
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Хуа Чэн - начальник крупного модного агентства. Однажды, возвращаясь с работы, он встречает нищего, доброго юношу, собирающего мусор и предлагает ему работу в своей фирме.
Примечания
Пишу главы так же часто, как Саске возвращается в Коноху.
Глава 12 Бинты
07 января 2021, 04:46
Вынырнув из воспоминаний, Хэ Сюань вновь переключил внимание на Хуа Чэна. В обычное время он бы действительно не стал его беспокоить, однако на этот раз дело касалось работы. Он еще какое-то время стоял на пороге, ожидая от него привычное «проваливай», но на удивление его радушно встретили.
— Проходи, ты как раз вовремя, - сказал Хуа Чэн, не отрываясь от листа.
Хэ Сюань послушно закрыл дверь, а сам про себя подумал:
«Надо же, когда надо, этот парень действительно может быть вежливым.»
После чего уселся за стол напротив того.
—Ты по поводу новой коллекции?
Хуа Чэн пододвинул к нему альбом с наработками.
—Верно.
На удивление тот предельно точно угадал ход его мыслей.
—Что ж, тогда не будем терять времени. Здесь все, что я успел наработать.
Хэ Сюань взял пододвинутый предмет. В его руках оказался большой альбом с кожаным переплетом. Он начал листать странички одну за другой, периодически изменяя и уточняя некоторые детали.
—В этот раз эскизов намного больше, чем обычно, да еще и все в нестандартной цветовой гамме. Мне будет несколько сложнее адаптироваться в работе с новой цветовой палитрой, а еще эти нестандартные фасоны… - стоило ему прикинуть, как много нового кроя ему предстоит сделать и сколько тонкостей освоить в работе с новым цветом, как у него разболелась голова.
От всех этих дум брови Хэ Сюаня сошлись над переносицей, а правая кисть стала подпирать устало-опущенную голову. Разумеется, Хуа Чэн тоже заметил его напряженное состояние, но разве стал бы он только поэтому упрощать свою задумку? Конечно же нет. Сама идея о искажении первоначального замысла была для него немыслимой.
—Ты ведь всегда работал с мрачными оттенками, с чего это тебя вдруг потянуло на белый?
—Каков источник вдохновения - таков и результат, - только и ответил Хуа Чэн. - В любом случае, - он закинул руки за голову. - Если это проблема, то тебе, мой дорогой коллега, придется с ней разобраться.
—Другого я от тебя и не ожидал. Ты как всегда категоричен и упрям, но должен признать, что твое упрямство и правда имеет результат.
В течение пары часов они обсудили еще некоторые детали, после чего Хэ Сюань покинул кабинет, а Хуа Чэн остался один на один со своим творением. Долгие часы, практически не отрываясь, он все тщательнее и тщательнее прорабатывал всю работу, постоянно изменял какие-то детали и, в целом, вносил всяческие корректировки. Сам процесс давался ему довольно тяжело, ведь несмотря на всю его опытность, перфекционизм до невозможности мешал ему окончательно завершить работу хотя бы над парой эскизов. Он перерисовывал линии, менял форму, фасон, отчаянно пытаясь достигнуть совершенства.
Хуа Чэн был и являлся идеалистом. Он был настолько предан законам совершенства, что старался воплощать идеал во всем, в том числе и в своих работах. Это было одной из тех причин, по которой их коллекции выходили намного реже в сравнении с другими компаниями. Но, казалось, его это вовсе не волновало. Он был готов пожертвовать всем временем, если это приносило результат.
Вся работа: рисовка, проработка идеи, штрихи… Все это его ужасно утомляло. Брови напряженно сходились над переносицей, лицо всем видом выражало сосредоточенность, а плечи были напряжены. Каждый раз, как он разглядывал свои наработки, всегда оставался чем-то недоволен. Его выводил из себя любой неправильный штрих, любая кривая линяя и т.д.
Разумеется, всегда внимательный и заботливый Се Лянь не мог этого не заметить. В перерывах между просмотром электронных писем и ответами на звонки, он периодически бегал к Хуа Чэну, спрашивая, чем помочь. То приготовит чай, то поднимет упавший ластик, что-то подаст и другое. В такие моменты он даже не догадывался, что само его присутствие уже являлось самой большой помощью.
