Клятва бесчестия

Санса

День был таким прекрасным. К тому времени, когда она проснулась, её отец уже ушёл. Арья тоже отправилась на уроки танцев. Они с септой Мордейн разделили тихий завтрак и согласились, что послеобеденное шитье в саду будет прекрасным способом скоротать время. Она размышляла, что вышить, возможно, лютоволка, похожего на леди, или, может быть, льва. Это было бы хорошей практикой на будущее для всех её принцев и принцесс. Нет, лев — неправильно. Они бы все были оленями. Мира знала бы, что делать. Она не стала бы высмеивать её или упрекать за глупость, как септа Мордейн. Её старшая сестра понимала, через что она проходит. По крайней мере, кто-то в семье понимал. Но ей пришлось уехать. Каждый раз, когда она спрашивала отца почему, он просто замолкал. Возможно, она сделала что-то не так. Нет, это было не похоже на её сестру. В тот день в Башне десницы было необычно тихо, но Санса почти не возражала. Они с септой Мордейн молча вошли в главную башню. Вдалеке ей показалось, что она что-то услышала. Крики, может быть, звук потасовки. Во время турнира это случалось часто. Джори или другие стражники Старк сопровождали их, когда ночи становились длиннее, на всякий случай, но большинство рыцарей покинули Королевскую Гавань. Септа Мордейн замедлила шаг, схватив её за руку. — Мы должны вернуться в башню, Санса. Она выглядела такой испуганной; она никогда не была напугана. — Что такое? — спросила Санса, не совсем желая двигаться. — Что происходит? — Я не знаю, — ответила септа. Как раз в этот момент из-за угла вышел мужчина. Он был закован в золотые цепи и плащ, солдат городской стражи. Его меч был обнажён и окровавлен, и он тяжело дышал. Санса едва заметила, как септа Мордейн толкнула её назад. Она была слишком сосредоточена на клинке. — Санса, уходи, — прошептала женщина. Но почему? Городская стража должна была защищать их. Должно быть, на него кто-то напал, а затем ему приказали проверить их. Возможно, их послал Джоффри или её отец. — Что происходит? — спросила септа Мордейн стражника. Он не ответил. — Я септа, присягнувшая Семерым, и я требую, чтобы вы ответили мне. Мужчина ничего не сказал. Он подошёл прямо к ним, посмотрел её септе прямо в глаза и вонзил свой меч ей в живот. Она вспомнила рыцаря, сира Хью, и то, как он умер с копьём в горле во время турнира; Санса вспомнила, какой гордой она была, высокородная леди, которая не упала в обморок при виде крови. Это было почти волнующе. Теперь кровь покрывала её платье, её красивое зелёное платье, которое она сшила сама. Она хотела, чтобы оно подходило к глазам Джоффри. Меч завис совсем рядом с её бедром. Она почти могла протянуть руку и дотронуться до него, дотронуться до крови. Крови септы Мордейн. Он исчез через мгновение, и старуха рухнула на землю. Санса подняла руку. Она была испещрена маленькими красными каплями. Сквозь свои трясущиеся пальцы она могла видеть мужчину, члена Городской стражи, пристально смотрящего на неё. «Зачем вы это сделали, сир? — хотела спросить она. — Вы должны защищать нас». Но она хранила молчание, идеальная высокородная леди, даже когда его рука потянулась к ней. Он мог бы легко размозжить ей череп своей ладонью. Возможно, он так и сделает. — Пожалуйста… — это всё, что ей удалось прошептать. Он только улыбнулся. Затем она услышала шаги, кряхтение, и внезапно мужчина завыл. Кровь лилась у него между ног. Он упал на колени, высвободив её руку из своей хватки. Позади него стояла женщина, её сиреневое платье было испачкано его кровью, в её темных глазах бушевал гнев. Это была Сирена. Сирена, служанка, которая заботилась о её сестре, а теперь и о ней, которая сплетничала о других лордах и находила идеальные платья для её комплекции. Руки, которые ловко заплетали ей волосы, теперь держали нож, с лёгкостью меняя положение рукоятки в хватке. Она схватила мужчину за ворот, притянув его к себе, и сорвала с него шлем. Он был уродливым и старым, с кожей, покрытой шрамами от оспы. — Ты жалок, — прошипела она, хватая его за те редкие волосы, которые у него были. — Убийство септы заставляет тебя чувствовать своё превосходство? Если ему и было что ответить, дорнийка не