один из твоих секретов

За все мучительные два года обучения в старшей школе Тэхён лишь сегодня замечает то, насколько теплые у них школьные полы. За окном — промозглый ветер, серое небо и порывистый мокрый снег, что падает на асфальт водой. Зима бушует, а вот внутри до приятного тепло. Особенно коленям, особенно на жесткой плитке туалета, которая с их учащимися чудом остаётся чистой. Спасибо тем, кто ссыт четко в унитаз, и спасибо дядюшкам-уборщикам, потому что марать джинсы по два раза в неделю ему бы очень не хотелось. Тэхён порывисто дышит через нос, опираясь левой рукой на ту же светлую плитку на полу, чувствуя, как длинные пальцы второй понемногу немеют от постоянного движения. Сколько он сидит-стоит в такой позе? Три минуты? Пять? Все десять? Последний урок вот-вот начнётся, но… Альфа не смеет идти. Хён ещё не кончил. Хосок сидит прямо на светлой крышке унитаза, локтями опираясь на бачок. Его серые спортивки (у старшеклассников следующим и последним — физкультура) болтаются, натянутые между расставленными ногами, где-то возле тонких щиколоток, узкая спина напряжена до предела. В туалете в такое время всегда пусто: хён долго и тщательно подбирал время, когда у большинства учеников уже закончится учёба, и нужды заходить на третий этаж не будет. Именно поэтому он совсем не сдерживает себя, и где-то сверху периодически доносятся тихие всхлипы, когда Тэхён попадает онемевшими кончиками пальцев ровно по простате. — Ох, Тэхён… Черт, сильнее… — омега заметно дрожит, бесстыдно насаживаясь глубже. Смазка капает меж тэхёновых пальцев и до ужаса развратно марает пол. Альфа сам едва держится, хотя ему не привыкать. Бельё и школьные брюки давят на давно уже твёрдый член, перед глазами мутно от дискомфорта, но он лишь тяжело дышит, вновь и вновь скользя внутрь раскрытой и припухшей дырочки омеги, растягивая его ещё сильнее. Больше, глубже. Всё, как просит Чон Хосок. Через пару секунд после особо отчаянного хныканья Хосока начинает потряхивать, и альфа понимает: всё, пик достигнут. Это финал. Омега кончает с особо протяжным всхлипом, начиная бесконтрольно дрожать и сжиматься. Мягкие стенки туго держат тэхёновы пальцы, и он сам едва не скулит от того, как сильно хочет, чтобы это закончилось. Ему надоело. Ему больно. Хосок, ещё не оправившись после оргазма, ослабевшими ногами опирается о пол, а лицо измученно прячет в сгибе локтя, видимо, пытаясь отойти. — Хён, как ты пойдешь на физкультуру в таком состоянии? — Ким услужливо достаёт салфетки из переднего кармана рюкзака, в быстром темпе принимаясь вытирать маленькие капли на полу. Это, конечно, омежьий туалет, и никого не должна смущать засохшая смазка: бывает всякое, особенно, когда течка. Да вот совесть всё равно не позволяет. — Не буду заниматься, — хрипло выдыхает омега, наконец-то осознав, где он находится. Тонкие пальцы цепляют кромку белья, подтягивая выше, но с запозданием замирают. — Дай ещё мне салфетку, вся задница в смазке. Рука, блин, тоже грязная. Тэхён не поднимает голову, наугад тыкая куда-то в чужую тёплую руку, и встаёт с затекших колен лишь тогда, когда Хосок уже ловко завязывает шнурки на спортивных штанах, склонив голову. Его темные волосы мило растрепаны в разные стороны, пальцы всё ещё легко подрагивают, и альфу внезапно захлестывает волной понимания, что Хосок такой сейчас из-за него. Благодаря ему. Благодаря тэхёновым пальцам, которые уже столько раз доводили его до беспорядочного оргазма, а однажды из-за гиперчувствительности даже до слёз. Все будут видеть такого омегу, но никто не будет знать, что виновник такому состоянию — Ким Тэхён. И не понять себя никак: вроде надоело уже быть мальчиком по вызову, вроде попросил бы прекратить, дав понять, что он не будет вечно слушаться, но… Он не может. Попросту не может заставить себя сделать это, когда внутри жаром взрываются вулканы от одного лишь