один из твоих секретов

В очередное зимнее утро, сковывающее морозом и нежеланием выходить из дома, Тэхён чувствует себя последним идиотом. Стены школы всё ещё не прогреты, ветер порывисто свистит за окнами, гоняя рассыпчатый снег по тротуарам, а он, как истинный представитель «каблуков», как бы назвали его друзья (спасибо всем существующим богам, что они ещё не догадались), уже битые минуты пытается разогреть собственные руки, дыша теплом на смуглую кожу. Привалившийся к стенке кабинки омега едва терпит, переминаясь с ноги на ногу и жалобно заламывая брови. — Тэхён, я не хрустальный, — срывается сипло и нетерпеливо у Хосока, и он начинает стучать каблуком ботинка громче, цокая о плитку. — Это ведь я предложил встретиться в такую рань, значит, потерплю. Я хочу сейчас. — Хён, тебе будет неприятно, — альфа хмурится, принимаясь хукать на красноватые кончики пальцев. Возможно, он выглядит до ужаса глупо сейчас, но это не главное. Главное — то, что Хосок должен этот раз запомнить. И запомнить так, чтобы всю последующую неделю у него подгибались коленки лишь от воспоминаний того, как хорошо альфа его трахал. Тэхён настроен серьёзно сегодня, несмотря на то, как глухо бьется отчаяние где-то внутри. А всё потому, что, как любезно сообщил ему вчера вечером Чон, заставив подавиться чаем прямо во время семейного ужина, у него совсем скоро должна начаться течка. И Тэхёну пришлось тогда сильно жмуриться, до пятнистой пелены перед глазами, чтобы стереть волнующий образ хнычущего, ярко пахнущего и текущего Хосока, пока папа взволнованно хлопал его по спине, спрашивая, все ли хорошо. Ага, хорошо. Всё просто прекрасно. Течка Хосока, на самом деле, значила многое. Во-первых, то, что с каждым приближающимся днём он будет становиться отчаяннее. Естественно, то время, когда омеги в этот период буквально сходили с ума и вешались на любого альфу, давно прошло. Эволюция, к счастью, постепенно делала любой пол менее чувствительным к гону и течке, ведь животная потребность постоянно размножаться отошла на второй план. Но лёгкие отголоски неадекватного состояния всё равно оставались: к примеру, Ким точно знает, что пахнуть старший будет чуть сильнее и чуть иначе, да и возбуждаться, к сожалению, тоже станет намного легче и быстрее. А это значит лишь одно: им видеться просто нельзя. Гон Тэхёна закончился за пару недель до того, как он впервые встретился с омегой, и поэтому они ещё ни разу не сталкивались с этой… проблемой. А вот сейчас, когда гормоны бурлят и кипят, а Хосок ещё и потечет… Это вправду опасно, учитывая то, как сильно ему захочется в это время члена в себе и как легко в период течки забеременеть. И никто им, перепуганным нескладным подросткам, качественные презервативы или таблетки не продаст, а набираться нового опыта с настоящим проникновением, которого до этого у них не было, вот таким образом точно не хотелось. И Тэхён, и Хосок согласны с этим, они понимают риски. А потому, учитывая их предыдущие развлечения и соответствующую тягу друг к другу, оба решают, что лучше на следующей неделе не встречаться совсем. Неделя — достаточно долго. Не смертельно, но младший привык к тому, что в любой будний день хён может позвать его в кабинку туалета, имея в кармашке тысяча и одну идею для их новой тайной встречи. А сейчас, зная о том, что он будет хотеть его, но не иметь возможности проводить время вместе… Немного разочаровывает. И поэтому грусть в Тэхёне затмевает нерешительность, когда он, наконец-то разобравшись со своими холодными руками, аккуратно усаживает старшего на привычную уже белую крышку унитаза. Да, они те ещё романтики. — Я собираюсь позаботиться о тебе, хён, — нервно объясняет он, наблюдая за тем, как двигаются чужие острые лопатки под тонким, но очень плотным серым свитером. Тэхён смелеет и самостоятельно прикасается к широкому кожаному поясу на штанах, склоняясь над телом омеги. — Ох, я… Ладно, — Хосок лишь послушно утыкается лицом в свои сложенные на бачке руки. Он, такой не выспавшийся и прибежавший в школу с утра пораньше, выглядит маленьким сонным щеночком. Хочется затискать, в самом деле, но… Правила их игры далеко не такие. Поэтому альфа лишь мягко окольцовывает талию хёна руками, дотягиваясь до металлической пряжки с каким-то незатейливым рисунком звездочек на ней. Тепло чужого тела вызывает в нём дрожь восхищения. — Хочу быстро и жестко сегодня. — М-м… Не хватает острых ощущений? — тихо бормочет альфа, наконец-то принявшись тянуть узкие штаны вниз. Он вздрагивает, когда замечает быстрый кивок от Хосока, который даже не смутился от такого вопроса… Черт. Этот процесс, на самом деле, до ужаса заезжен и уже плавно переходит в привычку: трепетно провести ладонями по