В ДВИЖЕНИИ

      "I want to give you all my love like water

Я хочу тебе отдать всю свою любовь, как воду

To a blood red rose

Кроваво-красной розе".

"SILVER BLUE", Roxette

      Жарко было в Техасе, а в Вашингтоне шёл дождь со снегом, из-за чего обледенелую посадочную полосу готовили лишних двадцать минут. Air Force One, также известный, как "Борт номер один ", включил систему антифриз. Но, в итоге, сели нормально.       Был поздний вечер. Всю команду, летевшую с ним, как только он дал отбой, словно ветром сдуло - все очень устали. Лимузин подали к трапу и Билли, сменив за рулём водителя, сидел, ожидая распоряжений.       Коннор выдохся. Настолько, что не находил в себе даже сил поехать в резиденцию и встретиться с семьёй, с дочерями. Это было так не похоже на него. Результат деловой поездки неплох, но всё перечёркивалось крест-накрест чувством вины из-за Тайлера. Умом Коннор понимал, что всё это неправильно, и так продолжаться не может. Да, всё это хорошо и прекрасно - качественный секс после длительного воздержания, но... он не любит Тая, не полюбит его никогда. Именно это - отсутствие общего будущего, было главной причиной его состояния. Сидя, забившись в угол Кадиллака, Коннор понимал, что вот сейчас, когда он не видит Тайлера перед глазами, его образ полностью заслоняет собой Трой. Не было места в его сердце больше ни для кого. Он медлил с распоряжением, куда ехать из аэропорта, потому, что его тянуло к мужу. Он нужен ему, как единственный билет к счастью. Другого не будет. Не выиграть, не купить.       Трой пророс в нём всем своим существом - венами, нервами, мыслями, привычками, вредным характером, противоречивой своей душой. У меня "тоннельное зрение", сказал в своей книге Коннор, и это не менялось с годами. Глухой бетонный тоннель с метровыми стенами, и свет в конце - лишь свет любимых синих глаз. Незаменимых, но в сложившейся ситуации это так тяжело осознавать! Удовлетворив свою страсть, и проводив Тайлера из своего номера в отеле, закрыв за ним дверь, Коннор, особенно в этот, последний раз, стал себе неприятен. Ведь он сам вызвал Тая в Даллас... И хотя вопрос "как он будет смотреть Трою после всего этого в глаза?" пока не стоял так уж остро, но на заднем плане маячил постоянно. Кроме того, своим поведением давать Тайлеру ложную надежду — такая себе перспектива. В общем, надо заканчивать.       Билли мельком глянул на него в зеркало заднего вида, но ничего не сказал. "Интересно, что он обо всём этом думает?" — задался вопросом Коннор. Билл, конечно, предельно тактичен, но Коннора не оставляло чувство, что он всей этой истории не одобряет. Тот и бровью не повёл, и в целом они никогда не обсуждали никаких личных дел Коннора, но Коннор бесконечно уважал Билли, и, случись разговор на эту тему, он бы к нему прислушался.       Помучавшись в нерешительности ещё несколько минут, Коннор принял решение. — Билл, едем в клинику.       Билли кивнул, как показалось Коннору, с пониманием, и завёл мотор. По дороге Кон позвонил в резиденцию, сказал, что задерживается, и приедет ближе к ночи, и чтобы к ужину его не ждали. На самом деле, он хотел бы всю эту ночь провести у Троя, просто рядом. Оттого, что больно, и тошно, и стыдно, и абсолютно беспросветно, хоть волком вой.       Его внезапное позднее появление в клинике вызвало небольшой переполох среди младшего персонала, но он всех быстро успокоил, сказав, что ему хватит того кресла, что стоит в палате, чашки горячего чая, и тёплого пледа. Сестра на посту сказала, что Бекки недавно уехала, пробыв с Троем весь день, а Бернардо прибудет в четыре утра. — Бернардо? — встрепенулся Коннор. — Он здесь, в городе? Почему? Что-то случилось в моё отсутствие? Сестра сказала, что Бернардо в городе уже два дня. Подробностей она не знает, так как была на выходном, но может уточнить. — Нет, спасибо, я сам его наберу. Не беспокойтесь.       Билли и двое других охранников заняли свои наблюдательные посты, а Коннор тихо вошёл в палату, в которой горел мягкий свет. Через минуту принесли чай, плед и подушку, к креслу пододвинули маленький столик, и оставили их наедине с Троем.       Лишь расположившись, Коннор понял, как устал. Постучался Билл, и сказал, заглянув, что дозвонился до Бернардо (Коннор его попросил), и тот будет через час-полтора. — Хорошо. Я могу задремать. Не буду закрывать дверь, пусть, как только приедет, сразу заходит.       