дала ему такой возможности. Её нож полоснул по его горлу, и она удерживала его так, пока он дёргался и издавал булькающие звуки. Санса смотрела, как кровь струится из его шеи, окрашивая черепицу у неё под ногами. Она всегда считала красный красивым цветом. Когда его сопротивление прекратилось, Сирена отпустила мужчину и плюнула на его труп. Она быстро подошла к телу септы Мордейн, осторожно обходя лужи крови. Опустившись на колени, она что-то тихо произнесла, нежно коснувшись пальцами век женщины, прежде чем посмотреть в её сторону. — Он причинил тебе боль? Санса покачала головой, или, по крайней мере, ей показалось, что она это сделала. Сирена преодолела расстояние между ними, нежно коснувшись её лица свободной рукой. — Он причинил тебе боль? — тихо повторила она. — Н-нет, — прошептала Санса, взглянув на септу Мордейн. — Она же ничего не сделала. — Нет, не сделала, — ответила Сирена, хватая её за руку. — Пойдём со мной, быстрее. Они побежали обратно к Башне десницы, в то время как звуки сражений и крики преследовали их. Они становилось всё ближе. Она отвела их в кабинет своего отца, забаррикадировав за ними дверь. Санса наблюдала за движениями служанки, с трудом вникая во всё происходящее. Её глаза начали блуждать по комнате, почти ожидая, что внутри будет её отец, но там никого не было. Его стол был пуст, на нём лежала лишь какая-то книга. Она была здесь только раз. Она кричала на своего отца из-за чего-то; она не могла вспомнить причину. Сирена пересекла комнату, бормоча что-то себе под нос, и нырнула к камину. Её рука ощупала кирпичную кладку внутри, и внимание Сансы привлёк звук отодвигаемого засова. Там, где она стояла, открылся дверной проём. Арья всегда рассказывала о секретных туннелях в Красном замке, о том, как Мейгор Жестокий построил их на случай, если враги окружат его. По её словам, он убил всех, кто участвовал в их постройке, чтобы никто, кроме него, не узнал секрет. Служанка вернулась к ней, стряхивая пепел с рук. — Что бы ни случилось, что бы ты ни услышала и ни увидела, Санса, мне нужно, чтобы ты никогда не отходила от меня. Санса моргнула. — Что ты имеешь в виду? Я… я туда не пойду. — Да, пойдёшь. — Но я живу здесь! Я помолвлена с принцем! Я не могу просто уйти! — Теперь король Джоффри, — проговорила Сирена, подходя к окну. Похоже, ей не понравилось то, что она увидела. — Роберт Баратеон был убит, а твой отец арестован. Поверь мне, ты не хочешь оставаться здесь и ждать, что произойдёт дальше. Король мёртв? И её отец арестован? Это не может быть правдой. Роберт был лучшим другом её отца. Он должен был быть тем, кто ищет убийцу. — Мой отец не сделал бы этого, — ответила Санса, наблюдая, как Сирена подходит к ней. — Мы должны кому-то рассказать. Я могу поговорить с королевой. Она послушает меня. Служанка рассмеялась, хотя в этом не было ничего смешного. — Это дело рук королевы. — Нет… ты ошибаешься. Она была замужем за королём, зачем ей делать что-то подобное? Она знала взгляд, которым Сирена смотрит на неё — словно родитель, слушающий глупый бред своего ребёнка и не имеющий смелости сказать, как всё обстоит на самом деле. Но это не могло быть правдой. Могло ли? Сирена положила руки на плечи Сансы. — Я знаю, что ты напугана… — Я не боюсь, — ответила Санса, почти оскорблённая этим предположением. — Тогда ты дура, — сказала служанка. — Твои стражники мертвы, твои слуги мертвы, а твоему отцу уже никто не поможет. Я поклялась твоей сестре, что буду присматривать за тобой, а я не нарушаю своих клятв. Что-то грохнуло за дверью. Закричал другой мужчина. Сирена схватила её за руку и потянула к камину. Санса перевела дыхание, колеблясь в последний момент. Это была её жизнь, её будущее, она не могла просто убежать от всего этого. Было ли это причиной отплытия Миры? Ещё одним грубым рывком Сансу втянули в тёмный туннель. Она последовала за Сиреной через множество туннелей: некоторые из которых были невероятно большими, слишком большими, чтобы остаться незамеченными, а другие едва вместили бы ребёнка. Но служанка никогда не сбивалась с пути, ведя Сансу сквозь тьму, прочь от замка и всего, что она когда-либо знала. День был таким прекрасным.

