Демон в красном пальто

Отец Хуа Чэна так часто бил мать, что сын на всю жизнь запомнил особый ярко-розовый цвет кожи, остающийся после сильного удара открытой ладонью. В детстве он никак не мог понять, почему же его родители поженились, хоть и не раз слышал объяснения мамы: "Всё было хорошо, пока ты не родился. После твоего появления отец уже не мог жить как раньше". Эти слова сильно озадачивали Хуа Чэна, ведь, сколько он себя помнил, его папа постоянно делал всё по-своему. Семья всегда ела его любимые блюда и смотрела любимые передачи. Они с матерью на цыпочках ходили по дому, если он спал, и притворялись, что он никогда никому не мешал. Немного позже ребёнок узнал, как будущий отец, отслуживший четыре года в армии, познакомился с его мамой, женщиной с серьёзными проблемами в семье. В то время его мать не получала никакой поддержки ни от родителей, ни от друзей, которых впрочем у неё никогда и не было. Тогда она впервые приняла от кого-то такую заботу и внимание. С этого момента его любовь стала для неё жизненной необходимостью. Рядом с ним она чувствовала себя пустынным странником, наконец-то добравшимся до оазиса. Поэтому, когда он предложил ей съехаться, та без раздумий собрала вещи и сбежала от матери. В то время она ещё не знала, что спасительный оазис, на самом деле окажется зыбучими песками, подоплёкой пустого миража. Как это часто и бывает, насилие в их семье началось далеко не сразу. Поначалу это были небольшие перепалки, затем ссоры, толчки, пощёчины, драки. В какой-то момент, всё дошло до такой точки, когда Хуа Эра начала считать происходящее абсолютной нормой. Отец постоянно напоминал домочадцам, что какими бы страшными не были лишения, их жизнь несравненно приятнее и лучше, чем то, что ему пришлось пережить в армии. И спустя довольно долгое время его жена действительно начала верить, что это так. Но в один день муж в приступе ярости сломал матери руку, и теперь уже сын рыдал в панике, умоляя того остановиться. "Жена должна быть с мужем и в радости, и в горе", - только и высказалась о произошедшем мама. В то время как шестилетний Хуа Чэн остался один на один со своими проблемами, Се Лянь преспокойно ехал домой. Подпирая ладонью лицо, он уставился в окно, думая о завтрашней встрече. Помимо самого ребёнка, няни и водителя, в машине также находился ещё один пассажир. Маленький мальчик, приходящийся сыном шофёру, возраста бывший примерно того же, что и Се Лянь. Он был одет в красную куртку и спортивную форму. Вероятно, он ехал с тренировки, с которой его должен был забрать отец. То ли чёрные, то ли тёмно-синие волосы и резко очерченные брови, которые придавали его детскому лицу какую-то излишнюю хмурость. — О чем задумался? - спросил его восьмилетний Фэн Синь. — Да так, просто встретил кое-кого сегодня на площадке. — Он твой друг? — Вроде того. — А?- удивлённо воскликнул Фэн Синь. - Что значит «вроде того»? Вечно ты водишься с кем попало. — Но ты ведь тоже мой друг, - всё также с улыбкой возразил Се Лянь. — Я - это другое дело. Я общаюсь с тобой с самого детства. А с этим парнем ты познакомился всего пару часов назад и уже зовешь его другом. На это Се Ляню было нечего ответить. Всю оставшуюся дорогу они ехали молча, пока не добрались до особняка. Это был трехэтажный частный дом с большими панорамными окнами, окружённый внушительными воротами. Широкие стены, высокие потолки, мраморная отделка и невероятно большое количество комнат, дорогая мебель и идеально оформленная планировка помещения говорили о том, что над интерьером явно работали лучшие дизайнеры страны. Мало того, что дом сам по себе имел внушительную площадь, дополнением к нему служил огромный задний двор. Особняк был настолько велик, что помимо пятнадцати комнат: трёх ванн, двух кухонь, и кладовой - в него вмещалось ещё и помещение с бассейном. Окончательной вишенкой на торте стала невероятно живописная терраса, расположенная под навесом в