Позволь мне отыскать тебя во тьме.

      Она, должно быть, испытывала это чувство раньше. Всепоглощающий ужас, от которого кровь стынет в жилах, а по телу бегут мурашки.       Снова, снова.       Эти воспоминания были знакомыми.       В тот вечер воздух был студёным и бодрящим. Сгущались сумерки. И она была так юна. В этом возрасте люди имеют право размышлять о простых, повседневных вещах. Например, о том, что могло бы утолить её жажду; и о сомнительном выборе праздничных украшений её матерью; и о колючих снежинках, падающих на лицо её старшей сестре, Юи.       — Как вы думаете, в этом году отец вернётся домой?       Её мать печально смотрит на неё. Даже в столь юном возрасте она могла сказать, что улыбка, которой мать её одаривает, была фальшивой. Эта улыбка была достаточно естественной, чтобы обмануть обычного тринадцатилетнего ребёнка, но для такой девочки, как она, этого оказалось мало.       Краем глаза она замечает, что Юи вздрагивает.       — Возможно, да, — мать нервно сглатывает, — а, возможно, нет.       Это самый содержательный ответ, который девочка сумеет получить.       — Ладно.       Мать удручённо вздыхает: —Ты скучаешь по нему?       — Нет.       Она действительно не скучает.       Юи отводит взгляд в сторону.       — Я даже не помню, как он выглядит.       Это было правдой.       На несколько мгновений на мир опустилась оглушающая тишина.       — Что ж, — Юи кладёт руку девочке на плечо, её щёки и нос становятся красными из-за холода, а губы изгибаются в лёгкой улыбке. — Мы всё ещё есть друг у друга верно?        Пускай между ними и нет родственной связи, Юи всегда будет самым близким для неё человеком. Девочка в этом уверена.       Она улыбается Юи в ответ.       — Верно.       Ей вовсе не тоскливо. Она садится на колени и рисует непроизвольные узоры на деревянных половицах.       Девочка наблюдает, как её пальцы дрожат, а костяшки краснеют от холода всё сильнее.       — Уже довольно поздно.       Мать нежно касается её руки, затем проводит рукой по линии подбородка, и ласково гладит ладонью холодную щёку.       Женщина наклоняется к ней.       — Ты права, Кёко.       Девочка совсем не хочет спать.       Юи взволнованно втягивает воздух.       —Хэй, вы это чувствуете?       Как будто что-то горит.       — Ага, — отвечает девочка, — а ещё я слышала какие-то странные звуки позади нас.       Мать бледнеет.        Губы Юи сжимаются в тонкую линию.       — Вампиры.       Они хватают со стола дробовик и серебряные пули.       Она держит деревянный кол рядом с сердцем.       Снова, снова.       Она слышала едва различимые звуки: шорох и приглушённые голоса. Грохот выстрелов в темноте, жажда крови, витающая в воздухе и крики, эхом раздающиеся в ночи.       Как же больно.       Их тела лежат поодаль от неё, эти существа выпивают из них всю кровь до последней капли, словно пиявки. Их звериные глаза выглядят впалыми, острые зубы впиваются в человеческую кожу. А потом огонь пожирает тела двух людей, словно голодный волк добычу.       Как же больно. Больно.       Она замирает и пытается не заплакать. Единственными звуками в горящей комнате становится потрескивание пламени и клацанье метронома. В комнату входит вампир со светлыми волосами, собранными в два хвостика, рваной одеждой и серебряным ожерельем её отца.       Девочка перестаёт дышать и весь мир замирает.       Они уходят.       И тогда девочка отчаянно хватается за обгоревшие останки самых дорогих ей людей. Когда яркие языки пламени охватывают её руки, она прикусывает губы, чтобы не дать крику агонии вырваться из горла.       Киригири вскакивает и прерывисто дышит.       Девушка смотрит на небо, окрашенное лучами восходящего солнца.       Она вовсе не в горящем доме.       Сейчас утро.       И ей уже не тринадцать, а двадцать четыре.       Больше нет бушующего пламени, и она может дышать.       И она всё ещё жива.       Девушка внимательно смотрит на свои руки, не обращая внимания на перчатки, скрывающие изуродованную кожу. Указательный и средний пальцы, ладонь. Она помнит узор своих ожогов столь же отчётливо, как и рисунки на половицах отчего дома, поэтому нет нужды снимать перчатки.       На самом деле эта чёрная искусственная кожа ей вовсе не мешает, ведь она запомнила узоры наизусть.       Снова, снова.       Девушка встаёт и собирается в путь.       В конце концов, она должна отыскать истину, несмотря ни на что.