гладким подтянутым бедрам, помочь хёну снять нижнее белье, протиснуть длинные пальцы внутрь жаркого нутра, ловя в пустоте помещения первый чужой всхлип. Но каждый раз всё отзывается новыми ощущениями и будоражащим внутренности адреналином. С Хосоком ведь всегда так. Омега уже чертовски мокрый, когда Тэхён лишь мягко прикасается к его смуглой коже. Гладкая, плотно сжатая дырочка беспорядочно выталкивает небольшое количество прозрачной смазки, и Хосок лишь тихо и рвано дышит, уже давно не смущаясь. Кого? Такой податливый и готовый, такой нереально возбужденный и ждущий момента, когда его наконец-то заполнят. Ну и вот как злиться? Как продолжать твердить себе, что используют и не моргают, что не нужен он в другое время никогда, что Хосоку, такому нежному и желающему его Хосоку, просто плевать? Блять. Тэхён такой слабый, когда дело касается Чон Хосока. Всегда. Пальцы проникают туго, несмотря на скользкость внутри, и альфа моментально убирает один, оставляя лишь средний и указательный. Старший выдавливает тихий всхлип, мягко подаваясь назад, чтобы насадиться глубже. Конечно же, ему мало. Так ужасно мало и недостаточно, когда течка уже дышит в затылок, а запах альфы забивается в ноздри, лишая способности здраво мыслить. Тэхён, по правде, чувствует себя так же. Ветер за окном усиливается, свистит, перекрывая их тяжелое дыхание, и альфа может красочно представить, как швыряет снегом со стороны в сторону на улице. Не повезло тем ученикам, которые добираются пешком, тем более сейчас — зима полностью овладевает городом, и, вероятно, погода только-только начинает ухудшаться. Тэхён сам не выспался совершенно; подорвался в шесть тридцать, едва разлепляя глаза, лишь бы успеть, потому что у Хосока не будет времени после школы. Приехать раньше? Пожалуйста. Игнорировать собственный комфорт из-за омеги? Пожалуйста. Он ведь тот ещё глупец. Маленький добрый мальчишка, у которого чувство собственной значимости машет ручкой и уходит куда-то далеко, стоит на горизонте появиться тому, от которого мурашки по коже и дикое обожание. Просто невозможно. Будто сквозь пелену густого тумана до него доносится тихое хныканье Хосока, он чувствует, что пальцы совсем мокрые от чужой теплой смазки и двигаются более свободно, чем минутами ранее. Значит, можно добавлять третий, потому что хён… Его хён так хорошо принимает. Идеальный для него. Идеальный для Ким Тэхёна. Альфу трясет от мучительного возбуждения, когда и без того приторный запах Хосока усиливается, и тот буквально на секунду поворачивает голову, смотря на него заплаканными блестящими глазами. Опять. Он плачет, и это значит лишь одно — омега на пике удовольствия. Ему так хорошо. — Хён, ты… — шепчет сорвано Тэхён, пристраивая вторую руку на покрытом мурашками голом бедре омеги. Кожа гладкая, упругая, приятно мнётся под длинными пальцами. Хосок… Идеален. Он продолжает таранить пульсирующее жаркое нутро тремя пальцами, с каждым разом вгоняя их ещё глубже, резче и сильнее. Хосок едва заметно сжимает правую руку в кулак, его спина напряжена до предела. Тэхёну кажется, что он сам сейчас взорвётся. Помещение наполнено его скулящими звуками, тихими всхлипами и порывистым свистом ветра, что бьётся о шибки окна. Маленькая кабинка плотно закрыта, поэтому Тэхён позволяет себе слегка откинуться на дверцу, вдыхая глубоко от облегчения. Он автоматически уже двигает пальцами, с полузакрытыми глазами наблюдая за получающим удовольствие Хосоком. Ему тоже хочется. Школьные брюки ограничивают свободу, теснят его, доставляют неудобства, и Тэхён впервые не хочет с этим мириться. Он тяжело дышит, пытаясь прийти в себя, но когда в помутневшем сознании созревает очередная безумная идея, он её не думает отбрасывать. Альфа на пару мгновений отстраняется от Хосока, моментально слыша его разочарованный всхлип. Быстро расправляясь с замочком на брюках, альфа приспускает штаны вместе с боксерами, освобождая наконец-то собственный твёрдый и истекающий смазкой член. Он большой, достаточно большой и толстый, чтобы заполнить Хосока так, как тот мечтает. Чтобы растянуть его дырочку вокруг себя, толкнуться так сильно, чтобы у того искры посыпались из глаз. Тэхён уверен, что его член уже не вырастет ещё большим, потому что семнадцатилетие стукнуло ещё пару недель назад, но Хосок явно был бы доволен этим. Ему бы понравилось, альфа видел, как тот жадно на него смотрит. Даже бесстыдные комментарии иногда оставляет, заставляя прятать пылающие щеки за широкими ладонями. Перед глазами мутно, картинка размывается, когда он подходит ближе. Хосок не понимает, что происходит, стонет чуть громче, пытаясь привлечь внимание. Привлекает. — Тэхён… — просит он, едва терпя то, как смазка извращенно