деревянной пристройке около дома. И это мы ещё не считаем невероятно эстетично обустроенный, личный сад госпожи Се, матери Се Ляня, которая души в нём не чаяла, и, не считая заботы о сыне, всё своё свободное время уделяла любимому цветнику. Пожалуй, всем своим видом и габаритами, их особняк был больше похож не на уютное семейное гнёздышко, а на королевский дворец, поражающий своим великолепием. Дома Се Ляня первым делом встретили слуги их семьи. Главная домработница - Му Сянвей и её сын Му Цин. В то время как Се Лянь вошёл в здание, Му Сянвей занималась протиранием пыли на комоде, а её сын подметал пол, помогая ей этим самым с уборкой. В том, что она брала сына с собой на работу, не было ничего необычного. Дело в том, что она была уже не молода, и порой ей не хватало сил, чтобы выполнить всю работу вовремя, поэтому она нередко брала с собой Му Цина в качестве помощника, в свободное от уроков время. Домработница Му как обычно монотонно протирала пыль, однако стоило раздаться дверному звонку, оповещающему о прибытии одного из членов семьи, как она мигом бросила всё и побежала встречать молодого хозяина. — Молодой господин Се, - поприветствовала она. Му Цин последовал её примеру. — Молодой господин Се, мисс Цин Е, приветствую вас, - слегка поклонившись, произнес Му Цин. Он намеренно поприветствовал только Се Ляня и няню, проигнорировав Фэн Синя. Оно и не мудрено: у этих двоих с детства были постоянные конфликты и стычки, начиная от того, с каким вкусом выбрать мороженое, и вплоть до того, какой ответ должен получиться в школьной задаче. Если бы не Се Лянь, друживший с ними с пяти лет, то вероятно, дракам этих двоих не было бы конца. У них был одинаковый статус, пол и даже возраст, но при этом их характеры были словно небо и земля. Фэн Синь был, как правило, спокойным и собранным, всегда и везде следовал за Се Лянем, помогая ему во всём. Му Цин же наоборот имел вспыльчивый и раздражительный характер, вечно был чем-то недоволен, а ещё так и норовил подцепить кого-нибудь своим острым языком. Пожалуй, если бы не Се Лянь, то у него, вероятно, вообще не было бы друзей. Тут стоит заметить, что отец Фэн Синя являлся давним и близким приятелем семьи Се, поэтому то, что Фэн Синь проводил почти все свое свободное время с их сыном, никого не смущало. Так и в этот раз, его с отцом пригласили на семейный ужин. Се Лянь вежливо поприветствовал их в ответ. Фэн Синь и Му Цин обменялись презрительными взглядами, после чего все трое вошли внутрь. Как только они прошли дальше, их мигом окутал аппетитный, сливочный аромат грибного супа. Это блюдо было любимой пищей Се Ляня. Стоило ему учуять этот запах, как он со всех ног понёсся в сторону кухни. Хоть этот особняк и был невероятно велик, как-никак, Се Лянь жил здесь с самого рождения, поэтому отлично ориентировался в пространстве. Завидев, как он рванул со всех ног в неизвестном направлении, Фэн Синь последовал за ним. Учуяв знакомый аромат, Се Лянь помчался со всех ног, ведь так ароматно и аппетитно любимое лакомство, могла готовить только его мама. Се Лянь вбежал на кухню. У плиты стояла взрослая женщина, средних лет, она была одета в нежно-фиолетовое домашнее платье, синий фартук и имела слегка кудрявые каштановые волосы. — Мама! Услышав знакомый детский голосок, доносящийся из дверного проема, она отвлеклась от готовки, после чего повернулась в противоположную сторону. В её лице преобладали мягкие черты, из-за чего то выглядело так же миловидно, как у сына. Она все ещё была красива и привлекательна, даже несмотря на то что на лице уже виднелись небольшие возрастные морщины. Обернувшись в сторону дверного проема, она увидела бегущего к ней Се Ляня. Распахнув руки, она поймала в объятия вернувшегося домой сына. — Мама! Мама! - радостно залепетал он. — Привет, сынок, мама тоже рада тебя видеть, - произнесла она, поглаживая Се Ляня по голове. — А папа тут? - оторвав лицо от матери, с улыбкой