Amsterdam

Оторваться от друг от друга было трудно, хотя мы оба прекрасно понимали, что время и место совсем неподходящие для того, чтобы наслаждаться близостью друг друга. Но, в то же время, было немного плевать на все остальное, ведь мы, наконец-то, оказались рядом. Столько месяцев вдали, а теперь иметь возможность друг к другу прикоснуться… это сводит с ума. Шаги за пределами небольшой комнаты и шумные разговоры стаффа в итоге заставили нас немного остыть и разорвать жаркий поцелуй, а вместе с ним объятия. Больше всего на свете мне хотелось сейчас просто телепортироваться куда-нибудь, в место очень уединенное, где кроме нас больше никого не будет, и где нам не придется сдерживаться, загоняя себя в рамки приличного поведения. Если все мысли только о неприличном, оставаться в здравом уме намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд и даже на второй. Юнги запахнул мой плащ и крепко завязал пояс, словно боялся, что тот развяжется во время ходьбы. Оставив на моих губах очередной сногсшибательный поцелуй, парень отстранился, доставая телефон, и быстро набрал кого-то, пока я просто старалась не задохнуться от переизбытка прекрасных чувств. — …красавица в кожаном плаще, да. Даже не вздумай пытаться к ней подкатывать. Я совершенно ничего не слышала, ничего не понимала, продолжая думать о своем, о грешном. Этой ночью я не собираюсь спать даже минуты. Юнги отдал мне свой пропуск и велел идти к одному из черных выходов, где, как он меня заверил, ждала машина с его менеджером. — Ты ведь не хочешь сказать, что я уезжаю одна, да? — недоверчиво выгнув бровь, поинтересовалась я просто на всякий случай. Понятно, что мы не можем выйти под ручку, но все-таки… пропуск? — Я попрощаюсь с ребятами и приду. Пропуск, чтобы тебя не загребли в полицию, глупая. Знаешь, как ты выглядишь? — Сексуально? — предположила я, издевательски ухмыльнувшись, хотя прекрасно знала, к чему он клонит. — Даже не знаешь насколько, — облизнувшись, согласился Юн и тоже ухмыльнулся, видимо думая о чем-то таком же «приличном», о чем еще секундой ранее думала я. — Если меня примут за сасенку, твой пропуск может сказать им о том, что я ограбила тебя, не находишь? — Тогда постарайся выйти так, чтобы ни у кого не было времени слишком много думать. У выхода и правда стояла машина, водитель которой быстро осмотрел меня, видимо сверяя картинку, что видел перед собой, с описанием Юнги, а затем уставился вперед. Он больше не смотрел в мою сторону вообще, ни пока я располагалась на кожаном сидении черного минивэна, ни на протяжении следующих пятнадцати минут, которые мы провели в абсолютной тишине, пока дверь не распахнулась, и в машину не влетел Юнги, падая на сидение рядом и командуя отъехать от стадиона. — Останови где-нибудь, где будет удобно. Я с удивлением смотрела на Юна, который внимательно смотрел в лобовое стекло, придвинувшись ближе к переднему сидению, пока машина не остановилась у обочины одной из небольших улочек неподалеку. Зачем он попросил остановить машину? Разве мы не собирались поскорее остаться наедине? Юнги мои мысли не услышал, а вместо ответов на мои мысленные вопросы, взглянул на менеджера, стоило тому заглушить мотор автомобиля. — Можешь погулять немного? — А, да, конечно, — мужчина словно не сразу понял, что должен сделать, потому что ему, по всей видимости, как и мне, просьбы Юнги показались ему странными. Отстегнув ремень безопасности, менеджер потянулся к двери, чтобы покинуть авто, но Юну снова что-то было не так. Парень прочистил горло и протянул к водителю руку через сидение. — Оставь ключи. Спасибо. Мин вежливо улыбнулся в ответ на подозрительный взгляд и спокойно переданные ему ключи, хоть улыбка и вышла немного нервной. Всего секунда, и менеджер Юна покидает машину, закрывая за собой дверь, а за стуком ее слышится еще один звук, оповещающий о том, что машина закрыта. Все двери были заблокированы простым нажатием пальца Юнги на небольшую кнопку на ключе, который он вежливо отобрал у своего водителя. Если бы я не знала Юна и