капает из его разработанной задницы, и судорожно сжимается вокруг пустоты, никак не в силе понять, почему младший остановился. — Хён, я… — Ким немного теряет спесь, когда крупная покрасневшая головка находится всего лишь за несколько сантиметров. Голова кружится, он совсем выпадает из реального мира, придвигаясь ещё ближе и самим кончиком касаясь мокрого, розового колечка мышц. — Твою мать, ты что делаешь? — тут же вскрикивает омега, широко распахнув глаза от страха и сразу же отодвигая собственную задницу подальше. — Мы договаривались, Тэ, так не… — Ты не так понял, — встречаясь глазами с таким же одурманенным Хосоком, Тэхён едва может нормально раскрыть рот. Боже, что сейчас происходит? — Я не буду… внутрь. Я хочу ниже. З-знаешь такое? Разговаривать сейчас, посреди их прелюдий, прямо перед тем, как должен начаться урок — бред последний, но Тэхёну нужно знать. То, что он представил у себя в голове… Они с Хосоком не будут видеться целую неделю, он успеет постыдиться своих фантазий и того, что решился предложить это в реальности, а сейчас… — О Боже, — Хосок облегченно выдыхает, видимо, явно испугавшись чужого прикосновения. От настоящего проникновения их отделяло лишь более-менее адекватное состояние. Не больше. — Ты про межбедренный, что ли? — Я… Да, х-хён. Я хочу этого. Взгляд омеги, адресованный ему из-под упавшей каштановой челки, тут же темнеет. — Хочешь трахнуть мои бёдра? Тэхён беспомощно хлопает длинными ресницами, чувствуя, как опять непроизвольно заливается румянцем. Этот омега когда-нибудь его доведёт. — Да… Да. Очень хочу. Можно? — и горящий от предвкушения взгляд в ответ. У них уходит некоторое время на то, чтобы сделать идею младшего осуществимой. Возбуждение немного остужают попытки здраво мыслить, как и холодный воздух в непрогретом пространстве. Помогает. Хосок сводит затекшие коленки вместе, немного меняя позу, чтобы создать достаточно тесноты для Тэхёна, и лишь вида его оттопыренной аккуратной задницы со сжатыми ногами хватает для того, чтобы потерять над собой контроль. Альфа, жарко дыша и пытаясь сконцентрироваться, впервые за несколько месяцев их знакомства пропихивает руку меж чужих подтянутых бедер, чувствуя, насколько там горячо и как трепетно это ощущается. Восхитительно. Смазки Хосока предостаточно, чтобы распределить её по горячей коже для лучшего скольжения, и Тэхён делает это с пунцовыми щеками, моля всех богов, чтобы хён не захотел обернуться сейчас и посмотреть ему в глаза. Ким просто не выдержит. Он прямо сейчас собирается трахнуть бёдра своего хёна, пока тот отчаянно желает его, Тэхёна, внутри себя, заполняющего его, растягивающего. Блять. Это действительно происходит? Это случится с ними? Тэхён не может вспомнить свое имя, когда, сделав глубокий вдох, вместе с проникающими обратно в Хосока пальцами втискивается членом в промежуток между напряженных бедер. Это почти, — почти, — похоже на настоящий секс. В узости чужого тела до умопомрачения приятно. Каждая клеточка в теле Тэхёна будто воспламеняется, он стонет громче обычного, выше обычного, он теряется во времени. Кроет от того, чем они занимаются, от того, как он скользит членом вперёд и назад, чувствуя настоящее давление, как с размазанным зрением и пятнами удовольствия перед глазами это выглядит так, будто он действительно в Хосоке. Будто он толкается прямо в пульсирующее колечко мышц, будто смазка его не искусственно нанесена на смуглую кожу, будто у них всё по-настоящему. — Боже, Тэ… Ч-черт, пожалуйста… — омега задыхается, кажется, даже сильнее него, и Тэхён так некстати вспоминает, что у того скоро течка. Что он возбуждён гораздо сильнее обычного, что каждое тэхёново движение ощущается для него ярче и разбивает его на маленькие частички, собирая в секунды заново. Тэхён начинал с жутко медленных, но заканчивает рваными, несобранными толчками в чужое тело. Он пропихивает в Хосока четвёртый палец, слыша, как голос того срывается на хриплые вздохи, толкается членом сильнее, чувствуя, как восхитительно тесно его сдавливают, как чувствительная головка раздвигает омежьи бёдра, как трётся и доводит до безумия. Он чувствует, что больше не может держаться. Звезды перед глазами обретают цвет, и Тэхён едва успевает вытащить свой член, чтобы не запачкать влажную, блестящую от выделений хосокову кожу, когда с глухим стоном кончает. Он поклясться может, что ни разу не испытывал такого раньше: все оргазмы с Хосоком были невероятными, но это… Что это, блять, вообще было? Омега кончает сразу же после него, едва сжимая свой член и крупно подрагивая. И после они едва как приходят в себя. Хосок всегда быстро оправляется от оргазмов, и в обычное время омега сейчас бы уже застегивал пуговицу на штанах, пока