Малыш Гарри

      Старшекурсники Слизерина с безразличием осматривали только ступивших в Большой зал первокурсников. Сразу можно было найти будущих слизеринцев: несколько особо дорогих мантий, гордо поднятых голов или надменных лиц, что со скрытым восторгом осматривались вокруг.       Одним из этих слизеринцев был шестикурсник Грэхем Монтегю. Он также, как и другие, лениво скользил глазами по первачкам. Никто в толпе детей не привлекал его внимание — наблюдал он за ними чисто из вежливости, да чтобы хлопать в нужных местах. Спустя пару минут толпа начала постепенно редеть и Грэхем неожиданно зацепился взглядом за одного из первокурсников, которого до этого не было видно из-за Малфоя и Гринграсс, между которыми он был зажат.       Ребенок был совсем крошечный, выглядевший где-то лет на шесть-семь. Эту деталь парень понял в основном по росту, ведь ничего другого, кроме роста и волос у пацаненка видно не было. Только темно-рыжие лохмы торчали во все стороны, выглядя сильно неухоженными.       Он напомнил Грэхему бродячего котенка. От всех громких звуков сжимался, и отчаянно жался к двум другим первокурсникам. Лицо прятал за волосами, опустив голову, а обеими руками вцепился с одной стороны в Малфоя, а с другой в старшую Гринграсс.       Само распределение ни чем не отличались от того, что происходило в школе каждый год. Внимание старших вскоре рассеялось, они заскучали и хлопали только когда видели очередного первокурсника в серебряно-зеленом. Только Грэхем не мог найти в себе сил оторвать глаз от крошечного ребенка, который изредка появлялся в его поле зрения. Еще больше его заинтересовала реакция пацана, когда вызвали Малфоя. Тот какое-то время с силой держал край мантии мальчика, прежде чем наконец отпустить его и целиком приникунть к Гринграсс, спрятавшись едва ли не с головой под ее мантией.       Конечно, в какой-то момент все должно было выяснится. Просто настал этот момент как-то слишком неожиданно на взгляд Грэхема.       — Поттер, Гарри! — Сказала профессор Макгонагалл, сразу начиная искать между оставшимися детьми нужного. Он представлялся ей, как и всем остальным в зале — высокий, как папа, с такими же черными растрепанными волосами и мамиными зелёными глазами, напоминающими лесной луг каким-нибудь необыкновенным теплым летним днем. И, конечно, со знаменитым на всю Британию шрамом на лбу.       Гринграсс, — которая к слову уже распределилась, но до сих пор стояла неподалеку от Макгонагалл, перед этим что-то прошептав профессору, из-за чего ей позволили остаться, — обернулась, осторожно взяла за руку пацана и что-то тихо ему сказала. Тот поднял на нее свои огромные глаза и у Грэхема на мгновение перехватило дыхание. Он впервые видел лицо ребенка, его глаза — они были невероятны! Монтегю не мог найти в себе силы отвести взгляд, навечно в тот момент запечатлев глаза мальчика в своей памяти. Но потом он испуганно отвел взгляд в пол, отчего Грэхем, казалось, снова смог дышать. Но вновь остаться хоть чуточку безразличным не смог. Он и до этого был весьма заинтересован этим мальчиком, который почему-то с первых секунд приковал к себе его внимание, даже не сделав ничего для этого, но теперь парень целиком был сосредоточен на первокурснике.       А тот тем временем слабо упирался ногами, пока Гринграсс осторожно тянула его за руку к табурету. Наверное именно в этот момент Грэхема как обухом по голове ударили. Он наконец понял.       Это был Гарри Чертов Поттер.       Тот самый крошечный ребенок, который сейчас слабо протестовал против того, чтобы его вели, съеживался, пытаясь сделаться незаметным и испуганно крутил головой.       Грэхем не был уверен, что ему чувствовать. Он в некотором оцепенении наблюдал за тем, как едва живой малыш сидит на табурете, как он цепляется мертвой хваткой за руку Гринграсс и как шляпа, тихо-тихо, если бы в зале не стояла гробовая тишина ее бы и не услышали, произносит: "Слизерин".       Никто не хлопал. Все в таком же молчании наблюдают за тем, как ребенок слезает с табурета, и как становится понятно, почему до этого передвигался тот только с посильной помощью Малфоя или Гринграсс. Ножки мальчика едва ли не подогнулись сразу же, как он сделал шаг, а Гринграсс едва могла его удержать.       