~***~

Джейме

Что ж, никто никогда не смог бы сказать, что Станнис не был человеком слова. Прежде чем бросить его в самую маленькую и тёмную камеру, какую только могло предложить подземелье Драконьего Камня, Джейме очистили от всей грязи, мочи и любых других нечестивых вещей, через которые его протащили, хотя и не очень приятным способом. Однако вёдра с холодной водой и щётки, которые соскребали кожу с его спины, всё же справились с задачей. Это было совершенно жалкое дело, но у него были более важные поводы для беспокойства. Например, оказаться ёбаным пленником… снова. Роберт всегда был никудышным королём. Даже его собственных приказов было недостаточно, чтобы помочь ему. Даже если он был не прав, Станнису следовало отправить его обратно в Королевскую Гавань, чтобы там он понёс наказание, но у лорда Драконьего Камня, похоже, на уме было совсем другое. Забавно, что он покинул Королевскую Гавань. Он чертовски хорошо справлялся с тем, чтобы вести себя так, будто ему там самое место. Джейме огляделся по сторонам — на то немногое, что мог разглядеть. Единственный факел был снаружи камеры, и пламя горело опасно слабо. В дальнем углу стояло ведро для нужд — слишком близко к соломе, которая, как он понял, должна служить подстилкой для сна. В остальном всё было из кирпича. Мокрый, холодный, непробиваемый кирпич. Не было даже расщелины, через которое можно было бы выглянуть наружу; только решётки, ведущие в остальную часть подземелья. Сбежать было бы невозможно, если только Роберт не вступится за него или его отцу не удастся сжечь Драконий Камень дотла. Честно говоря, ни то, ни другое не казалось очень вероятным. Роберт никак не мог знать, что он был здесь, и если бы его отец подошёл слишком близко к Драконьему Камню, тогда все Баратеоны объединились бы, обеспечив мучительно трудный поход даже для Тайвина Ланнистера. В конце концов, семья превыше всего. Смирившись на время со своей судьбой, Джейме присел на солому, которая была лишь немногим менее удобной, чем колючие тряпки, считавшиеся одеждой, которую они ему предоставили. Он прислонился к стене и вздохнул, пытаясь думать о чём-то лучшем, глядя на угасающий свет. Должно быть, в какой-то момент он заснул, потому что, когда он открыл глаза, факел был зажжён снова, и мерцающее пламя подчёркивало черты молодой женщины, стоящей прямо за решёткой. Она просто смотрела на него тёмными глазами с нахмуренным лицом, полным той торжественности, которой славился Север. Мира Старк. Она ничего не говорила, только смотрела. Её глаза впились в него, и Джейме почувствовал, что начинает раздражаться под её пристальным взглядом. Было не так много людей, из-за которых он мог себя так чувствовать. Его отец, конечно, и Серсея, но было что-то в том, чтобы видеть этот взгляд в глазах молодой женщины, которая не так давно столь тепло относилась к нему, и это заставляло его чувствовать себя неуютно. Его сестра назвала бы это жалким. Он был склонен согласиться. — Забавно, что я наткнулся на вас здесь, — заговорил Джейме, когда молчание стало невыносимым. — Я думал, что вы, возможно, сыты по горло Баратеонами. Что-то похожее на сожаление зародилось где-то глубоко в его груди при звуке её резкого вдоха. Тем не менее она ничего не сказала, и он быстро постарался отогнать это чувство, мысленно представляя своего брата в Долине. Она осмелилась смотреть на него свысока после всего, через что её семья заставила пройти Тириона. — Вы знали о Тирионе? — спросил он. Невесёлый смешок вырвался из его горла, когда Мира на мгновение опустила взгляд, и это был весь ответ, в котором он нуждался. — Конечно, знали. Иначе зачем бы вы оказались на этом заброшенном острове? Никто не любит Станниса Баратеона, даже Станнис, но ваш отец нуждался в нём. Затем он встал, медленно пробираясь к решётке своей камеры. Даже при слабом освещении он мог видеть движение позади Миры. Без