Клятва бесчестия

Робб

— Два месяца! Он стукнул кулаком по столу для совещаний, убедившись, что костяшки пальцев сильно ударились о последнее известное положение Ланнистера. — Ты хочешь сказать, что моя сестра сбежала с Драконьего Камня почти два месяца назад, а мы только сейчас об этом услышали? Роб слышал, как из-под стола — впрочем, едва там помещаясь, учитывая его размеры — тихо рычит Серый Ветер. Лютоволк всегда так или иначе отражал его эмоции. Это была отличная тактика, которую они использовали против своих врагов, хотя в последнее время это, казалось, только добавляло нагрузки на его людей. Без облегчения, которое приходило с боем, без вкуса победы на языке, разочарование было небывало велико, и не в последнюю очередь по отношению к нему самому. К сожалению, бедный разведчик, который всего лишь хотел передать сообщение от другого человека, который, несомненно, сам услышал это от другого человека, в этот самый момент принимал на себя основной удар. — В отличие от паука, в нашем распоряжении нет армии шептунов, Ваше Величество, — вмешался лорд Русе Болтон своим обычным ровным тоном, избавляя разведчика от необходимости объяснять то, на что он не знал ответа. — Какой бы ни была наша военная мощь, лорд Тайвин всегда будет на шаг впереди в этом отношении. Некоторые назвали бы дерзостью заявлять о недостатках армии перед королём Севера. Робб называл это умным поступком. Конечно, северные лорды обладали тактом зубра и не боялись высказывать своё особое мнение, но по мере того, как Робб продолжал проявлять себя, а люди по всей округе начинали перешёптываться о Молодом Волке, слов становилось всё меньше и меньше. Они считали, что он, а следовательно, и они сами, не могли ошибиться, и какое-то время этого было достаточно, чтобы вести свои армии через Западные земли в погоне за призрачным Львом; но теперь не было даже этого. — Итак, вполне возможно, что они уже у него, — пробормотал Робб, вполне осознающий присутствие яда в собственном голосе. — Возможно, Ваша Светлость, — сказал Русе с другого конца стола. Он всегда вёл себя устрашающе спокойно, даже перед лицом битвы. Этот человек никогда не улыбался, но и, похоже, и не злился, и это, возможно, было самым ужасающим из двух фактов. — Однако я сомневаюсь, что даже Тайвин Ланнистер захотел бы умолчать о заполучении в свои руки вашей сестры, учитывая обстоятельства. «Учитывая смерть моих братьев, имеешь в виду». Робб сжал кулак и, прежде чем заговорить, разжал, позволив гневу, временно охватившему его сердце, снова утихнуть. После того как Бран и Рикон… умерли, а Санса и Арья пропали, оставалась только Мира. Она была наследницей его трона, где бы он на данный момент ни был; уж точно не Винтерфелл. Пока у него не будет собственного ребёнка, всё унаследует его сестра, и Русе был прав, Тайвин в полной мере воспользуется этим. Конечно, у него всё ещё был Джон, но слова короля объединённого королевства вряд ли могли повлиять на Дозор, не говоря уже о словах мальчишки, который был под контролем их двух. Всё, что он мог сделать, это попросить своих лордов не казнить Джона по прибытии, но его всегда будут считать предателем, беглецом и трусом. Больше эпитетов для бастарда Винтерфелла. Вздохнув, Робб посмотрел на разведчика. — Пошлите за моей матерью. Вскоре вошла Кейтилин, сопровождаемая своей защитницей, Бриенной из Тарта. Неоднократно поднимался вопрос о том, чтобы он избавился от этой женщины, хотя некоторые предлагали предпринять и дальнейшие действия — в связи с её уходом из лагеря Баратеонов и причастностью к смерти её короля. Но Робб знал, что его мать не лгунья и что она никогда не примет присягу убийцы