Монтегю не понял, в какой момент он поднялся. Просто в один момент он оказался рядом с двумя детьми, а в следующий — на коленях прямо перед малышом. Тот едва-едва стоял, не отпуская слабой от долгих усилий хватки с руки девочки.       — Привет, — тихо сказал Грэхем.       Малыш не ответил. Он молчал, внимательно ходя глазами по лицу старшекурсника, будто бы ища что-то. Только сейчас, находясь в такой близи, Грэхем видел то, что раньше его зоркий взгляд углядеть не мог. Впалые до невозможности щеки, будто-бы загорелая кожа, которая была темной-темной, тонюсенькие кисти рук и находящиеся в каком-то неправильном состоянии пальцы. Грэхем был уверен — обхвати он запястье мальчика большим и указательным пальцами, то оно не заняло бы и половины места.       — Ты хочешь уйти отсюда? — Стараясь угадать эмоции по лицу ребенка, предложил Грэхем. — Вижу, тебе не очень нравится шумные толпы. Ты наверное жутко устал от этого.       Старшая Гринграсс молчала, как и малыш. Она внимательно наблюдала за ним, за его выражением лица и было видно, понимала явно больше маленького мальчика, который цеплялся за нее.       — Давай, — Грэхем осторожно протянул одну руку вперед. Малыш... То есть Гарри, сразу перенес все свое внимание на протянутую ему ладонь. Он до сих пор ничего не сделал, даже не пытаясь продвинуться к старшему, но и негативной реакции не показал. По крайней мере, так показалось самому Монтегю. Ребенок был напряжен как струна, которая в любой момент была готова лопнуть.       Грэхем решил обратиться за помощью к единственному хоть сколько-нибудь посвященному лицу — старшей Гринграсс.       — Гринграсс, да? — Девочка даже вздрогнула от внезапного обращения к себе, но в итоге напряженно кивнула, вскинув в каком-то привычном для себя жесте подбородок. Будто бросая немой вызов. — Знаешь, смогу я увести его отсюда или нет?       Девочка пару секунд усиленно думала, продолжая поддерживать однокурсника под локоть.       — Он... Стал менее напряжённым когда увидел тебя. Ты первый человек, которого он не испугался. — Она тяжело вздохнула, пытаясь понять, что ей надо делать. — Я не знаю, — в конце концов признала она, неосознанно сжав пальцы на локте мальчика.       Грэхем кивнул. Значит, Гринграсс и сама не знает этого ребенка. Просто пытается помочь, как сам Монтегю. Только вот по каким причинам они это делают, понять было невозможно.       Приняв наконец решение, Грэхем осторожно протянул две руки вперед и, не получив на это никакой реакции, подхватил ребенка подмышками, вставая на ноги.       Сразу парень почувствовал то, насколько худеньким был малыш, ведь Грэхем буквально чувствовал ладонями рельеф детских рёбер, обтянутых тонкой темной кожей. И на руках он ощущался не тяжелее сумки для занятий, в которой лежала пара учебников, пергамент, да чернильница с перьями.       А Гарри только оказавшись на руках незнакомца, тут же прильнул к его груди. На него обрушились тысячи чувств сразу! Это... восторг, единение, счастье, любовь, любовь, любовь...       Мышцы Гарри ослабли, глаза налились свинцом, а непослушные раненые руки слабо вцепились в края мантии незнакомца, после чего любые эмоции, которые до этого держали ребенка в своих цепких когтях исчезли, и он погрузился в глубокий сон.       А Грэхем тем временем, не обращая внимания на почти столпившихся вокруг профессоров и студентов, бросился прямиком из зала.       Он достиг подземелий за рекордно короткие сроки, срезав путями, по которым до этого даже не ходил.       У гостиной он замер на пару секунд, только сейчас вспомнив про пароль. Почему-то с того момента, как он увидел глаза этого необыкновенного цвета, любые мысли исчезли из его головы. Он мог думать только о том, какого было Гарри тот момент, о том, что он чувствовал и о том какие же это все-таки чертовски необыкновенные глаза.       Его самоанализ не длился долго. Проход в гостиную любезно открылся сам собой, будто чувствуя растерянность студента. Парню в тот момент, как он заходил в общую комнату очень хотелось, чтобы никто не мог потревожить их с Гарри.       