подозревала его в наклонностях маньяка, мне бы сейчас стало очень страшно. Я бы подумала, что теперь мне некуда бежать… А бежать ведь и правда некуда, только вот я сбегать не собиралась. Но, на деле, сюда и попасть теперь было просто невозможно. Даже невозможнее, чем выбраться. Никому. Ни за что. До тех самых пор, пока изящный палец Мин Юнги вновь не нажмет на кнопку на ключе, уже отброшенном в сторону, в то время как парень перемещается в машине, резко придвигаясь ближе, чтобы глубоко и очень жадно поцеловать растерянную меня. Руки путаются в его все еще влажных волосах, а губы охотно отвечают на поцелуи, и теперь в голове совсем нет вопросов о том, зачем была эта глупая остановка, нет обид из-за того, что Юнги пытается оттянуть время нашего уединения. Есть только наслаждение от прекрасного поцелуя и жадность, с которой руки цепляются за нависшего надо мной парня. — Я собирался подождать, пока мы доберемся до отеля, — шепчет Юн, несильно отстраняясь, чтобы взглянуть в мои пылающие желанием глаза, — но… — Но…? — Это так долго, сейчас всюду будут пробки, а я так тебя хочу… — признается он, вновь облизывая губы, а у меня сердце проваливается от этого шепота и от движения его языка по губам. Игнорировать растекающееся по сосудам желания от его сосредоточения внизу живота становится невыносимо трудно, так что приходится сглотнуть от предвкушения большего и распахнуть покрасневшие губы, находящиеся всего в двух сантиметрах от губ любимого. — Ты была далеко слишком долго. А я не спорю, потому что и правда слишком долго, слишком далеко, невыносимо… от расстояния устаешь, оно разрушает. К нему невозможно привыкнуть. Легче не становится, даже если это повторяется снова и снова, а затем еще и еще. Становится только труднее. И ничего не помогает с этим справиться, ни звонки короткие и малоинформативные, ни его случайно забытая одежда, все еще хранящая так любимый мною запах… Не помогают сны, не помогает фантазия, а прикосновения к самой себе являются лишь жалкой пародией его прикосновений… от этого только плакать сильнее хочется и его поскорее рядом. Легче не становится… Я подалась вперед, сокращая расстояние между губами и впиваясь в рот Юнги страстным поцелуем полным нетерпения сказать, как сильно мне его не хватало, сказать, как сильно я страдала от этой разлуки и как сильно все это время я хотела оказаться рядом. Как сильно я хотела его… Губы целуют жадно, руки касаются жадно, словно сердца все еще не верят в то, что мы на самом деле теперь рядом, что вместе, что не исчезнем из объятий друг друга даже через мгновение и через час. Языки дерзко толкаются в рот напротив по очереди, выталкивая чужой из своего собственного рта, и это заставляет губы прикусывать губы, а пальцы сильнее впиваться в тела. Юн упирается в спинку моего сидения рукой, все еще нависая сверху, другой опускается куда-то под сидение, между ним и дверью, и резко дергает рычаг, заставляя меня упасть вниз. Сердце чуть не остановилось от испуга, когда сидение изменило положение на больше напоминающее горизонтальное, а между нами с Юнги образовалось расстояние. Я смотрела на него снизу вверх удивленно, часто моргая, пока в груди слишком быстро стучало сердце. Как ему удалось не потерять равновесие и не упасть на меня? Это магия? Он смотрит на меня внимательно, немного насмешливо, потому что, видимо, я слишком явно демонстрировала свой испуг от неожиданности. Рука его вновь тянется под сидение, и в этот раз, оно отдаляется от водительского кресла, даря Юнги больше пространства. По крайней мере, теперь ему должно быть хоть чуточку комфортнее. Расстояния между нами снова не существует. Юнги целует меня глубоко и жарко, так жарко, что температура тела подскакивает до небес и, кажется, еще немного и тонированные стекла минивэна запотеют, а мы ведь еще даже не сделали ничего для того, чтобы они запотели… Но это не значит, что не сделаем. Колено парня упирается в сиденье кресла рядом с моим бедром, губы оставляют губы, заставляя хватать ртом горячий воздух от того, что