королей. И отчасти он был рад, что кто-то присматривает за матерью. Может, Бриенна и была женщиной, но Робб видел, как она одолевала каждого мужчину, который осмеливался бросить ей вызов в часы тренировок в лагере. Его мать не могла желать лучшего. Русе откланялся — у него хватило ума понять, что это личное. Кивнув, Бриенна тоже вышла из палатки, хотя он знал, что женщина стоит снаружи. Она, вероятно, услышит каждое их слово. Он сомневался, что разговор будет тихим. Робб вытянул руки, облокотившись на стол. Это было единственное, что удерживало его на ногах в данный момент. — Мама, — медленно начал он, решительно глядя на Винтерфелл на карте, а не на женщину, которая его родила. — Прежде чем я тебе что-то скажу, я хочу, чтобы ты знала, что ни в чём нельзя быть уверенной и что эти новости доходят до нас поздно… очень поздно. Он, наконец, взглянул на неё. Боги, если его мать и не казалась постаревшей раньше, то сейчас она выглядела как призрак — иссохшая, измученная и уставшая настолько, что сон не мог её вылечить. Её волосы растрепались, глаза потеряли свой блеск, кожа побледнела, а морщины на лице углубились. Лёгкий ветерок мог сдуть её с места. А почему бы ей не выглядеть так? Сначала её муж, а теперь, насколько она знала, из её шестерых детей остался только он. Даже с учётом полученного сообщения, это всё ещё было вероятно. Робб глубоко вздохнул. — Пришло сообщение с Драконьего Камня. Несколько недель назад Мира сбежала. Он видел, как она напряглась, без сомнения, ожидая худших новостей. Это было всё, что их семья когда-либо получала. Но напряжение исчезло и сменилось выражением потрясённого облегчения. Его мать схватилась за стул и опустилась на него; её плечи тряслись. — Я знала, что однажды богам придётся выслушать меня, — сказала она срывающимся от волнения голосом. — Я знала… Он услышал вой Серого Ветра. Будучи послушным сыном, Робб подошёл к матери. Он положил руку ей на плечо, когда она заплакала, давая ей передышку, прежде чем продолжить; он не знал, как ещё утешить её. Мира бы знала, что делать. Она всегда знала. Но её здесь не было, лишь он — вынужденный блуждать в темноте в одиночестве. Когда они услышали о Винтерфелле, он должен был пойти к своей матери, и в конце концов он пошёл, но не раньше, чем нашёл утешение в объятиях Талисы, не раньше, чем отказался от своей клятвы, потому что ему нужно было побыть слабым. Ему нужно было, чтобы кто-то понял, что хотя бы на один день он не может быть королём или сыном; ему нужно было просто побыть мальчиком, сломленным так, как он не мог себе представить. Он понимал, что скоро они узнают, но пока ему нравилось притворяться, что всё по-прежнему так, как и должно быть. Иногда он задавался вопросом, остановила бы его Мира. — Как она сбежала? — спросила наконец его мать. Робб почувствовал, как дёрнулась его рука. — Я не знаю подробностей. Что я знаю точно, так это то, что она сбежала с Цареубийцей. — Джейме Ланнистер? — спросила Кейтилин, поворачиваясь к нему. — В последний раз, когда я его видела, он покидал Долину со своим братом. Я предполагала, что они возвращаются в Королевскую Гавань. — Джори тоже не упоминал о нём, но, как бы то ни было, похоже, что у Станниса Баратеона было несколько интересных заключённых, — продолжил Робб, переводя дыхание. — И теперь мы понятия не имеем, где они. И вот оно: этот выжидающий взгляд. Его мать ждала, что её сын скажет ей, что всё будет хорошо, что с его сестрой всё будет хорошо, потому что он перевернёт небеса и землю, чтобы найти её, молодую девушку, потерявшуюся в разгар войны, у которой не было ничего. Да помогут ему боги. — Мама… — Не надо, — отрезала