спросил Се Лянь. — Ещё нет, но обещал прибыть с минуты на минуту. Через несколько минут все собрались на кухне. Старшие сидели за столом побольше, младшие поменьше. По правде говоря, не было особой нужды в том, чтобы сажать их раздельно. Ведь детей на этом ужине было всего двое, но тем не менее они сидели вместе. Му Цин был просто сыном слуги, а потому не был приглашен к столу. Пока все ели грибной суп, тушёную говядину, стручковую фасоль на пару и хамон в медовом соусе, всё, что оставалось Му Цину, так это подметая, проглотить слюну и смотреть на всё это со стороны. Было предельно ясно, что семья Му Цина не была даже близко такой же состоятельной, как семья Се Ляня или даже Фэн Синя. Несмотря на щедрое жалование в семье Се, зарплаты простой домработницы едва хватало на существование. Он уже не помнил, когда в последний раз ел что-то помимо картофеля или самого дешёвого риса. Он никогда в жизни до этого момента не видел, а тем более не пробовал, такого огромного разнообразия блюд, поэтому старался не смотреть в их сторону, дабы не подать виду, что он голоден. Но всё же, пару скользких взглядов не смогли укрыться от внимания Се Ляня. В это время он ел свой любимый грибной суп. Стоило ему положить ложку в рот, как приятный сливочно-солоноватый вкус разлился по ротовой полости. Кремовая текстура была настолько нежной, а кусочки грибов настолько мягкими, что суп аж таял во рту. В этот самый момент, у Се Ляня пронеслась мысль о том, как было бы здорово, если Му Цин попробовал бы то же самое. Недолго думая, он встал из-за стола, после чего подошел к своей матери и на ушко прошептал: — Мамочка, можно нам еще тарелку супа? Мадам Се посмотрела на него удивлённым взглядом, после чего спросила: — Сяньлэ, неужели ты не наелся? — Нет, нет. Это для Му Цина. Мадам Се не была глупой женщиной и отлично знала своего сына. Мигом разгадав его намерения, с мягкой улыбкой она произнесла: — Хорошо, я скажу Цин Е чтобы принесла к вашему столу ещё одну тарелку, а ты пока можешь позвать своего друга за стол. Се Лянь так и поступил. Поначалу Му Цину было немного непривычно вот так сидеть и ужинать в незнакомой обстановке, но желание наесться всего и побольше было сильнее дискомфорта, поэтому, совсем скоро потеряв всякий стыд, он принялся тянуть в рот всё, что видел. — Пф. У тебя ужасные манеры, - недовольно скрестив руки на груди, пробормотал Фэн Синь. Му Цин, дожёвывающий уже третий кусок чесночного хлеба, в ответ показательно закатил глаза. Так и закончился совместный ужин в поместье Се. Время было вечернее, даже можно сказать ночное. Се Лянь помогал матери и мисс Му с уборкой, попутно рассказывая родителю, что произошло за день. — Сяньлэ, - Госпожа Се ласково позвала сына. - Тебя сегодня так долго не было. Не расскажешь, из-за чего ты так припозднился? Се Лянь, казалось, будто только и ждал этого вопроса. Держа грязные тарелки в руках, он во всех красках поведал ей о том, как гулял, играл и разумеется о том, как встретил необычного мальчика в красном. Слушая его рассказ, Мадам Се поняла, что тот ребенок явно очень одинок и, вероятно, даже не любим в семье. Ей стало немного грустно, а на лице отразилась печаль. Заметив перемену в настроении матери, Се Лянь обеспокоенно спросил: — Мамочка, тебе грустно? — Нет, нет, - улыбнувшись, успокоила его госпожа Се. Хоть на её лице и была улыбка, она все также отдавала нотками печали. — Просто мама рада, что у её сына такое доброе сердце. В следующий раз, когда пойдешь к нему, обязательно что-нибудь передай от нас. Хорошо? В ответ на её вопрос, Се Лянь утвердительно кивнул. На следующий день Се Лянь проснулся рано утром. Первым делом, он поспешил в гостевой зал, где занимался с учителями. Он не ходил в школу как другие дети. Его родители считали, что в отместку коллективному обучению, будет гораздо эффективнее, если с его сыном будут индивидуально заниматься учителя по каждому из предметов. Их