Почему-то, всегда, когда Се Лянь был рядом, Хуа Чэну становилось куда спокойнее на душе. Он переставал быть таким раздражительным, нетерпимость сходила на нет и, в принципе, мир ощущался по-другому. Линии начинали казаться уже не такими кривыми, а работы не такими несовершенными.
В очередной раз, когда Се Лянь, между делом, проходил в кабинете Хуа Чэна, он ненароком, совсем как в детстве, заглянул в его альбом.
—Сань Лан, похоже, твои навыки заметно улучшились с нашей последней встречи.
Хуа Чэн повернулся на его реплику, окинул теплым взором и произнес:
—Гэгэ правда так думает? -спрашивает Хуа Чэн, подпирая лицо кистью руки.
И хоть Се Лянь прекрасно знает, что он спрашивает это, явно напрашиваясь на комплимент, все равно вежливо отвечает:
—Правда. Особенно мне нравится этот, очень красиво, - произносит он, указывая на один из эскизов.
—Красиво…- тихо, практически не слышно, слетает с уст Сань Лана.
«Но ведь самое красивое здесь - это гэгэ» - думает он про себя.
Внезапно их диалог прерывает раздавшийся звонок в кабинете Се Ляня. Он срывается с места, спеша как можно скорее ответить на вызов, и через пару минут возвращается с радостным известием.
—Сань Лан! Сань Лан! - впопыхах воскликнул он. - У нас прекрасные новости!
Хуа Чэн откладывает автоматический карандаш, после чего, пересев вместе с Се Лянем на диван, начинает внимательно того слушать.
Как оказалось, Хуа Чэн был приглашен на элитный модный показ в Париже. Это было невероятно почетное и знаковое приглашение ведь, если исходить из слов Се Ляня, на данное мероприятие приглашались лишь лучшие дизайнеры планеты, чья гениальность была очевидна не только большинству, но и всему миру. Приглашение на такой показ было высочайшей честью для любого модельера, ведь это означало, что его признают не просто как талантливого дизайнера, а как одного из королей индустрии наравне с такими титанами как: «Chanel», «Armani», «Prada», «Dolce Gabbana» и другие.
Предложение было слишком заманчивым, чтобы отказаться, да и причин как таковых отказываться не было, поэтому Хуа Чэн охотно согласился на это предложение. Пока Се Лянь отвечал согласием адресату звонка, Хуа Чэн уведомил обо всем Хэ Сюаня, чтобы тот позаботился о всех формальностях. Хоть он и дал утвердительный ответ на его просьбу, по факту, большая часть бумажной работы, как это и бывает, легла на Лин Вень.
Когда они закончили с улаживанием всех официальных вопросов, Хуа Чэн внезапно, как бы между делом, спросил Се Ляня:
—Гэгэ, хочешь поехать со мной?
—Я? - спросил Се Лянь, удивленно указывая на себя.
— Почему гэгэ так удивлен? В такой ответственной поездке мне естественно понадобится личный ассистент.
—Ну просто…думаю я не самая подходящая кандидатура для этого. У меня не так много опыта как хотелось бы. Думаю, что кандидатура, скажем, Лин Вень или же Хэ Сюаня намного лучше сюда подойдет.
—Лин Вень слишком занята. Помимо приличного перечня обязанностей, на ней лежит основная структура управления компании. Забрать ее, пусть и на короткий срок, означает вынуть огромный кирпич из-под фундамента. Выбор Хэ Сюаня также не представляется возможным. Он мой заместитель, если я уеду, то кто помимо него будет меня заменять?
—Звучит логично…
—Ну так что, гэгэ? Ты согласен?
—Думаю, в таком случае, у меня нет выбора.
Он лжет. На самом деле выбор есть всегда, он просто хотел поехать вместе с Хуа Чэном. Подсознательно он все еще отрицал свои далеко не дружеские чувства по отношению к нему, поэтому для согласия ему нужна была какая-то причина.
