Клятва бесчестия

Джейме

Проснувшись утром, он был один. Как оказалось, Мира была совсем рядом с хижиной, ухаживала за лошадьми, но Джейме не мог скрыть разочарования, которое поселилось где-то внизу его живота. Она поприветствовала его улыбкой и слабой шуткой насчёт того, что он проспал всё утро, но с тех пор они не разговаривали, предпочитая ехать молча. Честно говоря, он не был уверен, что сказать. Он был почти уверен, что предыдущая ночь ему приснилась, но каждый раз, когда он ловил взгляд Миры, в её темных зрачках появлялось выражение, которого определённо не было ни днём ранее, ни в любой другой день. Он не мог понять, что это, и, честно говоря, размышлял об этом большую часть дня. Джейме знал о гневе, ненависти, отвращении — обо всех тех ужасных чувствах, которые люди испытывали к нему, — но то, как смотрела она, точно таким не являлось. Боги, он переживал из-за этого, как какой-нибудь проклятый мальчишка. Это было жалко. Но он ничего не мог с собой поделать. Он рассказывал эту историю один раз и только одному человеку. Тирион нашёл его в ночь свадьбы Роберта и Серсеи, когда ему наконец позволили напиться до бесчувствия. То, что он натворил, вкупе с отказом сестры видеться с ним в течение двух недель перед церемонией, привело его в ужасное состояние, а алкоголь только усугубил его. Тирион услышал рассказ, который более или менее напоминал то, что он рассказал Мире, хотя и немного более невнятный и чуть менее добрый. Когда на следующий день его брат предложил рассказать обо всём отцу, это привело к одному из тех редких моментов, когда он по-настоящему разозлился на него. С тех пор они не говорили об этом. Дело в том, что Джейме не знал, что делать дальше. Собиралась ли Мира молчать об этом или расспросить его подробнее? Он не был уверен, что сможет выдержать большего. В последнее время он во многом не был уверен. Пока его мысли продолжали блуждать по кругу вокруг девушки рядом с ним, Мира начала ёрзать в седле. Он заметил, что она время от времени поглядывает в его сторону, раздумывая, но у него не хватило силы воли встретиться с ней взглядом, пока она не откашлялась. — Расскажи мне о Утёсе Кастерли. Взгляд, которым он одарил её, должно быть, был нелепый, потому что она прикусила губу, чтобы удержаться от улыбки. — Зачем? — спросил он. — Мне кажется, что существует очень большая вероятность того, что я могу оказаться там, — ответила она, снова глядя на свои руки. — И я подумала, что… О, я не знаю. Я просто больше не хочу тишины. Она заставляет меня слишком много думать. Он подумал, что могло быть и хуже. Она могла вновь спросить про Эйриса, но ему уже следовало бы сообразить, что к чему: Мира знала, когда следует избегать чего-либо. Джейме откинулся в седле, радуясь, что можно отвлечься. — Не уверен, что знаю, с чего начать. Боги, он даже не мог вспомнить, когда в последний раз был дома. Уж точно не до восстания Роберта, не так ли? Нет, в Ланниспорте проводили турнир — после того, как они победили Грейджоев. Он почти выиграл его, но Роберт отдал приз какому-то человеку, только что посвящённому в рыцари. Был ли это сир Джорах? Это означало, что, когда он в последний раз был в Утёсе Кастерли, Мире Старк было, сколько, пять лет? Шесть? Семь кругов ада, он надеялся, что его стон не был услышан. Мира не засмеялась, так что либо ему повезло, либо её актёрская игра неизмеримо улучшилась. — Он действительно такой огромный, как говорят? — спросила она, покачав головой, как только произнесла эти слова. — Это… глупый вопрос. Моя сестра всё время твердила о том, какой он большой, а я никак не могла в это поверить. Это казалось неправильным — чтобы что-то могло быть таким огромным, — но потом мы приехали в Королевскую Гавань и… Ну, я начала сомневаться во всём. Даже дурак понял бы, что в её словах был другой смысл, но Джейме устал от наболевших тем. — Красный замок был в шаге от дома, — пробормотал он, вызывая в воображении образ Утёса. Он был не менее величественным, чем рассказы о нём. Некоторые вещи просто должны превосходить ожидания. — Он расположен на скалистом мысе, который выше Стены, и виден за много миль отсюда. Раньше я думал, что если встану на самую высокую башню, то смогу увидеть, что находится по ту сторону Закатного моря. Затем он усмехнулся. — Но он всё же был не настолько огромным, чтобы убежать от отца, когда я прогуливал занятия. Мира улыбалась рядом с ним, хотя он мог видеть тень грусти в её глазах. Вряд ли что-то могло отвлечь её от братьев, но она старалась. У неё, как он полагал, не было выбора. — Ты обожаешь Утёс Кастерли. Это было утверждение, а не вопрос, и, возможно, не такой уж неверный. Ему нравился его дом. Там были воспоминания, которые он не променял бы ни на что на свете, но были и другие: далёкие отголоски пения его матери, тёплая улыбка и нежная рука, развеивающая его страхи — но заглушаемая ужасающими криками. Смерть леди Джоанны изменила Утёс Кастерли. Для него он уже не будет таким, каким для Миры был