короткого взгляда старшеклассника, когда пересекаются во дворе школы перед занятиями. Он настолько привык к отчаянному вою внутри себя, когда Хосок радостно принимает дружбу от всех желающих, будучи той ещё социальной бабочкой, но упрямо молчит, когда Тэхён на него жадно пялится при любой выпавшей возможности. Привык к молчанию, привык к маленьким сообщениям «жду через 10 мин», на которые срывается каждый раз, будто обезумевший голодный пес. Привык к той мысли, что у них ничего другого и не будет. С самого начала, ещё в тот теплый летний день после экзаменов, когда хён безостановочно умолял помочь ему, какого-то чёрта оказавшись в пустом туалете для альф и жалко держась за низ живота, он подсознательно знал, что большего ему не позволят. Свободные отношения — так это сейчас называют? Они помогают друг другу, прячась от всех в пустых кабинках туалета и удовлетворяя свои физические потребности. Глупые подростки, у которых играют гормоны, альфа и омега — чего ещё надо? Тэхён, подергивая ногами в черных школьных брюках, чтобы разогнать кровь, следом опускает взгляд на свою оттопыренную ширинку. Он всё ещё ненормально возбуждён, ему тесно и больно из-за штанов, но разве…? — Извини, Тэ, сегодня не могу, — Хосок замечает его беспомощное выражение лица, уже протискиваясь к двери кабинки. Тот послушно его пропускает, автоматически втягивая чужой запах и наблюдая за тем, как омега слегка неровным шагом подходит к зеркалу. — Урок через три минуты, позаботишься о себе сам? В следующий раз я отблагодарю тебя, малыш. Тэхёна дергает от этого «малыш», но он лишь молча кивает, провожая взглядом чужую узкую спину. Ну, а что ему остаётся? Дрочить приходится быстро и тихо, кусая себя за руку, потому что в омежьем туалете одному страшновато. Его ведь могут в любой момент раскрыть, если кому-то всё же приспичит, а тогда... Исключение — тот жалкий минимум, что ему грозит. Но даже о минимуме Ким предпочитает не думать: учиться ещё целых полтора года. Альфа кончает с едва уловимым скулящим звуком, сразу же нервно смывая сперму с руки под струей воды в кране. Собирается на скорую руку, подхватывая рюкзак и застёгивая ширинку, и буквально вылетает в коридор, озираясь по сторонам. Из-за одного хёна ему приходится как минимум раз в неделю переживать такой выброс адреналина, какой не получалось за всю жизнь до. Снег валит клочьями, прилипая к куртке, когда Тэхён наконец вываливается на улицу. Небо серое, как и его настроение: после встреч с Хосоком всегда так. Он ненавидит тот факт, что всё, что с ними происходит, вот такое неполноценное: альфа-подхалим и омега, который, сам того не зная, топчет чужие чувства каждой приближающейся встречей. В вечно блестящих глазах Хосока, наверное, всё выглядит так весело и возбуждающе интересно. Они ведь скрываются, рискуют своей репутацией и гордо плюют на возможные последствия. Смелые подростки, на которых так захватывающе смотреть в фильмах и популярных до ужаса сериалах, крутые парни, что занимаются такими взрослыми вещами в собственной школе. Хосок ведь сам по себе такой: открытый ко всему новому, любознательный мальчик, которого тянет к запретным вещам. Жутко красивый, изящный и чуткий, внимательный ко всем своим друзьям. Ужасное во всём этом лишь то, что с Тэхёном у омеги нет ничего похожего даже на дружбу. Он сразу расставил точки между ними, ловко ограничивая альфу даже в возможности здороваться с ним в любое другое время. Ведь зачем им лишний раз привлекать к себе внимание? Ну естественно, ведь тот младший и запуганный, считающий, что сорвал куш, когда на него взглянул такой омега, и ничего против не вякнет. Лишь помотает головой в согласии, как верный собачонок, потому что к Хосоку — львиная доля восхищения вперемешку с уважением, ведь тот старший, крутой и наверняка опытный. Сейчас же эта привилегия кажется непомерным грузом, отяжеляющим плечи.