сомнения, это был Джори, верный дурак, каким он и был, отчаянно пытавшийся защитить честь своей леди, сколько бы её ни осталось. — Вашему отцу, достопочтенному лорду Эддару Старку, нужна была собственная дочь, чтобы обеспечить союз, потому что его жена захватила не того человека. Как благородно с его стороны посылать ребёнка выполнять свою работу. Теперь, когда они стояли лицом к лицу друг с другом и их разделяли только прутья решётки, Джейме мог уловить едва уловимые изменения в выражении её лица. Как дёрнулись её брови, как едва опустился взгляд и как медленно сжались губы, сдерживая то, что она хотела сказать. Эта её маска была далека от совершенства. — Станнис сказал вам? Наверняка он уже слышал. Тириону грозило испытание поединком. Его защищал какой-то наёмник. Он назвал меня, но ваши мать и тётя, при всей их мудрости, отказали ему в этом праве. Появись я чуть позже, они, возможно, оказали бы мне любезность увидеть, как мой младший брат разбивается насмерть. В этот момент что-то изменилось в её лице. Джейме видел, как малейшие следы вины появились в трещинах, образовавшихся на её маске, а затем они внезапно исчезли, сменившись чем-то другим, чем-то более холодным. Внезапно ему вспомнилось, как она стояла лицом к лицу с королём, когда она выпрямилась и напомнила ему о том, какой высокой она была на самом деле. Она собиралась что-то сказать, и будь проклят тот, кто попытается её остановить. — Это почти поэтично, не так ли? — наконец произнесла она с грустной улыбкой. Её голос был глухим и звучал совершенно непохожим на неё. — Вы столкнули моего младшего брата с башни только для того, чтобы обнаружить своего в таком же затруднительном положении. Она сделала паузу, и это короткое время молчания показалось Джейме вечностью. Он чувствовал, как всё, что он пытался защитить, разваливается на части: колоссальная, сокрушительная тяжесть глубоко в груди, пробирающаяся к низу живота. Каким-то образом ему удалось сохранить свой голос ровным. — Это что-то, что ваш отец решил рассказать вам? — Я сама пришла к такому выводу после того, как лорд Станнис рассказал мне о детях короля, — ответила она, переводя дыхание и глядя себе под ноги. Её руки дрожали. — Что они ваши. Джейме рассмеялся, хотя в его смехе не было веселья. — Вы слышали это от человека, который собирается занять Железный трон, если у Роберта не будет законных наследников. Я всегда слышал, что северяне доверчивы, но это… — Прекрати. Мира не кричала, не так, как в случае с Робертом, но было что-то в тоне её голоса, что заставило Джейме остановиться. Её нижняя губа начала дрожать. — Может, я и не очень хороша в этой игре высокородных, в которую мы все должны играть, но и ты тоже, Джейме Ланнистер. — Он наблюдал, как она сделала вдох, закрыв глаза, чтобы удержать всё это в себе, когда её маска снова дала трещину. — Ты думаешь, что такой умный, притворяясь, что тебе всё равно, что ты можешь порочить или игнорировать всё, окружающее тебя, потому что ты Ланнистер, Цареубийца, и никто в здравом уме никогда не будет думать о тебе иначе. Но тебе не всё равно, я видела это, и я также видела, что чем больше тебе некомфортно, тем больше ты пытаешься настроить людей против себя, так что не смей играть со мной в эту игру. Джейме моргнул, смутно осознавая, что его рот приоткрыт. Какая-то часть его, маленькая, отчаявшаяся частичка, хотела наброситься, к чему он был склонен, играя прямо ей на руку из того угла, в который она его загнала. Но как она это сделала? Она знала о нём далеко не всё, но в одной гневной тираде Мира Старк призналась, что знает о нём больше, чем очень многие люди, которые знали его гораздо дольше, чем она. Он даже не мог притвориться, что она была неправа, что она не забралась глубоко ему под кожу и не добралась до него; он всё ещё отчаянно пытался убедить себя, что это было не так, что она не забралась туда, смотря