легкие чуть не взорвались от недостатка кислорода, а пальцы Юнги цепляют пояс плаща, развязывая его, чтобы распахнуть кожаную пародию на пальто и взглянуть в темноте салона машины, единственным источником света где служила небольшая лампочка в центре светлого потолка, на то, что было скрыто его блестящей тканью. Юнги недолго просто смотрит, его руки касаются плеч и рисуют линии вдоль тела вниз, огладив груди и прорисовав талию, зацепив бледными пальцами каждый шнурочек моего нижнего белья. Его губы целуют шею, а ладони гладят тело и жмут его несильно, особое внимание уделяя украшенным высокими кружевными чулками ножкам. — Юн… — я шепчу бездумно, утопая в ласках, о которых мечтала так долго. Глаза сами по себе закрываются, а руки сильнее цепляются за парня, словно он в любую секунду может испариться, и я снова останусь одна. Но мою шею украшают такие приятные поцелуи, а вскоре длинные немного прохладные пальцы проникают между сведенных вместе ножек и мастерским движением слишком легко проскальзывают в черные трусики, заставляя меня шумно вдохнуть от неожиданности и удовольствия. Я не сдержала внутри шумного аха, который сорвался с губ, когда пальцы Юна проскользили вдоль складочек, разделяя их точно пополам, а он ухмыльнулся в кожу моей шеи и отстранился, снова возвышаясь надо мной. — Ты хочешь меня так сильно? Он все продолжает прикасаться, скользить вверх-вниз меж чувствительных складочек между моих ног, которые вот-вот начнут трястись, а смотрит так, словно ожидал чего-то другого. — А ты думал, ты один скучал? — так же саркастично и наигранно удивленно, а в ответ на мои слова палец обводит круговым движением клитор, и мне приходится замолчать, хватаясь за подлокотники и прикусывая губу. Черт, как же это приятно… — Так, ты тоже скучала? — он правда надо мной смеется? Как будто я могла не скучать по нему… разве это возможно? — Мне стоит наградить тебя за это? Темная бровь летит вверх, а губы ухмыляются очень игриво, когда пальцы выскальзывают из-под ткани черных трусиков. Что он только что сказал? Он собирается меня наградить? Глаза широко распахиваются, и я стараюсь поймать Юна, чтобы не дать ему опуститься ниже, но парень уже склонил перед сидением колени, игриво глядя в мои полные отчаяния глаза. — Нет, Юнги, нет! — я умоляю его пощадить меня, а он целует бедро сквозь ткань чулок, слишком быстро поднимаясь выше, и игнорирует мой полный отчаяния голос. — Юн, пожалуйста! — все не сдаюсь я, стараясь поднять его обратно, но руки парня ловят мои, мешающие ему. Одной ладонью Юнги перехватил мои запястья и надавил на живот, вынуждая вновь улечься на кресло сидения, а я все продолжала просить его остановиться, практически плача. — Ну, пожалуйста, не… — а ткань трусиков уже отодвинута в сторону, а лона касается первый поцелуй, прерывающий поток моих мыслей и слова, мое дыхание. — Не нужно… не сейчас… Я больше не смогла просить Юнги остановиться, ни о чем не смогла его просить. Я вообще ничего не могла, даже дышать получалось скудно. Глаза зажмуривались все сильнее с каждым новым поцелуем между моих ног, а запястья почти что свело от хватки парня, которая исчезла именно в тот момент, когда руки потребовались мне больше всего. Юн отпустил меня, чтобы схватить за бедра и подтащить ближе к краю сидения, заставить меня развести ноги шире и держать на месте крепко, чтобы не вырвалась, а я не пыталась вырваться, крепко вцепившись в подлокотники руками и теряя с губ неприличные звуки. Было слишком хорошо, просто слишком, и реакцию на эти ощущения контролировать было просто невозможно. Я не могла себя контролировать, пока Юнги целовал мои половые губы так пошло и смачно, словно ему совсем не стыдно, и это самое обычное дело — целовать меня там. В этот раз он был так усерден… Еще никогда так не был, никогда еще не отдавался процессу так самозабвенно и страстно. А сегодня просто уничтожал меня каждым жарким движением языка вдоль или поперек складочек, вокруг клитора и вглубь влагалища… Он прикасался везде, облизал каждую клеточку самого