Он все знал

Айзек посильнее затянулся, откидываясь на спинку сиденья. Об грязное стекло с шумом разбивались прозрачные капли дождя, смывая с него отсохшие листья и серые разводы. Старая машина его отца никогда не была уютным, своим местом. Он, блять, ненавидел в ней находится. Но Лейхи не смог уговорить ни Дерека, ни Эрику, чтобы те одолжили ему свои колымаги на пару часов. Ну и похуй. На этом свете он не нуждался в ком-то, как и кто-то — в нем. Хороший человек всегда рядом, потому что это ты сам. Все, чего он сейчас хотел, это хорошенько расслабиться. В голове только деньги, деньги, наркота, и снова деньги. Заебов побольше, чем у тех, кто его осуждают за «легкий путь». Бабло, добываемое таким путём, никогда не было «легким». Конечно, его жизнь была не такой, какой ее все видели. Сел на шею своей сучке, да ноги свесил… Ага, как же. Ему приходилось с мясом вырывать бабки из рук нариков похлеще него. Те люди отчаянные, они-то все потеряли. А у Айзека, вот, кое-что, да осталось. Внутри не все отмерло. Пока что он мог не заботиться о том, где срочно достать денег на погашение долга, который выдала ему Эрика при поступлении в колледж. Тот мужик, которого с дуру замочил Стайлз, припрятал в подвале сумму, с лихом покрывающую весь его долг. Видимо, хотел получить Бет и съебаться с Бикон Хиллс. Теперь же его тело валяется в лесу недалеко от города, здесь, на территории Хейлов. Никто, конечно, об этом не знает, кроме Айзека. Ему Мейсон, один из «уборщиков», нанятых им, рассказал. Жуткий парень, очередной поехавший, но работу сделал хорошо. По наивности, пару лет назад Айзек воображал, что Рейес будет его спасением. Но она же и добила его. Его мозг был слишком маленьким, чтобы понять одну простую истину: если ты с кем-то трахаешься, это не значит, что между вами есть что-то светлое. Понял он это совсем недавно. Да и обстоятельства, при которых он это осознал, можно было описать одним простым словом — «жизнь». В жизни всякое случается. Но сейчас все получше. Хоть он теперь и не мог слезть с наркоты, есть и хорошие моменты. Еще и Стилински вовремя подвернулся. Лейхи словно читал этого чокнутого. Видно, что крыша-то протекла. Пара слов, и у него окончательно сорвало тормоза. Конечно, у законопослушного гражданина такого сдвига не случилось бы. Уже было что-то, что подбило его стоп-кран. Главное, чтобы совсем не уехал этот вагончик. А то за компанию достаться могло бы и самому Лейхи. Не было бы его, пришлось бы взять очередной грех на душу. Тот мужик, не будь Стайлза рядом, всех ментов бы перекопал в поиске этой Бет. Как бы ему они сказали, что в наше время в мегаполисах все еще очень широко распространена работорговля? Уехала она сегодня в этот ебаный Сакраменто, только не так, как ей бы хотелось. Деньги всегда были Айзеку нужны. И никто, блять, не должен судить его. Пока что эти полномочия есть только у Бога. А Бетани… Он жалел ее, конечно. Ангелочек, чем-то даже на него самого похож. Тот мужик — это отец ее был. Сам подсел, парня ее подсадил, а ей отдуваться за них. Бедная девочка. Зато характер заимеет, а там, может, и вырваться сможет. Уже не ребенок, пора себя воспитать. От Эрики ситуацию пришлось скрыть. Она не одобряла такую самодеятельность. Но, если что, следов они постарались за собой не оставить. И даже если это вскроется, то Лейхи-то и не виноват. Его там даже не было в тот день. Это все Стайлз да Хейл. Айзек там даже ничего не трогал. Не надо ей знать… «Белоснежное спящее тело беззащитно лежало рядом, укрытое лишь накрахмаленной простыней. В доме все кричало о том, что хозяйка чистоплотна, и единственное, что намазано слоем древней грязи — это Лейхи. Он чувствовал себя не в своей тарелке, разбитым, и, несмотря на великодушие владелицы дома, униженным. Теперь он понимал, что ощущают проститутки, и почему они не остаются на ночь у своих клиентов, даже если те просят. Чтобы не проснуться мёртвыми внутри. Казалось, постепенно из Лейхи выходит весь его дух. Все силы для борьбы с этой жизнью, кажется, иссякли. Еще вчера он, без единого цента в кармане, грязный и обдолбанный, откровенно говоря, бомж, слонялся по притонам в поисках крыши над головой, чтобы пережить ночь. В его жизни пропал всякий смысл. Сбежав ото всех, пропав из государственных списков, исчезнув с этой