Суета стихла. Коннор залпом выпил горячий чай, укутался в плед. Капельница мерно отсчитывала мгновения, тихо пищали приборы. И перед семьёй виноват. Дочери, наверное, его сегодня ждали. Эми приболела за дни его отсутствия. Вообще-то она крепкая здоровьем девочка. Удивительно быстро этот цветочек африканских саванн акклиматизировался на Среднем Западе США, с его резко континентальными перепадами от жаркого лета к затяжной осени, с её дождями, ветрами, переходящей в довольно суровую зиму. Да и Бекки тоже быстро втянулась. Бекки часто была "на детях", так как на этот раз Джей улетела рожать в Австралию, к родителям Тайда и Троя Бекки крутилась с детьми, как белка в колесе, но была, видимо, сделана из титана. Коннор предлагал ей взять ещё одну помощницу, но Бек категорически отказывалась. Тео, её сын, рос не по дням, а по часам. Ему уже больше трёх лет, подумать только! Такая сильная она, прямо таки Наполеон в юбке (хотя в юбке то он её и не видел никогда). Мелюзгу держит железной хваткой, но они не обижаются, что интересно. Талант! Да еще и врач. "Нас сама судьба свела в Кении" - в очередной раз подумал Коннор, засыпая в кресле. — "И лечит, и воспитывает, и развлекает, и... А, ну только что не готовит. Готовит Альба. Мой домашний цветник". Коннор всё ещё считал одним из лучших решений в жизни то, что он смог "продавить" всех своих советников, и сразу отказался от приглашённой прислуги и нянь. Только "боевые подруги", с которыми можно, не опасаясь, идти в разведку. Да... Какой тяжёлый день, и всё же я удовлетворён. Он еще раз посмотрел на бледное, спокойное лицо напротив. Спит. Спать.... Сознание погасло, но переход был недолгим. Свет-полутьма-свет. Как короткий коридор... — Трой! Двери врачебного кабинета открылись, и Коннор подскочил к выходящему Трою. Щека у того всё ещё была опухшей, но он улыбался. Намучался, бедолага. Два дня трусил идти к дантисту, терпел. И дотерпел до пульпита. Горюшко моё! И я тоже хорош, не настоял. Надо было за руку - и в кресло. И рядом стоять, чтоб не сбежал. — Ну, как ты? — Коннор живо оценил обстановку в коридоре — "никого!" — и обнял своего мальчишку, притянул за талию. Трой открыл было рот, чтобы ответить, но, комично сморщив нос, внезапно громко чихнул прямо в лицо Конни. И снова, но уже успел уткнуться ему в плечо. Коннор, всё ещё обнимая его, тихо засмеялся. Трой чихнул в третий раз, и вроде отпустило. Он закатил глаза, как всегда, когда его что-то раздражало. — Я чуть не помер от звука машинки и запаха йода. У меня ж на морепродукты аллергия, ну, и видимо, прицепом на йод фантомная. — А-аа, ну, ладно. А то я подумал, что ты ещё и простыл. Идём? — Ага. Но не домой. Пойдём, прогуляемся. Нос проветрю.       Коннор не то, что "пройтись", он готов был ровно с этого места идти за Троем вокруг Земли, по экватору. Так не хотелось его выпускать из объятий! Но их конспирация требовала. А когда-нибудь...когда-нибудь они смогут не скрываться. Коннор чувствовал, что скоро. Наверное, когда выйдет альбом. "Пару месяцев потерпеть до декабря" — уговаривал себя Кон. А пока — сентябрь, 2015 год. И они вместе, в Австралии. "После выхода альбома я решусь" — опять подумал свою любимую мысль Конни. — "Я хочу его себе навсегда. И я не отступлю!"       Они пришли на любимую полянку в городском парке Перта. Полянка была вся усыпана белыми маленькими цветочками, названия которых Кон не знал. Уселись бок о бок на траву. Тихо так, и людей мало совсем, потому, что будний день. От Троя пахнет больницей, но даже сквозь запах лекарств Коннор слышит: солнечный ветер и пыльцу медовой пчёлки, усики бабочки-лимонницы, оперение лунного совёнка, мерцающее в ветвях высокой ели, тонкие косточки колибри, лапки бархатного котёнка, голос пальмового листа, тень от ресниц на щеках младенца... Всё самое неуловимое, лёгкое, нежное, изменчивое и эфемерное, что есть в этом мире. Всё, что придаёт уют и смысл его существованию — вот чем пахнет его любовь. У Троя крутой нрав, и характер тот ещё. Порой он язвителен, ироничен до жестокости. Но почему, почему тогда у Коннора в груди ровным пламенем горит это непреодолимое желание защитить, закрыть его собой от всех невзгод? "Потому, что я его знаю, как никто. Я его вижу душой. Он хрупкий. Сколько бы ни хорохорился. Хорошо, что у него есть я".       Гораздо, гораздо позже, много лет спустя, Коннор напишет: " Всю мою жизнь моё сердце искало то, чему не могло дать название"*. Он так никогда и не назовёт это чувство, но даже при последнем вздохе он его узнает.       Трой, тем временем, откинулся на спину, прикрыв глаза от света локтем. Профессиональным взглядом оценив ракурс, Коннор тут же сфоткал его на телефон: недовольный глаз из-за локтя, всё ещё припухшая щека. Кон тоже прилёг. Оба молчали.       