ребенок всегда был довольно общительным. Он постоянно общался с Фэн Синем и Му Цином, да и в принципе легко заводил любые новые коммуникации, поэтому родители никогда не беспокоились о его социализации в обществе. К счастью, Се Лянь был довольно умным ребёнком. Он быстро соображал, схватывал всё на лету и с легкостью выполнял все домашние задания, поэтому, совсем скоро, покончив с уроками, он направился на то самое место, где они договорились встретиться с Хуа Чэном. Придя на площадку, он заметил, что тот, как обычно сидит на тротуаре в конце двора и что-то очень сосредоточенно рисует. Се Лянь не хотел отвлекать того от процесса, поэтому просто подошёл сзади. Ещё несколько минут он неотрывно рассматривал рисунки в тетради. В подобной реакции не было ничего удивительно, ведь взгляду было действительно за что зацепиться. Для своего небольшого возраста, Хуа Чэн действительно рисовал отменно. Ему было всего шесть, но он уже очень умело выводил картинки своими маленькими ручками. Он рисовал все, что видел: бродячих котов, здания, людей, проходящих мимо. Такая тяга к художеству объяснялась тем, что Хуа Чэн был из довольно бедной семьи. Он практически не ладил с другими людьми, а его мать зарабатывала не так много денег, поэтому единственным его развлечением были лист бумаги и карандаш. Он рисовал, сколько себя помнит. Всё свободное время, каждую минуту, казалось, ему это никогда не надоест. Каждый раз, когда его отец устраивал очередную пьянку, всё, что ему оставалось, это отсиживаться в своей комнате и ждать, пока тот уснёт с похмелья. Он ненавидел его, ненавидел настолько, насколько это было возможно. За каждый неверный, по его мнению, взгляд, тон в голосе, выражение лица, этот ублюдок орал на него, а в худшем случае поколачивал. Он жил в состоянии автоматической бдительности и очень точно распознавал тончайшие изменения в выражениях лиц, жестах и манерах людей, в попытке спрогнозировать их дальнейшее поведение. Со временем Хуа Чэн стал похож на барометр, который постоянно измеряет настроение других людей. Это привело к тому, что он стал подавлять свои собственные эмоции. Заперев чувства на замок, он научился отыгрывать и изображать те эмоции и поведение, которое хотели видеть окружающие. Со временем этот ребёнок вообще перестал понимать, где находится он, а где тот, кого все хотят видеть. Подражая ожиданиям других, он всё ещё не мог отличить, где его чувства, а где те, что он выбрал для себя. Но с рисованием все было по-другому. Каждый раз, подавляя истинного себя в реальном мире, он оставлял это на бумаге. Все те противоречивые чувства, недосказанные слова и внутренние обиды - всё это превращалось в творческий порыв. Боль, крики, ненависть. Всё это окружало его. Но стоило ему взяться за карандаш, начать водить им по бумаге, и вот он уже в другом мире. В мире свободном от притворства, лжи, лицемерия и фальшивых масок. Его мир. Мир, в котором он одинок, мир, в котором он не обязан быть кем-то перед другими, мир, где он может быть самим собой. Погружаясь в собственное пространство, он уже не замечал ничего вокруг, это было подобно попаданию в собственную вселенную, абстрагированную от остального мира. Вот и сейчас, он не заметил подкравшегося к нему Се Ляня. Се Лянь подходил все ближе и ближе, всматриваясь все сильнее. С каждым шагом он все больше рассматривал плавные линии, поражаясь детализации. — Как красиво... - невольно вымолвил он. Эти слова прозвучали для Хуа Чэна как гром среди ясного неба. Он сразу же узнал этот нежный голос. Мгновенно захлопнув тетрадь, он виноватым взглядом посмотрел на Се Ляня. Раньше Хуа Чэн никогда и никому не показывал свои рисунки. Всегда, когда его отец видел их, он просто рвал их или выкидывал в мусорку. Мать говорила, что пусть это и красиво, но толку в этом мало, поэтому он всегда рисовал втайне. Дети постарше зачастую отнимали у него любимую тетрадку, передразнивая и заставляя того