сокровенного, каждую клеточку вылизал так усердно, что я не могла дышать… а он все не останавливался. Не останавливался, колотя языком по клитору, когда я застонала громче, и проникая им так глубоко в меня, что это казалось невозможным, пока я могла лишь выдыхать его прекрасное имя вперемешку со стонами, лишь чуточку приглушенными на случай, если мимо автомобиля, в котором мы решили пошалить, кто-нибудь решит пройти. Было так хорошо… лучше, чем просто прекрасно. Это было превосходно, но я ничего не могла об этом сказать, потому что и так задыхалась. Чувство, что я должна сказать о том, как мне хорошо, не оставляло меня, несмотря на то, что ни о чем другом, кроме как о губах Мин Юнги и его развратном языке, я думать не могла. О том самом, который раздражающие меня фанатки Юна называли шустрым и шаловливым, представляли чудеса, которые он может творить. Том самом, ощутить на себе и в себе который они мечтали чуть ли не каждую ночь. О том самом, который только что в очередной раз проник в меня, заставляя увидеть блеск перед крепко зажмуренными глазами. Было очень хорошо и всего через секунду станет лучше в тысячу раз, поэтому тело напрягается до предела, чтобы сейчас расслабиться и обомлеть, отдаваясь волне эйфории. Глаза сильнее зажмуриваются, костяшки пальцев на подлокотниках белеют, а в губу с силой впиваются зубы, практически выдавливая наружу кровь. Юнги, причмокивая, посасывает клитор, и меня немного подбрасывает в воздух, точно туда, где сейчас мое тело должны встретить объятия экстаза, но где не встречают, ведь Мин Юнги отстранился в самый неподходящий для этого момент. Я непонимающе уставилась на Юна, который заставил меня повиснуть над пропастью, но не протягивал руку, обещая спасти, и упасть тоже не дал, а он ехидно ухмыльнулся, облизываясь и отдаляясь, чтобы через мгновение уже выровнять мое сидение и упасть на соседнее. — Это нечестно, — все еще тяжело дыша, нахмурилась я от негодования. Как он мог подвести меня к черте и не дать почувствовать оргазм? Награда? И где же она?! Он ведь обещал мне награду, так, какого черта, так жестоко обламывать?! — А кто говорил, что будет честно? — Юнги вскинул брови, слабо посмеявшись надо мной, а я надулась еще сильнее, совершенно не понимая, чем заслужила такое наказание. Мало того, что сам все это начал, так еще и так некрасиво закончил! Я чувствовала себя ужасно. Как маленький ребенок, которому протянули самую вкусную в мире конфету, но стоило ее поднесли к губам, кто-то выхватил ее и съел, так и не дав попробовать. Хотя, нет, на самом деле я чувствовала себя так, словно эту самую конфету выбросили. Просто бросили на пол и растоптали, оставив мне на память только красивую обертку. Я все так же тяжело дышала, испепеляя довольного собой парня напряженным взглядом. Тело изнывало от неконтролируемого желания продолжения банкета, оно нуждалось в разрядке так сильно, что из глаз в прямом смысле сыпались искры. Словно во мне произошло короткое замыкание, и система дала жестокий сбой. Этот жестокий сбой зовут Мин, мать его, деспот, Юнги. Чертов садист… и это после месяцев разлуки, после того, что я пролетела полмира, чтобы его увидеть, после того, как незаконно пробралась на стадион, разодетая, как маньячка-извращенка?! Так вот какая прекрасная награда ждала меня за то, что я не спала ночами без него это долгое время, за то, что думала о нем каждую минуту, за то, как сильно скучала? Больше похоже на плевок в душу.  — Где ты остановилась? — Всемирно известная звезда подвезет меня до дома? — напряженно сжимая челюсти, съехидничала я, прищуриваясь, но не спустила с Юна пристального взгляда, пока парень снимал блокировку с дверей, оповещая водителя, что он может закончить свою прогулку, а меня, что на оргазм в ближайшее время мне надеяться не стоит. Как верно заметил Юн, сейчас всюду пробки, а путь до отеля совсем не близок. Черт. — Должно быть, я выиграла эту жизнь. Раздраженный тон голоса и взгляд, улетающий в окно, а вместе с тем закрытые глаза, чтобы попытаться оставаться спокойной. Не хочу ругаться, не хочу! Не сейчас, не после сколького времени без него. Но, что делать, если это так бесит?! Почему первое, что он делает, повстречав меня, это издевательство? Это так весело?! — Не смешно, — подметил Мин и прищурился, когда я поймала его многообещающий взгляд. — Будешь язвить — я найду другое применение твоему дерзкому язычку. Какой отель? А я ведь не пошутила даже, хоть и звучало язвительно. Я на самом деле выиграла эту чертову жизнь, ведь меня любит такой умопомрачительный мужчина. В горле пересохло, потому что я точно знаю, какое применение моему дерзкому язычку Юнги может придумать. Я совсем не против, если честно… может, снова съязвить? Но вместо саркастических слов, которые непременно запомнились бы Юном и не раз всплыли бы в нашем почти что разговоре этой ночью как минимум раз пятнадцать, я назвала отель, в котором остановилась. — Я надеюсь, ты взяла люкс… — этот тон, он… не то, чтобы полон надежд. Этот тон значит: «Скажи то, что я хочу услышать, а если твои слова будут отличаться от моих ожиданий — тебе конец». Если бы только у меня был выбор… — Из-за вашего концерта все отели забиты, — пояснила я, закатывая глаза. По крайней мере, разговор самую малость отвлекает меня от проблемы, которую сотворил один очень шустрый язык одного очень знаменитого мужчины. — Только самые дорогие номера свободны. Слава богу, мой парень очень богат, иначе пришлось бы ночевать на улице. Оплатишь счет? На последних словах я подалась ближе, глупо улыбаясь, как по мне, как делают девчонки в дорамах, клянча деньги у своих парней. Это, конечно же, просто шутка, и счет мой давно оплачен, но я такой человек, что без сарказма никуда. Даже если знаю, куда это приведет, что утром тело будет болеть, и сидеть будет невозможно, свое второе «я» я прятать не могла. Только не от Юнги… Тем более, что мне так нравится, когда из-за него утром болит мое тело. — Если бы ты сказала, что приезжаешь, тебе не пришлось бы бегать и решать проблемы с заселением. Я бы все решил заранее. Юнги придвигается ближе, облокачиваясь на подлокотник так же, как я на свой, и теперь мы смотрим друг на друга, повернувшись в пол-оборота. — Если бы я сказала, что приезжаю, сюрприз не удался бы, — словно дело было только в сюрпризе. Это просто случилось само собой, я даже не ожидала от себя такого! — Я сама не знала, что приеду, просто собрала чемодан и купила первый попавшийся билет. Чтобы ты знал, купить билет на рейс или найти номер в отеле, хотя все они почти полностью забиты, прошу заметить, оказалось намного проще, чем раздобыть билет на твое шоу. Иногда меня бесит ваша популярность. Не очень корректно. Поправочка. Иногда меня убивает его популярность. Вот в самолете, например. Круто сидеть сзади девчонок, которые обсуждают свои места на концерте и то, что наденут на встречу с парнями, которые поприветствуют их перед началом шоу. И где молодежь берет столько денег, чтобы покупать VIP-места на концерты в другой стране, бронировать отель и так далее? Я бы тоже не прочь там деньжат поискать, если уж быть совсем откровенной. Но сейчас не об этом, сейчас о другом… Глупые дети, думают, яркий макияж и короткая юбка заставит биаса влюбиться в них за секунду контакта глаз и кожи? Умом я-то понимаю, что не заставит, но мысли о том, что кто-то разодевается в надежде, что мой Юнги обратит на длину ее юбки внимание или запомнит имя, а уж тем более влюбится? Да, именно. Бесят. Но, что еще меня бесит? Что он правда запоминает эти имена! Это когда-нибудь и правда убьет меня! Если только сначала я не умру от разлуки с ним или от того, что мое тело сгорит дотла в ожидании разрядки. Кажется, по взгляду Юн понял, что думаю я о чем-то малоприятном, поэтому, стоило менеджеру занять водительское место, парень протянул ему ключи, называя отель, куда нам было нужно, а затем притянул к меня к себе за шею, пробираясь в рот языком с первой же секунды поцелуя. Не знаю, что шокировало меня больше: резкость этого поцелуя или то, что Юн поцеловал меня при свидетеле, или