Винтерфелл. Тем не менее, ему он нравился, и, возможно, он всё ещё любил его по-своему — хотя бы ради своей матери. — Джейме, почему ты вступил в Королевскую гвардию? Однажды она спрашивала что-то подобное — и её тон говорил о том, что она это помнит, — в те времена, когда Роберт всё ещё неистовствовал, и никто ничего не знал о том, что происходит в Королевской Гавани. Он ответил единственным известным ему способом: грубо, в надежде, что на этом разговор и закончится. Джейме почти пожалел, что не может сделать то же самое сейчас. — Я думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос, — мрачно сказал он. Мира покачала головой. — Твоя сестра — королева. У неё есть Королевская Гавань, дети и власть. С чем она оставила тебя, Джейме? Серсея дала ему всё, в чём он нуждался: себя, его вторую половину, единственную, с кем он мог быть единым целым. Ему не нужен был Утёс Кастерли или дети, которых он мог бы назвать своими собственными; ему не нужно было наследие, к которому его отец стремился каждый день своей жизни. Неважно, что они не так уж много времени проводили вместе, они всё равно были вместе, а без Королевской Гвардии ничего из этого не было бы возможным. Лжец. Голос вернулся, только он не принадлежал ни Тириону, и даже ни Мире. Он принадлежал ему. Джейме направил своего жеребца вперёд. Его не волновало, что он уходит от разговора; он просто хотел, чтобы он поскорее закончился.

~***~

Мира догнала его некоторое время спустя, когда он остановился у небольшого притока Трезубца. Глубина не могла превышать фут, но, судя по тому, как выглядел ландшафт, его часто затапливало. Казалось, она с трудом подбирает слова, теребя гриву своей лошади, но Джейме не мешал ей ёрзать. Ему не нравилась мысль о возвращении к этой теме. — Мне не следовало говорить всё это тогда. Я не имела права спрашивать, и мне очень жаль, — призналась Мира, хотя, похоже, ей не слишком это нравилось. — Но я беспокоюсь, что… — Как ты думаешь, мы уже были здесь раньше? — спросил Джейме, прерывая её. Он не хотел слышать о том, как она волнуется; он больше не хотел слышать её мыслей по этому поводу. Теперь он вёл себя как ребёнок. Мире, однако, тоже не терпелось переключиться на другую тему, и она с вновь обретённым любопытством оглядывала лес. Это не имело большого значения. Деревья выглядели так же, как и в течение многих дней. Как только они забрались достаточно далеко вглубь материка, леса стали густыми и всё ещё не заканчивались. Они не начнут редеть, пока не приблизятся к границам Западных земель, и в этот момент он начал верить, что они доберутся туда. — Я так не думаю, — ответила Мира, но он услышал сомнение в её голосе. Без Трезубца в качестве точного ориентира было трудно идти по прямой, но так далеко в Речных землях оставаться возле открытой воды было опасно. Джейме фыркнул. — Такими темпами война скоро закончится, а мы всё ещё будем бродить по лесу. Мира, промычав, молча согласилась, явно увлечённая этой мыслью. Что ж, по крайней мере, её настроение улучшилось. Они сидели молча, давая лошадям время отдохнуть и напиться из маленького ручья. Мира не торопясь приводила в порядок волосы. Он наблюдал, как её маленькие пальцы ловко заплетают тёмные пряди, и она совершенно не замечала маленькой веточки, застрявшей в них. Или, возможно, ей было всё равно. Он невольно протянул руку и вытащил веточку из её волос. Мира не вздрогнула, но повернулась к нему, удивлённо приподняв бровь. Джейме Ланнистер был не из тех, кто смущается, но он определённо почувствовал себя пойманным под её пристальным взглядом и изо всех сил пытался найти какое-то объяснение. Конечно, его не было. Внезапно она улыбнулась, выглядя по-настоящему озорной. — Значит ли это, что ты простил меня? А потом она рассмеялась, громко и сердечно, закрыв глаза, плечи дрожали в такт и всё такое. Когда её голос эхом разнёсся среди деревьев, Джейме увидел, как молодость возвращается к её чертам, и тяжесть всего, что произошло за последние несколько дней, отступает. В этот момент она казалась такой непохожей на себя, и всё же он решил, что именно так она и должна выглядеть. Угрюмый вид северянки ей не шёл, особенно когда она могла выглядеть так, как сейчас. Забыв о том, что он должен был быть обиженной стороной, Джейме улыбнулся и даже усмехнулся про себя, наблюдая за безнадёжными попытками Миры сдержать смех. Она прикрыла рот руками, тёмные глаза блестели поверх её пальцев, когда она наблюдала за ним. Джейме дёрнулся вперёд, и у него перехватило дыхание, как будто кто-то сильно хлопнул его по спине. Он начал приходить в себя, опираясь на свою лошадь и в замешательстве глядя на Миру, обнаружив, что она стала молчаливой и неподвижной. Её глаза расширились от страха, и все краски отхлынули от её лица. Он посмотрел вниз. Наконечник стрелы торчал у него из груди, где-то чуть ниже левого плеча. Его пальцы коснулись зазубренного металла, чувствуя тёплую кровь, его кровь, которая сочилась по поверхности. А затем он упал.