С момента того разговора прошло немало часов. Весь день и весь вечер Хуа Чэн все так же упорно трудился над эскизами. Причиной такой спешки стал сегодняшний звонок, ведь тот модный показ состоится всего через пару месяцев. Не может же он, как любой уважающий себя модельер,прийти туда с пустыми руками? Поскольку представлять линейку вещей из старого выпуска было бы как-то не солидно и даже позорно, ему было просто необходимо подготовить новую коллекцию. Беря во внимание сжатость сроков, прикинув время на выкройку, обработку тканей и пошив, на эскизы у него оставалась всего неделя.
Постепенно в офисе погасли огни, лишь один Хуа Чэн под свечением лампы все еще работал. Время уже близилось за полночь, но на удивление не только он не спал этой ночью. Се Лянь тоже остался с ним. И хоть его рабочий день уже давно подошел к концу, а звонки и письма уже как пару часов совсем не поступали, он все еще, не зная почему, всеми силами не желал идти домой. Ему казалось, что по какой-то неведомой ему причине он не может вот так просто оставить Сань Лана одного, пока тот усердно трудится.
Изначально Хуа Чэн планировал пойти домой и продолжить работу уже там, но заметив, что Се Лянь никуда не уходит, тоже решил остаться.
По началу, Се Лянь как и раньше старался помогать по мелочам, но когда мелких поручений уже не осталось, он просто перекатил стул из своего кабинета за стол Хуа Чэна, где сидел рядом с ним и смотрел, как тот работает. Он плавно наблюдал за тем, как пару небрежных линий, под движениями умелой руки, постепенно приобретают очертания восхитительного рисунка. Это завораживало и одновременно клонило в сон. Он и сам не заметил, как сначала склонил голову, затем начал подпирать её руками, а потом и вовсе заснул на плече Хуа Чэна.
Заметив это, Хуа Чэн осторожно отложил карандаш и повернул голову в сторону Се Ляня. Он хотел было поднять его и перенести на диван, как вдруг заметил, что из-под рукава левой руки виднеется слой белых бинтов. Бинты были завязаны и наложены крайне аккуратно, однако, их узелок несколько распустился из-за постоянных шныряний туда-сюда. Хуа Чэн осторожно откинул голову Се Ляня на кресло, после чего решил поправить растрепавшуюся перевязку. Он решает снять бинты и завязать их заново, как вдруг резко останавливается на половине пути. Оголив первую половину запястья, он обнаруживает там пару глубоких, старых шрамов.
Его зрачок резко сужается. Он сидит, словно пронзенный сотней игл, рассматривая запястье. Смотря на эти глубокие, белые линии, он вдруг ощутил невероятно сильную и острую боль, которая, подобно яду, стала распространяться по его телу. Хоть это и невозможно, но кажется, что его сердце дало глубокую трещину где-то в груди. Прямо сейчас ему было больно также, как если бы пронзили подожженной стрелой. Еще несколько минут он пребывал в прострации, словно не мог опомниться от увиденного, в голове, подобно рою бабочек, взметнулись сотни душераздирающих вопросов: «Как?», «Почему?», «Как такое вообще могло произойти?» - продолжает он судорожно спрашивать себя, будто способен дать ответ хоть на один из вопросов.
Жизнь Се Ляня всегда казалась ему невероятно счастливой и безупречно идеальной, как и сам Се Лянь. Неужели было что-то, чего он о нем не знал?
Это зрелище было для него настолько болезненно, что он пожелал бы ослепнуть в этот момент, лишь бы не видеть всех этих шрамов. Но вместо этого он быстро вернул все бинты на место, еще долгое время продолжая держать в ладонях пострадавшую руку. В этот момент он резко сжал руку Се Ляня и, как будто испугавшись, что причинил этим боль, также быстро разжал. В сознании потух былой шок, его место заняли прошедшие на смену горесть и сочувствие. Точно также, как когда-то Се Лянь, с глазами полными страдания, смотрел на Хуа Чэна, теперь Хуа Чэн смотрел на него.
Просидев так некоторое время, он дождался, пока боль немного утихнет в груди. Затем он медленно встает, предельно нежно и аккуратно поднимает Се Ляня, после чего переносит его на диван.
Положив возлюбленного на диван, Хуа Чэн заботливо накрывает его своим плащом, после чего садится рядом на корточки. Глядя на любимый лик, он постепенно забывает о недавно пережитой боли. Этой ночью он был подобен для него яду и противоядию, кинжалу и целителю. Страдания Се Ляня истязали его душу, в то время как улыбка соединяла вновь кусочки растерзанной души.