***

      Бармаглот.       Странное название.       Эта надпись украшает деревянную табличку над дверями таверны. И можно заметить, что яркие цвета вывески уже давно утратили свои краски.       Глубокая ночь. Слабое мерцание фонарных столбов освещает бульвар, благодаря чему дрожащие тени на каменной дороге и отражение её ботинок в лужах более различимы.       Девушка натягивает изношенный капюшон на голову и опускает глаза в пол. Новоселик (у неё нет проблем с произношением этого иноземного слова) — небольшое, северное Королевство, которое, по словам большинства, с дружелюбием относится к вампирам.       Несколько дней назад принцесса этого Королевства сказала ей, что это неправда.       Девушка толкает дверь и она с громким скрипом открывается. Бар был настолько невелик, что каждый человек в нём мог услышать, как она зашла. Но маленькая кучка людей, что сидела за столом, была слишком пьяна, а бармен слишком апатичным, чтобы обратить на неё внимание.       Отлично. Иногда хорошо, что её не замечают.       Она идеально умеет сливаться с толпой. Это привычка, которая выработалась за несколько лет её деятельности. Когда девушку узнают, заинтересованные взгляды превращаются в испуганные, а губы изгибаются в напряжённых улыбках. Если поблизости оказывается охотник на вампиров — это очень плохой знак. Пугающее знамение.       Киригири вздыхает и небрежно садится за барную стойку, обратив внимание на мужчину напротив. У него растрёпанные каштановые волосы и одна, торчащая удивительным образом прядь на макушке.       Стул тихо поскрипывает, она вытаскивает из кармана две серебряные монеты и протягивает ему.       Он даже не смотрит на девушку.       — Говори. — рассеянно произносит он, ни на секунду не прекращая тереть стакан. — Какое у тебя дело?       Ему чуть больше двадцати пяти, на лице отпечаток стресса и усталости       Клыков нет. Он — человек.       — Сония Невермайнд, — тихо отвечает она, лениво постукивая пальцами по деревянным ножкам барного стула. — Сония Невермайнд отправила меня сюда.       Он поворачивается к ней и смотрит недоверчиво, удивлённо подняв брови.       — Кто ты?       — К.К.       Наступает напряжённая тишина.       Она видит блеск осознания в зелёных глазах, прежде чем выражение его лица вновь становится равнодушным. И девушка благодарна за то, что ей не нужно представляться и объяснять свои полномочия. Он громко, неловко сглатывает и кивает, в знак согласия.       — Поблизости ведь не было вампиров, — бормочет он себе под нос, склонив голову, — как странно.       Спустя несколько мгновений он вскидывает голову и смотрит на неё.       — Хаджимэ Хината, — тихо произносит он и ставит стакан на место. Она чуть ближе наклоняется к нему, показывая, что готова слушать. — В этом городке я являюсь кем-то вроде информатора. Тебе что-то нужно?       Недельный сон и, желательно, еда, на вкус не напоминающая помои. Но девушка не произносит этого вслух.       Как бы ей ни хотелось этого, она ничего не говорит.       — Кто-то, — тихо поправляет она, проведя рукой по холодному металлу оружия, закреплённому на боку. Девушка чувствует, как грубая кожа на ладонях раздражающе цепляется за ткань перчаток. — Я ищу кое-кого.       Он хмыкает, опираясь руками на барную стойку.       — Тебе известно имя?       Её губы сжимаются в тонкую линию.       — Селестия Люденберг.       Зелёные глаза испуганно расширяются.       Парню определенно не нравится то, что он слышит.       — Почему именно она? — осторожно спрашивает темноволосый. — Я не пытаюсь тебя отговорить, просто это немного удивляет. Информации о Люденберг в целом немного. И Невермайнд даже не слышала о ней.       Он пристально смотрит в лиловые глаза.       — Ты пришла сюда не по просьбе Невермайнд, правильно?       В ответ девушка просто кивает.       — Понятно.       Ей просто нужно получить информацию.       За несколько лет работы по контрактам, она нашла огромное множество зацепок. Но незнакомцам незачем знать об этом.       — У неё есть то, что мне нужно, — холодно произносит она, — но я не вижу смысла в том, чтобы посвящать тебя в детали.       Зеленоглазый кивает. Больше он ничего не спрашивает.       Хорошо. Парень оказался неглупым.       В любом случае, она не особо умеет поддерживать разговоры.       Хината задумчиво смотрит на девушку, оценивая, сколько будет стоить информация.       — Что ж, — взволнованно бормочет он, наклоняясь ближе, — раз ты зашла так далеко, я скажу тебе. Она может быть только в одном месте…

