друга колбасками и громко смеются, когда карри оказывается у одного из них на щеке. Улыбнувшись, Ким качает головой и замечает у них на шее по огромному сердечку. Что это такое? Внезапно обзор ему закрывает Чонгук, появившийся из ниоткуда с довольной ухмылкой. — Чего не ешь? — интересуется он, подталкивая к Сокджину кружку с чем-то горячим. Ким внимательно ее разглядывает: похожая на горшок, без какой-либо ручки, она выглядит очень странно и довольно неприглядно. — Выпей горяченького. — Что это? — интересуется Сокджин, поднимая странную кружку в руках и почти обжигаясь от температуры. Прикусив губу, он сталкивается взглядом с Чонгуком. — Почему не пластиковые стаканы? — Бренд и любовь к природе. На каждой ярмарке своя кружка, меняются ежегодно, — поясняет Чонгук. Сокджин подносит к носу напиток, и пряный запах корицы настолько сильный, что он почти задыхается. — Пей давай, сейчас замерзнешь. — Опять глинтвейн? — хмыкает Сокджин и все-таки делает глоток. Еще немного, и он его возненавидит. Сколько можно пить этот странный напиток? Лучше бы горячий шоколад или просто кофе... Поставив кружку на место, он кусает подостывшую колбаску. И хотя он не может назвать себя фанатом такой кухни, сейчас ему почему-то особенно вкусно. Магия Рождества? — Хочешь оставить кружку себе? — спрашивает Чонгук с набитым ртом. Сокджин удивленно смотрит на него. Видя непонимание в глазах старшего, Чон поясняет: — Они платные. Если не хочешь оставлять себе, вернем в киоск и тебе отдадут залог. Я заплатил с каждой сверх по два евро. Подумай, их потом продают на сайтах втридорога. — Я не знал даже, — замечает Сокджин, рассматривая кружку. Всё кажется ему таким удивительным, но впервые за долгое время не вызывает отторжения. Ему начинает нравиться тут? — Тогда оставлю.       Чонгук издает смешок и ничего не отвечает. С каждым глотком настроение Сокджина повышается. Раздражение сменяется спокойствием, и Ким чувствует себя гораздо спокойнее. Когда они заканчивают есть, Чонгук подхватывает кружку и тянет старшего за собой. Сквозь сотни туристов они идут с кружками, отпивая от терпкого глинтвейна по чуть-чуть. Когда Сокджин замечает еще одну парочку с большими сердечками на шее, он вспоминает и решает спросить Чонгука, может он знает, что это такое. — Чонгук-а, — Сокджин дергает его за рукав и, заполучив внимание младшего, кивает на парочку. — Что у них на шее? Это какой-то талисман? — Это что-то вроде сладости, — смеется Чонгук, и Сокджин удивленно всматривается в украшение. Сладости? Выглядит слишком черствым. — Называется Lebkuchen. Напоминает печенье, но внутри как хлеб? Ginger cookie? Они из имбиря, в Корее что-то подобное не найти. — Почему они надевают это на шею? — задумчиво бурчит Сокджин. В его понимании еду надо есть сразу. — Разве сердечки не милые? Некоторые любят покупать нечто подобное в подарок, подаренное надеваешь, — рассуждает Чонгук. Сокджин пытается применить это к себе: странный сувенир. — На каждом послание. — Звучит довольно необычно, — отзывается Ким. В его голове это не особо укладывается: печенье в подарок… Он задумывается над их отношениями с Чонгуком. Уместно ли было бы подарить что-то подобное младшему? Кажется, ему нравятся такие вещи. В конце концов, это Рождество, и, невольно проникаясь духом праздника, он начинает думать, что без подарка как-то неуместно. Посмотреть бы поближе, что там именно написано. — Может, подойдем поближе? — озвучивает его мысли Чонгук, и Сокджин послушно следует к домику, увешанному сердечками из печенья. От маленького до огромного, они свисают с сотни гвоздей под крышей. Ким, как