Кейтилин, широко раскрыв глаза. — Я знаю, что ты хочешь сказать, но ты не можешь. — Дело не в желании, мама, — признался Робб, опускаясь на стул напротив неё. — У меня нет средств, чтобы отправить на её поиски отряд. Я даже не знаю, в каком направлении она направилась. — Она твоя сестра! — прошипела Кейтилин, вставая. — И ты просто оставишь её там! Хуже того, ты оставишь её с Джейме Ланнистером! Если он заберёт её к своей семье, мы больше никогда её не увидим! — Ты думаешь, я этого не понимаю? — Робб поднял глаза. — Ты думаешь, я сам не хочу отправиться на её поиски? Но сейчас всё по-другому. Моя армия растянулась по Западным землям. В наших лагерях не хватает людей, у нас не хватает припасов, и приближается зима. Я не могу пойти к своим людям и попросить их дать больше, чтобы я мог найти свою сестру, которой, возможно, уже нет в живых. Кейтилин выглядела возмущённой. — Ты слышишь себя? Я думала, что воспитала тебя лучше, что твой отец… — Отец научил меня, как быть лордом Винтерфелла, а не королём Севера во время войны, — перебил Робб, уставший от упрёков. Он уже ненавидел себя за это. — Я рассказал тебе о Мире, потому что хотел, чтобы ты хоть раз услышала что-то хорошее в этой опустошающей войне. Я мог бы не рассказывать тебе; я не могу позволить себе искать её, и мне нужно, чтобы ты поняла меня в этом вопросе. Она немного помолчала, заглядывая ему в глаза. Искала ли она в нём слабость? — Так или иначе, её брат вернёт её обратно. Это были твои слова для неё. Его мать осмелилась использовать эти слова против него, слова, которые он произнёс, когда на каждом шагу побеждал армию Ланнистеров, когда мысль о флоте Грейджоев рядом с ним не была далёкой, безнадёжной мечтой. Это была уже не та армия. Он был другим человеком. Она не могла ожидать, что он выполнит это обещание сейчас. Ему не пришлось отвечать, когда Бриенна вернулась в палатку. — Ваша Светлость, миледи, — произнесла женщина, склонив голову. — Простите, что прерываю, но я не могла не заметить вашего… затруднительного положения. Он предположил, что именно так это и называется. — Я хотела бы добровольно отправиться на поиски леди Миры, с вашего разрешения. Робб почувствовал, как у него совсем не по-королевски отвисла челюсть. Кейтилин покачала головой. — Бриенна, я не могу просить вас об этом. — Тогда, полагаю, хорошо, что вы не просили, миледи, — ответила Бриенна с лёгкой улыбкой. — Леди Бриенна, если вы хотите пресечь любые слухи о вас в лагере… — начал Робб. — Мужчины говорят, что хотят, Ваша Светлость. Я знаю это лучше всех, — сказала Бриенна. — Но дело не во мне. Поскольку я поклялась служить вашей матери, я считаю своим долгом искать её дочь вместо вас. Я много слышала о вашей сестре. Она, похоже, относится к редкому типу людей, и было бы постыдно оставлять её в компании Цареубийцы. Робб задумался о том, был ли более благородный способ пристыдить Джейме Ланнистера. — Очень хорошо. Если моя мать разрешит, тогда я разрешаю вам уйти. — Робб встал и направился к выходу. — Однако я бы попросил вас не отправляться туда в одиночку. — В этом нет необходимости, Ваша Светлость. В одиночку я передвигаюсь быстрее. — Тем не менее, я настаиваю, — ответил Робб, открывая полог палатки. — Пошлите за Оливаром. Стражник кивнул. — Незамедлительно, Ваша Светлость. — Я пошлю с вами своего оруженосца, поскольку сам не смогу пойти. Моя сестра, по крайней мере, должна знать, что я думаю о ней. — Я не сомневаюсь, что она верит в это, Ваша Светлость. Он встретился взглядом с Бриенной, хотя бы потому, что не мог смотреть в глаза своей матери. — Скоро мы выступаем в Харренхолл. Встретимся там, если будет возможно.