Тэхён пытался справиться с бесконтрольной дрожью в ногах. Но сейчас тот даже не двигается с места: его растраханная пальцами дырочка беспорядочно сжимается, коленки заметно подрагивают, и он даже не поднимает голову. Настолько сильно… Слишком? Тэхён едва как сгибается, доставая из валяющегося на полу рюкзака влажные салфетки, и сначала вытирает собственные руки: одну от своей же спермы, вторую — от смазки Хосока. А ведь если их смешать, то… Нет. Нельзя даже думать о таких извращениях, чёрт. Альфа быстро проходится по длинным пальцам и по ладоням, очищая кожу, чтобы позже позаботиться о старшем. Тишина уборной оглушает: после тех звуков, что они совместно выдавали, после их маленького безумия, которое Тэхён собирается запомнить на всю оставшуюся жизнь… Все выглядит таким нереальным. Привычная серая плитка на стенах. Тусклое освещение, зима за окном, недавняя прогулка с братом. Ещё несколько дней назад он был тем же Тэхёном, тем же неловким и невзаимно влюблённым альфой, но мог ли он подозревать, что будет так близок с Хосоком, так скоро и так ошеломляюще ярко? Что хён позволит зайти ему, тому, с кем не здоровается в коридорах школы, настолько далеко? Это невообразимо. Но Тэхён понимает, что ему нужно немного времени в одиночестве, чтобы обработать всю поступившую информацию. Он просто не сможет сейчас осознать всего масштаба произошедшего. Поэтому, тихо вздохнув, достаёт целых две салфетки и осторожно зовёт омегу: — Хён? Ты живой? — Блять… — слышится приглушенное от омеги, и Тэхён понимает, что тот спрятал лицо в сложенных руках. Привычка, на самом деле, альфа уже заметил: он всегда так делает. То ли пытаясь оградиться от внешнего мира и полностью погрузиться в ощущения, то ли просто для удобства. — Блять, меня будто поезд переехал. Тэхён понимающе кивает, не осознавая, что его движение не увидят, и протягивает старшему салфетки в надежде, что тот в состоянии себя вытереть. Но каштановая макушка Хосока лишь отрицательно дёргается со стороны в сторону, и он тихо мычит «помоги». Приходится, совсем не понимая реальности происходящего, прикасаться к нему повторно. Мягко вытирать смазку с чувствительной кожи, даже крышку унитаза после, на которую кончил омега. Он уже подтягивает собственные штаны, выбросив перед этим салфетки в маленькую черную мусорку сбоку, как тут Хосок отзывается опять, с вымученным стоном натягивая белье на задницу: — Наверное, это из-за того, что ты альфа… А у меня скоро течка. Я, черт возьми, никогда так не реагировал. Тэхён неловко растягивает губы в подобии улыбки, когда ловит на себе его взгляд. — Ты был великолепен, Тэ. Спасибо. Тэхён замирает. В этот момент это ощущается так… Ну, будто он желанный. Нужный. Хосок оценил его. Сказал прямым текстом, как сильно ему понравилось то, что делал с ним младший альфа. И он точно запомнит этот раз, ведь… «Никогда так не реагировал». Тэхён сидит на всех уроках с довольной лыбой, игнорирует попытки друзей выведать хоть что-нибудь и всё проматывает каждый момент сегодняшнего утра в голове, думая о том, что неделя — правда, не так уж много. И, возможно, после такого удовольствия его хён увидит в нём того альфу, который может его удовлетворить, который достоин его внимания и дружбы, его сладких поцелуев и сплетенных вместе рук, несмотря на то, что младше и такой вот… Нескладный. Плевать, потому что хёну понравилось сегодня. Он проводит безумно длинную и скучную неделю, не находя себе места от вдохновения и предвкушения. Хён ведь доволен им, правда? Доволен больше, чем прежде. Никто не делал ему хорошо так, как Тэхён. Хосок должен это помнить, особенно… Особенно в дни своей течки. У Кима, на самом деле, слюна собирается в уголках рта, когда он думает об этом. О том, каким нуждающимся может быть Хосок, когда сидит на занятиях с постепенно намокающим тампоном в заднице. О том, как омега может мимолетно вспоминать о нём, представлять его, хотеть его. Как он мог бы жадно скулить на ухо и умолять про член Тэхёна в себе. Как влажно целовал бы тэхёновы губы, похотливо слизывая ниточку слюны, как альфа вжимал бы его в себя, скользя горячими ладонями по медовой коже. Но... Всё, что ему остается — лишь подавлять свои безумные влажные фантазии, когда омега появляется на горизонте, даже не пытаясь ответить на его взгляд. Как и всегда, это разочаровывает и угнетает, потому что он опять лишь никто. Рандомный мальчишка на побегушках, что без указаний хёна не будет даже пикать, но зато с привилегиями. Но всё же… Одна ситуация, произошедшая в последний учебный день недели, выбивает альфу из колеи и заставляет все выходные провести за раздумьями вместо отдыха. Ведь на третьем уроке их учитель биологии с самым невозмутимым