зачарованный, касается упаковок и начинает их перебирать. Почти все содержат в себе немецкий язык: от незамысловатых «я люблю тебя» и «любимой маме» до сложных, которые он не может прочитать. — Выглядит мило, — замечает Сокджин, все еще не отрывая глаз от печенья. Почему-то написанные от руки буквы кажутся ему такими красивыми. Глинтвейн делает свое дело и снова развязывает ему язык. Не успевая подумать над возникшей мыслью, он вдруг выпаливает: — Давай купим. Как подарок. Ты мне, а я тебе. Надпись на свой вкус. — Ты уже проникаешься атмосферой, — усмехается Чонгук, заставляя Сокджина на него взглянуть. Несмотря на внезапность предложения, младший ему ярко улыбается. — Давай.       Сокджин тут же роется с тройной силой, пытаясь найти нужную надпись. Ему не хочется брать что-то, что он не может прочитать, поэтому он тщательно выбирает из тех, что может перевести. Пока Ким перебирает признания в любви, он думает о Чонгуке. Он заметил, что Чон совершенно не согласуется со своим созданным образом пьянчужки и наглеца, еще в ресторане, но весь этот день только еще больше убеждает Сокджина в том, что ненависть к младшему возникла абсолютно на пустом месте. Они почти и не виделись, когда он его невзлюбил. Да, был эпизод в библиотеке, но, если хорошенько подумать, это всё-таки было обоюдно. Как минимум, у него есть подтверждение, что Чонгук его хочет.       Вновь обернувшись на младшего, Сокджин замечает, как он любовно осматривает какое-то сердечко. Кажется, он уже определился. Ким в очередной раз натыкается на «Я люблю тебя» на немецком и начинает судорожно оглядываться. Его взгляд цепляется за огромное сердце с надписью «Моему другу», и он сразу же хватает его в руки. «У вас есть поменьше?», — на английском интересуется парень, на что продавщица только качает головой. Поджав губы, Сокджин достает из кармана несколько монет и отдает женщине, внезапно подмигнувшей ему. Что тут происходит?       Едва Ким сталкивается взглядом с младшим, он тут же протягивает Чону купленный сувенир. Оценив размер, Чонгук громко усмехается, но прочитав описание, почему-то светится как праздничная гирлянда. От радости он нацепляет огромное сердце себе на шею, заставляя Сокджина покраснеть. — Чего удумал? Быстро сними, не позорь меня, — дергает старший Чонгука за рукав. Он все еще не получил ответный подарок, который младший почему-то никак не выпускает из рук. Несмотря на просьбы Сокджина, Чон и не пытается снять с себя украшение. — Ты ёлка что ли? Сними, Чонгук-а. — Нет, — отрезает Чонгук, все еще сияя на всю улицу. Его слово «друг» так обрадовало? Сокджин прикусывает губы и отталкивает младшего от прилавка с сувенирами. Он собирается дарить Киму своё, или он всё в одиночестве съест? — Давай мой подарок тогда, — обиженно бубнит Сокджин и протягивает руки ладонями вверх. — Тоже хочу сердечко. — На, — усмехнувшись, вкладывает ему в руки Чонгук. Сердечко от младшего куда меньше, чем его собственное, но с длинным текстом. Подняв его на уровень глаз, Сокджин силится прочитать написанное, но на него смотрит какая-то тарабарщина. — Schatzerl, I liab Di sooo, — с трудом читает он, а потом внимательно смотрит на Чонгука. — И что это значит? — Посмотри в интернете, — хмыкает Чонгук, прижимая подарок от Джина поплотнее к телу и двигаясь сквозь толпу людей в сторону выхода. Чёрт, он шутит? Сокджин пытается вернуться к продавщице, чтобы она ему перевела, но, когда видит, с какой скоростью Чонгук исчезает из виду, в итоге бежит в его сторону, забывая о переводе. Не хватало еще в Рождество замерзнуть одному на улице. А перевод он обязательно узнает чуть позже.

