Память

У героев не бывает выходных. Не только потому, что им всегда надо быть на страже. Митинги, например, проводят только по выходным — за исключением патовых случаев. И в целом выходные — дни свободы от первостепенных обязанностей — то есть, учёбы — и дни, когда можно заняться Дипломаторскими делами — времени на них нужно гораздо больше, чем умещается в сутках. И поэтому Антон не отдыхает. И, в общем-то, не устаёт — по крайней мере, так он говорит Олеже и так он говорит самому себе, пытаясь тем же вечером размазать по лицу маску уверенности. Получается неубедительно — и Олежа не верит. Однажды Олежа осмеливается предложить ему как-нибудь отдохнуть. Говорит, что это, возможно, глупость, но им стоит куда-нибудь вместе сходить. А потом краснеет и отворачивается. Просит: «Забудь об этом, пожалуйста». Но Антон не забывает. В субботу Олежа ловит его в подворотне сразу после митинга. Быстрым движением достает из рюкзака толстовку, протягивает её Антону, поливает тряпку средством для снятия макияжа, пока Антон выпутывается из костюма Дипломатора. Сердце больше не стучит бешеным ритмом: такие поспешные прятки для них стали рутиной. Страх за жизнь становится привычным и со временем отключается. Руки двигаются по лицу на автомате — Олежа больше не краснеет, а только сосредоточенно хмурится. Часы на запястье отсчитывают секунды, которые им остались. Пятнадцать, четырнадцать… Они запихивают вещи в сумки и выбегают на маленькую улицу, проскальзывают мимо окон первых этажей, откуда на них смотрят любопытные кошки, цветы в горшках и стопки книг — и бегут как можно дальше. Заворачивают в полупустое кафе. Заказывают два чизкейка и чайник чёрного чая. Антон приглаживает волосы: сначала себе, потом — Олеже. — У нас есть полчаса. Они едят. Медленно. Тихо. В кафе играет незатейливая мелодия, а люди за соседним столиком что-то щебечут, о чём-то болтают друг с другом. Хорошо проводят время. У них, возможно, свидания. У Олежи с Антоном такого нет. Потом у них — снова дела. Бежать, спешить, пытаться делать то, что правильно. Сожалеть, что в сутках только двадцать четыре часа, а в неделе — только семь дней. …восьмой день они бы посвятили себе. Восьмой день они бы провели в кафе по-настоящему. Смеялись бы и шутили. Обсудили бы что-нибудь глупое. Что-нибудь пустяковое. И если бы в сутках был двадцать пятый час, Олежа бы точно собрался — и точно бы коснулся руки Антона. Точно бы улыбнулся неуверенно — но с надеждой. Возможно, получил бы ответное прикосновение. Ответную улыбку. И они бы точно пошли до дома вместе. Точно бы зашли к Антону в гости — просто потому, что у них бы было время. Сели бы на диван, включили бы фильм. Олежа бы положил голову Антону на плечо. И так бы и уснул — переплетя их пальцы и улыбаясь тому, чего, на самом деле, никогда не было. …все было бы, будь у них чуть больше времени. Они быстро покидают кафе, когда Олежины часы отсчитывают полчаса тишины, и вновь бегут по делам. У героев не бывает выходных. И не только.