***

Следующая встреча отрывает Тэхёна от написания эссе, когда он раздражён настолько, что готов разорвать листок на маленькие части и разбросать по всей библиотеке. Текст не идёт, в голове и желудке — противная пустота, но он не может уйти. Дома будет ещё хуже, ведь там гиперактивный брат и одна комната на двоих, что совсем сводит с ума. За окном уже темнеет, внутри прохладно, потому что отопление сразу же после уроков отключили, а от Хосока внезапно приходит смс-ка. Тэхёновы руки ожидаемо дрожат, когда он подносит телефон ближе к лицу. «ты ещё в школе? если да, то приходи. отблагодарю, я обещал» Альфа подрывается, пугая сидящих рядом учеников, и на всех парах несётся по пустой школьной лестнице вверх, сбивая дыхание. Жаркое предчувствие чего-то приятного вместе со страхом расползается по телу, пока он шагает к туалетам, как всегда проверяя на наличие учителей или других учащихся. — Привет. Снимай штаны, у меня сегодня мало времени, — Хосок, опершись бедрами о раковину, поправляет макияж перед зеркалом, даже не моргнув. Волосы у него сегодня волнистые, маленькая желтая заколка сжимает несколько каштановых прядей, а с острых плеч школьная рубашка намеренно едва ли не сползает. Тэхён сцепляет зубы, давясь отчаянным возмущением, потому что так приукрашивались явно не для него. Чёрт. И чужое время ведь затягивает, а хён, вероятно, поскорее хочет уйти… Непослушные пальцы только цепляются за маленький замочек на чёрных джинсах, как Хосок уже, тихо цыкая, толкает его внутрь самой дальней кабинки, следом быстро расстегивая чужие штаны. Едва ли не одним рывком спускает вниз, потянув за ними и черные боксеры, и Тэхён сразу зажмуривается от стыда. Боже, они столько времени проводили вместе, но ему всё ещё ужасно стыдно быть обнажённым. Ведь что, если Хосок видел других альф? Если Тэхён смехотворно плох, но с ним остаются лишь из-за того, что так доступен? Его тело всё ещё угловатое и тощее, он — один из тех дрыщавых альф-подростков, над которыми в фильмах любят насмехаться. Они, слава Богу, не в фильме. — Чего ты смущаешься? Ты ведь такой большой мальчик, Тэхён-и, — едва ли не мурлычет возбуждённо хён, с тихим грохотом опускаясь на колени. О Боже… — Такой большой и толстый. Одно наслаждение на тебя смотреть. Тусклый свет от лампочек ложится на щеки хёна, и альфа не может не выронить тихий всхлип, когда всё же разлепляет глаза и смотрит. Смотрит внимательно, наказывая себя за то, что не хочет смотреть вообще. Вырвать бы из памяти, да вот никак… Никак не получается. Нежное лицо Хосока с маленьким аккуратным носом и четким изгибом мягких губ. Его смуглая гладкая шея, едва проглядывающиеся за неплотной тканью ключицы, тонкие аккуратные пальцы с цветными кольцами. Уверенный возбужденный взгляд из-под коротких, но густых тёмных ресниц. Манерность и достойная самооценка, что удивительно сочетаются с его естественными добротой и отзывчивостью. Тэхён ненавидит себя за то, что влюбился в него. Ненавидит за то, что так жадно и бесстыдно разглядывает, поглощая чужие эмоции, пока омега прикасается тёплой ладонью к его медленно твердеющей плоти. — Ох, хён… — коротко выдыхает альфа, удобнее опираясь поясницей о стенку кабинки. — Что «хён»? — Хосок, на самом деле, иногда любит в шутку дразнить. Обожает, действительно, в то время как альфа готов на потолок лезть от желания сделать всё так, как скажут. Лишь бы угодить ему, лишь бы запомниться подольше. У Хосока