***

      Сварив рамен, Сокджин вываливает всё в тарелки и жадно посыпает острой приправой. Есть им особо негде: из посадочных мест только кровать и два кресла с маленьким журнальным столиком. Сначала Чонгук предлагает поесть прямо в постели, но это звучит просто отвратительно, поэтому в итоге они долго пытаются уместить две тарелки с лапшой и стаканы на половину квадратных метра. В стакане бултыхается соджу, и, хотя Сокджину не стоит пить, ведь его голова все еще гудит от глинтвейна, один только взгляд на кровать кинг-сайз, и его стакан тут же пустеет. Ким просто не готов к этой ночи; как ему лежать один на один с Чонгуком в такой огромной кровати?       Во всей ситуации его почти раздражает, что он хочет Чонгука каждую секунду своего существования. Что бы не сделал младший, Сокджин находит это ужасно сексуальным, даже когда Чон ведет себя, как дурак. Как ему спать, если он ни на минуту не перестает витать в фантазиях? Закрывая глаза, Ким видит, как Чонгук кусает его около ключицы и пальцами массирует ягодицы. Ни счет до ста, ни отвратительные мысли не помогают хоть на секунду перестать представлять, как Чонгук вбивается в него на быстрой скорости, шумно выдыхая в шею. Решение тут только одно — потрахаться. Было бы легче, если бы инициатива, как и в библиотеке, исходила от младшего, но он, словно, не замечает старшего. Ким скрипит зубами: почему Чонгук не зажимает его у двери и не пытается снять с него джинсы, как только они вошли в номер? Неужели Сокджин не соблазнительный? Может быть, младший разочаровался в нем после ресторана… Что он сделал не так?       Вздохнув, Сокджин вновь опустошает стакан с соджу. Едва ли он наберется смелости осуществить свои фантазии, если будет трезвым. От младшего сквозит таким безразличием, что Ким мысленно возвращается в день их первого поцелуя. Приснилось ли ему что-то со стороны Чонгука? Из-под ресниц Сокджин внимательно следит за младшим. Тот, как ни в чем не бывало, втягивает в себя рамен, радостно прихлюпывая. В его движениях старший пытается заметить хоть какие-то признаки неудовлетворенности, но все действия говорят о том, что только у Кима тут, кажется, пожар. На правой щеке Чона темнеет соус, и в голове Сокджина щелкает переключатель, заглушая все правила приличия. Он должен что-то сделать.       Наклонившись почти вплотную к младшему, Сокджин касается его щеки большим пальцем, стирая соус рамена, и, глядя Чонгуку прямо в глаза, облизывает палец, причмокивая. Трезвый Ким бы скривился от собственных дешевых действий, но пьяный Сокджинни чувствует себя настолько сексуальным: приоткрытые губы, томный взгляд, небрежные движения. Сможет ли устоять Чон?       Грязные пальцы притягивают за шею желанное лицо к себе, и несколько секунд они в сантиметре друг от друга дышат одним воздухом. Сокджин не смеет дернуться дальше: ему непременно хочется, чтобы Чонгук преодолел последнее расстояние и, наконец, удовлетворил все его фантазии. С первого знакомства близость с младшим все больше превращается в наркотик, от которого старший никак не может отказаться. Когда Чон, наконец, перехватывает безумный взгляд Сокджина, он выдыхает и притягивает парня к себе. Мазнув губами по подбородку, Чонгук агрессивно целует старшего. Сознание Сокджина сужается до младшего и его руки, которая слегка сжимает сзади его шею. Подлокотник кресла впивается в ребра, но для старшего существует только Чонгук и его язык, который, наконец, сплетается с его. Дыхания не хватает, нос Чонгука больно вжимается в щеку, и Сокджин почти задыхается, стараясь отстраниться. Сжавшиеся на шее пальцы не позволяют сдвинуться ни на сантиметр, у старшего кружится голова, когда Чонгук прикусывает его нижнюю губу. Черт, зачем он это начал?       «Малыш, иди сюда», — шепчет Чонгук, отстранившись от Сокджина, и старший в тумане встает с кресла. Почти спотыкаясь, он оказывается перед младшим, рука Чона резко дергает его вниз, усаживая на колени. Кости больно упираются в ягодицы, пока Чонгук освобождает шею старшего от одежды. Сокджин пьяно смотрит на макушку младшего и стонет, когда язык Чонгука описывает ключицу и вылизывает шею. Руки мнут задницу, губы упрямо пытаются оставить засос, Ким прикрывает глаза, стараясь запомнить момент надолго. Он очень возбужден: член больно трется о белье, которое, наверное, уже намокло, и внутренне Сокджин молится, чтобы Чонгук взял его в рот. Он же сможет сделать это?       Внезапно Чонгук отрывается от шеи старшего и устало мямлит: «Нам надо прекратить». Сокджин не понимает, кому нам? Он точно не хочет останавливаться, пока не получит обещанный секс. Схватив Чонгука за щеку, он вновь касается своими губами его, стараясь убедить продолжить начатое. Когда Чон пытается убрать руку с ягодиц, Сокджин хватает ладонь и возвращает ее на законное место, немного трётся о ноги, надеясь получить хоть какое-то подобие фрикции. «Сокджинни», — просит Чонгук, вновь отстраняясь, но это раззадоривает его еще больше. Придвигаясь ближе, старший запирает Чона в кресле, не позволяя ему никуда деться. Ладони проходятся по накачанной груди младшего, слегка сжимают и спускаются ниже, по торсу к ремню. Сегодня он не намерен сдаваться. Когда Сокджин предпринимает попытку снять с Чонгука джинсы, Чон вдруг резко дергается и почти роняет старшего на пол. Ким едва успевает подскочить на ноги, как Чонгук проносится мимо него и скрывается в ванной комнате. Ну и что это было?