Грэхем уже совсем скоро оказался у двери с надписью: "Теодор Нотт, Гарри Поттер"       Дверь опять открылась перед ними сама собой и показалась небольшая комнатка с двумя кроватями на противоположных концах комнаты. Также, как и столы, симметрично стояли две тумбочки, два стола и два шкафа. Единственными вещами, портившими идеально симметричное состояние комнаты, были два разных сундука и ковер в единственном экземпляре. Вся комната была оформлена в строго слизеринских цветах, как и любая другая комната на их факультете.       — Где твой сундук, малыш? — Тихо спросил Монтегю, но ответа не последовало. Это не было странно — малыш пока не ответил ни на один вопрос, но Грэхем все же опустил глаза. Голова мальчика покоилась у парня на плече, а ресницы были плотно сомкнуты. Старшекурсник вздохнул, но все же чуть-чуть встряхнул Гарри. Тот сразу поднял глаза и заморгал. Его руки, до этого расслабленно обхватывающие его шею, напряглись и с силой вцепились в плечи Грэхема. Малыш поднял голову и его лицо оказалось в паре сантиметров от лица старшего. Пальцы его немного расслабились, и он не выглядел напуганным или встревоженным. На самом деле это был первый раз, когда Грэхем увидел его настолько спокойным. Все время, что они были в Большом Зале ребенок был незримо напряжен, даже когда оказался у него на руках его будто все еще что-то тревожило. Грэхем не знал откуда, но он точно знал это.       Но теперь, в тишине спальни для первокурсников, Гарри выглядел немного растерянным, но в целом не показал никаких отрицательных эмоций.       — С пробуждением, — с усмешкой сказал парень.       Малыш, как и за все время до этого, не сказал ни слова. И в ответ тоже не улыбнулся. Только вновь внимательно уставился в лицо Грэхема, рассматривая его усмешку, глаза, лоб...       Если бы в этот момент Монтегю понимал хоть что-нибудь, то он бы давно догадался, что никакие одиннадцатилетние дети не молчат, как Гарри, не сидят на руках, как Гарри, и не бросаются в объятья незнакомых людей, как Гарри. Уже давно было понятно, насколько происходящее неправильно, но парень явно не в ближайшее время собирался это понять.       Грэхем попробовал выйти на контакт вновь.       — Знаешь, где твои вещи?       Гарри не отреагировал на его вопрос, как если бы вообще не слышал его. Хотя может и ответь не мог. Старший нахмурился. А если вправду?...       — Гарри, — он стал внимательно наблюдать за лицом малыша, — ты меня слышишь? Понимаешь? Можешь что-нибудь сказать в ответ?       А Гарри до сих пор не отозвался, продолжая молча смотреть.       Монтегю решил действовать по наитию. То есть просто подошёл к ближайшей кровати и осторожно попытался опустить малыша на кровать. Но тут же получил неожиданное сопротивление в виде тихого скуления, которые больше подходило щенку, чем маленькому мальчику, а также еще сильнее сжавшие его уже потрепанные края мантии руки.       Грэхем поднял и усадил Гарри обратно себе на руки, не пытаясь его опустить.       "Ну хотя бы не немой", — было единственное, о чем смог подумать Монтегю.       Он некоторое время бесцельно ходил взад вперед по комнате, рассеянно делая несильные покачивания, как если бы Гарри был младенцем. И возможно мальчик бы и уснул повторно, но их передвижение по комнате было прервано тихим хлопком. Грэхем мгновенно развернулся по направлению к звуку, а малыш прижался к нему, пытаясь зарыться лицом в грудь старшекурсника. У того в голове в который раз пошли ассоциации с щенками, котятами и всем остальным.       Монтегю стало казаться, что он совсем сходит с ума. Но сделать ничего не мог. Его тело, разум и сердце будто отказывались думать и анализировать, действуя по каким-то будто включенным в настройки мозга инстинктам. Материнским что-ли?       Перед ним оказалась одна из Хогвартских домовушек, — Минки, — которая поклонилась и начала:       — Студент Монтегю, общежития Слизерина вместе с гостиными оказались заперты, — шепотом сказала она, — ни профессора, ни директор не могут попасть сюда.       Грэхем поднял бровь.       — А я то тут причем? — Несмотря на все прикладываемые усилия, парень никак не мог сосредоточиться на том, о чем они говорили. Его внимание было сформировано скорее на тихом дыхании Гарри на его груди.       — Это магия замка, усиленная Вашей магией желания закрыла гостиную Слизерина, — тихо пояснила домовушка, теребя края своей униформы. — Профессор Дамблдор просил передать, что было бы очень любезно, если бы вы передали все, что знаете о происходящем. Он сказал, что даже Вы вряд ли сможете покинуть гостиную или общежития в ближайшее время, точно так же как и другие пока не могут сюда попасть. Магия школы вкупе с Вашей магией заперла Вас от всех.       Грэхем нахмурился и вздохнул. Из речи домовушки он почти ничего не понял, все еще прибывая в этом странном, необъяснимом состоянии.       — То есть, мы застряли?       Домовушка кивнула.       — Да, студент Монтегю. На данный момент сюда могут попасть только домовики.       Грэхем вновь вздохнул, но покорно стал пересказывать все, что смог вспомнить. То, что он сейчас пребывает в не совсем адекватном состоянии парень решил умолчать. Рассказал в общих чертах, как пожелал, чтобы их с первашом не беспокоили, что дверь в гостиную сама перед ними распахнулась и, в общем то, все. Потом сконфуженно успел спросить про то, где чьи сундуки и наконец понял, где находится кровать Гарри.       Потом внезапно пришла мысль.       — Минки, а вытащи-ка пижаму Гарри сюда, достань из моей комнаты какие-нибудь вещей, и отнеси вещи пацана в мою комнату. Потом можешь идти докладывать директору.       Та удивленно моргнула, но покорно щёлкнула пальцами и прямо перед ним появились простая голубая пижама в белую клетку, которая явно была большевата для совсем уж крошечного Гарри. Явно ношения кем-то, и вряд ли самим мальчиком. Там же были и простые штаны с футболкой из сундука Грэхема. Парень довольно хмыкнул, подхватывая одежду, после чего оглянулся. Ни Минки, ни вещей Гарри не было.       Он вышел из комнаты, двинувшись в ванную старост Слизерина, следуя логике того, что раз уж магия Хогвартса или, — чего уж стеснятся, — его собственная магия, теперь способна открывать двери, закрытые на пароли, то и ванные не должны быть исключением.       Так и было. Дверь сама собой отворилась, открывая вид на место, где раньше он никогда не был.       Он старостой не был, как и его немногочисленные друзья. Как-то одна староста крутила перед ним хвостом, стараясь заманить его сюда для понятно чего, но Грэхем ее ненавязчиво отшил, так что шанс взглянуть на ванную старост выдался только сейчас.       Это была довольно большая комната с тремя душевыми, — для трех старост с пятого по седьмой курс соответственно, — и один не очень глубокого вида бассейн. Был ряд раковин, полотенца для тела и рук, даже витражи на стеклах, выходящих в озеро. Грэхем быстро прошел к скамеечкам, стоящим у стены, и сложил туда одежду, надеясь посадить туда же и Гарри. Но тот, что не особо удивительно, опять заскулил и прижался к нему сильнее, руками сжимая его шею.       Монтегю тяжело вздохнул, но оставил не приводившие ни к чему попытки поставить или посадить ребенка, решив вместо этого предпринять попытку разговора:       — Да ладно, малыш, я же не ухожу никуда. Это только на минуточку, а потом мы сразу купаться. Я буду потом держать тебя на руках еще долго-долго. Ну же, отпусти...       Не особо казалось, что Гарри что-то понял, но Грэхем не оставлял попыток дозваться до хоть какого-то самосознания мальчика.       Мысль о том, что тот болел настолько тяжело или пережил что-то настолько травмирующее, что теперь просто не имел возможности понимать окружающих, была душераздирающей.       А Гарри все еще купался в чувствах, до этого испытываемых лишь мельком. Любовь надежность защита любовь тепло любовьлюбовьлюбовь...       Никогда раньше так не было. Была мамочка, ее хрупкие ласковые руки и милые слова, но так никогда на было. Взрослый что-то говорил, что-то о том, что надо отпустить его, но Гарри не собирался этого делать. Нет, если он отпустит, то больше никогда не почувствует странного тепла в животе, от которого он испытывал это чувство.       Грэхем вздохнул. Кажется, уговоры не работали. В голове у себя, параллельно с мыслями о том, что делать, у старшекурсника мелькали все возможные диагнозы, от глухоты до умственной недоразвитости. Но колдмедиком он не был, так что оставалось только строить ненужные предположения. Монтегю немного походил взад вперед, как по комнате минут пять назад, водил свободной рукой по спине мальчика и думал. В один момент остановился и принял решение, хотя какой-то частью мозга подумал о том, что если бы его действия взялся судить какой-нибудь сторонний наблюдатель, назвал бы его извращенцем. Но вариантов не было. Его действия руководствовались инструкцией, будто выжженной кем-то на подкорке мозга: помыть, переодеть, вылечить, накормить, уложить. В перспективе было и научить, поиграть, сделать счастливым.       