такой цели никогда не было, но Тэхён придумал за него сам. Хосок запомнился и без попыток понравиться. — Хён… Сожми, пожалуйста. Руку сожми. Сильнее. Омега слушается, потому что, видимо, всё же не намерен задерживаться тут с Тэхёном. Ну да, у него ведь встреча. Он мягко потирает подушечками пальцев покрасневшую головку и смотрит снизу вверх, пытаясь словить чужой взгляд. Альфа не поддается: слишком, слишком стыдно. — Хён сделал так, как ты просил, даже не взглянешь на него? Ну же, — улыбается мягко Хосок, плотным обхватом горячей ладони проводя по стволу вниз. Альфа течет так, что, черт возьми, не нужен и лубрикант для лучшего скольжения. Тэхён стыдливо опускает взгляд, тут же сталкиваясь с омежьим. Тот смотрит внимательно, но молчит, следом усиливая давление на член и двигая рукой немного резче. Он прекрасно знает, как доставлять удовольствие: трогает ласково, но в то же время с ощутимым нажимом, то ускоряется, то, наоборот, замедляет свой, только ему понятный темп. Тэхён рвано дышит, периодически облизывая пересохшие губы, и не смеет отводить взгляд. От напряжения начинают неметь ноги, альфа хрипло всхлипывает, издавая какой-то странный звук. Понимая, что ещё немного, и он позорно быстро подойдёт к пику. Слишком много ощущений. — Хосоки-хён, я… С-скоро. — О, настолько? Ты сегодня такой нетерпеливый? — Да… Ох, да. Хён, пожалуйста. Тэхён кончает с дрожью в ногах спустя долгих десять секунд, едва не падая на умостившегося на полу омегу и беспорядочно шепча извинения следом. В глазах двоится, он пытается найти опору, потому что оргазмы от хёна всегда отличаются от собственно получаемых. Слишком чувственно, слишком ярко. Возможно из-за того, что с чувствами. Возможно потому, что это просто Хосок. Когда он отходит от переизбытка ощущений, растерянно хлопая черными ресницами, омега уже стоит рядом, немного заламывая брови, когда альфа на него смотрит. — И как тебе? Понравилось? Ещё бы. Нравится всегда, да так сильно, что Тэхён потом мучает себя воспоминаниями ещё несколько дней, когда их пыл ко встречам ненадолго утихает. Альфа кивает, растягивая полные губы в благодарной улыбке: — Как всегда, хён. Спасибо. И-и… Ты прекрасно выглядишь сегодня. Эта блузка тебе очень идёт. Боже, сказал. Смог. Тэхён тихо выдыхает от облегчения, ведь мысли о том, чтобы похвалить старшего, навязчиво крутились на языке уже несколько минут. Альфа, на самом деле, в жизни не такое ссыкло. Да, возможно, некая неуверенность в себе и присутствует, ведь ему есть с кем сравнивать (чего стоят только альфы-старшеклассники, что воняют феромонами на целый этаж), да и пубертатный период во всей силе. Знакомая каждому подростку нескладность, а если добавить непропорциональные пока черты лица, то получается совсем ещё маленький уродец, но Хосок почему-то выбрал его. И именно этот факт заставляет так сильно дрожать изнутри, ведь он не хочет его подставлять. Не хочет, чтобы омега разочаровался. И совсем ещё на поверхности лежит наивная мечта о том, что Хосок со временем заметит в нём что-то большее, чем просто знакомого для дрочки. Эти мысли всё ещё заставляют его продолжать соглашаться, когда хён просит об очередной встрече. — А, да ничего особенного, — отмахивается омега, но Тэхён всё равно замечает, как чужие щеки едва уловимо розовеют. — Сегодня у родителей встреча с друзьями из Ульсана, меня тоже пригласили. Вот и должен выглядеть подобающе. Значит… Встреча со знакомыми. Тэхён