лицом приводит ещё один шумный класс, заявляя, что тем из-за заболевшего историка нужна замена, а он собирается объединить их и заодно провести старшему классу урок вместо вторничного. Старшие очевидно рады, ведь на следующей неделе у них соответственно будет окно, а вот у Тэхёна сердце падает в пятки в тот миг, когда он видит заходящего вместе с несколькими омегами Хосока. Он не может оставаться спокойным, ворочаясь за своей второй партой и теребя карандаши в раскрытом пенале, пока чужой класс располагается преимущественно сзади. Там линейкой построен дополнительный ряд лишних стульев ещё с каких-то мероприятий, поэтому подростки, переговариваясь и шумя, кое-как устраиваются в конце кабинета, разделяя по одному стулу на двоих. Одноклассники Тэхёна разноголосо шепчутся вокруг, поэтому в воздухе поднимается ещё больший балаган, и среди всего этого хаоса просто невозможно хоть как-то успокоиться. Он напрягается за партой, уставившись в одну точку в своем учебнике и пытаясь не оборачиваться. Нельзя, они ведь не знакомы. Они не должны знать друг друга, пересекаться взглядами, здороваться и общаться. Учитель утихомиривает два класса мучительно долго, его крики громко отдаются в ушах и даже немного отрезвляют. Ким всё так же молча продолжает писать лишь начатый конспект, и разум постепенно, но проясняется: почему он вообще должен как-то реагировать на это? Они пересекались в школе и раньше, их соединяли с другими классами до этого, а то, что в этот раз попался хосоков — лишь нелепое стечение обстоятельств. Судьба явно не склонна к нему, а всё это больше похоже на странную неожиданность. Поэтому успокоиться, глубоко выдохнуть и продолжить учить чертовы растения — единственное, что альфа может сделать в этой ситуации. Ничего больше. Но нет, блять. Нет. Тэхён не знает, как с дрожащими руками и призрачной дымкой страха в голове оказывается среди своих одноклассников, что смешались с классом Хосока. Не очень хорошо помнит, как учитель, поняв, что провести два урока одновременно — бесполезное занятие, сдался и разрешил потратить им оставшиеся двадцать минут на свои дела. И как моментально начал хаотично перемещаться его собственный класс, желая познакомиться с крутыми хёнами, и как его затянули тоже, чтобы не оставался один, и как он оказался сидящим в новообразованной компании нескольких широкоплечих альф, двух бет и старших омег, среди которых мялся, улыбаясь, Хосоки-хён. Немного растрёпанный, спрятанный под плотной тканью бордового свитера, в привычных школьных брюках, опять с мягкими кудряшками, а ещё очевидно неспокойный. Он, прирожденный экстраверт и зачинщик веселья, среди своих таких же раскрепощенных друзей сейчас кажется непривычно неподходящим. Тэхён тоже сидит, как на иголках: с вжатой в плечи головой, влажными от холодного пота руками и нарастающей неуверенностью. Они впервые в жизни вот так: вместе и не по его желанию, и это… Вау. Впечатляет. Хосок ведь реальный, он сидит почти напротив, его приторный запах ощущается так четко среди смешанных других. Альфа на мгновенье поднимает глаза, пока другие взгляды обращены к его рассказывающему что-то однокласснику. Такой худой, такой маленький со своими ссутуленными плечами и бегающим по поверхности парты взглядом. И он… Действительно не такой, как всегда. Неужели настолько злится тому факту, что Ким оказался в его компании? Или Тэхён слишком много на себя берёт, рассчитывая, что Чон вообще обратил на него хоть какое-то внимание? Ребята, как становится понятно, заводят разговор об отличиях в предметах между их классами, но всё, что успевает уловить краем уха Тэхён — это то, что в следующем будет неожиданно легче. Без ненужных дополнительных занятий вроде истории китайского языка, с меньшим количеством географии и химии и новым учителем Чжан, что, как младшим участливо объяснили, даже очень и очень хорошо. — Что насчёт физкультуры? — прокашлявшись, совсем тихо спрашивает Ким, решив наконец вмешаться, чтобы не сойти с ума от страха окончательно. Он честно надеется на то, что его среди всего шума и не услышали вовсе, но взгляды, поползшие по лицу, говорят обратное. — А что насчёт неё? — один из альф, крашеный блондин, выжидающе на него уставляется. Тэхён сводит колени под партой, нервно отмечая то, что все из их новой компании замолчали. Интересно, смотрит ли Хосок сейчас? Плевать ли ему на то, что они трахались неделю назад, а сейчас сидят рядом и вынуждены взаимодействовать в кругу ничего не подозревающих людей? — Я слышал, что занятия у вас теперь проводятся в новом спортзале, — ляпает Тэхён, потому что ему действительно интересна эта тема. Их старенькое помещение на цокольном этаже, где приходится заниматься с младшеклассниками, совсем