~***~

Санса

Несмотря на засушливую окружающую среду, Водные сады, как оказалось, полностью оправдывали своё название. Здесь было не так зелено, как в любой другой стране на севере, и растения не были похожи ни на что, что она когда-либо видела: множество странных колючих растений, которые, казалось, хорошо сочетались с их обитателями. Тем не менее, они были прекрасным убежищем от песков Дорна. Однако спасением от сурового климата они не стали. Санса решила, что в Королевской Гавани было тепло, и улыбнулась про себя, когда быстро к этому привыкла, но в Дорне солнце было просто отвратительным. В Винтерфелле она праздновала появление этого яркого шара в небе, а здесь она бы сделала то же самое с облаками, которых не видела с тех пор, как ступила в это место. И ей, и Мирцелле пришлось заказать новые платья из ещё более лёгкой ткани, чтобы не перегреваться. Кроме того, в какой-то момент их кожа приобрела ужасный оттенок красного, и они не выходили из прохладных помещений, пока она не пришла в норму — или хотя бы немного ближе к нормальному цвету. Санса всегда была бледной, но сейчас заметила, что её открытая кожа слегка загорела. Сначала мысль об этом вызвала у неё отвращение, но потом она вспомнила, где находится и почему. У неё были более важные дела. Например, поддерживать своё прикрытие. Оберин отвёл её к Дорану поздно вечером, когда Мирцелла уже спала, и принц сказал ей примерно то же самое, что и его брат: ей здесь не рады, но они не отошлют её. Санса, со своей стороны, восприняла эту информацию спокойно и сделала всё возможное, чтобы поддержать эту иллюзию. Она подружилась с несколькими служанками, попросила их показать ей окрестности и, когда не была занята, старалась запомнить извилистые дорожки. Она узнала, как дорнийцы предпочитают укладывать волосы, выяснила, кто из поваров более благосклонно относится к её просьбам — ночные угощения чудесным образом помогли Мирцелле справиться с тем, что она была так далеко от дома, — и, прежде всего, старалась избегать кого-либо из дома Мартеллов. Тем не менее, она думала, что каждую секунду ощущает на себе чей-то взгляд. Иногда из-за этого было трудно заснуть. Полдень был самым невыносимым временем, поэтому Санса и Мирцелла стали прогуливаться по садам ранним утром, когда на папоротниках, разбросанных вдоль их маршрута, ещё оставалось немного росы, а воздух был влажным. Это стало их повседневной рутиной, как и избегание сира Ариса, к большому огорчению Королевского гвардейца. Мирцелла привыкла проводить вечера с Тристаном, и по утрам она подробно пересказывала ей о каждом моменте этого времяпрепровождения. — Кайвасса — такая замечательная игра! — воскликнула Мирцелла, и её голос звучал гораздо оживлённее, чем когда-либо в Королевской Гавани. Возможно, Санса была не единственной девушкой, сидевшей в клетке. — Раньше я думала, что Тристан просто позволял мне побеждать, но прошлой ночью он был так расстроен, что казалось, будто у него из ушей пойдёт пар! Санса мягко улыбнулась. — Похоже, у вас к этому талант, миледи. Большие зелёные глаза уставились на неё. — Алейна, ты уверена, что не хочешь попробовать? — Нет, принцесса, как я и говорила вам вчера и, скорее всего, скажу завтра. — Я могу и приказать, знаешь ли. Она почувствовала, как у неё дёрнулись губы. — Это было бы не очень по-доброму. Мицелла на мгновение замолчала. — Действительно. Они продолжили свою прогулку и подошли к открытой тренировочной арене. Большую часть времени по утрам там проходили учения стражников, и по большей части две девушки не обращали внимания на царящий вокруг хаос; но в этот день происходило сражение иного рода. Узнать Оберина Мартелла было несложно. Он был единственным мужчиной, сражавшимся в данный момент, и сражался с тремя молодыми девушками. Темноволосые и свирепые, как и он, — Санса могла только предположить, что это были его дочери; три его Песчаные Змейки, как их называли. Она никогда не слышала о них, пока не прибыла в Королевскую Гавань, — мейстер Лювин предпочитал умалчивать об этих ветвях, когда дело доходило до уроков о великих домах. Леди и лорды в равной степени любили посплетничать о свирепых молодых девушках, которые вели себя как мужчины и предпочитали оружие. Казалось, на этот раз сплетни не оказались ложными. Однако, несмотря на их знаменитую свирепость, было ясно, что они не ровня своему отцу. Оберин пронёсся мимо них со скоростью, которой она не замечала даже у мужчин вдвое моложе него, уклоняясь от ударов копий и блокируя тупые клинки своим собственным. В то время как девушки