~***~

Мира

Небо было бледно-голубым и безоблачным. Благодаря беспрепятственному проникновению солнца в Винтерфелле стало теплее, чем привыкли большинство его обитателей. Дети покидали пределы замка без плащей и с закатанными по локоть рукавами, если позволяла ткань. Мейстер Лювин, поняв, что в такой чудесный день его занятия будут напрасными, отпустил учеников пораньше под крики триумфа и облегчения. Мира сидела на Буре, закрыв глаза, и что-то напевала, греясь на солнышке. В последнее время она слишком часто сидела взаперти. Было приятно снова оказаться на улице. Её глаза открылись, когда она услышала приближение всадников. Бран, широко улыбаясь, подъехал к ней на своей лошади, в то время как Джон и Робб следовали за ним. — Робб сказал, что я достаточно большой для Керна! — радостно закричал Бран, почёсывая серую в яблоках лошадь между ушами. — Правда? — спросила Мира, устремив холодный взгляд на своего близнеца. — А отец знает? — Конечно, знает, — ответил Робб, и они с Джоном одновременно озорно улыбнулись. — И он согласен. — А мама? Молчание. Теперь настала очередь Миры улыбаться. — О, ужин сегодня будет замечательным. Джон начал смеяться, когда улыбка Робба исчезла. — Ты всегда стараешься всё испортить, не так ли? — Ты слишком много улыбаешься для Старка, брат. Я только помогаю это исправить. Теон подъехал на своей кобыле, в то время как темноволосые брат и сестра по очереди смеялись над своим рыжеволосым братом. Рикон сидел перед ним, крепко сжимая поводья, несмотря на то, что Грейджой управлял лошадью. — Маленький лорд просил лично меня, — сказал подопечный её отца, подъезжая к ней. — Похоже, у него больше нет на тебя времени. Мира закатила глаза. — Он просто выматывает тебя для меня, Теон. Не то чтобы мне нужна была помощь, чтобы тебя превзойти. Парни хихикали, пока все выстраивали своих лошадей в ряд. Они проводили день у ручья неподалёку от дома, отдыхая в тени деревьев, пока солнце продолжало прогревать воздух. Мальчики дрались на палках, пока один из них — а что более вероятно, и все они — не оказывались в воде, задыхаясь и крича о том, какая она холодная. В этот момент ей было бы лучше уйти, потому что Робб не собирался лишать её этого удовольствия. Но сначала они должны были добраться туда. — До опушки леса? — спросил Джон. — Как всегда, — ответил Робб, кивая. — Это первая настоящая гонка для Брана, так что полегче. — Я справлюсь, — возразил Бран. Теон кивнул. — Серьёзный подход. Хорошо. — Хорошо, на счёт, — сказала Мира, натягивая поводья Бури. Кобыла почувствовала приближение гонки. — Три… два… — ОДИН! — прокричало размытое пятно, проносясь мимо них. Юные лорды и леди подняли головы и увидели, как ещё одна лошадь несётся вниз по склону холма, и узнали во всаднице не кого иного, как Арью. — Это нечестно! — закричал Бран, а старшие просто рассмеялись. — Так нельзя! Робб похлопал брата по плечу. — Что ж, тогда тебе лучше догнать её и преподать ей урок. Брану так и не удалось догнать Арью до того, как она добралась до опушки, но к тому времени, когда остальные догнали её, они уже были в ручье, махая кулаками и запачкавшись в грязи.

~***~

Почему? Это было единственное слово, которое смог создать её разум после нескольких часов (дней?) темноты и тишины, пустоты, которую, как ей казалось, она начала постигать, только чтобы обнаружить, что бездна бесконечна. Почему? Не было ни оправданий, ни объяснений, никаких доводов, кроме разве что полнейшего безумия, которые позволили бы ей хотя бы начать осознавать то, что сделал Теон. Подобные истории Мейстеры рассказывали своим подопечным, стыдливо качая головами, потому что даже мудрейший из людей не смог бы оправдать такие бессмысленные убийства. Был ли Мейстер Лювин всё ещё там? Видел ли он это? Или Теон убил и его тоже? О боги, вернулась ли её мать домой, или она в безопасности с Роббом? В безопасности на войне, в то время как её дом горел. Почему? Мира моргнула, уставившись на тлеющий пепел потухшего костра. Был ли это тот же самый огонь из её воспоминаний, что и давным-давно, или с тех пор они сменили местоположение? После того, как он сообщил ей эту новость, в её памяти осталось совсем немного. На неё что-то накинули. Она плотнее натянула это на себя, защищаясь от холодного утреннего воздуха. Это был плащ, и, как она поняла, не её. Он принадлежал Джейме. Она медленно села, завернувшись в ткань, и огляделась в поисках знакомой светловолосой головы у костра, но мужчины нигде не было видно; она задумалась, насколько они, должно быть, были в безопасности, если он решил оставить её одну. Возможно, он просто устал от её присутствия. С молчаливой молодой девушкой едва ли было весело. Прошло мгновение, за ним другое, и внезапно Мира поняла, что покидает лагерь. Возможно, её ноги знали что-то, чего не знала она. Казалось, они отошли на некоторое