уж сырое и неудобное: там даже нет баскетбольной площадки, только несколько матов и два потасканных тренажера. Старший альфа, поняв вопрос, начинает с интересом отвечать, затыкая других и жестикулируя руками, но Тэхён в этот момент может ощущать лишь свой бешеный пульс, что сдавливает виски. Он смотрит на Хосока. На Хосока, который после того, как младший альфа впервые открыл рот, перетягивая на себя внимание старших, меняется в лице слишком заметно. Обычно мягкие черты будто каменеют, он молчит, прицепившись к прядке волос и постоянно её поправляя вместо того, чтобы участвовать в разговоре. Тэхён отвлекается то на собеседника, вежливо кивая ему и задавая ещё какие-то глупые вопросы, то на своего хёна, что не может усидеть на месте, еле заметно заламывая пальцы и ссутулив плечи. И когда Ким в очередной раз подает голос, тот кусает губы нервно, наверное, чувствуя на себе чужой внимательный взгляд, а после вообще срывается с места, бормоча что-то вроде: «Мне нужно в туалет». И лишь минут через пять, когда омега так и не появляется в кабинете, а от него отстают, посчитав разговор оконченным, у Тэхёна в голове начинают вертеться шестерёнки. До него начинает доходить. Доходить то, что Хосоку, кажется, не плевать. Не плевать, если он так ощутимо напрягался в его присутствии. Не плевать, если он никак не злится, не раздражается, но так резко реагирует на альфу в группе чужих людей. Омеге явно не всё равно, если он теряет весь свой контроль в критической (критическая ли она вообще?) ситуации, хоть на самом деле, как успел заметить альфа, отличается довольно стабильным поведением. Тэхёну всегда казалось, что Хосок им пренебрегает и намеренно игнорирует. Но правда ли это? Действительно ли он такой спокойный, когда проходит мимо в заполненном коридоре, случайно задевая плечом? Правдиво ли всё его безразличие и желание ограничиваться лишь встречами в кабинке туалета? Тэхён попросту не может найти себе места. Мысли неприятно путаются, затмевая действительность, потому что он не может осознать, выдумка ли это или его предположения правдивы. Если хён действительно переживает, ограждая себя от него не просто так, то… О Боже. Тэхёну правда не хочется об этом думать. Если он надумал, если в который раз ошибся и лишь возродил в себе очередные ложные надежды… Не хочется опять падать в этот омут отчаяния. Возможно, слишком максималистский и подпитанный подростковой эмоциональностью, но сталкиваться с этим в любом случае не хочется. Но он думает. Думает во время оставшихся уроков, получив три замечания от разных учителей, думает по пути домой, едва не сбив какого-то ребёнка на новеньком снегокате, думает даже в душе, смывая с уставшего тела остатки пота после настолько насыщенного дня. Место влажных фантазий слишком быстро занимают новые сомнения, совсем никак не связаны с интимом, и Ким, вытираясь полотенцем, думает о том, что так даже хуже. В их случае дрочка без любой романтики если и заставляла чувствовать себя брошенным котёнком, то хотя бы без таких эмоциональных скачек. Знать, что ты стабильно нелюбим и неприметен оказалось более лёгким ощущением, чем попытки понять новую сторону хёна. Хосок ему больше не пишет, что не странно: выходные же. Инстаграм омеги, наоборот, привычно пестрит энным количеством историй, которые Тэхён, не желая разочаровываться (сложно признать, но он допускал глупую мечту, что Чон будет думать о нём вместо обычных прогулок с друзьями), даже не пытается открывать. Голова внезапно занята совсем другим. Мог ли он просто сойти с ума от ложных надежд на взаимность? Возможно ли такое, что сорвался и надумал лишнего, восприняв их первую совместную встречу в таких условиях показательной? У омеги могло случиться что-то в семье, могло подействовать окончание течки или обычная ссора с друзьями. Он мог злиться, но разве… Да нет. Так не злятся: с растерянным взглядом, с натянутой, как струна, спиной, с дрожащим подбородком и едва слышным испуганным писком. Так не злится Хосок. Тэхён помнит, как однажды, ещё в конце ноября (именно в то ужасное время, когда у него началась сыпь по всему лицу из-за мандаринов), Хосок пришёл на их встречу в плохом настроении. Действительно злым из-за ссоры со своим упертым другом-бараном, как удалось узнать альфе. И вот тогда… Он просил быть жестче и быстрее, наставил терпящему младшему кучу синяков на плечах, когда с непривычным упорством впивался пальцами в чужую кожу, спрятанную под темным джемпером, а выражение его лица было тогда таким холодным и бледным, что Тэхён боялся даже сказать что-то не так, чтобы тот и вовсе не оторвал ему кусок плоти. Ну каким боком вот такой Хосок сейчас может быть связан с произошедшим? И на утро