***

      Пять вампиров за три дня.       Она оказалась в той части леса, где не было ни души.       Металл пистолета нагрелся из-за чрезмерного использования. Ничто не стояло между ней и её врагом. Лицо мужчины было обгоревшим, измазанным грязью. Кол в её руках был столь же тяжёлым, как и груз на сердце.       На самом деле он совсем ничего не весил.       — Умоляю...       Девушка смотрит на его искажённое агонией лицо. Горячий воздух обжигает лёгкие, вокруг летает пепел. А пули разрывают его плоть, дробят кости, опаляют кожу на грудной клетке. Она чувствует железный привкус на языке.       — Пожалуйста, — молит он, купаясь в собственной крови, как жалкое, израненное животное. Красная жидкость мерзко просачивается через кожу, как сквозь сито. — Я должен был это сделать! Я умирал от голода!       Возможно, смерть была слишком жестоким наказанием, учитывая то, что у них не было выбора. Но этот мужчина просил прощения за преступления, в которых не раскаивался. Он был совершенно таким же, как и другие её цели. Этот мужчина был готов врать без зазрения совести, когда кара за грехи настигла его. Все живые существа так поступают. Они ничем друг от друга не отличаются.       Этого было недостаточно.       «Я прекрасно знаю, — думает девушка, — каково это — чувствовать голод и не иметь возможности утолить его. Ты просто выбрал неверный путь».       — Прекращай извиваться.       «Отличная ночь, — хочет сказать она, — чтобы уснуть навсегда. Так позволь же мне лишить тебя света и проводить в царство Морфея».       Позволь мне скрыть от мира, как твоё тело превратиться в пепел.       Шестнадцать жертв. Трое из них были детьми.       Городишке, мимо которого она проезжала, ужасно не повезло. Отчаяние полностью завладело телом этого "человека".       На самом деле, для неё не было разницы между вампирами и людьми. Все они были рождены из одного чрева.       Жаль, что остальные не особо об этом задумывались. Многие столетия недопонимания превратили разногласие между вампирами и людьми в нечто ужасное. Причина возникновения конфликта была давно утеряна. И не осталось ничего, кроме взаимной ненависти и страха.       — Нет! Я сделаю всё что угодно! Пожалуйста! — он судорожно выдыхает: — Пожалуйста… Пожалуйста, сохрани мою жизнь.       Жаль, у него нет ничего, что было бы ей полезно.       Она не хочет думать о том, что, возможно, до обращения этот человек жил самой обычной жизнью, прямо как она. У него ещё остались воспоминания о тех временах. Должно быть, когда-то он испытывал счастье. Когда-то он был счастлив.       — Думаю, ты можешь оказать мне услугу.       Нет, это всё неправда.       Или, возможно, он любил проводить время со своими близкими в знойные летние дни. Вероятно, в такие моменты он даже забывал насколько жестоким и несправедливым был этот мир. И вся его семья была словно единым целым.       Или, может быть, ей нужно перестать так много думать.       — Да, конечно! — отчаянно восклицает он, как будто то, что она сказала, не было обманом. — Чего ты хочешь, охотница?       Пистолет заряжен, а её палец находится у спускового крючка.       Как досадно, что этот мир так жесток.       — Поместье Люденберг, — произносит она. — Мне нужно точное направление.       Он замирает.       Ого. Несколько последних вампиров, что пытались испить её крови, не имели ни малейшего представления о расположении поместья. Так что, осведомлённость этого мужчины стала для неё приятной неожиданностью.       — Продолжай идти на север, — отвечает вампир, и девушка понимает, что он говорит правду. — Ты поймёшь, когда окажешься на месте.       И выстрел становится единственными звуком на расстоянии нескольких миль.       Теперь мужчина лежит неподвижно, словно безвольная кукла. Мертвенно-бледной кожи касаются первые лучи восходящего солнца, и она обугливается, как брошенные в костёр дрова; острые клыки сверкают на свету, а из сердца торчит осиновый кол. Теперь он не отличается от любой другой кучи костей, похороненной глубоко под землёй.       В воздухе витает запах смерти.       Она отворачивается, когда тело мужчины начинает догорать.