незаметно выдыхает. Не то чтобы он был собственником, но все же чужие обещания, что такое у хёна лишь с ним одним, заставляли считать себя в какой-то мере особенным. — О, надеюсь, вы хорошо проведёте время. Ты… Прямо сейчас поедешь туда? Они выходят из туалета вместе после того, как альфа быстро застёгивает ширинку на школьных брюках, чувствуя себя объевшимся сладостями котом, а Хосок смывает чужую вязкую сперму под напором воды из крана. Школа уже давно пустая, окна пропускают в коридоры теплый свет от уличных фонарей, потому что, оказывается, давно уже стемнело. Идти вот так, нога в ногу с хёном, до жути приятно: Тэхён представляет, что сейчас обеденный перерыв, а они, радостные и немного подуставшие из-за уроков, вместе идут во внутренний дворик школы, чтобы поесть сэндвичей с джемом. Тогда, наверное, он взял бы омегу за руку смело и уверенно, обхватывая его маленькую теплую ладонь своей и переплетая пальцы. Хосок бы улыбнулся, широко растягивая лишь недавно зацелованные губы, и прижался к нему боком сильнее, чтобы быть ещё ближе. — Да, пройдусь к остановке возле продуктового. А ты… — вырывает его из мыслей омега, внезапно остановившись посреди коридора. Ким замечает, что у того ничего с собой нет: ни привычного рюкзака с разноцветными нашивками, ни пуховика, чтобы не мёрзнуть на улице. Видимо, хочет попрощаться уже здесь, чтобы после пойти в гардеробную. Тэхён взволнованно кусает губы, секунду раздумывая над следующим предложением. — Я могу провести тебя туда, если хочешь. Уже темно. — О… — Хосок замолкает, потянув пальцы к рукавам рубашки, но тут же одергивает себя. Видно, что ему неловко. — Тэхён, не надо. Правда. Я сам доберусь. Альфа разочарованно втягивает воздух, четко понимая, что его сейчас отшили. А чего ещё стоило ожидать? Дожидаясь автобуса на самой ближней к школе остановке, он уныло ковыряет носком ботинка грязные камушки на асфальте. По правде говоря, надежда на согласие от омеги всё же теплилась внутри, разжигая смелость, когда он задавал вопрос. Что такого в том, чтобы одному школьнику провести другого, если на улице давно уже холодно и темно? Тем более, если тот омега, а их общество не настолько безопасное, как хотелось бы. Но Хосок, как он смутно начинает понимать, не хочет с альфой стыкаться нигде, кроме неудобных кабинок туалета. Они не здороваются в коридорах школы, чтобы «не вызывать подозрений», не смотрят друг на друга в столовой. Точнее, Хосок просто очень старательно игнорирует его взгляд. Или не замечает, поглощенный очередным интересным спором со своими друзьями насчет того, от какой фирмы кимбап в их продуктовом вкуснее, пока младший альфа дырявит его взглядами. Настолько ли ему противен Тэхён вне пластиковых стенок кабинки? Или стыдно за то, каким способом они общаются? Хён ведь, наверное, в глазах своих знакомых совсем уж правильный мальчик. Всегда хорошо одет, приветливый и улыбающийся, с омегами целуется в щеки, на альф смотрит заинтересованно-смущенно, но всё равно не корчит из себя неженку. Но, как и любой другой человек, он хранит и свои секреты. И Ким не знает, на самом деле, зол он или рад. Ну... Потому что он этим секретом и является. А секреты скрывают от чужих глаз, и поэтому в любых других ситуациях он для омеги — лишь кусочек того грязного белья, которое на людях не показывают. Настроение остается унылым на протяжении всего вечера, даже тогда, когда папа заставляет его выйти на прогулку