кричали и возмущались, нахмурив брови от ярости и сосредоточенности, Оберин даже не выглядел запыхавшимся, а его рот был широко раскрыт в радостной ухмылке. Он наслаждался. — Если вы хотите победить меня, действуйте сообща! — крикнул он, хватая копьё одной из девушек. Он с лёгкостью вырвал его у неё из рук и отправил её кувырком на тонкий слой песка, покрывавший тренировочную площадку. — Вы сестры, а не соперницы! Почему вы должны превосходить друг друга? Ещё одна девушка с криком бросилась вперёд, занеся меч для удара, но Оберин легко увернулся, задев её незащищённые ноги копьём сестры. Последняя девушка отступила, прокручивая в руках два маленьких лезвия. Оберин проверял её защиту, нанося удары слева, справа и снова слева, удерживая её в напряжении. В отличие от своих сестёр, младшая не сдавалась, предпочитая ждать. Когда её отец немного замешкался, она нырнула и приставила лезвие к его шее, прежде чем он смог заблокировать её. Она улыбнулась. — Я победила. Оберин немного подождал, прежде чем ударить девушку головой и сбить её с ног. Он опустился на колени рядом с ней, схватил один из оброненных ею клинков и поднёс его к её шее. Санса заметила, что дорнийская женщина, стоявшая на другом конце двора, нервничает: даже издалека на её лице отчётливо читалось беспокойство. — Ты не победишь, пока не прольётся кровь, или пока я не скажу об этом, — категорично заявил Оберин, опуская клинок. — Ты слишком самоуверенна, Тиена. Острие меча прижалось к шее Оберина. — Или, возможно, ты самоуверен, отец. Оберин усмехнулся, хотя в его голосе не было веселья. — И это ты называешь победой? Пожертвовать своей сестрой, чтобы победить противника. Это большее поражение, чем если бы он убил тебя, Обара. Девушка по имени Обара нахмурилась, в то время как её сестра, Тиена, встала. Позади их отца хихикнула третья девушка. Оберин указал лезвием в её сторону. — Не думай, что ты невиновна в этом, Нимерия. Ты самая быстрая из своих сестёр, и всё же тебе потребовалось время, чтобы оправиться от моей атаки. Ты и твоя сестра могли бы застать меня врасплох задолго до того, как Тиена упала. Лицо Нимерии вытянулось. — Да, отец. Вздохнув, Оберин посмотрел на быстро поднимающееся солнце. — На сегодня достаточно. Если мы позволим солнцу взять над нами верх, наши головы никогда не остынут. — Это при условии, что они были такими с самого начала. Женщина, наблюдавшая за происходящим, вышла из тени пальм, обнимая Оберина. То, как она была одета, было ужасно вызывающим, даже по меркам Дорна: платье было тёмным, но с ужасно глубоким вырезом спереди и сзади, но, казалось, её это не волновало. Любовница. Да, это было то самое слово, которое, как слышала Санса, шептали слуги. Эллария Сэнд, давняя любовница Оберина и мать четырёх его дочерей. Она наблюдала, как Оберин усмехнулся, что-то прошептал, а затем обнял её в ответ и страстно поцеловал, когда его дочери ушли. Санса повернула голову, чувствуя себя лишней. Мирцелла, однако, казалась очарованной. — Они как любовники из легенд. Мать и отец никогда такими не были. Не думаю, что я когда-либо видела нечто подобное. Санса видела. Невольно её мысли обратились к далёкому замку, укрытому от холодных ветров и унылых пейзажей Севера. — Мой дядя — настоящий воин, не так ли? Обернувшись, Санса вежливо наклонила голову, когда позади них появился Тристан. Мирцелла, тем временем, улыбалась и хихикала, уже влюблённая в своего жениха. — Да, — быстро согласилась она, кивая с излишним энтузиазмом. — Вы умеете сражаться так же? Парень покачал головой. — Когда-нибудь, но отец говорит, что сначала я должен сосредоточиться на учёбе. Он сказал мне: «Человек, у которого нет времени на книги, будет воевать всю свою жизнь». Санса не смогла сдержать улыбку. — Ваш отец — мудрый человек, принц Тристан. — Безусловно, мудрый, — ответил он тем натянутым тоном, который может быть только у маленького ребёнка, недовольно существующего под правлением своего отца. Он говорил, как Арья, когда у неё не было другого выбора, кроме как быть вежливой, хотя у него это получалось гораздо лучше. Оживлённо болтая, юные принц и принцесса удалились рука об руку. Санса двинулась следом, держась на достаточном расстоянии, чтобы их слова были неразборчивы — чтобы её глаза не закатились и не остались там, — когда путь ей преградили три фигуры. Покрытые пылью, потом и кровью, Песчаные Змейки представляли собой то ещё зрелище — и на вид, и на запах. Робб и Джон после тяжёлой тренировки казались цветочками рядом с ними. Санса думала, что её это пугает, но она была выше