В ДВИЖЕНИИ

Он прошёл через двор, махнул "привет" соседке. Вытащил из ящика газету, пару счетов, и конверт. Письмо? Отлично. За ним следом выскочил Гай - пёс неопределённой породы, наиболее близкий по виду к овчарке. Он потрепал пса по голове, и направился обратно в дом. Честно говоря, ему не очень хотелось в пыльную духоту, ограниченную четырьмя стенами, но причин задержаться во дворе у него не было. Соседка с утра стрижёт изгородь и похоже, собирается делать это весь день. С Гаем он гулял сегодня дважды, а поехать прокатиться куда-то из своего пригорода он не может - машина сломалась и находится в ремонте. Медленно, насколько это возможно, он понуро поплёлся ко входу в дом. Гай радостно скакал вокруг. Ему плохо там. Потому что там компьютер, ноутбук и телефон, и рука сама потянется включить хотя бы один из гаджетов, и там будет ОН. И в его внутренности опять вопьётся этот ненасытный зверь, которого ОН будит. "И я опять не смогу отвернуться от этого. Истина будет смотреть мне в глаза, не мигая, с вопросительным и выжидательным выражением" - горько думал он. "Господь, ты отвернулся от меня! Почему ты отвернулся от меня? Как мне жить? Зачем ты ставишь меня в этот тупик? Зачем подталкиваешь к единственному верному ответу?" Гай тявкнул, когда они поравнялись с холодильником в холле. Там осталась кость от вчерашнего бульона, и пёс это отлично помнил. Человек улыбнулся: как просты и мудры животные. И всё-то у них правильно. И всего-то им достаточно. Для них не существует трудных решений. У них лапки. Гай заполучил кость, и с вдохновением улёгся тут же, на коврике, её грызть. Он ненавидит выходные. Работа в офисе нудновата, но, ей-богу, он почти счастлив там торчать весь день, и задерживаться на переработки (вызывая недовольные взгляды обременённых семьями коллег). А у него нет семьи. Он слишком молод, чтобы иметь семью. Ему "всего" двадцать шесть. В дочернюю компанию НАСА расположенную почему-то в Далласе, а не в Хьюстоне, ему повезло втиснуться прямо после универа. Он был умён, коммуникабелен, и довольно быстро вписался в коллектив. Дом в аренду в хорошем районе нашёлся быстро, Милый пёс появился у него через неделю. Добротная, без понтов, машина - через две. И, главное - свобода! Как он был рад освобождению. Отчий дом, и особенно набожные родители, тяготили несказанно. Уезжая, он жаждал перемен. Их не случилось. Географически - да. Но не внутри. Всё, в чём он варился всю прежнюю жизнь, заползало в его душу как туман, из всех щелей. Он начал ходить в церковь. Потом всё реже стал участвовать в коллективных тусовках, "тим- билдинге". Дамы в коллективе списывали его меланхолию на давнюю сердечную травму, отчего у него сложился некий сумрачный, романтический, почти "байроновский" образ. Некоторое время спасали путешествия. Но недолго. Врождённо-приобретенное стремление к саморазрушению присело на плечо, и начало ждать. Чего? Он не знал. Возможно, человека. Возможно, знаков. Мир, как сквозь мутное стекло - так же не могло продолжаться вечно? Или... могло? Все это накапливалось несколько лет, и закончилось в один момент. И хотел бы он сказать, что "в один прекрасный момент", но прекрасным этот момент был ровно две минуты. А потом душа шмякнулась на землю, и пошла трещинами. Лицо на экране. Ревущий стадион. Бархатный, до середины костей продирает, голос. За что? Жил себе тихо, никого не трогал. Было несколько подружек. Хватало. Был уверен, что хватает. Пару раз закрадывались сомнения в ориентации, когда в универе с друзьями тусовался. Просто вдруг осознал, что ему приятно внимание как девушек, так и парней. Мы живём в новом мире, это его родители застряли в прошлом. Волосы на себе он не рвал, в общем-то, легко принял тогда факт, что, вероятно, он бисексуален. Даже, в пику родителям, тайно гордился этим. А может быть, из-за пубертатного бунтарства. Обладатель лица на экране пришёл и выдернул коврик из-под ног. Нестабильный мир в душе, наебнувшись в кювет, разделился на "до" и "после".