***

      Девушка ступает в густой туман, воздух вокруг холодный и безжизненный. Она сразу понимает, что это место опасно. Надвигается буря, облака становятся темнее, чем несколько часов назад, гром оглушительно грохочет и отдаётся звоном в ушах.       Единственными её попутчиками становятся мёртвые деревья, разбросанные по опушке леса. Девушка знает, что нужно приложить усилия, чтобы такое положение вещей оставалось неизменным.       (По крайней мере, она без труда сможет определить, следит ли за ней кто-то, благодаря многолетнему опыту).       Особенность обширных территорий вампиров заключается в том, что можно без труда сказать, где заканчивается область обитания людей и находится граница вампиров. Опытный глаз сразу определит, что местность начинает искажаться, а атмосфера становится угрожающей, как бы предупреждая о надвигающейся опасности.       В каком-то смысле это стало для охотницы привычным явлением, поэтому она может восхититься упорядоченным хаосом этого места.       Начиная от различных меток на деревьях, заканчивая старыми, обветшалыми знаками на обочинах дорог.       Ей часто встречались различные символы и флаги. А также факелы, освещающие лесные тропинки.       Каждый Клан, с которым ей приходилось столкнуться, имел свои собственные правила и традиции. И они не всегда включали в себя отречение от человечности. Некоторые вампиры отчаянно желали ощутить себя людьми и ухватиться за это зыбкое чувство.       Всё это было их способом вновь почувствовать себя живыми.       «Дом — это место, где можно почувствовать себя живым, — размышляет девушка, — удивительно.»       Они относились к тому типу "людей", к которым она испытывала некое подобие сострадания. Ибо они являлись теми, у кого не было выбора, кого мир отверг, и к кому всю жизнь относились столь несправедливо, что они просто растворились и стали шестерёнками в этом огромном механизме. Это печально. Это больно.       Жаль, что некоторые были полной противоположностью.       И она испытывала отвращение не только к вампирам. Девушка ясно осознавала, что жестокий поступок может совершить кто угодно на этой земле. Человечество всегда было неисправимо глупым.        Они относились к тому типу "людей", которых бы она хотела разорвать на части, изрешетив их тело, выставив напоказ пожелтевшие кости. Она хотела увидеть ужас, сотрясающий их тела и услышать громкий хруст суставов. И огонь бы сжёг их тела дотла, обнажая естество, выводя его на свет.       Спокойное безмолвие нарушено. Девушка ступает на рискованный, привычный для неё путь. И этот путь ярко освещён — вдалеке виднеется особняк — и она точно знает, куда следует идти. Но витражи поместья такие чистые и такие красивые, незапятнанные ни грязью, ни сажей, ни единой пылинкой. На мгновение это ослепляет и сбивает её с курса.       Поместье выглядит мрачным, древним, и одного взгляда на него становится достаточно, чтобы понять, как хорошо за ним ухаживают. И чем ближе девушка подходит, тем сильнее это место, по иронии судьбы, напоминает ей церковь. Она задаётся вопросом, не построено ли это здание с целью издевательства.       Девушка ступает очень осторожно. Бросать вызов чутью вампира — крайне легкомысленный поступок.       Раз. Два.       Они не представляют угрозы.       — Ты действительно далеко зашла.       Один из вампиров предстаёт перед ней. Долговязый, зелёные волосы, темно-синяя туника. Меч кажется чересчур громоздким для него.       Второй вампир где-то поодаль, прячется за мертвыми деревьями, скрываясь в тумане. О нём пока что нет зацепок, которые девушка могла бы принять к сведению.       — Да, — прямолинейно отвечает она, — я пришла поговорить с Селестией Люденберг.       Он удивлённо вскидывает бровь: — Ты сейчас серьёзно?       Она кивает.       Он кажется странно нескладным (возможно, его обратили совсем недавно), ему не хватает неземной красоты и грации, которая присуща всем вампирам. И скорее всего парень мог бы быть действительно привлекательным человеком, но вместо этого он выглядит нервным и неуверенным вампиром.       Взглянув на этого парня, можно сделать вывод, что он не готов к сражению.       — Гм… ну, я действительно не понимаю, почему ты хочешь поговорить с ней, — задумчиво произносит он. — Это очень странно, потому что большинство людей приходят сюда, чтобы убить её.       — Ко мне это не относится.       Он в замешательстве моргает.       — Почему я должен верить тебе на слово? Мне нужны доказательства.       Она раздражённо вздыхает.       — Я на территории вампиров. Совершенно одна. Не существует настолько глупого человека, который поступил бы так, преследуя не дипломатичные намерения.       Кратко, лаконично, прямолинейно.       Он снова моргает.       — Она права.       В густом тумане раздаётся другой голос, на этот раз — женский. Руки Киригири непроизвольно тянутся к оружию, но она игнорирует этот секундный порыв.       — Пожалуйста, не волнуйтесь. Мы ценим дипломатию так же, как и Вы.       Наблюдательная.       Светло-зелёные волосы. Ростом выше, чем Киригири в военных ботинках, что довольно необычно. И эта девушка, в отличие от парня, обладает элегантностью и пугающим очарованием, которое так свойственно вампирам.       И, судя по позе, она умеет драться.       Киригири молчит.       — Ваше имя? — Спрашивает девушка-вампир. — Нам нужно знать Ваше имя.       Обмен информацией. Киригири пытается просчитать ситуацию на шаг вперёд. Обе девушки ждут капитуляции своей соперницы.       — Кёко Киригири.       Незнакомка улыбается.       — Превосходно. — Она ​​сцепляет свои руки вместе. Первый вампир подходит к ней. — Я Кируми Тоджо. Это Рантаро Амами.       — Рад встрече, — говорит Амами. Теперь он выглядит гораздо спокойнее, вероятно, потому, что старшая вампирша решила, что девушка больше не представляет угрозы.       Она сдержанно кивает: — Взаимно.       На самом деле не совсем. За время их своеобразного знакомства она узнала об этих вампирах некоторые факты, но этого пока совершенно недостаточно. Поэтому девушка не знает, как себя следует вести. Ну, по крайней мере, эти вампиры довольно вежливы.       — Мы подчиняемся главе дома, нас здесь несколько, — говорит Тоджо. — Добро пожаловать в поместье Люденберг, мисс Киригири.       Услышав это вычурное, почтительное обращение, Киригири едва сдерживает усмешку.       Тоджо уходит вперёд, призывая следовать за ней.       — Пойдёмте, — вежливо обращается она, — скоро Вам удастся поговорить с ней. Но я должна спросить, для чего Вам разговаривать с хозяйкой?       Должно быть у Люденберг было много врагов. Такой вывод можно сделать, исходя из их поведения.       — Она кое-что знает, и мне нужна эта информация, — кратко отвечает Киригири, — это всё, что я могу сказать.       Амами смеётся.       — Ага, я вижу, ты не особо разговорчива, — вскользь подмечает он, — ты почти такая же загадочная, как и она. Ты ей либо очень понравишься, либо она тебя действительно возненавидит. Третьего не дано.       Тоджо усмехается.       — Действительно, хозяйка — очень таинственная личность, — отвечает девушка и бросает на неё изучающий взгляд, — хотя на Вашем месте я бы вела себя осторожнее.       Прекрасно.       Теперь она не может дождаться встречи с загадочной Люденберг.       — Я приму это к сведению.