на него теми глазами, которые всегда хотели помочь. Однако сейчас в этих глазах не было ничего подобного. Они потемнели, когда она продолжила: — Скажи это. Снова послышался этот тон, призывающий его подчиниться. Джейме вздохнул. — Я был тем, кто вытолкнул мальчика в окно. Звук, который она издала, услышав правду, был нечеловеческим. Это разрушило ту маску, которая на ней ещё держалась, позволив слезам свободно течь по её лицу. — Ему девять лет! Всю свою жизнь он хотел быть только рыцарем, одним из Королевской гвардии, таким же, как ты, а ты отнял у него всё! Её голос надломился, когда она закричала на него, звуча, как скорбящая мать. Для него это было странно. Он слышал крики умирающих, вопли людей от непрекращающейся боли, ругательства и проклятья тех, кто считал его не более чем запятнанным рыцарем, Цареубийцей. Каждое действие, которое он когда-либо предпринимал, приводило только к страху и гневу, вещам, против которых он давным-давно ожесточился, но это был первый раз, когда он столкнулся с отчаянием, вызванным его собственными руками, не из-за потери людей, битвы или конечностей, а из-за глубоко зародившегося страдания, которое возникло только в результате причинения вреда чему-то по-настоящему любимому. Он вспомнил тот день, когда вытолкнул Брандона Старка из окна. Это было так же ясно, как девушка, стоящая перед ним. Во всей этой суматохе, когда он пытался отвлечь людей, зовя на помощь, в то время как Серсея покидала башню, кто-то закричал громче остальных. Толпа расступилась, открывая Миру, бледную и потерявшую сознание в грязи, пока стражник пытался привести её в чувство. Только тогда он осознал серьёзность своих действий. С тех пор избегать всех было легко. Королевская семья жила далеко от траурных покоев, и ему удавалось держаться подальше от всех остальных, пока они не покинули Винтерфелл. Никто не ожидал, что Джейме Ланнистер принесёт извинения за то, что случилось с ребёнком. Он так не поступал, и он был не против, чтобы они так думали. Но теперь он даже не мог отвести взгляд. Он не знал, что делать, и он не знал, сколько ещё сможет это выносить. Мира, однако, казалось, перестала плакать. Она вытерла лицо рукавом платья и шмыгнула носом. — Знаешь, я никогда не думал, что Тирион виновен. Я защищала его перед своим отцом. Я даже защищала тебя; я доверяла тебе больше всех остальных в Королевской Гавани. Джейме закрыл глаза. Он просто хотел, чтобы она ушла. — Тогда ты дура, — сказал он. Она кивнула, ничего не сказав, даже не взглянув на него. Подобрав юбки платья, она пошла прочь от его камеры, эхо её шагов становилось всё тише. Он едва заметил это, слишком сосредоточенный на этой столь знакомой колющей боли в груди. Только после того, как он услышал звук движения, он вспомнил, что они были не одни. Джори остался, и теперь настала его очередь сверлить Джейме взглядом. Даже с обнажённым мечом он был далеко не таким устрашающим. На самом деле, хмурое выражение его лица заставило боль почти исчезнуть, и Джейме снова почувствовал себя самим собой, способным противостоять этому конкретному врагу. Джори ничего не сказал. Он позволил своему мечу оказаться достаточно близко, чтобы Джейме понял: единственное, что удерживало его от смерти — это тот факт, что он был пленником Станниса. И он назвал себя жалким. Джейме ухватился за прутья обеими руками, просунув голову между ними. — Ты знаешь… она никогда не даст тебе трахнуть себя. Выражения лица мужчины было более чем достаточно, чтобы он почувствовал себя лучше после всего этого испытания. Но только после того, как Джори ушёл, когда огонь факела снова начал тускнеть и звуки сменившихся стражников утихли, мысли снова начали вторгаться в его разум, стирая то самодовольное удовлетворение, которое он получил слишком легко. Он провёл вечер, размышляя о младших братьях и о том, что сделали бы для них их старшие братья и сестры.