же то, что этот поцелуй буквально кричал «Ты моя, а я твой». Так просто понять, о чем я думаю? — Извините, мне стоит снова выйти? — неловко прочистив горло, мужчина спереди отстегнул ремень безопасности, вновь собираясь покинуть машину, а Юн даже не взглянул на него, не моргая глядя на меня, распахнувшую в вопросительном жесте губы, по которым бегали разряды тока. — Нет, просто смотри на дорогу, а не на мою девушку. В сторону менеджера все-таки летит уничтожающий взгляд, а я на всякий случай проверяю свой внешний вид. Когда Юн завязал мой плащ снова? Я даже не заметила этого… — Такой грубый… — хмыкнула я, отстраняясь и закидывая ногу на ногу, после чего поправляя края плаща, чтобы кое-кто не нервничал сильнее. Ревность — ужасная штука, но с ней можно жить, если тебя тоже ревнуют. Возможно, я справлялась с той гадиной, что завладевала иногда мною, потому что Юнги тоже испытывал нечто подобное? Скорее всего я считала, что мы играем почти что честно. Правда, в разных весовых категориях… — Ты забыла, каким грубияном я могу быть? — он правда спросил? — Разве можно такое забыть? — подняв брови, немного истерически поинтересовалась я, а перед глазами сотни неприличных картинок, от которых внизу живота еще жарче становится, и я снова ненавижу то, что Юн со мной только что сделал. Ненавижу, что иногда он играет слишком грязно. Пусть это и заводит сильнее. Это запрещенный прием. Для всех, кроме Мин Юнги, парня, для которого закон не писан. Чертов диктатор собственных правил, какого черта я погрязла в тебе так сильно, что даже выбраться не хочется? Юнги не моргал, глядя на то, как я прикусываю губу, сжимаю с силой подлокотник, стараясь справиться с очередной волной резко нахлынувшего возбуждения, и обращается к менеджеру, медленно ведущего автомобиль в огромном потоке машин. — Включи, пожалуйста, музыку, — его велению тут же следуют, но он все еще остается чем-то недоволен, — Чуточку громче. Громкость музыки становится больше, и брюнет улыбается, выпуская изо рта краткое «Отлично», а за этим следует переспрос со стороны водителя, и Юнги остается доволен таким результатом. Его подлокотник убран, и парень придвигается ближе, задевая своим носом мое ухо. — Когда ты такая, я теряю рассудок… — шепчет он прикасаясь своей большой ладонью к моему бедру. — Если бы не этот парень, я бы уже взял тебя прямо здесь. Нужно было заставить его подольше погулять… От слов этих дрожь по телу. Такое впечатление, что если он скажет еще пару фраз, мне не потребуется ни его язык, ни руки, ни что-то другое, чтобы ярко кончить. — Это ты решил остановиться. — Возможно, я переоценил ситуацию, — признает парень, заставляя меня слабо улыбнуться, выгибая одну бровь. — Возможно? — глаза не отрываются от его глаз, а ладонь ложится на его бедро и поднимается вверх, дерзко накрывая ощутимый стояк, позволяющий мне ухмыльнуться шире, не скрывая того, как сильно мне это нравится. — Да, ты переоценил ее. — Даже не думай… — предупреждающе шипит Юн, а мне совсем не страшно, и ладонь проходится по его затвердевшему члену сквозь плотную ткань темных джинсов, поглаживая, а это движение отдается дрожью в его теле и стиснутыми зубами сочетающимися с недобрым взглядом. — Разве я не говорила, что теряю способность думать, когда ты рядом? Ладонь продолжает дразнить парня совсем не долго, прежде чем его рука крепко цепляет мое запястье, говоря так, что продолжения моего спектакля в театре одного актера не будет. Но пальчики напрягаются, сгибаясь в фалангах, и ощутимо царапают ткань над возвышением в области его паха, от чего Юнги дергается, закрывая глаза, и ослабляет хватку на моем запястье. На темной ткани проступает небольшое пятнышко, оставленное каплей выделившегося предэякулянта, а я, ухмыляясь, вновь прохожусь по его члену легким движением руки и игриво подмигиваю, отстраняясь, чтобы прямо сесть в своем кресле. — Вот теперь все честно. Я смогу вынести пусть до отеля, если Юнги тоже помучается. Я не должна быть единственной, кому будет тяжко… — Тебе конец, ты же знаешь?