***

- Мистер Президент, здравствуйте! Это Найоми. Я приехала. Закончила верстку Вашего графика на месяц, когда мне подойти к Вам в кабинет для согласования? - Здравствуйте, Найоми. Можете сейчас. - Хорошо. Через три минуты буду. Коннор закрыл онлайн урок по испанскому. Приобретенная привычка каждую свободную минуту делать несвободной, как она выручала! Праздность в любом виде исчезла из его жизни. Она была вредна и выматывала больше, чем что-либо, поэтому он в свободное время или "упахивался" физически, или "упахивал" свой мозг. Первый год президентства советники ещё пытались на него влиять, чтобы он больше отдыхал, потом махнули рукой. Он лишь согласился чаще обычного проходить медицинские обследования. Стратегия, очевидно, была верна, так как третий год он функционировал бесперебойно. Эффективно. Чётко. Как машина. За эти три года наконец-то заработала их с Хиллари & Со гордость, их главный социальный проект - медицинская реформа. А также новый закон об иммигрантах. Третьим крупным достижением стали существенные перемены в системе мировой безопасности, но эту победу он делил с главами нескольких стран. С удивительными, в ряде случаев новыми, и почти такими же молодыми, как он сам, людьми. Ну, вернее, как "молодыми"? В следующем сентябре ему исполнится сорок. В жизни любого человека это возраст зрелости. Но не для политика. Тут сорок лет - это всё еще практически юность, хотя в последнее время ситуация, поскрипывая колёсиками, начала меняться. После большого числа возрастных функционеров 2020-х, 2030-е годы двадцать первого века обещали масштабное "омолаживание" условного "списка 20". Внешне за эти годы он практически не изменился. Не подрос, не располнел, не исхудал. Ну, разве что носить очки стал постоянно. И лишь виски, посеребрённые седыми прядями, предательски приоткрывали правду. Молодое лицо в сочетании с сединой сразу говорило всякому, кто его не знал, что этому парню досталось по жизни. - Хотя, - с иронией думал Коннор, - кто меня не знает-то? Смешно! Тук-тук. - Да! Входите, мисс Стаут. Вошла его личный секретарь*, Найоми Стаут. Стройная, выше него на голову, яркая брюнетка тридцати лет от роду. Она сразу решительно прошла к большому кожаному дивану, на котором он лежал, и так же решительно, показав жестом: "Не вставайте, лежите!", - придвинула к дивану мягкий, с подлокотниками, стул. Уселась, скрестив свои длинные, обутые в туфли на шпильке, ноги, глянула на него из-за очков вопросительно, как бы оценивая его готовность слушать. Он, улыбаясь, кивнул. - Коннор, весь следующий месяц Вам предстоит работать на износ. Начало месяца, с первого по пятое число - Нью-Йорк, конференция стран-участников Альянса. У Вас там несколько личных встреч и выступление. Потом перерыв два дня. С восьмого по одиннадцатое - открытие национальной сети учреждений для переобучения иммигрантов. Едем в Бостон. Потом, через день - Вашингтон, заседание Конгресса. Речь вы написали, список вопросов к правительству составили, всё готово. Если будут дополнения, внесём непосредственно перед выступлением. После - перерыв на три дня. - Пятнадцатого... Она запнулась, глянула на него. Он удивился паузе, посмотрел в ответ. Найоми откашлялась. - Пятнадцатого - открытие "Центра ЛГБТ"... намечается. И закладка Музея при нём. - Тихо сказала она. - Отменить? - Нет. - Хорошо, оставляю в графике. На закладку соберётся мировое ЛГБТ сообщество: приглашены актёры из разных стран, волонтеры, меценаты, инфлюенсеры, художники, писатели. Вам предстоит много общаться... - Я понял. - Вы?... - Найоми, всё нормально. Смогу. Найоми сканировала его лицо. - Точно? - Да. Найоми, я же сказал. - Хорошо, отстала. - Она мягко улыбнулась. - В конце месяца у нас визит в Японию. Пять дней. И...- она замолчала опять. - Найоми, ну что с Вами сегодня? - Простите, осторожничаю. Всё время забываю, что Вы титановый. Он хмыкнул. - Прощаю. Ну, так что там? - С двадцать девятого по тридцатое у нас поездка в Техас. Остин, Эль-Пасо, и... Даллас. - выдохнула она. Даллас.... Он не был там три года. И с удовольствием не был бы ещё тридцать три...