расстояние от Трезубца. Обычно великая река была в пределах их видимости, даже когда они разбивали лагерь на вечер, но, должно быть, в последнее время что-то изменилось. Возможно, они приближались к войне, и река больше не была лучшим вариантом. Мира нашла Джейме менее чем в двадцати футах от себя, у подножия каменистого склона, за которым начинался небольшой ручей. Он наполовину зашёл в воду, сбросив сапоги и рубашку на ближайший камень, и теперь мылся в ледяном потоке — по крайней мере, так она поняла по его бормотанию. Он совершенно не замечал её присутствия. Если бы он солгал, она бы ему поверила. Если бы он посмотрел ей прямо в глаза и сказал, что всё в порядке, даже если бы она могла видеть всё насквозь, она бы поверила ему, потому что её тошнило от правды. Правда отняла у неё всех и вся. По крайней мере, с помощью лжи она могла притворяться, что её жизнь была прежней, даже когда тяжесть происходящего вдавливала её в грязь. Джейме наконец заметил её присутствие, стоя в воде и ухмыляясь ей со знакомой дерзостью. — Увидела что-то, что тебе понравилось? Он сказал это ей однажды, целую жизнь назад, в Винтерфелле. Тогда её тоже поймали на том, что она пристально смотрела на него. Почему она так делала, осталось для неё загадкой, чем-то неважным, утраченным со временем. Но она назвала его красивым. Даже сейчас, когда затруднительное положение и голод начали сказываться на его теле, когда его борода снова отросла, а волосы безвольно свисали на лицо, это слово было подходящим описанием этого человека. В любой другой день она бы ужасно покраснела и убежала, обхватив голову руками. Но не сегодня. На самом деле, она даже не обратила внимания на его слова, глядя мимо него, пока Джейме не понял намёка. Он вздохнул и провёл рукой по лицу. — Возвращайся в лагерь, Мира, — пробормотал он. — Я скоро приду. Она не ответила и не пошевелилась, а Джейме, казалось, было всё равно; он вернулся к мытью, как будто не увидел её изначально. Мира моргнула. — Я понимаю, почему ты это сделал. Джейме остановился и снова посмотрел на неё. Его так удивил тот факт, что она заговорила, или то, что её голос был так мало похож на её собственный? — Почему ты вытолкнул моего брата из башни. Как легко было сказать это сейчас, как будто предательство Теона полностью перечеркнуло предательство Джейме. Какое это имело значение, если этот мужчина перед ней чуть не убил Брана, когда Теон на самом деле это сделал? Он не знал её брата, в то время как Теон наблюдал за его взрослением, и поэтому его поступок был более отвратительным. По крайней мере, так она говорила себе. Должно быть, её мысли блуждали дольше, чем она осознавала, потому что, когда Мира набрала в грудь воздуха, чтобы заговорить снова, Джейме уже вылез из воды и надел тунику. Внезапно он перестал казаться раздражённым её странным поведением, а стал любопытным, даже обеспокоенным. — Если бы я знала… — она сделала ещё один вдох, чувствуя, как её захлёстывает внезапный гнев. Это заставило её крепко сжать кулаки, ногти впились в кожу. — Если бы я знала, на что способен Теон, что он собирается сделать, я бы убила его на месте. Она смотрела в эти устремлённые на неё зелёные глаза и могла поклясться, что видела в них разочарование. — Нет. Как одно это слово могло ощущаться точно удар под дых? — Нет? Джейме не спешил подходить к ней, словно обдумывая, что сказать. Даже остановившись рядом с ней, он молчал, опустив глаза. Она смотрела, как вода стекает с его волос, образуя тёмные пятна на ткани рубашки. — Это была бы не ты, Мира. Я думаю, ты бы поговорила с ним, умоляла его, отдала бы свою жизнь, если бы потребовалось, но не смогла бы убить вот так. — Я убивала, — ответила Мира сквозь стиснутые зубы, словно оскорблённая тем, что она не способна быть такой же бессердечной, как и все, с кем она сталкивалась в своей жизни. — Ты защищала себя. Это совсем не одно и то же, — возразил Джейме. — Смотреть человеку в глаза, держать его жизнь в своих руках и принимать решение не щадить его — это совсем другое. Он наконец поднял глаза, и Мира была удивлена тем, каким уязвимым он казался. Он говорил о Бране? Это не было мгновенным решением. Он держал её брата в своих руках, и у него был выбор, но он выбрал смерть. Он выбрал Серсею. Забавно, что эти две вещи всегда шли рука об руку. Мира покачала головой, ненавидя то, как разумно звучал Джейме. — Может, мне и следует быть такой. Куда меня привела доброта? Лишь сюда. — Нет, — повторил он, и почему-то это задело больше, чем в первый раз. — В мире достаточно Теонов Грейджоев. Но ты? Семи Королевствам пригодилось бы больше таких, как ты, Мира Старк. Затем он ушёл, и она позволила ему, на мгновение погрузившись в ошеломлённое молчание. Как получилось, что после всего случившегося Джейме Ланнистеру удалось заставить её почувствовать себя виноватой?