всех трёх девушек, и ей было трудно выглядеть испуганной, когда приходилось смотреть на них сверху. Кроме того, она била Пса кувшином по голове, а он был гораздо страшнее, чем они могли даже надеяться стать. — Тебе здесь не рады, — начала Обара, нахмурившись так сильно, что Санса подумала, что она делает это всегда. Значит, они знали. Она задавалась вопросом, было ли в Дорне так же трудно хранить секреты, как и в Королевской Гавани, или же хранить секреты от определённых людей было просто слишком чревато. — Я заметила, — ответила Санса, не беспокоясь о своём прикрытии. Их это явно не волновало, да и сами они сейчас рисковали больше, чем она. Тиена шагнула вперёд. — Тебе следует уйти. Санса приподняла бровь. — А если я этого не сделаю? Нимерия схватилась за меч. — Тогда мы заставим тебя. На мгновение воцарилась тишина, пока Санса пристально смотрела на девушек. Все они были старше её, все были способны прикончить её в мгновение ока, и всё же она их не боялась. Если уж на то пошло, они её раздражали, и она ничего так сильно не хотела, как покончить с ними. — Нет, я не думаю, что вы это сделаете, — сказала она, выпрямляясь: её охватил прилив уверенности. — Если бы вы хотели, вы бы уже это сделали. Я пробыла здесь уже достаточно долго. Вы бы не стали утруждать себя словами — это не в вашем стиле, и я понимаю почему: вы едва связываете их. Нет, сам принц Доран приказал вам оставить меня в покое. Вы не можете прикоснуться ко мне, и вам не удастся меня напугать. Когда Обара начала опускать копьё, Санса подумала, что, возможно, совершила ошибку, но Оберин появился позади дочери и успокаивающе положил руку ей на плечо. — Хладнокровнее, — прошептал он, хотя в его словах было больше угрозы, чем во всём, что говорили Песчаные Змейки. Девушки почтительно склонили головы, отходя от Сансы, хотя и не без ледяных взглядов, брошенных через плечо. Эллария тоже ушла с ними — её взгляд был не таким суровым, просто изучающим, но это нервировало её ещё больше. — Вам не следует их раздражать, — беззлобно произнёс Оберин. Она чувствовала жар, исходящий от его кожаных доспехов, даже с расстояния в несколько футов; она думала, не обожжёт ли он её кожу. — Во всяком случае, ещё больше. Может, у них и есть приказы, но гнев дорнийцев — мощная сила. Казалось, это только ещё больше разозлило её. — Значит, я должна просто внимать их словам? Продолжать изображать из себя маленькую кроткую служанку и надеяться, что они будут милосердны? Оберин пожал плечами. — Если вы хотите выжить, то это то, что нужно делать. — Я не хочу выживать. Она не хотела произносить эти слова вслух, но её губы двигались против её воли. Санса увидела, как глаза Оберина расширились, прежде чем принять совершенно другое выражение. Казалось, он не рассердился и даже не расстроился из-за её маленькой вспышки гнева. Наоборот — он начал смотреть на неё с интересом. — Скажите мне почему, — спросил он, скрестив руки на груди. Честно говоря, она не была уверена, что сказать. До этого самого момента она даже не осознавала этого, но было что-то в открытом противостоянии людям, которым она была доверена. И всё же что-то в нём заставило её заговорить. — Животные выживают, — медленно произнесла она, не отрывая взгляда от его тёмных глаз. — Они снуют туда-сюда, не зная ничего, кроме как дожить до следующего дня, и это всё, что я делала с тех пор, как Ланнистеры убили моего отца. Будь то глухие переулки Королевской Гавани или прекрасные сады Дорна, она была всё ещё прячущимся, жалким маленьким существом, зависящим от всех, кто её окружает. Она устала быть в их власти; она хотела того, что было у них. — Я не хочу выживать; я хочу жить, и я хочу, чтобы они это знали. Она хотела, чтобы они заплатили за это. Оберин смотрел на неё гораздо дольше, чем ей хотелось, но она не отвела взгляда. Что-то подсказывало ей, что это было испытание, и она не хотела его провалить. — Я знаю путь, о котором вы говорите, — пробормотал он через некоторое время, и его тёмные глаза стали ещё темнее. — От мести не так-то легко отказаться. Вам следует пересмотреть своё решение. Месть. Почему такое жестокое слово вдруг стало звучать так сладко? — Что, если я не захочу? Оберин ухмыльнулся — к нему вернулось веселье. Он отряхнул руки и поднял копьё, собираясь уйти. — Ещё рано, Санса Старк. Укройтесь от солнца — пусть тень охладит вашу голову, а ночь успокоит ваш разум. Я видел, как вы бродили по этим коридорам. Что-то подсказывает мне, что вы будете знать, где меня найти, если ваши мысли не собьются с пути. И она найдёт его.