гоняться за ней. Однажды, он даже пару раз врезал обидчику, да так, что у того пошла кровь из носа. С тех пор другие дети старались обходить его стороной. Се Лянь присел рядом с ним, после чего, приблизившись, спросил: — Могу ли я взглянуть? Обычно Хуа Чэн никому и никогда не показывал свои рисунки. Для него эта вещь была не просто куском бумаги с картинками, это было нечто очень личное и ценное, то, что он никогда не доверял никому. И всё же, смотря на Се Ляня, он не мог не спрятать шипы и позволить тому заглянуть себе в душу. Се Лянь всегда был нежным, совершенным и послушным человеком. Он словно только что выпавший зимний снег: чистый, белый и незапятнанный. Его симпатичная фигурка выглядела так, как будто таяла в тонком солнечном свете. Он слегка краснеет, неуклюже и по-детски смущаясь. Сань Лан робко протягивает ему серую тетрадку. Се Лянь просматривает тетрадь. Лист за листом, страница за страницей. Хуа Чэн смотрел то на его движения, то на выражение лица, словно ожидая судебного приговора. Для него показать кому-то свои рисунки означало стать черепахой, оставшейся без панциря. Так странно. Обычно он привык быть маленьким и озлобленным на всех щенком, проявляя ту агрессию, которую ежедневно на него выливал этот мир. Он чувствовал себя защищённым. Ему казалось, что если укусить первым, другие побоятся причинить боль в ответ. Всё это было лишь тенью большого, грозного волкодава, в то время как он являлся лишь забитой дворнягой. Если бы кто-нибудь увидел, каким он был на самом деле, для него это было бы сродни обрыванию его фальшивых клыков. Он уже был готов ко всему: что его навыки раскритикуют, не поймут суть картинок, что он нарисовал, осмеют и т.д. Хуа Чэн проходил это множество раз, и именно поэтому он никогда никому не доверял столь ценную для него вещь. Но почему-то, когда его попросил об этом именно Се Лянь, он без колебаний согласился, словно безгранично доверял этому человеку. Пролистав тетрадку, Се Лянь остановился на одной из страничек. Ещё какое-то время он вглядывался в неё. Се Лянь отрывает глаза от листка, взгляд направлен в сторону Хуа Чэна, глаза светятся как две медные монеты, на лице сияет ангельская улыбка. Через некоторое время он закрывает тетрадку, после чего произносит: — Ты такой талантливый! - с горящим взглядом восклицает он. - Я ещё ни разу не видел никого, кто бы рисовал лучше в твоём возрасте. Сань Лан и правда очень удивительный. «Талантливый», «удивительный». Впервые в жизни Хуа Чэн слышал, чтобы кто-то с таким восхищением отзывался о его работах. Он не привык к хорошему отношению. Обычно его никто не любил, и он привык отвечать агрессией на агрессию, но совершенно не знал, что делать с хорошим отношением. Всё, что ему оставалось, это смущённо зарыться лицом в колени и робко пробормотать: — С-спасибо. Се Лянь поначалу немного растерялся, но тут, он вспомнил о своем сюрпризе. Немного порывшись в своем пакете, он достал из него пару паровых булочек с мясом. Он взял одну булочку и протянул ее Хуа Чэну. — Держи. Это баоцзы. Одна тебе, другая мне. Всё ещё со смущённым видом, Хуа Чэн робко протянул руку и взял одну булочку из ладоней Се Ляня. Они были все ещё свежими, пышными и горячими. Их аромат разносился по всей округе, а тепло грело продрогшие конечности ребёнка. Сглотнув уже скопившуюся от запаха печёного мяса слюну, Хуа Чэн обхватил двумя руками объёмную выпечку, после чего сделал первый укус. Это было вкусно, невероятно вкусно. Свежевыпеченное подзолотившееся тесто, мягкий и нежный вкус начинки со сладковатым карамелизированным луком, Хуа Чэн уже не помнил, когда в последний раз ел мясо, да и ел ли вообще? Но это было не важно. Будь то баоцзы или просто миска пресного риса, вот так вот, разделяя еду с любимым человеком, он получал непередаваемое удовольствие. Однажды, кто-то ему сказал: «В компании еда всегда кажется вкуснее». Тогда он посчитал это полным бредом, но именно