планеты, он уже не был полноценным человеком, а чем-то низшим, грязным, отвратительным. Но сегодня… сегодня он проснулся в болезненно чистой постели, с невероятной красоты девушкой, мытый, подстриженный, и, вроде, уже полностью в своем уме, — от мефа осталась только легкая боль в голове. Честно? Он ненавидел эту ясность в мыслях. Словно он теперь отвечает за свои поступки. Девушка рядом, будто прочитав, что он думает про нее, пошевелилась. Блондинистые волосы заструились по подушке, когда ее обнаженное тело повернулось в сторону Лейхи. Он чувствовал себя недостойным ее взгляда. — Доброе утро, — совершенно спокойным голосом сказала та. — Привет, — выдохнул парень, еле сдерживая слезы. То ли облегчения, то ли осознания. — Эрика, — девушка улыбнулась, — я тебе уже говорила, но в твоем вчерашнем состоянии было не до имен. Айзек промолчал. Опустив голову, он бездумно закрывал лицо прядями волос. «Не смотри, черт возьми! Я такой жалкий, такой отвратительный…» Почувствовав, как прохладная рука прикасается к его плечу, он вздрогнул. — Просыпайся, а я пойду, закажу завтрак. Женщина поднялась, даже не думая накидывать на себя что-либо. Лейхи не чувствовал похоти, когда смотрел на ее тело. Он чувствовал лишь то, как она пытается добиться его доверия. Никто и никогда не хотел его доверия. Словно что-то вспомнив, она повернулась, и Айзек впервые увидел ее теплые глаза, в свете солнца сияющие золотом: — Что ты любишь? Я обычно беру панкейки со смородиновым джемом и улун. Ты обязан попробовать». Парень вновь затянулся, лениво ковыряя разорванную обивку. К Эрике он тогда резво, конечно, переехал. Как-то быстро все у них вышло. Ну, а что, голому собраться — только подпоясаться. У него ни гроша в кармане не было. Только эта пародия машины и дом, который он почти сразу продал, а деньги все спустил враз. На что, и идиоту понятно будет. В дом-то он заходить не мог, что ему еще делать с бесполезными квадратами? Раньше отец любил для ума засовывать его в уже давно сломанную морозильную камеру, чтобы тот посидел, подумал. Морозильную камеру он, конечно, расхуярил, но на душе осадочек остался. Вся хата напоминала ему перекошенную синюю рожу. Нет, жить там он не мог. Сил тогда ни на что не оставалось. Рейес, недолго размышляя, привлекла парня к своему незаконному бизнесу. В принципе, в тот день они за этим и встретились. Она искала близкого помощника, а Айзек уже не искал ничего. И тут, лучик в царстве у человека, кому бы давно пора выписать диагноз по коду F-11. Он был только рад тому, что им пользуются, ведь за это ему перепадало немного внимания. Словно щенку, хозяева которого приходят домой только переночевать. Но Лейхи это перерос. Он стал умным, хитрым, и уже понимал, что ничего дороже, чем собственная шкура, он в жизни не заимеет. У Эрики он такой не единственный был, уж о ней-то кто-нибудь, блять, позаботится. Его время подходило к концу. Вылезши из дряхлой машины, он с грохотом захлопнул дверь и пошел вниз по склону, идя прямо к лесной дороге, выводящей из дебрей на шумные городские улицы. В лесу было влажно и шумно. Тропинки все не было видно, поэтому приходилось пробираться сквозь заросли. Айзек готов был уже развернуться и пойти обратно, чтобы, все же, уехать на этой сраной отцовской машине, но отчего-то продолжал упорно идти прямо. Лицо и руки покрыла липкая паутина, повсюду висящая между веток и листьев. Кусты, доходящие ему до пояса, действовали на нервы: ему не было видно своих ног. Хоть его кроссовки и были достаточно плотные, но змеи здесь, как бы, опасные. В очередной раз заехавшая по лицу ветка окончательно довела его, и он уже заматерился в голос. — Какого хуя здесь все так заросло, блять… Хейлы хоть когда-нибудь свою территорию проверяют? Что за говно… Где блядкая дорога… …Он не сразу почувствовал удар. Что-то закололо в районе живота со спины, а рубашка стала мокрой и теплой. Лишь когда болевой шок отошел, он почувствовал, как острый предмет опять входит в его тело, но с уже куда большей яростью. Еще раз. Еще. Еще. Адская боль обжигала уже свернувшееся на земле в защитной позе тело. Айзека придавило к земле что-то тяжелое, но он уже не мог разглядеть, что. Глаза закрывались, и он уже хотел спать. Как тем солнечным утром, уткнуться в пахнущие доверием волосы Эрики.