Белый Цветок: История одного солдата

      На столе стояло две дымящиеся чашки с чаем и две тарелки с едой. Убранство маленькой кухни было скудным и даже бедным, но чистота в доме и еда за столом все же намекали, что обитатели этого дома жили вполне себе сносно. Если учесть, что война только-только закончилась, то и состоятельными можно было назвать… Тая.       Серые глаза Верта были пусты, он смотрел на чашку с чаем, мыслями продолжая оставаться на той площади.       Тай молчал, не зная, что сказать. Весть о боевых товарищах дошла до него только сегодня утром, но он никак не ожидал, что Верта… помилуют, все же тогда за костром, после первого боя, они все сдружились, однако его на третий месяц выбило из строя, а ведь он пришел в армию, чтобы защитить родину, а в итоге довольствуется караульной службой. — Знаешь… — произнес тихо Верт. Тай дернулся и с ожиданием впился в него взглядом. — Я… должен быть там, вместе с Роем, Умино, Деро и… тем парнем. На его месте должен быть я! Это из-за меня их приговорили к смерти! Это из-за меня!       Тай молча слушал друга, сейчас… ему нужно выговориться, но подобный случай оставит на друге глубокий след. В этом он был уверен.       В какой-то момент душевные вопли Верта прекратились, чашка с чаем была выпита и наполнена… дешевым вином, тем самым, которое любил капитан Тоз. И они вдвоём квасились, говоря на разные темы. Тай долго и упорно объяснял Верту, что идти в замок требовать правосудия сейчас — ужасная идея. А когда тот резко заткнулся и по его щекам побежали слезы, Тай долго успокаивал его, упомянув мать Верта. Тот тут же встрепенулся. — А что с матер-рью?! — Д-да все хорошо-о с ней!       У обоих заплетались языки, но они хорошо понимали друг друга, более того, после третьего кувшина они оба прямо там, где сидели, моськой об стол отрубились, а наутро с тяжелым похмельем расставались. Верт возвращался домой. — Писать-то будешь? — спросил Тай. — А? А, да… и Даиди.       На лице Тая проскользнуло удивление. — Вот и хорошо.       Так они и распрощались, Тай дал Верту деньги на дорогу, и тот смог без приключений добраться до родной деревни.       Забор и ворота были перекошены, часть земли за ними заросла, из-за чего сердце Верта сжалось в тревоге, но ближайшие к двери в дом грядки выглядели ухоженно, наталкивая на мысль, что все хорошо, как и убеждал его Тай.       Он осторожно отодвинул дверцу ворот, та противно скрипнула, повисла, и осторожно пошел вперед, прислушиваясь. Но остановился у самой двери. Руки дрожали, судорожно сглотнув, Верт протянул руку, и… дверь сама с щелчком открылась. На пороге стояла женщина в косынке. На лице прослеживались ранние морщины от стресса, как и редкая седина в торчащих из-под косынки волосах. Одежда казалась мешковатой, местами заштопанной. Но эти карие глаза, обращенные на него, широко раскрылись. — В-Верт?       Тот улыбнулся, глаза зарезало. — Мама, я… вернулся домой. — Верт! Сынок! — она кинулась ему на шею, прижимаясь так, как будто он мог исчезнуть, раствориться и никогда не вернуться.       Плача, она расцеловала ему лицо, шепча слова радости. И… именно её радостная встреча поселила в душе тепло и легкое спокойствие. Она полностью не выгнала сожаление по отношению к боевым товарищам, но подарила радость столь желанного родительского тепла. Да, он совершил ошибки, но жизнь продолжается. Он должен бороться, дабы жить. В конце концов… смерть друзей — это его личный груз, что он будет нести всю свою жизнь, а пока, хотя бы на миг, пусть эта удушающая боль пропадет.