~***~

Джейме

В тот вечер, незадолго до захода солнца, они нашли заброшенный дом. Было ли это хорошо, плохо или просто какая-то глупая удача, ещё предстояло определить, но, учитывая, что ни он, ни Мира всё ещё не выпускали из рук свои оружия, было очевидно, на что они делали ставку. Внутри находилась старая, сломанная мебель и полусгнившие дрова, но в остальном место выглядело едва ли обжитым. Все поверхности были покрыты толстым слоем пыли, не было видно ни одежды, ни каких-либо остатков еды. Ничто не пахло отвратительно, ничто не двигалось. Было просто... пусто. Джейме был не из тех, кто быстро выходит из себя, но, если быть честным, он предпочёл бы обнаружить следы борьбы внутри. Мысль о том, что это место осталось заброшенным только для того, чтобы они его нашли, давила на него тяжким грузом, но, как и та пещера, это была слишком хорошая возможность, чтобы её упустить. Мира спряталась в углу возле камина, держа свой клинок на виду, и, не мигая, смотрела на дверной проём, ожидая, что кто-нибудь появится на пороге. Любой, кто попытается приблизиться к ней этой ночью, быстро пожалеет об этом. Включая его самого, отметил он. Джейме стал наблюдать за пламенем, ревущим в камине, вполуха прислушиваясь к отдалённым крикам сумасшедшего. Как странно, что Эйрис стал его наименьшей заботой. Он предпочёл бы услышать его бред, чем крики Миры или вздох маленького мальчика, летящего навстречу своей гибели, мальчика, чьи глаза были точь-в-точь как у его старшей сестры. Он провёл рукой по лицу. Семь кругов ада, она определённо влияла на его настроение. — Ты думаешь о нём? Джейме посмотрел направо. Мира наблюдала за ним, её лицо было наполовину скрыто тенью от огня. Он вспомнил, как она вздрагивала, когда задавала вопросы. Она села ещё выше, вцепившись в плащ, который ей ещё предстояло вернуть. — У тебя всегда такое выражение лица, когда ты смотришь на огонь. — И что это за выражение? — спросил он, огрызаясь, хотя и не хотел этого. — Такое же, как у тебя было в тронном зале, когда ты рассказал мне о моих дедушке и дяде, — невозмутимо продолжила она. — Как будто… ты вернулся туда. Боги, он начал задаваться вопросом, как им с Серсеей удавалось так долго выходить сухими из воды, если его было так легко прочесть. С другой стороны, Роберт никогда не отличался особой наблюдательностью, по крайней мере, когда дело не касалось сисек или вина. А подмечать эмоции Цареубийцы? Иные его побери, зачем ему это делать? Джейме снова уставился на огонь, слушая, как он потрескивает, и не обращая внимания на сверлящие его глаза. — Сжечь их всех, — прошептал он, почувствовав, как тяжесть внезапно свалилась с его плеч. — Это были его последние слова. Он выкрикивал их снова и снова, даже когда я вонзил свой меч ему в спину. Даже когда я перерезал ему горло, я видел, как его губы произносят эти проклятые слова. На мгновение ему показалось, что кровь на его мече начнёт гореть, расплавит сталь клинка, сделает что-то мистическое, но ничего не произошло. Кровь Эйриса Таргариена была такой же красной и неинтересной, как и у всех, кто был до него, и у всех, кто будет после. Прежде чем до Джейме дошло, что он натворил, он почти почувствовал разочарование. Плотина разрушена, и он позволил остальным словам вырваться наружу. Это была давно нерассказанная история, секрет, которым отчаянно хотелось поделиться. — Ты начитана, так что, полагаю, знаешь, что такое Дикий огонь и его свойства, — продолжил Джейме, наблюдая, как пламя в камине приобретает болезненный зелёный оттенок. — Представь себе бочки с этим веществом, которые тянутся так далеко в обоих направлениях, что не можешь понять, где они заканчиваются. Эйрис