Секреты Мортиса

Яркое пламя взлетало вверх над остатками чёрных доспехов, слегка рассеивая непроглядную чёрную мглу Эндорской ночи. Ещё были отчётливо слышны звуки бурного празднества. Звучала бравурная музыка, задорные выкрики героев недавней битвы и пение эвоков. Всё это, казалось, заставило всю планету колыхаться и двигаться вместе с празднующими, светясь как днем. Но всё это веселье ничуть не занимало сейчас лишь одного человека, такого ещё молодого, но так много уже успевшего пережить. Он, Люк Скайуокер, одиноко стоял возле догорающего костра, глядя на затухающие искры, костра, что стал последним пристанищем его отца, его могилой и крайним финалом жизни. Дарт Вейдер был яркой и значимой фигурой, потому, наверное, и костёр разгорелся так интенсивно и долго не мог погаснуть. Люк стоял рядом, низко склонив голову в почтении и глубокой скорби, выражая этим неотданную при жизни любовь. Оранжевый отблеск костра бросал свет на лицо юноши, открывая истинный его облик, то, что обычно бывало скрыто. Ведь днём Люк не имел права показывать своих чувств, служа примером для Восстания, будучи его формальным и духовным лидером, восхищая своим примером. И если его сестра Лея руководила повстанцами, так сказать, с земли, то он, Люк, участвовал в сражениях непосредственно, являясь ведущим и поддерживая боевой дух в остальных. Но сейчас, будучи один, Скайуокер перестал скрывать свою душу и на лице, чуть разогревшемся от костра, она проступила как никогда ярко. На лице, что было сейчас таким бледным после всего пережитого, ужасной боли от молний Императора и просто нестерпимой от гибели отца. Вокруг глаз проявились скорбные ранние морщины, сами глаза стали печальными и явили всю мудрость, что подарило раннее взросление, всё то, что пережил Люк за все четыре года жизни с восстанием. Он не слышал никого и ничего, полностью отдавшись мыслям о Вейдере, о том недолгом времени, что провёл возле отца пускай оно и было тяжелым и безрадостным. Но всё равно парень вспоминал о нём с благоговением, ровно с той секунды, когда узнал, что Вейдер был тем самым джедаем - его отцом. Сперва это было неверие, жестокое отрицание тяжелой реальности. Но потом оно переплавилось в другие чувства - осознание того, что у него просто есть родной человек. Отец, род которого он продолжил. И любовь, да, прежде всего она. Тепло родного сердца, что инстинктивно потянулось навстречу другому сердцу, покрытому многолетней коркой льда, за которой, забыв о том, что она есть, пряталась живая сущность. Вовсе не злая, как думали все, просто привыкшая считать себя таковой, чтобы было легче переживать боль, которая терзает изнутри. И Люк увидел эту сущность, такой, какой она была - измученная чувством вины и болью, израненная предательствами и обманутыми надеждами, которая и хотела бы стать прежней, но не могла найти в себе сил на перерождение. Люк один из всех это увидел и после этого уже не мог считать Вейдера хрестоматийным злодеем, который якобы был таковым до мозга костей. И пытался убедить в этом других членов Восстания, но не мог. Они не обладали чувствительностью к Силе и потому не могли чувствовать то глубинное, что для Люка было как на ладони. И он решил бороться один, бороться за сердце и душу отца, очищая его от скверны и возрождая к истокам. Раз за разом юноша вступал в бой с Тёмной стороной души Вейдера и терпя поражение за поражением не сдавался, чувствуя, что победа будет за ним, как бы это сейчас не казалось невозможным. И Люк смог. Добился своего. Заставил Вейдера поверить в себя и вспомнить того, кем он был - Энакина Скайуокера. Вернул его лишь затем, чтобы спустя минуты он умер. Но он успел сказать главные слова и поблагодарить сына за спасение,за возможность искупления. И за само чувство осознания того, что они есть друг у друга. Сын у отца и отец у сына. Краткое мгновение взамен целой жизни рядом, возможности участвовать в жизни друг друга и любить всегда, с самого начала. Но не будет этого теперь и отдавая честь этим несбывшимся желаниям, Люк думал об отце, глядя на костёр. Он уже затихал, искры лишь изредка вздымались к поверхности. Очертаний доспехов уже было не рассмотреть, всё поглотил огонь, всё, кроме души, что явилась не так давно в виде призрака Силы стоя рядом с призраками Йоды и Оби-Вана Кеноби. Явился в прежнем облике, каким был до падения во Тьму. Так Люк впервые увидел каким был раньше его отец, красивым и статным молодым мужчиной, отчасти