понедельника, вытерпев со своими взрывающими мозг размышлениями все выходные, Тэхён понимает, что он больше не сможет. Мрачная погода с мокрым снегом и грязью под ногами только добивают, потому что он начинает серьезно думать о том, чтобы закрыть гештальт на этом же этапе. Наконец-то прекратить их глупую возню с молчащим о своей невзаимной любви Тэхёном и довольным этим Хосоком. Возможно, до ужаса глупо, возможно, необдуманно, потому что потом явно последуют сожаления и глупые, позорные слёзы, если Хосоки-хён и правда плевать на него хотел, но собственные домыслы и путаница выматывают просто до невозможности. Какой из него взрослый альфа, если лишь вечно жует сопли? Сколько можно терпеть? Он будто пребывает в каком-то сне, когда решительность с каждым последующим уроком не пропадает. Надо всего лишь выловить где-то Хосока и вместе с ним решить, что делать дальше. Внутри, конечно же, теплится надежда на взаимность, но Ким всё равно готовит себя к худшему. Он идёт, в первую очередь, прощаться. Школа после шестого урока уже не так переполнена, и в тот момент, когда Тэхён, беспорядочно поправляя темные кудри на голове, выходит из кабинета, он так удачно замечает его. Узкая спина Хосока уже исчезает в проеме, что ведет к лестницам, но альфа не медлит: срывается за ним сразу же, чувствуя ветер в голове вместо мозга. Да, он действительно может это сделать. Он хочет этого. Он добегает, чудом не сбивая никого из учеников как раз в тот момент, когда Хосок ставит ногу на первую ступеньку. — Хён! — вырывается у него отчаянно вместе с цепкой хваткой на чужом приталенном пиджаке. Его сорванный голос эхом звучит по всей лестнице, и дрожь Хосока под пальцами начинает чувствоваться сразу же. Омега дёргано оборачивается, широко распахнув глаза. На лице застывает страх, старший начинает в панике озираться по сторонам. Опять волнуется, Тэхён замечает, как постепенно пунцовеют его щеки. Ведь они впервые вместе, впервые среди других, впервые на обозрении. — Ты совсем дурной, что ли? — шипит хён, когда альфа всё же не отпускает его, вместо этого быстро кивая на местечко под лестницей. Да, он хочет поговорить. Да, прямо сейчас. Хосок намек, кажется, всё же понимает, потому что после очередных трёх поворотов головы (никого, к счастью, в коридоре не наблюдается, иначе он явно засверкал бы копытцами быстрее раненного оленёнка) сам шугано перехватывает альфу за локоть и ведёт к укромному местечку под первым поворотом лестницы. У них в школе этот закуток называли цокольным, потому что находится чуть ниже нормального первого этажа, а ещё… Одноклассники говорили, что тут удобно целоваться так, чтобы не было видно. У альфы желудок в трубочку сворачивается от мысли, что он мог бы поцеловать хёна прямо здесь. Вот так, пока тот поясницей опирается на вероятно теплую батарею, скрещивает тонкие руки на груди, а брови, в противовес смущению на щеках, нахмурены совсем уж не дружелюбно. И Тэхён, на самом деле, ожидал от себя как минимум предсмертной истерики, когда их взгляды пересекутся, страха и желания просто исчезнуть, чтобы не позориться перед хёном и не творить глупостей. Но он уже зашёл слишком далеко. Ему некогда отступать, Добби будет свободен буквально через несколько мгновений. — Чего ты хочешь, Тэ? — успев немного успокоиться, тихо бормочет Хосок, глядя на него исподлобья. И всё равно ведь красивый, как бы не кривлялся. Каштановые волосы так ровно разделены, обрамляют мягкие черты лица, добавляют контраста белой рубашке и аккуратному темному пиджаку. Понял ли он, зачем Ким это сделал? Или догадывается, потому такой напряженный? — Хочу объясниться, — слова даются так легко, будто Тэхён — всего лишь заинтересованный событием наблюдатель, сидящий в темном зале с попкорном. И он действительно слышит себя будто со стороны сейчас. Так легче. — Хён, я больше не смогу с тобой проводить время. Я отказываюсь. Проходит секунда, вторая. Глухое молчание затягивается, и когда Тэхён всё же поднимает голову и сталкивается с взглядом старшего, то понимает, что атмосфера изменилась бесповоротно. Он хлопает ресницами, думает, что ещё добавить, и внезапно осознаёт, что пропало то напряжение. Из хёна будто выбили весь дух. Он не меняется внешне, нет; на это Тэхён теперь больше не смотрит. Но в глазах, внезапно совсем потерянных и быстро заблестевших, тихого разочарования столько, что у альфы сердце мгновенно ухает вниз. Значит, не прогадал. Не такой уж он и глупый, как казалось. — Почему? — и голос почти не меняется. Удивительно, насколько хён умеет контролировать себя. Тэхён почти поверил прохладному тону. — Мне кажется, ты должен знать. Хосок опускает взгляд, обнимая себя руками сильнее и сцепляя пальцы на