Хуа Чэн кладет руку на край дивана и, опираясь на локоть, подпирает ладонью половину лица. Он смотрит на него, смотрит не в силах оторваться. Смотрит на лицо, что не стоит всех денег, что у него есть, оно бесценно. Находясь рядом с ним, он чувствует, будто его сердце обуревают сотни солнечных лучей. Хуа Чэн и сам не замечает, как начинает играть со свисающем локоном любимого. Нежная прядь волос, что мягче любого шелка, перекатывается между пальцев.
Се Лянь был прекрасен. Даже, когда он спал, его черты лица были так утонченны и великолепны, что своим видом напоминали работу лучшего скульптора мира. В какой-то момент Хуа Чэн не сдерживается и мягко целует того в макушку, но тут же резко отстраняется, прикрывает рот рукой, думая, не позволил ли он себе слишком много.
—С-сань Лан…- тихо и нежно бормочет Се Лянь сквозь сон.
Хуа Чэн заботливо накрывает его своим плащом, после чего сам, расположившись в кресле, закидывает руку за голову и произносит:
—Спокойной ночи, гэгэ...
На следующее утро Се Лянь просыпается поздно и, очнувшись, еще долгое время не может понять, где он. Оглядевшись, он узнает знакомую обстановку и тут же заливается краской. Неужели вчерашней ночью он умудрился заснуть прямо на рабочем месте, да еще и на глазах у Хуа Чэна? То место, где он оказался, и пальто, которым его накрыли, ясно давали понять, что, вероятно, его перенесли сюда на руках. Лишь подумав об этом, Се Лянь ощутил, как румянец на его щеках разгорается с новой силой. Казалось, еще немного и он станет краснее, чем плащ Хуа Чэна.
Услышав знакомые шаги, он попытался придать своему лицу прежнее выражение, как вдруг в комнату вошел Хуа Чэн. Он распахнул дверь ногой, стоя с двумя чашками неизвестного содержимого.
—Гэгэ, уже проснулся? - с улыбкой спрашивает он.
— А…да...- неловко отвечает Се Лянь. - Ты меня прости…оставаясь вчера с тобой, я не думал, что все так выйдет…
После этого неловкого разговора прошло уже несколько недель, близился срок вылета. Все это время Хуа Чэн, на пару с Хэ Сюанем, день и ночь, практически без сна, работали над новой линейкой. Они множество раз все переделывали: меняли фасон, цвет, размер, крой, даже ткань не миновала этой участи. И все же, несмотря на то, что за это недолгое время они уже успели несколько раз огрызнуться друг на друга и даже немного разругаться, все же закончили работу в срок.
Так как срок отъезда был уже не за горами, а все, что было у Се Ляня из вещей-это бежевый костюм и пару полок потрепанных вещей, оставшихся еще со студенчества, ему было просто необходимо пополнить свой гардероб. Поскольку, несмотря на хорошую зарплату, он все еще не мог позволить носить себе брендовые вещи, Хуа Чэн любезно предложил ему свою помощь в решении этого вопроса.
Се Лянь не был бы собой, если бы не попытался отказаться от чужой помощи, как всегда, свалив все обязанности на себя, однако, Хуа Чэн был непреклонен и отказывался принимать всяческие возражения. В конце концов, ему ничего не оставалось, как принять помощь и согласиться встретиться на этих выходных. Была суббота, на часах едва пробило 12, на улице стояла солнечная погода. Каштановые волосы златоглазого юноши слегка трепетали под напутствием ветра.
Се Лянь уже несколько минут ждет Хуа Чэна у местного торгового центра, попутно копаясь в телефоне. На нем синие, потрепанные джинсы, белое, уже успевшее со временем посереть, слегка расстегнутое пальто, из под которого выглядывала белая футболка. И длинный шерстяной шарф, столь белоснежный и мягкий, как облака на небе.