Так что Грэхем, пару секунд поколебавшись, сел сам на скамейке, усадил Гарри себе на колени, и немного отстранил ребенка от себя. Тот понял, что в таком положении Грэхем явно не сможет его никуда от себя деть, так что поддался, оставив между ними немного расстояния. Он проморгался своими зелеными-зелеными глазами и послушно замер, когда старший осторожно взял его за плечи.       А Монтегю постарался не съежиться от того, какими костлявыми были плечики мальчика.       — Гарри, я не знаю, слышишь или понимаешь ли ты меня, но я буду обязательно говорить тебе, что собираюсь делать, хорошо?       Ответа не последовало, но Грэхем и не ждал его.       — Я сейчас сниму твою мантию и рубашку, ладно? — Он не стал дожидаться никакой реакции, решив понаблюдать ее в процессе. Он расстегнул сначала мантию, а после и рубашку, скидывая их сразу на пол. Мальчик был худ, до такой степени, что было страшно смотреть. Все тело было покрыто слоем грязи и чем-то похожим на сажу.       И вроде как все хорошо. Но это только до того момента, пока Грэхем не пересадил Гарри удобнее, боком, и не стянул едва держащиеся на поясе ребенка брюки. Тот сразу слабо трепыхнулся, заскулил и сжал бедра, не давая старшему продолжить.       Монтегю замер. На пару секунд ведущие его инстинкты замолчали, будто случился какой-то сбой. Будто так не могло случиться, чтобы что-то настолько плохое бы произошло с крошечным ребенком, который весил меньше чем его шестилетняя кузина.       И мир будто замер. Рубашка, снятая с мальчика до того ничего не значила. Он был все так же расслаблен. Но как только дошло дело до штанов...       В голову сразу пришло самое простое объяснение. Изнасилование. Преступление, стоящие на одном уровне с убийством ребенка в магическом мире. То, за что казнят на месте. То, на что не решился бы сделать самый отпетый магический преступник. Да что там, даже Темный Лорд никогда не насиловал, а убивал всегда только взрослых, не считая того, что он попытался сделать с Гарри в своем невменяемом состоянии.       После рассуждений, занявших буквально секунду, пришел гнев. Горячий, обжигающий огнем внутренности гнев. Ярость затопила мозг, не давая думать больше ни секунды. Хотелось, разорвать, убить того, кто посмел сотворить подобное. Сжечь, оторвать каждый палец, который когда-либо смел прикасаться к Гарри.       И не было у него в голове сомнений, что произошло что-то другое. Будто он подсознательно это все уже знал и понял, как только коснулся чужого пояса брюк. Просто не хотел признавать.       Но так было только пару секунд, на которые Грэхем вышел из реальности. Услышав же тихие подвывания и чувствуя слабую руку, упершуюся в его грудь, Монтегю будто вынырнул из-под воды и едва не отшвырнул мальчика. Только и успел посадить его на скамейку, отойдя сразу на пару шагов. Сначала старшему не хотелось даже смотреть на Гарри. Чувствовал он себя так, будто и был человеком, который сотворил подобное преступление с ребенком. Хотя ни одного его действия не было направлено ни на что извращенное.       Чуть успокоившись, Грэхем повернулся и едва не вздрогнул, увидев ребенка на полу, да еще и значительно дальше от скамейки, на которую парень его посадил. И как только добрался фактически до него так бесшумно?       Старший чертыхнулся, в два шага преодолев разделяющее их расстояние и наклонился, чтобы поднять мальчика. Тот, будто забыв о почти накрывшей его панике пару минут назад, с довольным вздохом прижался к Грэхему. Парень потер спинку Гарри и поморщился, надеясь, что мальчик его не видит. Под его рукой были сплошные неровности, словно малышу что-то вдавливали в спину, оставив множество отпечатков.       Грэхем забил на все остальное, приблизившись к воде. Он подошёл к ступенькам, которые начинались уже под водой и постепенно шли в глубину. Парень передернул плечами, но подумав, снял только носки с обувью и мантию. Ничего, посидит в мокрых рубашке и брюках, не умрет.       