Демон в красном пальто

Се Лянь медленными шагами направился к фигурке в красном, после чего, наконец-то настигнув её, присел на корточки рядом. Хуа Чэн в это время всё так же продолжал смотреть в пустоту, будто сверлил взглядом невидимую стену. Время уже близилось к закату. Солнце постепенно начало садиться, отражаясь алым пламенем в темно-карем глазе. Этот ребенок смотрел на мир таким безжизненным, мёртвым взглядом, что казалось, видел перед собой не людей, а кромешную пустоту. По правде говоря, он не сразу заметил что к нему кто-то подсел, поэтому в тот момент, когда кто-то легонько похлопал его по плечу, он оказался слегка шокирован. Хуа Чэн резко повернул голову влево, после чего испуганно отшатнулся, оперевшись на руки позади себя. Увидев его реакцию, Се Лянь попытался успокоить его: —Н-не бойся, это просто я. Я не причиню тебе вреда, - выставив руки перед собой, произнёс Се Лянь. Окинув его лицо взглядом, Хуа Чэн решил, что бояться действительно нечего, он не увидел в нем ни намека на злобу. Обычно все люди смотрели на него со страхом, отвращением, презрением или же жалостью. Особенно он ненавидел последнее. Всегда, когда он получал жалостливые взгляды от прохожих, ему хотелось выбежать вперёд, и что есть мочи прокричать: «Не смотри на меня так! Мне не нужна твоя жалость! Я вовсе не жалок, не слаб и не беден! Мне не больно, а потому не нужно твоё сочувствие!» Он презирал жалость по отношению к себе. Однако в глазах Се Ляня вовсе не было этой эмоции, только доброта и искреннее сострадание. На секунду ему стало даже немного стыдно, что он вот так испугался такого хорошего человека, поэтому, оторвав ладони от земли, поспешил принять прежнее положение. — Ч-что тебе нужно от меня? Подул ветер, листья взметнулись с земли, длинные пряди каштановых волос танцевали на ветру, а на лице отразилась нежная улыбка. Хуа Чэн рос в неблагополучной семье, у его отца были явные проблемы с контролем гнева. За годы домашнего насилия, по малейшим изменениям в мимике, он научился невероятно точно определять истинные эмоции людей. И прямо сейчас человек перед ним излучал искреннюю доброту, нежность и ласку. Солнце уже зашло, на город опустилась тьма. Во дворе уже никого не было, лишь два силуэта, белый и красный, неотрывно глядели друг на друга под светом городского фонаря.Несмотря на то что солнце уже давно село, и его лучи больше не согревали их двоих, Хуа Чэн почувствовал невероятную теплоту на душе. Спустя годы пребывания в ледяном панцире, у него наконец-то появилось собственное солнце, способное растопить давно заледеневшее сердце. Некоторое время спустя ему всё же ответили: — Меня зовут Се Лянь, - подпирая подбородок ладонями произнёс он. - Не назовёшь мне своё имя? —Моя фамилия Хуа, имя Чэн, - говорит он — Так значит Хуа Чэн... На удивление Се Ляня, после того как он произнес его имя, тот закрыл уши и яростно замотал головой, словно не желая больше слушать. — Не называй меня так. Мне не нравится моё имя. И это было чистой правдой. Хуа Чэн действительно ненавидел своё имя. Причиной тому было то, что каждый раз как он слышал его, он вспоминал все те мерзкие, презрительные взгляды людей, направленные на него. К нему приходило осознание того, что тот, кого все эти люди боятся, презирают, на которого смотрят свысока - это всё он. Он и есть тот самый Хуа Чэн, который у всех вызывает отвращение. Та грязь, то уродство, тот груз, что вечно хотят сбросить с плеч. Он ненавидел себя. Ненавидел настолько, что отказывался признавать, что является собой. Се Лянь не стал вести лишних расспросов. И пусть ему было всего девять, он уже отлично понимал, что есть вещи, о которых лучше не спрашивать. — Хорошо. Это короткое и понимающее «хорошо» прозвучало для Хуа Чэна так тихо и ласково, что собственное имя уже не так сильно резало слух. Отняв его руки от ушей, Се Лянь предложил следующее: —Тогда… Как насчёт Сань Лана? —С-Сань Лан? - неуверенно повторил Хуа Чэн. — Да, - произнес Се Лянь, всё ещё обхватывая своими ладонями его руки. - Если ты не против, то я мог бы тебя так называть. На секунду его взгляд застыл. Хуа Чэн…хотя нет, пожалуй, теперь он Сань Лан, ещё долгое время неотрывно глядел на Се Ляня. Его взгляд был настолько живым, что казалось, он смотрел вовсе не на человека, а на самое что ни на есть Божество. Немного замешкавшись, он вдруг обхватил руки Се Ляня своими, после чего, глядя тому в глаза, торопливо произнёс: —Да, да, да! Я согласен!