Он ждет так несколько минут, прежде чем замечает, как прямо к нему подъезжает знакомая фигура на дорогущей иномарке. Хуа Чэн элегантно выходит из некрытого, красного феррари и,разумеется, привлекает этим всеобщее внимание. Ведь когда обладатель дорогущего авто оказывается по совместительству владельцем виртуозной внешности, это просто не позволяет ему затеряться в толпе. На нем черный блейзер, разделенный на крупные клетки белыми линиями и такого же типа штаны, посередине которых красуется черный ремень с заглавными буквами «LV». Вверх костюма расстегнут, из-под блейзера виднеется футболка, середина которой сверкает серебристыми буквами «Armani». На мочках ушей, в такт походке, немного качаются бриллиантовые серьги в форме серебряного крыла. Похоже, что они шли в комплект с цепочкой на его шее.
Се Лянь стоит пораженный, как стрелой. В этот момент ему показалось, что этот демон навсегда пленил его своим очарованием. Этот демон и раньше искушал его своим великолепием, однако, в этот раз он был прекрасен как никогда. Он был не только красив, но и безгранично добр и обходителен с ним. Для Се Ляня, за последние годы, приносившего всем проблемы и несчастье, это было сравнимо нахождению выхода из нескончаемого лабиринта. Се Лянь и сам не понимал, какие чувства сейчас испытывает. А может просто не хотел понимать? В любом случае, все, что он мог сейчас- это робко опустить глаза в землю и позволить румянцу окропить белые щеки.
Хуа Чэн сразу же узнал в смущающемся человеке того, кого искал. Со скрещенными руками и мягкой улыбкой он неспешно подошел к Се Ляню, после чего поприветствовал:
—Гэгэ.
—С-сань Лан, ты приехал куда раньше, чем я ожидал… - робко бормочет он.
Се Лянь, как и обычно, решил выйти пораньше. По правде говоря, он всегда выходил с запасом времени. Для него было куда лучше прийти на 30 минут раньше, чем заставить кого-то ждать хоть пару минут. Кто ж знал, что он такой не один…
—Конечно рано. Не в моем праве заставлять гэгэ ждать.
Доведя его до авто, Сань Лан приоткрыл дверь, приглашая сесть в машину.
Се Лянь не стал спорить и молча сел на пассажирское сиденье. Все время поездки он пребывал в неком волнении, лишь аромат мужских духов Хуа Чэна помогал приводить мысли в порядок. Чтобы хоть как-то развеять затянувшееся молчание между ними, Се Лянь вдруг заговорил:
—Разве мы встретились у торгового центра не для того, чтобы поискать вещи там?
—В этом куске мус...- вспомнив, что ему нужно произвести хорошее впечатление, он изменил подбор слов. - Бесполезном месте нет ничего достойного гэгэ.
Остаток поездки они провели в основном молча, периодически перекидываясь короткими фразами. Спустя 30 минут они были на месте. Хуа Чэн припарковал автомобиль напротив элитного бутика, с серой лакированной вывеской, немного отливающей бордовым. Между названием, написанным кроваво-красными буквами, красовался логотип в виде большой серебряной бабочки, окруженной мерцающим ореолом.
Выходя из машины, Хуа Чэн естественно не забыл про Се Ляня. Учтиво отворив для него дверь авто, он не забыл при этом галантно протянуть руку. Тот пару мгновений еще колебался, ведь такой обходительный жест его несколько смущал. И все же, посчитав, что отказаться или отдернуть руку будет слишком невежливо, он робко положил кисть в ладонь Хуа Чэна. В этот момент он прилагал все усилия, чтобы не отдернуть руку, ведь каждое прикосновение Хуа Чэна обжигало сильнее любого пламени и заставляло его сердце биться в два раза чаще.
Пройдя еще пару метров, они оказались на пороге того самого здания. Изнутри бутик оказался еще роскошнее, чем снаружи. Угольного цвета мраморный пол, с периодическими белыми полосами, которые по внешнему виду напоминали линии от белого мела на асфальте. Янтарно-красные стены, с узорчатыми обоями, стеклянный полупрозрачный столик посреди всего этого, прямо перед которым стоит небольшой диванчик в черной обивке, с узорами в виде бархатных роз. Серебряная отделка искусно окаймляла предмет мебели, придавая ему изысканности. Если бы не однотонные полки с обувью, проходящие вдоль стен, то можно было бы запросто перепутать это место с залом чьего-то роскошного дома.