похожим на него, только выше и крепче на вид. Но слабее духом и это печально. Ведь эта слабость и сломала ему жизнь, превратив в Дарта Вейдера. — Я люблю тебя, отец, всегда буду любить, — прошептал Люк, преодолев спазм в горле, что образовался там от переполнявших его эмоций, что были так обильны и так сильны, что рвались все разом, грозя разорвать сердца Скайуокера на части. И отражая всё то, что было там, по щеке Люка соскользнула крупная слеза, что упав в костер, зашипела, подняв сноп особенно ярких искр. Следом скатилась еще одна слеза, потом другая. И в этих слезах было всё - горе утраты, пустота, что никогда не восполнится, потому, что другого отца быть не может, сожаления о том, что чувства останутся не высказанными. Люк сам не замечал, что плачет и ему было всё равно, как он выглядит при этом и что мужчине, особенно сильному и смелому герою, не подобает вообще это делать. Плевать, что глаза покраснели, а губы кривились в болезненной судороге. И уж совершенно не волновало молодого Скайуокера то, что кто-то мог его увидеть таким. Сестра уже звала Люка присоединиться к празднеству, её возлюбленный Хан Соло пытался ободрить его, но Люк, недолго побыв со всеми, снова вернулся к костру, не в силах расстаться с отцом и не будучи готовым его отпустить. Он ничего не видел и не слышал вокруг, уйдя глубоко в себя. Не заметил Люк и мелькнувший в угольно-чёрном небе огонёк летящего корабля. Не услышал и его негромкий гул. То, что корабль снизился и через миг сел недалеко от леса так же прошло мимо сознания парня, лишь только когда кто-то неслышно вышел из кабины и подошёл к костру, Люк почувствовал волны Силы, что распространял вокруг себя этот неизвестный. Силы явно Светлой и не таящей в себе угрозы, только скорбящей и страдающей сейчас, не менее сильно, чем сам Скайуокер. Но юноша не стал заострять внимание на этом, думал, что это Лея прошла невдалеке, ведь до сих пор подобное чувство у него вызывала только она. Но сейчас Люк не хотел видеть сестру, зная о том, что та не простила отца и по прежнему его ненавидела. Он понимал чувства девушки, не обесценивал их, зная, что та имеет на них право, учитывая каким жестоким был к ней Вейдер в ту их встречу. Но всё равно он сейчас если и нуждался в чьём-то обществе, то лишь того, кто бы так же сильно любил Энакина как сам Люк. Но едва ли такой человек был, только Оби-Ван, но того уже не было в живых. Поэтому, уж лучше одному переживать. И уже следующие мгновения Люк ощутил, как был не прав, думая, что он один такой, ровно в секунду, когда неслышные шаги за его спиной остановились, а на его напряженное плечо опустилась легкая рука. Вторая, такая же нежная и хрупкая, слегка и казалось робко, погладила его волосы на затылке, в которых среди природного русого оттенка уже серебрились редкие нити ранней седины. И от этих рук, начиная от точки касания, по всему телу и сознанию Люка растекалась мягкая волна успокоительного тепла, от которой душа чувствовала облегчение от того, что теперь не одна, что отныне есть, где отогреться, к кому прижаться и залечить раны. Всё потому только, что этот некто испытывает сейчас ровно то же, что и Люк, поэтому не надо объяснять, почему ему так плохо, его поймут и без слов. Уже поняли, судя по всему. И не в силах победить своего интереса, да и не желая этого делать, Люк слегка повернул голову, поневоле оказываясь в теплых и чувственных объятиях, таких же как прикосновения. И не поднимая кверху лицо, юноша поневоле склонил его на тонкое, изящное, но даже на вид сильное плечо, обтянутое серой тканью. Так хотелось, просто до безумия, перестать быть сильным, стойким и хотя бы на миг превратиться в слабого и усталого. Чтобы просто опереться на кого-то и отдохнуть душой и сердцем. И тот человек всё понял верно, обняв его обеими руками и ласково погладив по спине. — Он тоже любил тебя, Люк, — донеслось до него лёгким шёпотом — Я точно знаю, он умел любить и знал, что это значит, но не всегда умел объяснить. — Вы тоже любили его? — само собой вырвалось у Люка чуть слышно — Я рад, что это было так. — Да, это верно, — прозвучало в ответ чуть громче — Он был моей первой и единственной любовью, был и остаётся… Наконец Люк сумел посмотреть на лицо того, кого обнимал и понял, что нашёл родственную душу. Ровно это же ощутила и эта необычная женщина, едва поймав взгляд Люка, которого сразу узнала, пусть никогда и не видела. И Люк был прав. Ей тоже сейчас было больно.