~***~

Нед

Однажды он проснулся в темноте и от стука в голове. Вдалеке кто-то кричал, а потом всё снова стихло. Во второй раз было по-прежнему темно. Ему удалось вслепую нащупать ведро, чтобы опорожнить желудок, прежде чем он снова потерял счёт времени. Когда Нед Старк в третий раз открыл глаза, пространство заполнил свет. Это был не солнечный и не лунный свет, а пламя зажжённого факела. Он наблюдал за мерцанием пламени, пока его зрение пыталось сфокусироваться. Факел отказывался оставаться на одном месте, танцуя перед его глазами, пока Нед снова не закрыл глаза, чтобы его желудок не очистился. Он делал долгие, глубокие вдохи, восстанавливая контроль над своим телом, пытаясь вспомнить, как он попал в такое затруднительное положение. Проблески окровавленного ножа и тела его друга сумели прорваться сквозь пульсирующую боль в его голове. Он понял, что находился в камере. Вероятно, это был самый сырой, тёмный и потаённый уголок во всём замке. Часть его была удивлена, что он вообще зашёл так далеко, что его не убили на месте, но другая часть полагала, что всё это по-прежнему было частью хитроумного плана, ловушкой, в которую он так глупо попал. — Мне почти жаль тебя. — Отчётливо женский голос донёсся из-за двери его камеры. Открыв глаза, Нед повернул голову. Хотя по-прежнему было трудно сосредоточиться, нельзя было ни с чем спутать светлые волосы королевы. На ней был соответствующий наряд, что-то чёрное, но оно было слишком хорошо сшито, слишком безукоризненно для женщины в трауре. «Вероятно, сшито заранее», — подумал Нед, поморщившись. Серсея подошла ближе, с усмешкой глядя вниз. — Когда-то ты был сильным человеком. Судя по тому, что я слышала, ты всё ещё силён, а теперь лежишь здесь, покрытый дерьмом и рвотой, как обычный отброс. Почти больно видеть, каким жалким ты стал. Нед проигнорировал её, используя те немногие силы, которые у него были, чтобы оттолкнуться от стены и принять сидячее положение. На несколько мгновений у него закружилась голова, но Серсея, казалось, была более чем готова ждать, пока он заговорит. Каждое мгновение его боли, вероятно, приносило ей радость. Даже до того, как всё случилось, эту черту королевы Роберта он знал. Он открыл глаза, глядя на неё, стараясь изводить её взглядом, насколько ему позволяло его состояние. Несмотря на все её недостатки и неосмотрительность, Нед никогда не ожидал от неё такого. Возможно, она и была одной из Ланнистеров, но Роберт был королём, и королевство не было разорвано на части и до неузнаваемости залито кровью только для того, чтобы королевский род ещё раз пошатнулся. Это был слишком большой риск. И всё же она сделала это. И вот стояла она, сияющая вдова, самодовольная и купающаяся в лучах своей победы. — Ты приказала зарезать его, — выплюнул он, вспомнив Роберта и то, каким странно спокойным было его лицо. Она на самом деле улыбнулась. — «Зарезать». Какое удивительно подходящее слово. В конце концов, если ты женишь льва на олене, чем ещё это может закончиться? — Он был королём! — закричал Нед; гнев заглушал боль, которая всё ещё пронзала его тело. — Он был пьяным развратником, который проводил больше времени, охотясь на кабанов, чем фактически управляя королевством. Откуда, ты думаешь, у Роберта деньги для своих армий? Думаешь, Джон Аррен в одиночку удерживал Королевскую Гавань на плаву, в то время как Роберт трахал каждую шлюху в её стенах? Я издавала все указы, мои слова были в каждом письме. Именно моё руководство и терпение поддерживали мир. Верховному септону следовало короновать меня вместо этого. Нед фыркнул. — Ты совершила цареубийство из зависти? — Зависти? Конечно, ты воспринимаешь это как нечто настолько жалостно простое. — Серсея закатила глаза. — Я была более чем готовой пережить Роберта. С его стилем жизни ему оставалось не так уж много. Но затем появился ты. Твоя дочь украла его внимание, твоя жена схватила моего младшего брата, а потом ты угрожал моим детям. — Твоим детям, — ответил Нед. — Не его. Она ухмыльнулась. — Слава богам за это. Джейме гораздо более подходящий отец. Талантливый, красивый, сильный. Моя идеальная половина. Между ними повисло молчание. Серсея выглядела задумчивой, но более умиротворённой, чем когда-либо с тех пор, как он впервые увидел её. Это заставило его внутренности скрутиться. — Я могла бы полюбить его когда-то, — предположила она, играя прядью своих волос. — В конце концов, он был Робертом Баратеоном, героем Вестероса, королём, и он был бы полностью моим. Затем, когда он взял меня в нашу брачную ночь, он снова и снова шептал имя твоей сестры. «Я любил Лианну». «Обещай мне, Нед». — Затем он положил глаз на твою дочь. Мой муж как открытая книга, и я видела это выражение в его глазах. Он думал, что настал его второй шанс на счастье, только без Таргариенов, которые могли бы всё испортить, — она замолчала, глядя на него. — Если бы тебе действительно удалось сказать ему правду, он сделал бы её своей королевой, и пока он трахал бы её снова и снова, опьянённый своим вином, выкрикивая имя её тёти, ты бы только стоял там и говорил: «Это честь для меня, Ваша Светлость», «Очень хорошо, Ваша Светлость», «Чем ещё Старки могли бы послужить, Ваша Светлость?» Ты должен быть благодарен за то, что я сделала. Нед закрыл глаза, не в силах вынести эту мысль, или, скорее, то, насколько точной она могла быть. — В этом разница между тобой и мной, — продолжила Серсея. — Я буду защищать своих детей, независимо от того, кто встанет у меня на пути, будь то Старк, Баратеон или Таргариен. Мои дети — это всё, что имеет значение в этом мире, и они получат всё, ради чего я работала. Затем она покинула его, забрав единственный факел, который освещал их беседу, снова похоронив Неда во тьме.