Он зашел буквально ступеньки на две, присев и опустив Гарри к себе на колени. Тот пискнул, когда его ноги затопило водой, но от Грэхема отстраняться не стал, лишь сильнее сжал его ворот рубашки.       Через мгновение сам Монтегю потрясенно выдохнул, увидев, как поток воды становиться грязным, прежде чем тут же смениться волшебным образом на чистую воду. Грэхем прошёл глазами по ножкам пацаненка, которые немного окатило водой и увидел их значительное посветление.       Парень сглотнул. Это что, всë были слои грязи?       Грэхем мягко поменял положение Гарри, посадив его у себя на коленях так, чтобы спина ребенка прижалась к его груди и наклонился, осторожно проводя рукой по его ногам. Уже намоченные ножки стали еще чище, одновременно открывая вид на неприятные ожоги и шрамы с парой синяков.       Возились они в ванне долго. Спустя десять минут открылась белая-белая кожа, испорченная огромным количеством ран. Ожоги, шрамы, гематомы — а ребенок то был совсем крошечным.       После мытья головы стало понятно, что и насчет цвета волос все позволили себе обмануться. Они были ярко-рыжие, кудрявые, идущие малышу почти до плеч. Один сплошной спутанный колтун, который Грэехем прямо там укоротил, с помощью принесенных эльфом ножниц. Гарри на вопрос о своих волосах никак не возразил, так что Грэхем принял это за разрешение. Так что все волосы ниже середины шеи были отрезаны, а остальное осторожно и нежно вымыто. Пугала только фактом своего существования пара мягких белых прядок между копной рыжих волос. Седина говорила либо об обесцвечивании пигмента волос, либо о пережитом ужасе.       Наконец, Грэхем осторожно утер чумазое лицо мальчика. Смочил ладони водой и утер по кругу личико Гарри. Тот спокойно и расслабленно, как и все время до этого сидел, позволяя ему это делать. На лице малыша — на скулах, носу, щеках — рассыпались крошечные веснушки, такие же яркие, как его волосы. Никакого книжного шрама на лбу нигде не оказалось. Шрамы были самые разнообразные, и на лице они тоже были, но молнии на половину лба не было.       Гарри спокойно позволил себя вытащить, вытереть, и только когда Грэхем на секунду стянул с него трусы, чтобы поменять их на пижамные штаны, мальчик вздрогнул и его глаза закрылись, а дыхание сбилось от страха. Но потом он оказался одет, сразу успокоился в теплой, хоть и великоватой пижаме.       Грэхем сам едва успел быстро поменять свою мокрую форму на футболку и штаны, прежде чем Гарри вспомнил про свое любимое место и не потянулся опять на ручки.       Вскоре они оказались в спальне Монтегю, которую тот делил с Маркусом Флинтом. Парень решил, что пока они оказались в такой ситуации, Марку его кровать все равно не нужна.       Присев на диван, который разделял их с однокурсником половины комнаты, Грэхем негромко позвал:       — Минки.       Домовушка с тихим хлопком появилась в комнате, поклонившись.       — Принеси сюда заживляющую мазь, обезболивающее зелье, стимулятор аппетита, усваивающее зелье, сон без сновидений и еды какой-нибудь. Один обычный ужин, другое из серии легко перевариваемой еды. Каша например.       Минки закивала.       — Да, студент Монтегю. — Она замялась, но сказала. — Также директор просил вас поговорить с ним по сквозному зеркалу после того, как студент Поттер ляжет спать.       После чего она исчезла, чтобы принести все, что он просил. И зеркало оставила на столике вместе с едой и зельями.       Грэхем немного потряс почти спящего Гарри, заставляя того приоткрыть глаза. Он, пока мальчик полуспал, посадил того рядом с собой, а не на себя, и взял заживляющую мазь.       Через двадцать минут Грэхем с обречённым вздохом гладил Гарри по голове. Тот лежал на кровати Марка, весь в заживляющей мази, напиханный обезбаливающем, сном без сновидений, стимулятором аппетита и усваивающим для желудка, да кашей с вареньем. Но почему-то Монтегю не сумел догадаться, что даже спя, мальчик вцепится ему в штанину и откажется отпускать.       Так что Грэхем сам не понял в какой момент он уснул, лежа на самом краю кровати.       Зеркало блестело, лежа на столике перед диваном.