~***~

Мира

Она протянула руку, чтобы схватить Джейме, когда он падал: пальцы неуклюже вцепились в его плащ, но он был крупный мужчина, а у неё не хватало сил удержать его в вертикальном положении. Оглушённый ударом стрелы, он неуклюже упал с лошади в ручей. Какое-то мгновение она не могла пошевелиться. Всё, что она могла делать, это смотреть на свою руку, протянутую в пустоту, где он раньше стоял. Затем ещё одна стрела попала в бок её лошади. Охваченное паникой и болью, животное поднялось на дыбы, с криком сбросив Миру в воду. Боль пронзила её спину, когда она ударилась о землю, но она отчаянно перекатилась, чтобы не попасть под копыта, когда лошади разбежались; их ржание эхом отдавалось в округе. Когда они наконец исчезли, наступила тревожная тишина. Задыхаясь, она посмотрела в том направлении, куда упал Джейме. Он пришёл в себя и пытался подняться на четвереньки; древко стрелы, сломанное пополам при падении, яростно покачивалось. — Джейме! — закричала она и, не обращая внимания на боль, подбежала к нему. Едва не врезавшись в него, Мира попыталась положить его здоровую руку себе на плечо, как будто у неё было достаточно сил, чтобы помочь. Джейме стиснул зубы от боли, но его правая рука крепко сжала её; он опёрся на неё и поднялся на ноги. — Не высовывайся, — приказал он хриплым голосом. Они перебежали на другую сторону ручья и пригнулись, когда ещё одна стрела воткнулась в воду рядом с ними. Когда они добрались до большого дерева, он затащил их за него, закричав от боли, когда ударился спиной о ствол и ещё сильнее втолкнул стрелу. Он схватил её за плечи и прижал к дереву, зажав между собой, в то время как его глаза лихорадочно исследовали линию деревьев. Мира обнаружила, что её рука прижата к его ране; её кожа окрасилась от крови, его крови. Она отчаянно надавила сильнее, пытаясь остановить кровотечение, сделать что-то ещё, а не просто наблюдать и ждать в страхе. — Вот почему я ненавижу лучников, — прошипел Джейме, хватая её за руку. — Слушай внимательно: нам нужно найти укрытие получше. Бежим от дерева к дереву поодиночке, так меньше шанс попасть… Он продолжал говорить, но Мира не слышала слов, которые слетали с его губ. Её внимание было сосредоточено исключительно на том, что она видела за его плечом. — Джейме, — выдохнула она, не зная, что сжимало её сердце — страх или отчаяние. Пятеро мужчин вышли из-за деревьев и остановились примерно в двадцати футах позади него. На них были кожаные доспехи, они были вооружены длинными мечами и топорами, а на лицах — жестокие улыбки. Вдалеке она разглядела ещё несколько фигур — возможно, лучников, таких же, как на другой стороне ручья. То, как они выглядели, то, как они стояли, — их непринуждённость и уверенность говорили о том, что это была не случайная встреча. За ними охотились. Вытащив меч из ножен, Джейме повернулся к ним боком и направил его на них; но Лев Ланнистеров не выглядел таким уж устрашающим со стрелой в спине и левой рукой, безвольно свисающей вдоль тела. Несколько человек усмехнулись. — Чего вы хотите? — спросил Джейме, перехватывая меч поудобнее. Один из них шагнул вперёд — крупный мужчина с большой чёрной бородой и маленькими глазками-бусинками. Его меч всё ещё был в ножнах, а руки покоились на поясе с оружием — совершенно непринуждённо, как будто он просто вышел насладиться летним днём. Он пожал плечами. — Ничего. Прошло мгновение, но оно длилось вечно. Мира знала, с чем столкнулась — с физическим надругательством и смертью, и они ничего не могли с этим поделать. Им с Джейме везло и раньше, но сейчас всё было по-другому. Это был конец. Как бы она хотела, чтобы они никогда не покидали ту хижину. Мужчина потянулся рукой к кинжалу на поясе, и Джейме сделал выпад, описав широкую дугу, которая попала бы ему в грудь, если бы он не пошевелился. Но мужчина был быстр, и кончик клинка Джейме даже не порезал кожу доспеха. Когда Джейме попытался замахнуться снова, из-за деревьев вылетела ещё одна стрела, вонзилась ему в правое бедро и отправила его на землю в агонии. — Нет! — закричала Мира; слова с трудом вырывались из её горла. Она оттолкнулась от ствола и подбежала к нему; но что она могла сделать? Защитить его? Спасти его? Мира была неспособна ни на что из этого. Но она не собиралась оставлять его. Однако, когда она оказалась рядом с ним, едва успев почувствовать мокрую ткань его плаща, большая рука схватила её за волосы и потянула назад. Мира кричала и брыкалась, пытаясь убежать и не дать снять с себя скальп. Её руки схватились за косу, но мужчина схватил её и поставил