~***~

Мира

Это был первый раз, когда ей разрешили покинуть крепость. Возможно, виной тому была перемена погоды или другие стражники, стоявшие у дверей, но они позволили ей отправиться к скалам, даже не взглянув в её сторону, когда тем утром взошло солнце. Ей удалось уйти без Джори, хотя это было потому, что она поклялась, что не собирается ничего делать в этот день, может быть, кроме как писать письмо или смотреть в окно, что она обычно делала. Ложь никогда не доставляла ей удовольствия, но это далось ей гораздо легче, чем она ожидала. Так было уже довольно долго, полагала она. Освободившись от тесных стен крепости, Мира почувствовала, что впервые за много дней может дышать. С тех пор как она поговорила с Джейме, её мысли не могли оставить её в покое. Она злилась на него, но почему-то ещё больше злилась на себя за то, что позволила ему залезть себе под кожу. Плакать, как жалкая маленькая девочка, нуждающаяся в объятиях, было не тем способом, которым она хотела противостоять мужчине, который искалечил её брата, но те невысокие стены, которые она возвела, жалко рухнули перед ним. Какая-то часть её всё ещё надеялась, что он невиновен, но, услышав эти слова, она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Как смеет он иметь над ней такую власть. Как смеет она ему это позволять. Он был прав. Она была дурой. Мира взглянула на горизонт, наблюдая за постоянно ровной линией; волны, казалось, касались неба. Не было видно ни облачка, ни единой волны, которая выглядела бы угрожающей. Чайки поднялись в воздух, и вдалеке, как ей показалось, виднелись одна или две дрейфующие рыбацкие лодки. Трудно было поверить, что это место всё ещё являлось грозным Драконьим Камнем, хотя она знала, что если обернётся, то увидит гротескный замок, который заставлял моряков держаться подальше, смотрящий на неё свысока. Возможно, именно поэтому жители деревни предпочли жить на дальнем конце острова. Она задавалась вопросом, был ли этот день таким же ясным в Королевской Гавани. Вероятно, да. Дни там были тёплыми и приветливыми, хотя бы потому, что люди были совсем другими. Арья снова играла со своими мечами. Санса шила или прогуливалась по садам. А её отец… Её отец пытался бы разобраться во всём, всё ещё ожидая вестей от неё. Мира глубоко вздохнула. Взятие Станнисом Джейме Ланнистера в пленники, без сомнения… усложнит ситуацию. Она была удивлена, что он вообще это сделал. Мужчина сам сказал, что будет трудно доказать, что Джейме что-либо совершил. Вероятно, было ещё кое-что, о чём она не знала. Не каждый Баратеон был готов излить ей своё сердце и душу. Её действительно тошнило от Баратеонов. Из-за ветра было трудно расслышать шаги, но Мире удалось уловить их как раз в тот момент, когда Давос оказался рядом с ней. За прошедшие дни этот человек стал ей нравиться. Как и её отцу, если не считать его прошлое контрабандиста. Он заплатил свою цену и служил более преданно, чем многие знатные мужчины, и обладал чувством чести, которого ей стало не хватать. Станнис, безусловно, тоже обладал честью, но, в отличие от своего лорда, Давос не был лишён индивидуальности. У него даже было чувство юмора. — Я бы не рекомендовал приходить сюда в одиночку, миледи, — произнёс Давос с сильным акцентом — акцентом из Блошиного Конца, как он сказал. — Бриз может подхватить ваше платье, и тогда вас ждёт неприятное путешествие к морю. Мира посмотрела за край скал, улыбнувшись про себя впервые за несколько дней. — Так вот почему стражники позволили мне уйти? Надеетесь, что я исчезну с ветром? Давос покачал головой. — Прошу прощения, миледи, но я точно знаю, что есть немало стражников, которые