Немногочисленные работники почтительно поприветствовали важную персону в красном. По началу, они было хотели подойти и спросить, не надо ли тем чем-то помочь, однако, Хуа Чэн выглядел на их фоне, настолько величественно и возвышенно, что никто даже посмотреть в его сторону не смел. Осложняло ситуацию то, что, пока Се Лянь не видел, тот, кистью руки, сделал в их сторону жест, призывающий молчать. Те конечно же не посмели ослушаться приказа начальства. По правде говоря, у Хуа Чэна не было никакого желания разговаривать с ними, поэтому он просто предпочел игнорировать присутствие «лишних» людей.
Се Ляню понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя от всего этого великолепия. Какое-то время он метался туда-сюда и, словно в музее, начал рассматривать то огромную люстру, имитирующую подобие подвесных свечей, то картины, висящие вдоль стены. Он разглядывал детали местного искусства, внезапно, его взгляд застыл на одной из картин. Она была написана маслом и сильно отличалась своей выразительностью от других предметов живописи.
На ней были изображены две маленькие, замерзшие ручки, держащие в руках белый цветок, который сиял, словно светлячок в крохотных ладошках, на фоне безграничной, всепоглощающей тьмы. Несмотря на такую абстрактность написанного произведения, Се Лянь почему-то ощутил укол боли в груди, пока не обратил внимание на название внизу рамки, «Подношение божеству».
Пока Се Лянь пытался понять истинный смысл представшего перед ним изображения, Хуа Чэн незаметно подошел к нему со спины и ласково спросил:
—Гэгэ нравится эта картина?
—А? - переспросил Се Лянь, вынырнув из прострации. -Да, она очень красивая, но…
—Но? - повторил Хуа Чэн, подталкивая к продолжению фразы.
—Почему-то, мне кажется, что она является прямым отображением горя и отчаянья,- его голос был пропитан грустью.
—Почему гэгэ так думает?
—Замерзшие руки явно символизирует автора, черный цвет - тьма, которая его окружает, а постепенно угасающий цветок обозначает потерю надежды.
Поразительно, как глубоко он мог проанализировать чье-то искусство, но при этом совершенно не понимать очевидных чувств других. На самом деле, такие глубокие познания в живописи объяснялись тем, что когда-то он учился на искусствоведа, однако, в силу определенных обстоятельств так и не смог окончить учебу.
Закончив с просмотром местной «галереи», они вспомнили, зачем сюда пришли и проследовали в следующую комнату. Этот зал разительно отличался от предыдущего. В отличие от первого помещения, в ней преобладали преимущественно белые и светлые оттенки. В самой комнате была великолепная кристаллическая люстра, мраморный пол цвета слоновой кости, скульптурная отделка на стенах, выдержанная в стиле рококо, и множество других изысков.
Не только перемена обстановки заставила Се Ляня испытать немой шок, но и то количество нулей, которые становились отлично видны в таком светлом пространстве. «Сколько нулей…» - подумал он про себя. Их было настолько много, что от всех этих чисел у него зарябило в глазах. Не успел он отойти от потрясения, как Хуа Чэн, неся что-то в руках, уже направлялся к нему неспешной походкой.
—Вот, гэгэ, примерь, - произнес Хуа Чэн, всовывая ему в руки стопку вещей.
Еще раз прокрутив бешеные цены у себя в голове, Се Лянь неуверенно произнес:
—Сань Лан, ты уверен, что я могу это на…
Не желая слушать очередную попытку отказа, Хуа Чэн молча развернул Се Ляня в сторону примерочной, где тот и пробыл последующие несколько часов. Только стоило ему надеть на себя один комплект одежды, как на смену предыдущему Сань Лан приносил еще десять.
Сменив пару комплектов, он было задумался о том, не слишком ли он увлекся процессом? Конечно, ему безмерно нравилось создавать прекрасные образы кому-либо, особенно, если эти кем-либо был Се Лянь. И все же, он был не манекеном и не куклой, которую можно переодевать по собственному желанию, поэтому он спросил того, комфортно ли ему, и все ли того устраивает в его выборе? На что тот радостно и звонко ответил:
—Конечно!