на ноги, обхватив её своей большой рукой за талию и прижимая к себе, как какого-нибудь ребёнка. Зелёные глаза встретились с её глазами, и внезапно она снова оказалась в пещере, испуганная, бессильная, во власти людей, которые не совершали ничего, кроме бессмысленных разрушений, куда бы они ни пошли. Как они посмели. Джейме закричал, стиснул зубы и снова поднялся на ноги. Он поднял свой меч, бросая вызов людям, которые стояли перед ним. — Любой может убить другого на расстоянии, — прошипел он с ядом в каждом слоге. — У кого из вас хватит смелости столкнуться со мной лицом к лицу? Бородатый мужчина шагнул вперёд, обнажая меч. На этот раз Джейме не сдвинулся с места; его правая нога была вытянута назад, чтобы не упираться на неё так сильно, но Мира видела, как она дрожит, готовая поддаться под малейшим движением. И, конечно, именно туда мужчина направил свой первый удар. Джейме парировал его, но не смог отразить удар ногой, которая резко оказалась под ним. Он получил удар ботинком по бедру и тут же рухнул от боли. Перевернувшись на спину, Джейме едва смог отразить удар, но без помощи левой руки ему было трудно справиться с врагом. Бородач только улыбнулся, потому что он почти не старался и наслаждался усилиями, которые прилагал его противник. Джейме нанёс удар здоровой ногой в пах противнику. Тот закричал от боли, но не отступил, выбив меч из рук Джейме и ударив его в челюсть. Раз. Два. Три. Мужчины вокруг них только рассмеялись. — Прекратите! — закричала Мира, безрезультатно пытаясь вырваться из рук своего захватчика. — Вы что, не знаете, кто он? Бородач остановился — насмешливо, как бы делая одолжение. Он на мгновение отступил от Джейме, позволив ей увидеть окровавленное лицо Ланнистера. Тот всё ещё был в сознании, и его рука слабо нащупывала меч, до которого он не мог дотянуться. Как они смеют. — Это Джейме Ланнистер! — продолжила она. — Сын Тайвина Ланнистера. Сохраните ему жизнь, приведите его к отцу, и он заплатит вам золота равнозначно вашему весу. Мужчина усмехнулся, обходя Джейме. Он отбросил его меч подальше и слегка надавил сапогом ему на шею. — Интересно, что даст нам его голова? — задумался мужчина, прежде чем поднять на неё взгляд. — Мы знаем, кто он. Думаешь, почему мы здесь? Он надавил. Мира услышала крик, похожий на звериный, но не поняла, что он исходил от неё. Ей удалось сунуть руку за спину, где она хранила подаренный Джейме кинжал, и вытащить его, нанося удар со всей силой, на которую была способна. Лезвие встретилось с плотью; мышцы ног мужчины поддались гораздо легче, чем грудь того, кого она убила раньше. Она вытащила клинок, думая воспользоваться им снова, когда его хватка на ней ослабнет. Мира сделала два шага вперёд, прежде чем он схватил её за плечо, развернул к себе и ударил тыльной стороной ладони по лицу. Она рухнула на землю, её тело обмякло. Мир замолк, крики стали приглушёнными, а размытые фигуры побежали друг к другу. Её рука мягко сжимала землю под собой, кровь нападавшего стекала с её кожи на сухие листья, устилавшие лесную почву; во рту был привкус крови, и она чувствовала, как она стекает по лбу, попадает в глаза и волосы. Мира смутно ощущала давление внизу живота. Она упала на свой клинок, защищая его от того, чтобы его у неё не отняли. Джейме смотрел на неё; его зелёные глаза блестели на фоне крови, заливавшей его лицо. Она хотела протянуть руку или что-то сказать, но её губы не могли произнести ни слова. Чья-то рука схватила её за воротник плаща и туники, медленно приподнимая. Её рука схватилась за кинжал, готовый к бою. Раз она умирала, то, по крайней мере, могла сказать, что не ушла без боя, — небольшое, но утешение. Было ли это той глупой смелостью, о которой её отец так часто говорил её брату? Раздался ещё один крик, и внезапно она упала обратно на землю. Мира перевернулась и обнаружила Джейме на мужчине, который схватил её, блондине с едва заметной бородкой. Он каким-то образом нашёл в себе силы и использовал их остаток, чтобы лишить жизни предполагаемого нападавшего. Он нанёс пять ударов, прежде чем его товарищи отреагировали, повалив Джейме обратно на землю. Как они смеют. Джейме со стоном поднялся на колени. Бородатый мужчина вернулся и схватил его за плащ. Внезапно к Мире вернулись силы: она вскочила и ударила мужчину кинжалом по руке. Он вскрикнул, отпуская Джейме, и тот упал в её руки. Она упала на колени, обхватив его левой рукой, а правой вытянула кинжал в сторону нападавших. Тогда он показался ей таким лёгким, как будто в этот момент она могла подхватить его и убежать из этого