заставил алхимиков работать день и ночь, чтобы изготовить его, разместив в тайниках по всему городу. Он всегда был параноиком, но это было… что-то совсем другое. Однажды Эйрис посетил кладовые глубокой ночью, чтобы никто не увидел. У жидкости был резкий запах, который Джейме не смог бы забыть, даже если бы попробовал. Густая, тошнотворная жидкость, от которой его чуть не стошнило. Для Эйриса она, должно быть, пахла сладким нектаром. Он бы, наверное, выпил немного, если бы не воспоминание о гибели Эйриона Яркое Пламя. Если бы он всё же сделал это, то избавил бы их всех от того, что должно было произойти. — Когда мой отец разграбил Королевскую Гавань, Безумный король отдал мне один приказ: «Принеси мне голову Тайвина. Докажи, что ты не предатель». На самом деле он планировал сжечь город дотла, как солдат, так и младенцев, в величайшем пожаре, который когда-либо видел мир. Но он не умер бы вместе с ними, нет. Драконы не горят. Он воскрес бы снова, король пепла и костей. В то время его не было рядом с Эйрисом. Как единственного члена Королевской гвардии, оставшегося в городе, его назначили ответственным за защиту Красного замка. Но когда он услышал эти приказы, он побежал. Страх вызвал в его воображении картины зелёного пламени, прыгающего по стенам, как будто он уже опоздал. На него упал предмет мебели, и он подумал, что настал конец. Люди говорили «Цареубийца» и представляли себе человека, который с жестокой улыбкой смотрит на совершенное им преступление, как будто он получает от этого удовольствие. Джейме Ланнистер, убивший своего короля, был всего лишь мальчишкой, у которого так сильно дрожали колени, что он едва мог стоять, покрытый потом и тяжело дышащий после самого отчаянного бега в его жизни. — Последняя десница короля — Россарт, глава алхимиков — практически подпрыгивал от радости при мысли об использовании своего дикого огня, поэтому я убил его первым. Эйрис повернулся, чтобы убежать, и я убил его следующим. Я думаю, ты и все остальные в королевстве знают, что произошло после этого. Он всё ещё чувствовал, как лезвия тёрлись о его доспехи, когда он сидел на Железном троне, и скрежет, который больше походил на визг — или это были крики из города внизу? Он всё ещё видел выражение лица Неда Старка, когда нашёл его там, ожидающим и принимающим то, что должно было произойти. У него чуть не закружилась голова, и ему пришлось прикусить язык, чтобы не рассмеяться, и внезапно безумие Эйриса перестало казаться таким уж странным. То, как Хранитель Севера смотрел на него, словно он был оскорблением всего сущего, заставило его кровь закипеть. Он осмеливается сидеть и судить его, как будто они с Робертом не проехали через весь континент, чтобы сделать то же самое со своим королём. Они тоже давали клятвы, но очень удобно забыли об этих истинах. — Я провёл следующие пару дней, выслеживая других алхимиков, чтобы убедиться, что последний приказ Эйриса так и не был выполнен. Они умоляли, предлагали деньги, но в конце концов замолчали, как и все остальные. Вернувшись, он услышал, как Нед Старк просит Роберта хотя бы отправить его на Стену. Кровь их потенциальных убийц всё ещё покрывала части его клинка, и это было его расплатой. Если они так думали, то он предпочёл бы плаху палача. Это было милосерднее. Мира была права: он снова возвращался туда и оставался там до тех пор, пока не увидел, как её маленькая фигурка выползает из своего укрытия. Она села перед ним на колени, так что их глаза оказались на одном уровне, и пламя полностью исчезло из поля его зрения. Во внезапно наступившей темноте было трудно разглядеть черты лица девушки, но ему показалось, что её лицо было