с братом. Тэхён сначала фыркает и упирается, потому что даже во дворе, закрытом от ветра плотно настроенными многоэтажками, беспощадно валит холодный снег, а зуб на зуб не попадает от мороза. Но когда Тэун с восхищённым визгом достаёт из шкафа свой синий снежколеп, с немой просьбой заглядывая старшему брату в глаза, он всё же собирается на улицу, горестно вздыхая. — Нечасто за последние годы увидишь снег в нашем городе, правда? — Тэун начинает трещать уже на выходе из подъезда, семеня маленькими ногами за братом. — Тэ-тэ, ты прожил всего семь лет, откуда такие заключения? Во дворе оказывается красивее, чем он предполагал. Пустой детский майданчик покрыло тонким слоем снега, что блестит в свете фонарей, немногочисленные деревья тоже в инее, а небо кажется каким-то коричневым, и это… Так внезапно похоже на сказку. Тэхён натягивает мягкую шапку с торчащим помпоном прямо на темные брови, чтобы оставить морозу всё меньше открытых частей тела, и зачерпывает снег ладонью. — Хён, ты не взял перчатки, что ли? — Тэун, что в своей разноцветной курточке уже лепил шарики, подбирая снег под горкой, где его отложилось больше, внезапно поворачивается к нему. — А… Я так и не купил новые, Балбес ведь проделал в одной дыру прямо на пальце. Балбес — пёс их дедушки, черный дворняга, которого тот взял к себе ещё лет пять назад. В прошлом году, дразня Балбеса своими меховыми перчатками и тряся ими прямо перед клацающей мордой, альфа лишился куска ткани, покрывающего почти весь указательный палец. После этого он смущенно прятал руки в карманах всю зиму, так и не найдя оторванный кусок на территории Балбеса, а в этом году вообще как-то позабыл о перчатках. — Да, я помню! — заливается высоким смехом брат, хлопая себя по коленкам. — Ты так долго обижался на него, Боже. Как будто бы пёс виноват в глупости хёна. — Эй, что ты только что сказал? — А то, что хён глупый! Хён глу-у… Ай! Тэхён лупит в младшего снежком, попадая в локоть, а на курточке расплывается белое мокнущее пятно. Это внезапно оказывается весёлым занятием: младший брат, разойдясь, начинает окатывать его в отместку своими идеальными благодаря снежколепу шарами, Тэхён же закидывает его распадающимся в процессе снегом, после сразу же отпрыгивая на безопасное от мелкого проказника расстояние. Они едва не задыхаются от смеха, когда один снежок прилетает альфе прямо в лицо, тая на ресницах и носу и падая маленькими каплями. Да вот через несколько минут младший здорово утомляется, едва поспевая за братом, поэтому альфа решает остановить это дело. У самого пальцы красные и едва шевелятся от холода, ведь всё это время загребал снег голыми руками. — Не хочешь поесть чего-нибудь в магазине? — спрашивает он у младшего, пока тот пытается отдышаться, захватывая маленьким ртом воздух. — Папа вряд ли будет готовить что-то на ужин, они с отцом поедут на свиданку позже. — Тогда хочу, — просто соглашается младший, поэтому, немного отрепавшись от снега, что залез даже за ворот куртки омеги, они размеренно шагают к небольшому круглосуточному магазинчику. Внутри тепло и непривычно от яркого белого света, а поэтому братья щурятся некоторое время, шагая меж стеллажей. Тэун сразу же бросается к разноцветным упаковкам чипсов, трогая их маленькими пальчиками в мокрых перчатках. — Тэ-тэ, — вздыхает альфа, подходя ближе к забитому вредной едой стеллажу. — Ты ведь знаешь, что папа не оценит. Он не для этого покупает тебе таблетки