предплечьях. Он сейчас выглядит таким беззащитным, таким открытым в своей закрытости, что Тэхёну больших усилий стоит не сорваться и не прижаться к нему, жалобно выпрашивая прощение. Он всё ещё не может нормально воспринимать происходящее, страх будто пропал совсем, испарился. Поэтому тянет из себя всё возможное, не дав Хосоку ответить: — Если не знаешь, хён, то расскажу. Ты… Давно мне нравишься. Нравишься очень сильно, и с каждой нашей встречей я влюблялся в тебя всё сильнее. Но ты, — он вдыхает побольше воздуха, продолжая: — Всегда игнорируешь мои комплименты или попытки пообщаться. Не дал возможности даже здороваться с тобой в школе, запретил хоть где-нибудь упоминать то, что мы знакомы, как будто я — что-то позорное. Но я тоже человек, хён. Я не прошу взаимности, ничего не требую… Но мне надоело быть мальчиком на побегушках. Я чувствую себя так унизительно, когда прячусь по углам, лишь бы угодить Хосоки-хёну. — Я не заставлял тебя, — слабо отрицает старший, не поднимая головы. — Верно, я тоже виноват. Но теперь… Не хочу больше, хён. Не хочу на таких условиях. Тэхён переминается на вторую ногу, сложив влажные от пота руки за спиной. Вокруг тишина, они и сами разговаривают полушепотом, чтобы никого не потревожить (и чтобы не заметили их), хотя сейчас, по факту, перерыв. У альфы следующим — тест по биологии, и ему бы повторить наскоро заученный вчера материал, хоть чем-то другим занять голову, но он лишь продолжает стоять и смирно ждать ответа. Всё же… Ну не согласится ведь он? Ким ведь видел всё. Видел то, что он пытался скрыть, заметил. Тишина продолжается, начиная всерьез давить. Хосок больше никак не реагирует, его мягкие волосы совсем закрывают лицо, и определить сейчас, о чем думает — невозможно. Минута, вторая, а он всё так же не отвечает. Возможно, вообще ждёт сейчас, чтобы альфа ушел? Разговор теперь окончен? Тэхён едва слышно вздыхает и действительно делает шаг назад, чтобы просто молча уйти, но тут Хосок всё же подает голос. — А на каких хочешь? Тэхён неверующе поднимает взгляд, думая, что ему послышалось. Омега, уже не пытаясь скрыть жалостный взгляд и красные-краснющие щеки, смотрит на него подозрительно заблестевшими глазами. Неужели… — Что? — На каких условиях хотел бы продолжить? — уже смелее выговаривает он, и Тэхён может поклясться: такого Хосока ещё не видел. Уязвимого, честного, переменившегося так быстро и готовящегося сказать ту правду, о которой альфа, кажется, догадался и так. Если правда… — Тэ, я тоже не хочу. Терять тебя не хочу, понимаешь? У младшего в горле пересыхает мгновенно. — Я т-тебе нравлюсь? — и Хосок на его слова тушуется так, будто… Да чёрт, будто они не трахались все эти несколько месяцев. Настоящие идиоты. — Я не знаю, в самом деле, но… — он замолкает на секунду, и младший смелеет настолько, что ступает ближе. Шаг, второй. Не так уж и страшно. И чего он раньше так боялся? — Я не знаю, Тэ. Я не могу сказать, что был влюблен в тебя все это время, что страдал и думал о нас днём и ночью. Но я… Запутался. Мне кажется, что я испытываю что-то, я не могу понять самого себя. Не хочу тебя держать, но прощаться вот так… Он сам себя не понимает, но, кажется, понимает Тэхён. Альфа поджимает молча полные губы, готовясь слушать дальше, потому что уверен, что это не конец. Им пока не конец. — Я не хотел и не хочу светиться с альфой в школе, ещё и... Младшим, — честно признается омега, жалобно сверкая глазами. — Нас будут обсуждать некоторое время, и я ненавижу такое, но… Тэ, ты меня привлекаешь. В самом деле привлекаешь, мне нравится проводить с тобой время, хоть это и стыдно признавать. Я бы, наверное, так и молчал до конца наших с тобой… Наших встреч, если бы ты не пришел сам, и мне так стыдно сейчас. Но я не хочу прощаться. Пожалуйста, м? Хосок находится за два шага от него. Раскрытый, признавшийся в том, во что поверить сейчас, в таком состоянии тяжело, просящий о… О чём? Возможно… Возможны ли их будущие прогулки по городу? Сплетенные пальцы и влажные, жаркие поцелуи под домом старшего? Заслужил ли он это? Поддавшись эйфории, Тэхён подступает ещё ближе: так, что носки их ботинок упираются друг в друга, а чужое дыхание можно ощутить у себя на щеке. Волна необъяснимой радости захватывает его так резко, что он и понять не успевает, когда вжимается своими губами в тёплую кожу на щеке омеги, легко касаясь своими пальцами ткани его пиджака. И в этот момент, в тот отрывок времени, когда оглушительный школьный звонок бьёт по перепонкам и оповещает о следующем уроке, тогда, когда Хосок улыбается ему стеснительно и счастливо, так же коротко целуя в ответ перед тем, как убежать на занятие, Тэхён думает о том, что им точно не конец. Всё только начинается.