У Хуа Чэна был безупречный вкус, и Се Лянь смог в этом убедиться на собственном опыте. Все, что ему приносил Сань Лан выглядело не только невероятно стильно, но еще и сидело как влитое. (то, что по сравнению с его прошлой одеждой, все в этом бутике выглядело на 3 головы выше, мы опустим.) Этот пунктик, к слову, был одной из тех черт, что и делали его работы такими популярными. Они выглядели не только необычайно красиво, но и были до невозможности комфортны для такого типа вещей.
Словом, он был в восторге практически от каждой его работы. Конечно, у его вкуса были и свои принципы, такие как: никаких излишеств в плане украшений, ничего слишком экстравагантного, предпочтительно белые и бежевые оттенки.
Однако, Хуа Чэн словно читал его мысли и знал все наперед. Он никогда не видел Се Ляня, как роскошно разодетую особу, чьей цветовой палитре в образе может позавидовать сама радуга. Он понимал, что все это совсем не про него. Даже будучи сыном безумно богатого рода, в нем никогда не было ничего такого. Это не тот Се Лянь, которого он знал. Именно по той причине, что он подбирал одежду не только по законам стилистики, но и исходя из личных качеств человека, его работы имели такой большой успех.
И если Се Ляня в абсолютном большинстве случаев устраивало то, что на нем сидит (за исключением тех моментов, когда он вспоминал о кол-ве нулей на ценнике, тогда ему хотелось сложить все надетые вещи в аккуратную стопочку и нести к полкам так аккуратно, будто в его руках музейный экспонат), то Хуа Чэн был вечно чем-то недоволен.
Минуты перетекали в часы, а он все не мог подобрать идеального образа для Се Ляня . И дело было вовсе не в скудном выборе вещей или в том, что ему ничего не подходило, как раз наоборот. Чтобы Се Лянь ни надел и ни померил, ему все было к лицу. То ли этому поспособствовал безупречный вкус Хуа Чэна, то ли прелестная внешность Се Ляня.
Сколько бы Хуа Чэн ни менял фасон, набор аксессуаров и сочетание цветов, он просто не мог определиться с выбором, ведь в каждом последующем наряде Се Лянь выглядел еще краше предыдущего. Создавалось впечатление, что вовсе не одежка украшала Се Ляня, а он ее. Хуа Чэн был перфекционистом и, как для любого перфекциониста, для него не существовало понятия идеала. Не было ни единого раза в его жизни, когда он был бы всем полностью доволен. Однако, эта ситуация заставила его призадуматься.
Скомбинировав очередной подбор предметов одежды, он восседал, пока Се Лянь переоденется, чтобы в очередной раз разочароваться в своей неспособности справиться с такой простой задачей, как создание стильного образа. Как вдруг он поднял взгляд и застыл от восхищения. Он поражено оглядел Се Ляня сверху вниз и, застыв на мгновение, подумал: «Так вот, что люди называют совершенством.»
Хуа Чэн посмотрел на белый пушистый свитер с крупными петлями, что прекрасно огибал чужую фигуру. Цвет слоновой кости создавал прекрасный дуэт с аристократично бледной шеей. Кофейные штаны выглядели в паре с ними ничуть не хуже, напротив, они невероятно эстетично подчеркивали его изящные изгибы в районе талии. Вишенкой на торте стал пышный шерстяной ворот и закатные рукава, делающие его образ настолько по-осеннему уютным, что хотелось всучить тому пару книг и кружку горячего шоколада для полноты картины. Щеки Се Ляня все еще сохраняли румянец, а глаза сверкали золотыми монетами, только каштановые волосы привычно стекали с плеч.
Хуа Чэн был заворожен. Он, подобно бабочке, попался в сети великолепия и умопомрачительный красы возлюбленного .На секунду он даже испугался, что своим пристальным взглядом может выдать свои истинные чувства и спугнуть Се Ляня. Он развернулся, прикрыв нижнюю часть лица рукой.
—Сань Лан? - ангельский голос ласкал слух, доносясь из-за спины.
—Я так сильно тебя люблю…- едва слышно вырывается из его уст.
—Что? - переспрашивает Се Лянь, не расслышав реплику.
