Память

Антон нажимает на кнопку воспроизведения. Долго смотрит в экран телефона — забывает даже моргать. Прибавляет звук, вслушиваясь в звенящие на записи голоса. Смотрит видео на повторе несколько раз. Зажмуривается, проигрывая его в голове. Он помнит каждую запись наизусть. Глаза отчего-то слезятся. «Да хватит снимать!» — гремит на записи. Его собственный голос Камера трясётся, слышится задорный смех Олежи. Затем — пара секунд шутливой драки, глухо отдающейся прямо в динамики. За общим шумом почти ничего не слышно — можно только догадываться, что Олежа пробормотал себе под нос. «Не волнуйся, это для личного архива!» — смех у Олежи звонкий, немного грубый. И такой заразительный. Антон невольно улыбается — и тут же трясёт головой. Это просто запись. Это не реально. Это прошлое. Прошлое, которое он уже упустил. Как часто Олежа снимал вот так, исподтишка? И как часто Антон ругался на него за это? Хранить подобные записи в телефоне — непростительный риск: в каждой — ключ к личности Дипломатора. Ключ к его главной слабости. Антон прекрасно понимал это тогда — только какой толк от его осторожности сейчас? Олежи нет, Дипломатора — тоже, а доказательств существования обоих — кот наплакал. Может, их никогда и не было. Антон боится, что не было. «Всё равно хватит!» — самого себя из прошлого хочется хорошенько ударить — а лучше схватить за грудки и встряхнуть как следует. Сказать (нет, прокричать прямо в лицо): «Дурак, ну что же ты делаешь?» «Мы собирались серьёзно записать видео, а не кривляться», — ворчит Антон на записи. Антон, закрывшийся в собственной комнате, бессильно злится на него. Антон из настоящего смотрит на Антона из прошлого, смотрит, как тот мелькает в кадре, и почти ощущает близость Олежи. Почти ощущает. Не ощущает. «Хорошо, я.… — тогда-ещё-живой Олежа делает глубокий вдох: по голосу слышно, что улыбку он еле сдерживает. — Я больше не буду». Антон знает, что будет. Знает, что Олежа продолжил снимать его исподтишка. У Антона таких записей — целый архив. Коллекция неудачных дублей, где Олежа всегда за кадром. Оно и понятно — оператору лезть в объектив не следует. Среди записей осталась одна не просмотренная. Антон долго её откладывал — перед смертью не надышишься. Понимает, что если просмотрит — с Олежей можно навсегда проститься. Никаких новых встреч. Старые видео — как небольшие передачки с того света. Было приятно их получать — ножом по сердцу, — но скоро они закончатся. И что тогда? Желание вновь увидеть Олежу, вновь «поговорить» с ним, пусть и вот так, выжигает грудную клетку. Оно сильнее страха и сильнее любых сожалений. Антон испытывает жажду и на секунду — снова и опять — теряет над собой контроль: быстро нажимает на кнопку «воспроизвести». Откидывает сожаления, повторяет про себя, как мантру: «Сейчас или никогда». На экране — его собственный силуэт. Он что-то делает, повернувшись к камере спиной. Антон силится вспомнить — но, конечно же, не может, — что вообще было в этот день. И что это за день. Антон на экране поворачивается, что-то кричит — ему в ответ звучит оглушительное «Я тебя не слышу!» от оператора-Олежи. Антон снова слышит его улыбку. Отматывает на пару секунд назад, слушает снова: «Я тебя не слышу». И снова: «Я тебя не слышу, я тебя не слышу, я тебя не, я тебя не, я тебя, я тебя»… Антон на записи наклоняется, и камера начинает трястись — Олежа беззвучно смеётся. Минутная заминка, затем — Антон поднимается во весь рост, потягивается, поворачивается к камере. «Выглядишь, как всегда, на все сто», — слышится мягкий голос Олежи. Антон на записи, кажется, не обращает внимания на эту реплику. Антон в комнате снова мотает запись назад. «Выглядишь на все сто». «Как всегда». Что мешало Антону отвечать тем же? «Выглядишь, как всегда, на все сто». А ведёшь себя, как всегда, на троечку. «Выключи камеру, Олег!» — доносится, наконец, голос Антона. Олежа смеётся, но запись не прекращается. Пропадает фокус, слышатся странные звуки, всё вокруг трясётся, а затем — секундная пауза. Затемнение (неужели — всё? Нет, стой, должно быть ещё — хотя бы немного, хотя бы…) Включается фронтальная камера. Олежа смотрит на Антона — так, будто бы он прямо здесь. Прямо сейчас. Трясёт головой, поправляет волосы. Пятится спиной ближе к Антону из прошлого. Улыбается — лучезарно. «Ну вот зачем ты…» — Антон закатывает глаза, но не отталкивает: позволяет Олеже обнять себя за плечо. «На память», — Олежа-из-прошлого смотрит Антону-из-настоящего прямо в глаза. «Если это кто-нибудь увидит…» «Никто не увидит. Только я и ты. Ну же, Антон! Улыбнись мне». И Антон улыбается.