ужасного места; но этого не произойдёт. Они лишь оттягивали неизбежное. Мужчины смотрели на них сверху; их извращённое чувство юмора исчезло, сменившись гневом и раздражением. Мира поудобнее сжала кинжал, ожидая. Лес пронзил крик. Он донёсся с другой стороны ручья. Несколько пар глаз повернулись в ту сторону, наблюдая, но среди деревьев не было никакого движения, и звук оборвался почти так же внезапно, как и начался. Бородатый мужчина шагнул к ручью, держа меч наготове. — Таннер! Никто не ответил. — Я думал, они были одни, — сказал он, оглядываясь на остальных. — Одни, — ответил другой. Кто-то закричал сзади. Один из лучников исчез. Остальные с криками быстро бежали к группе. На мгновение забывшись, Мира наблюдала, как нападавшие отступили от них, вынимая оружие из ножен и готовя стрелы. Это был шанс, которого у них не должно было быть, но она не была уверена, что Джейме вообще сможет стоять. Словно прочитав её мысли, он протянул руку и схватил её за запястье, опуская кинжал. — Беги. Мира только крепче сжала его грудь, чувствуя, как кровь пропитывает её одежду. — Я никуда не уйду, Джейме, — прошептала она, прижавшись своей головой к его. — Я не оставлю тебя. Она наблюдала, как мужчины образовали полукруг, повернувшись лицом к ручью и в том направлении, где исчез лучник. Были подняты мечи и топоры, стрелы положены на тетивы, а в лесу воцарилась тишина, нарушаемая только их тяжёлым дыханием. Что-то зарычало. Из-за деревьев вылетело серое пятно и врезалось в группу. Стоявший ближе всех мужчина был схвачен — его шея сжата мощными челюстями. Одним прыжком существо отделилось от группы и развернулось к ним лицом, кусая свою жертву с отвратительным хрустом, который оборвал его крики. Только тогда оно отпустило его тело. Существо было крупнее — намного крупнее, чем она помнила, — но она знала эту окраску, эту свирепость, которая так точно отражала девочку, которой оно принадлежало. — Нимерия? — Мира выдохнула, широко раскрыв глаза. Лютоволк никак на неё не отреагировала. Ощетинившись и оскалив окровавленные зубы, она не собиралась упускать из виду ни одного из стоявших перед ней мужчин. Там, где исчез второй лучник, из леса появилась ещё одна фигура. Меньшая, но не менее огромная и светлого цвета, Леди выглядела менее устрашающе, чем её сестра, но, тем не менее, смертельно опасной. Она быстро вбежала в группу, схватила лук лучника и сломала его зубами, прежде чем отскочить за пределы досягаемости. Именно это их и сломало. Охваченные страхом, мужчины бросились врассыпную — каждый отпихивал друг друга с дороги, надеясь, что товарищ умрёт раньше. Мира наблюдала за их бегством, удивляясь, почему леди и Нимерия не преследуют их. Первая явно хотела этого, раскапывая лапой землю там, где стояла, но что-то удерживало её. Затем третий лютоволк появился из русла ручья и повернулся к ней. — Бренна, — прошептала Мира с благоговением. Более крупная, чем обе её сестры, Бренна явно была главной. Её серая шерсть была темнее, чем у Леди и Нимерии, но на свету Мира все ещё могла различить серебристый оттенок, который завораживал её, даже когда та была ещё щенком. Она не рычала, и её уши были навострены от любопытства, но её пасть была красной. Кровь первой жертвы. Бренна медленно приближалась, пока не оказалась в пределах досягаемости. — Что… что это? — услышала она вопрос Джейме, и он потянулся, чтобы схватить за руку, которая крепко прижимала его к ней. Выронив кинжал, Мира потянулась, пока её рука не коснулась шерсти лютоволка. Это был уже не мягкий мех щенка, а грубая, жёсткая шерсть, предназначенная для дикой природы, для охоты. Она вцепилась пальцами в мех, чувствуя, как её охватывает спокойствие. — Друг, — ответила она. Ярко-голубые глаза её лютоволка не изменились. Они наблюдали за ней, полные разума, о существовании которого она и не подозревала. Она вглядывалась в глубину этих водоёмов, ощущая в них что-то пугающе знакомое, некую связь, понимание… Это был сон. И тут она поняла, чего они ждут. Мира посмотрела на мужчину в своих объятиях. Джейме не мог сконцентрироваться и начал терять сознание. Слова готовы были сорваться с его губ, но он не издал ни звука. Кровь сочилась у него из груди, из ноги, из различных порезов на лице, а кожа стала бледной. Она вцепилась в него ещё крепче, сжав в кулаке его одежду, как будто весь мир хотел забрать его. Они пытались отнять его у неё. Как они посмели. Мира снова встретилась взглядом с Бренной, сосредоточенным и более уверенным, чем когда-либо. — Убейте их всех. И лес наполнился криками умирающих мужчин.