— Говорю: Хочешь тебя подвезу? - выдержав небольшую паузу, Хуа Чэн решил дать пояснение. - Время уже довольно позднее, из-за меня гэгэ пришлось сильно задержаться, поэтому…если гэгэ не против, то я мог бы..
—Конечно!- с радостью согласился Се Лянь. - По правде говоря, ты очень меня выручишь.
Наступила ночь. Небо застелила черно-синяя пелена, и лишь свет луны пробивался сквозь нее, рассеивая непроглядную тьму. Весь путь, от центра до дома Се Ляня, занял около часа. За это время тот уже успел уснуть, в то время как Хуа Чэн продолжал вести машину.
Приехав к названному адресу, тот было хотел разбудить его, но на секунду остановился. Он замер, словно о чем-то раздумывая. В кой-то момент Хуа Чэн снимает с себя серебристую цепочку и легкими, аккуратными движениями застегивает ее на чужой шее.
Невольно пожмурившись во сне, Се Лянь просыпается от соприкосновения холодного металла с кожей.
—Сань Лан, это же… - произносит он, прокручивая межу пальцами поблескивающую бабочку посреди подвески.
— Все в порядке. Я просто возвращаю гэгэ то, что принадлежит ему.
Они молча вышли из машины. Хуа Чэн решил, что проводит его прямо до двери, а Се Лянь не был против, поэтому они все также, не обмолвившись ни словом, поднялись на пару тройку этажей. Хуа Чэну было крайне любопытно, как и в каких условиях проживает любовь всей его жизни. Он подумал, что, должно быть, это небольшая уютная квартирка и оказался прав.
Стоя пред порогом отворившейся двери, его взор скользнул внутрь помещения. Он смотрел на апартаменты средней величины, взгляд цеплялся то за лампу, стоящую на комоде около входа, то за полуотворенную дверь спальни, посередине которой лежал тоненький матрас, небрежно застеленный одеялом.
—Так вот, где живет гэгэ. Довольно скромно.
—Ну, с этим уж ничего не поделаешь. Эта квартирка досталась мне еще от родителей, - юноша в белом провел ладонью по обоям. - Пусть тут немного не убрано, однако, все еще довольно уютно, -в один момент Се Лянь прерывается, словно размышляя о чем-то. - Сань Лан, - его рука опускается, скользя вдоль стены. - Может останешься сегодня у меня?
Хуа Чэн удивленно вскинул бровь. Приходя сюда, он совсем не ожидал чего-то подобного, даже не надеялся на такой исход. И все же, как бы его не тянуло составить Се Лянь компанию, он не мог этого сделать. Сегодня ночью ему предстояло уладить еще несколько вопросов, касаемых завтрашнего перелета.
—Я был бы безмерно рад составить гэгэ компанию, но в силу рабочих обстоятельств не могу себе этого позволить.
Златоглазый глубокого вздохнул, проводя взгляд по комнатам.
—Все в порядке, я благодарен уже тому, что ты потратил на меня столько времени, да еще и довез до дома, - его светлые глаза пылали благодарностью. -Спасибо тебе, Сань Лан.
На этой ноте они и расстались. Се Лянь прикрыл дверь, закрыв её на все затворки. В тот же миг, стоило замку на двери издать последний щелчок, как с его лица тут же сползла улыбка. Он развернул голову, противоположно от двери, и уставился в пустоту. Ему никогда не нравилось это место. С тех пор, как бизнес отца пошел под откос и им пришлось переехать сюда, несчастья, подобно стучащему граду, начали сыпаться один за другим.
Он боялся. Боялся, что стоит ему остаться наедине с этим пугающим местом, как оно вновь затянет его в глубины отчаянья, чей горький вкус он успел попробовать уже с давних времен.
Каждый квадратный метр помещения был пропитан гнетущими воспоминаниями. Вот та кухня, в которой повесился его отец, спальня, где зачахла от болезни любимая мама, и ванная, в которой он чуть не умер. Этот дом был воистину излюбленным местом смерти, что не раз переступала его порог. И как же все так обернулось? Об этом ему не хотелось думать. Желая абстрагироваться от подавляющего чувства, он лег в небрежно застеленную кровать и следом провалился сон.