надеются, что вы не исчезнете в ближайшее время. Не в силах сдержаться, Мира рассмеялась. Возможно, слишком сильно, но она отчаянно нуждалась в хоть какой-то отдушине. Драконий Камень не приносил ей ничего, кроме страданий. Возможно, Винтерфелл был единственным местом, где ей позволялось улыбаться свободно и часто. Успокоившись, она снова посмотрела на горизонт. — Королевская Гавань в той стороне? Луковый рыцарь кивнул. — У вас хорошее чувство направления, миледи. — О, я в этом очень сомневаюсь. Я знаю, где восходит и заходит солнце, и это всё. — Всё равно это намного больше, чем знают многие лорды и леди, с которыми я разговаривал. — И со сколькими вы разговаривали? — Не со многими, признаю. Она снова улыбнулась про себя, наслаждаясь разговором, в котором от неё ничего не требовалось, никакого багажа или груза, лежащего на её плечах. Просто два человека ведут лёгкую беседу и наслаждаются утром. Только когда Давос начал неловко переминаться рядом с ней, Мира поняла, что всё это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Миледи… есть новости из Королевской Гавани.

~***~

Мира Старк думала, что познала гнев. Она думала, что пережила настоящее предательство. Но письмо в её руках было доказательством того, что она действительно ничего не знала о том, что происходит в мире, и что она только начинала ощущать вкус жестокости, которая ожидала её. Она пронеслась по залам Драконьего Камня, слишком разгневанная, чтобы говорить или даже думать; она знала, что ей нужно пойти в Большой зал, ей нужно поговорить со Станнисом, но она не знала, что сказать. Придумать что-то на ходу казалось ей вполне сносным вариантом. Станнис, по всей видимости, одобрял переход прямо к делу, и она была слишком сыта всем по горло, чтобы её волновало что-то ещё. В какой-то момент подоспел Джори, его более длинные ноги легко поспевали за ней. Она молча протянула ему пергамент, позволив словам королевы говорить за неё. — …Король Роберт убит… Лорд Эддард арестован… Ваш отец никогда бы так не поступил! Мира забрала письмо обратно. — Нет, это дело рук Серсеи. — Зачем королеве убивать своего мужа? Она подавила фырканье. Любой, кто провёл наедине с этими двумя больше пяти минут, мог довольно быстро понять причину. — Мой отец, должно быть, догадался о том, что узнал Джон Аррен. Роберт либо знал, либо собирался узнать. Это единственное объяснение. — Это означает, что Джоффри — король. Теперь она фыркнула открыто. — Он не мой король. Когда она приблизилась, стражи не было, но двери Большого зала всё равно были широко распахнуты. Внутри собралось по меньшей мере сотня человек, возможно, больше. Большинство из них были стражниками, а несколько других присутствующих походили на мелких лордов — те, кто был на острове, когда они получили весть. Ей было интересно, как долго они решили не сообщать ей. Это оказалось бы не очень трудно. В центре комнаты стояла женщина в красном, которую она видела раньше. В море тёмных одежд она выделялась, как огонь, высокая и гордая, её голос раскатывался по всему залу, как гром их бурь. В руках она держала золотую корону с небольшими языками пламени, а у её ног на коленях стоял Станнис Баратеон. — Я объявляю Станниса Баратеона, Первого своего Имени, королём Андалов, Ройнаров и Первых людей, Владыкой Семи королевств, Защитником Государства. — Она возложила корону ему на голову и опустилась на колени, когда Станнис встал. — Да будет долгим Его правление. Большой зал загудел. — ДА БУДЕТ ДОЛГИМ ЕГО ПРАВЛЕНИЕ! Она посмотрела на Джори, а он посмотрел на неё. Они оба знали, что Станнис был законным королём, но ни один из них не собирался преклонять колено.