для желудка. — Ну блин, и ты туда же, — ворчит младший, надувая полные губы. Видно, что он не собирается спорить, ведь родители действительно пекутся о его пищеварительной системе, что почему-то постоянно подводит. Тэуну не повезло с метаболизмом, поэтому чипсы для него — почти всегда табу. — Извини, — альфа понимает его, правда. — Давай купим сушеные водоросли? Они тоже хрустят и довольно вкусные. Пойдем, поищем. Братья устраиваются с покупками (к водорослям присоединились рисовые пирожки и большой апельсиновый сок) за длинным столиком перед окном в самом магазине, потому что тащить еду на холоде домой ни у кого нет желания. На душе становится как-то спокойнее, и Тэхён почти забывает о произошедшем пару часов назад, расслабляясь и отдаваясь мгновению, пока младший внезапно не ляпает: — Родители так часто ходят на свидания. А ты почему не ходишь, хён? Альфа закашливается от неожиданности, переводя взгляд на брата. — А тебе не рано ещё таким интересоваться, а? — Не рано! — пыхтит омежка, скорчив ему рожицу. — За мной, вообще-то, в школе уже несколько альф бегают. И один омега тоже. — Ого… Ты такой красивый, что ли? — А что, не видно? — Да не оче… Ай, блин, Тэун! Не плюйся! Тэхён брезгливо отряхивается от невидимых слюней брата вперемешку с крошками еды, но тема начинает его действительно интересовать. Неужели и у его маленького братишки появились поклонники? В таком-то возрасте? — А тебе нравится кто-то из них, Тэ-тэ? — как можно наивнее спрашивает он, когда уже почти всё съедено, а младший жадно высасывает остатки апельсинового сока из бутылки. — Ну… Мне нравится Кёнсу, он добрый и делится со мной разными взрослыми секретами. И у него милое лицо, хоть и пахнет альфой, — честно отвечает ребёнок, болтая ногами в маленьких черных ботинках под столом. Им пора бы уже уходить, поэтому старший, спохватившись, принимается за уборку, выбрасывая скомканные упаковки в мусорку рядом. — И как, вы говорили об этом? Вы друзья или что-то вроде того? Тэун внезапно смущается, резко спрыгивая со стульчика и разворачиваясь к дверям магазина. Тэхён удивленно хлопает ресницами, но молчит, лишь подбирая шарф младшего со стола и плотно укутывая в него ребёнка. Интересно, конечно, но он не будет расспрашивать. Ему и самому ведь стало ужасно неловко, когда мальчишка затронул тему свиданий. Ведь что он может ответить? Что влюблён уже давно, но втайне занимается лишь постыдными грязными вещами с одним до ужаса красивым омегой? Что совсем уж последний идиот, которому сегодня отказали даже в попытке провести до остановки? Ребёнок не поймёт, да и, честно говоря, Тэхён сам не до конца понимает. Уже возле подъезда, когда альфа пытается холодными пальцами достать карточку от домофона из кармана штанов, младший внезапно тихо делится, переминаясь с ноги на ногу: — Кёнсу однажды поцеловал меня в щёку на перерыве, когда все были в столовой. И сказал потом, что она у меня… Мягкая и что я очень хорошо пахну. Только родителям не рассказывай! — и быстро прошмыгивает внутрь подъезда, видимо, смущаясь до ужаса своих откровений. Тэхён тихо смеётся, заходя следом за младшим, и уже в лифте обещает ему, что никому не расскажет. Ребёнок остаётся довольным, рассказывая о их «снежной драке» собирающимся родителям, а старший брат получает похвалу и благодарный чмок в щёку от папы. Собственные мысли о том, чтобы когда-нибудь поцеловать Хосока, отдаются глухим отчаянием где-то внутри.