мокрым. — Ты поступил правильно, Джейме. Ты был прав, что убил его. Он не был уверен, что лишило его дара речи: слова, которые она произнесла, или убеждённость, с которой она это сделала. Историю о том, почему он убил Эйриса, он никогда не рассказывал — либо потому, что никто не хотел её слушать, либо потому, что ему не хотелось оправдываться. Если никто не мог понять, почему кто-то отвернулся от такого монстра, зачем ему беспокоиться? Их мнение никогда не изменится. Но Мира Старк всегда была другой, не так ли? — Твой отец так не думал, — прошептал Джейме, и его голос охрип по неизвестной ему самому причине. Мира откинулась назад, слегка повернувшись к огню, чтобы он снова мог как следует разглядеть её лицо. Она не рассердилась на его слова, только задумалась, прикусив губу, как делала всегда. — Мой отец был хорошим человеком. Благородным, честным до невозможности и одним из лучших людей, которых я когда-либо знала, — медленно проговорила она с задумчивой улыбкой на лице, когда снова повернулась к нему. — Но он ошибался. Она говорила ему похожие слова в ту ночь, когда он спас её от гнева Роберта. Хотя тогда они ошеломили его, он всегда думал о них как о словах спасённой девушки, ослеплённой своей благодарностью. Мира никогда бы не почувствовала то же самое, если бы узнала, что он сделал. Но теперь она знала всё: про Эйриса, Серсею, своего брата — всё это; и всё же она произнесла эти слова. — Мне жаль, — сказал он, внезапно охваченный чувством вины, от которого его затошнило. — Я знаю, — ответила Мира, кивая. Она взяла его левую руку обеими руками, осматривая следы раны, и, казалось, снова пыталась сдержать слёзы. — Я… Ты был прав, я не должна была быть такой, быть похожей на него. Не должна. Он увидел, как она прерывисто вздохнула, почувствовал, как её тёплые руки чуть крепче сжали его, пытаясь передать то, что она чувствовала, потому что слова давались ей с трудом. — Я не знаю, смогу ли я простить тебя, Джейме. Я не знаю, можно ли и нужно ли прощать что-то подобное, но… Я больше не могу держать на тебя зла. — Голос Миры был тихим, когда она произносила эти слова, не отрывая взгляда от его руки. Она водила пальцами по формирующемуся шраму. Что-то сжалось у него в груди. — Хорошо заживает. Затем она попыталась отстраниться, освобождаясь от того направления, которое принял разговор, но Джейме обхватил пальцами её руку и удержал на месте. — Расскажи мне о нём. Мира наконец встретилась с ним взглядом, её глаза слегка забегали, когда она искала в них объяснения. А потом она расслабилась, её плечи поникли, и её рука сжала его в ответ. — Я уже говорила тебе однажды, что он всегда хотел стать рыцарем. Он только начал упражняться с луком. Бедняжка ещё не очень хорошо с этим справлялся и… Казалось, она говорила часами; она никогда не уставала повторять слова о них, и он никогда не раздражался из-за того, как долго она рассказывала истории о Бране и Риконе. На самом деле, только после того, как огонь в камине потух, Джейме заметил, что она остановилась. Мира заснула, свернувшись калачиком у него на плече и тихо посапывая. Её лицо было спокойным, а не напряжённым от беспокойства или муки, как это было в последнее время. Ему почти казалось, что ей было уютно в его объятиях, с её рукой всё ещё крепко сжатой в его. В какой-то момент они сменили положение, что позволило Джейме прислониться к стене, чтобы он не потревожил её сон. А когда сон медленно овладел и им, он впервые почувствовал, что на него снизошёл покой. И там, в разгар войны, в заброшенной хижине с девушкой, которую он мог бы назвать своим врагом, Джейме Ланнистер погрузился в самый спокойный сон за последние годы.