***

      Едва Чонгук освобождает ванную, её тут же занимает Сокджин, который уже успел проклясть младшего всеми известными ему способами. Почему засранец так себя ведет? Он же этого и хотел? И теперь, когда Ким тоже этого хочет, ему перестало быть интересно? Пока он ждал своей очереди мыться, ему хотелось просто провалиться сквозь землю. Какого черта мелкий его отверг?       Вымывшись и почистив зубы, Сокджин морщится, возвращаясь в комнату. Вода смыла с него последние остатки алкоголя, и теперь ему вдвойне не хотелось ложиться с Чонгуком в одну кровать. Еще никогда до этого его не отвергали настолько жестко, сперва обнадежив. Укутавшись в пижаму, Ким залезает под одеяло, мечтая оказаться где-нибудь на другой планете. Окинув взглядом соседнюю половину кровати, Сокджин замечает, что Чонгук отвернулся от него и светит только своей голой спиной. Прекрасно, не хочется видеть эту омерзительную физиономию после сна. Сокджин ложится на бок лицом к стене и задумчиво обнимает одеяло: он так спешно собирался в поездку, что забыл свою плюшевую игрушку. Как он теперь уснет? Поджав губы, Ким пытается соорудить из одеяла подобие валика, чтобы обнять его. Иногда он ненавидит себя за неосмотрительность.       Проходит несколько минут, а сна ни в одном глазу. Сокджин тянется за телефоном и листает ленту; с другой стороны кровати доносится ровное дыхание, что заставляет Кима злиться еще больше. Засранец уже уснул, кто бы мог подумать. В переводчик Сокджин вбивает фразу с сердечка, но тот лишь отображает ее в неизменном виде. Что это, твою мать, значит? Раздраженно Ким роняет телефон на тумбочку, стараясь не взреветь от злости. Какого черта он сюда поехал? Чтобы быть посмешищем и тешить самолюбие Чонгука? — Не спишь ещё? Столько же выпил, — тянет Чонгук, зевая, и Сокджин думает притвориться, что он его не слышит. Как он рот посмел открыть после того, как оставил его неудовлетворенным? Ким недовольно сопит, не удостаивая Чонгука ответом. — Прекрасно, если делаешь вид, что спишь, не свети тогда телефоном. — Да пошел ты, — бубнит Сокджин, надеясь, что младший не услышит. Еще не хватало показать, что его расстроил отказ. Чонгук усмехается и замолкает. Тишина давит на Сокджина, и спустя пару минут он сдается. — Не могу уснуть. — Почему? — вкрадчиво спрашивает Чонгук, и Ким бы мог подумать, что у них намечается какой-то разговор по душам, но они все так же лежат друг к другу спиной. Сначала он думает сморозить какую-то чушь, потому что все еще обижается и не желает разговаривать с Чоном. Но если он покажет, что действительно хочет Чонгука, то, кажется, он проиграл в этой остроумной игре. — Забыл дома игрушку, не могу уснуть, пока не обнимаю что-нибудь, — тихо отвечает Сокджин и ждет, пока младший поднимет его на смех. Однако, вопреки его ожиданиям, Чонгук молчит, что создается ощущение, будто он уснул. Прикусив губу, Ким крепче прижимает одеяло к себе. — Можешь обнять меня, — низко говорит Чон, вызывая у Сокджина мурашки. Слегка повернув голову вбок, старший вглядывается в темноту, надеясь увидеть что-то помимо огромной голой спины. Звучит мило, и, если бы не отворот-поворот, он мог бы приобнять Чонгука; не со спины, а рядом, прижавшись щекой к голому плечу. Но в голове несколько сотен голосов кричат ему, что он делает это только, чтобы надсмеяться над старшим. Поэтому Сокджин отворачивается и, не выпуская одеяло из рук, сжимается в комок. — Не надо, — отвечает он, прикрывая глаза. Ему не нужны подачки.