Коннор прикрыл глаза, расслабившись после суматошного утра. Трой рядом, он здоров, и всё хорошо... Он не пойдёт туда, где это НЕ ТАК. Он просто туда не вернётся. Нет, нет и нет! Он остаётся тут. Однако его никто не спросил.       Слабый запах лекарств тот же, но что-то изменилось... Так. Что происходит? Глаз... Уставился. С тем же недовольным выражением. "Ваш глаз и тут, и там показывают". Коннор замер в напряжении. "Но я же сплю?? Я сплю. Спокойно!! Переработал я сегодня. Ну их к чертям всех - и Америку, и американцев. Уже дошло до глюков".       Усилием воли Коннор решил вернуться обратно на полянку. Крепко зажмурил глаза, но и ТОТ глаз неуютно пялился теперь и тут, и там. Да чтоб его!       В следующее мгновение Коннор вскочил на ноги. Теряя разум, он смотрел на глаз. Глаз смотрел на него. Коннор застыл, открыв рот. Видимо выглядел он так комично, что уголок рта его личного коматозника приподнялся. Мир опрокинулся вверх тормашками. "Как, оказывается, весело сходить с ума" — промелькнуло в мозгу. И следом. — "Глаз почему один... открылся?" Коннор не осознал, что спросил это вслух. Тут же, как по команде, открылся и другой глаз. ОБА ДВА ГЛАЗА ОТКРЫЛИСЬ. — Пресвятая Дева Мария... Понимание обрушилось на него, как бетонная плита, правда, украшенная теми, белыми цветочками с полянки их юности. Он стоял истуканом, клацая зубами, в голове неслось телетайпом: "Надо сестру, врача, кого там ещё...". Но он не мог пошевелиться. Его засосало во впалые небесно-голубые глазищи, и потому он пропустил следующий, с восхитительной сумасшедшинкой, момент, когда пришёл в движение рот, и Коннор услышал тихое, сиплое, с перерывами: — Ты... Стал... Президентом? В обморок Коннор упал впервые в жизни.       Бекки находилась в резиденции. Все в Белом доме знали, что самолёт президента, пусть и с некоторыми трудностями, но сел — об этом сказали в вечерних новостях, и в данный момент все поджидали Коннора к ужину. Она волновалась и места себе не находила, собираясь безотлагательно поговорить с ним о Трое, когда вошла Альба, и сообщила, что Коннор задерживается. Следом, не делая паузы, Альба скомандовала детям "ужинать и готовиться ко сну", а "папу они увидят утром".       Бекки удивилась этой новости, но тоже принялась было со всеми за ужин. Однако, когда Альба поравнялась с нею, обходя стол и наливая сок в стаканы, Бекки не выдержала и потихоньку спросила у неё, не знает ли она причину задержки Коннора? — Знаю. — шепнула Альба. — Он решил съездить в клинику. — Куда?? — воскликнула Бекки, чуть не подавившись чайной ложечкой. — Боже! Наплевав на этикет, Бек резко вскочила под удивленными взглядами нескольких пар глаз, сдернула с шеи и бросила на стул салфетку, и буркнув: "я уезжаю", выбежала из столовой.       Мчась по длинному коридору, она схватила за грудки первого попавшегося по пути охранника, и взмолилась: — Мне нужно в клинику, срочно! Машину предоставили через десять минут, в течение которых она ходила кругами по холлу, раздумывая, звонить ли Коннору прямо сейчас, или нет. "Он может неправильно понять мои объяснения, и вообще бог знает, как среагирует" - подумала она. — "Лучше просто ехать, главное — быстрее". То, что это конец уикенда и в городе дичайшие пробки, она не просчитала. Да и сама клиника почти за городом. — Вот засада! — психовала она в каждой пробке и на каждом светофоре. — Ну ничего, ничего! Я еду, еду..       Из темноты Конни вытащил резкий запах, от которого у него чуть не оторвался нос. Вдохнув раз, другой, он подумал: "садисты, вы что творите?" — и в третий раз вдыхать уже не стал, а просто открыл глаза. "Интересно...Какие-то пятна на потолке..." Он сфокусировал взгляд, и пятна стали приобретать форму человеческих лиц. Он понял, что лежит, а над ним склонились люди. Трое. Ещё через несколько секунд он их идентифицировал как Билла, Бекки и Бернардо. "Хм, три Б. Забавно. А чего это я разлёгся? Что про...?"       И тут он вспомнил. Дёрнулся, чтобы встать, но его плечи прижали к койке, и встать не дали. На лицах банды, совавшей ему в нос по старинке нашатырь — а только он мог так адски вонять — отразилась причудливая смесь облегчения и вины.       Так как Коннор уже всё окончательно вспомнил, он заценил мизансцену и лица "актёров", но не стал облегчать их участь, а сурово сдвинув брови, произнёс отчётливо: — Рассказывайте. Те переглянулись. Бекки, шмыгнув носом, проблеяла: — Конни, ты только не волнуйся... — Рассказывайте!!