сейчас понял истинный смысл этих слов. С тех пор мальчики стали неразлучны. Се Лянь чуть ли не каждый день проводил с Хуа Чэном. Всё шло хорошо, но как-то раз, Се Лянь пришел не один. Дело в том, что с момента их встречи и вплоть до сегодняшнего дня, он всё своё свободное время проводил с Хуа Чэном, и, честно признаться, Фэн Синя и Му Цина это не очень-то радовало. Они с самого детства дружили с Се Лянем и почти всё свободное время общались с ним. Теперь же, из-за какого-то незнакомца, совместное времяпрепровождение их сильно сократилось, а общение почти сошло на нет. Се Лянь понимал, что это неправильно. Он не хотел выбирать между кем-то из них, поэтому решил совместить встречу трёх друзей, но, как оказалось, это было плохой идеей… С первого взгляда эта троица невзлюбила друг друга. Помимо того, что, по понятным причинам, Хуа Чэн не нравился Фэн Синю, а Фэн Синь Хуа Чэну (Му Цину, в принципе, никто и никогда не нравился), так тут был ещё и Му Цин. По одному только взгляду Хуа Чэна можно было понять, что он явно не рад новой компании. Ему нравился Се Лянь и только он. Остальных людей он, как и раньше, на дух не переносил. Более того, ему не нравилось что кто-то ещё вклинится в их с Се Лянем компанию. Оглядев этих двоих недовольным взглядом, он вцепился в Се Ляня, словно в любимую игрушку, после чего, сцепив руки у него на туловище, настолько грозно, насколько это было возможно с его детским голосом произнёс: — Это мой гэгэ. — Не твой, - произнес он, указывая на Фэн Синя. — И не твой, - повторил он, повернув голову на Му Цина. Му Цин и Фэн Синь были старше его, поэтому не стали спорить с ребёнком. Всё, что им оставалось, это цокнуть и закатить глаза. В мгновение ока прошло три года. Хуа Чэну нравилось вот так вот проводить время с Се Лянем. Ему нравилось в нем всё: как он выглядит, как говорит, какую музыку слушает, те книги, что он читает. Не важно, что они делали, будь то детская игра или просто общение, ему было всё равно. Он просто был рад тому, что может находиться рядом. Была зима, казалось, ещё вчера им было шесть и девять, и вот обоим уже стукнуло десять и тринадцать. Хуа Чэн катался на качелях во дворе, его раскачивал изящный юноша, что своей белизной и чистотой, мог посоревноваться с только что выпавшим снегом. Он облачён в белый пуховик, пару молочных варежек и утеплённые штаны. Каштановые волосы стекали по куртке, словно шёлковая река. Холодные снежинки оседали на волосы, щёки, руки, заставляя их краснеть. Белые сапожки издавали глухой скрип при их соприкосновении с землёй, в то время как на шее, из-под пуховика, виднелся кулон с серебряной бабочкой. На секунду Хуа Чэн засмотрелся на чарующий образ возлюбленного. Ведь, в отличие от него, тот был прекрасен. На нём были простые, местами протёртые штаны, залатанная красная куртка и явно поношенные сапоги. Лишь красный шарф выглядел более-менее презентабельно. Хуа Чэн практически никогда не надевал этот предмет одежды и берег его как зеницу ока, ведь тот был рождественским подарком от Се Ляня. Он ещё долго не сводил взор с Се Ляня, особенно с той серебряной цепочки. Краем глаза тот поймал его пристальный взгляд на ней, после чего, остановив качели, вытащил её из-под воротника и спросил: — Сань Лан, она тебе нравится? Хуа Чэн пару раз кивнул головой. — Мне кажется, она похожа на гэгэ. Она такая же блестящая, светлая и красивая. — Правда? - С улыбкой спросил Се Лянь. Следующим действием, он снял цепочку с шеи и вложил её в руку Хуа Чена. — Тогда, она теперь твоя. Хуа Чэн был немного обескуражен подобным поступком со стороны Се Ляня. Конечно, тот был очень доброй души человеком, но чтобы настолько? Он было попытался отказаться, однако, Се Лянь был настойчив. — Ты сказал, что она похожа на меня. Пусть хотя бы часть меня всегда будет с тобой. С последней фразой на его лице отразилась печаль. — Сань Лан, завтра я переезжаю, мы больше не сможем видеться. Прости.