Ghostly

Joji — Ew

Феликс закрывает глаза всего на секунду, трет их сильно, до точек. Перед ним пляшут какие-то черточки да линии, Ли прогоняет мерзкое чувство слабости. — Поешь. Он поднимает голову медленно, глядя на пирожки на тарелке. Пару секунд смотрит на протянутую руку, но отрицательно машет головой. — Умрешь, тогда точно моей дочери не поможешь, — госпожа Ли садится с другой стороны кровати. Вглядывается в бледное лицо Ханы. Врачи говорят, что кома может продлиться на неопределенный срок. Госпожа Ли лишь фыркает, отворачиваясь от них. Она знает, где ее дочь. Когда ей звонят с университета, она сначала не верит. За госпожой Ли заезжает друг дочери по имени Минхо, быстро рассказывает все, протягивая носовые платки, но госпожа Ли лить слезы не собирается. Для начала она хорошенько въезжает по красивому личику этого мальчика. На секунду ей даже становится жаль, потому что видит, как сильно Феликсу Ли была дорога Хана. Но злость новым витком взвивается в женщине, когда Ёнбок лишь кивает. — Он не виноват, — вызвался говорить Хан Джисон, принимая удар на себя. — Мы знали, на что идем, когда все это… — Когда предложили моей дочери стать маяком для призрака вашего дружка? — обрывает мальчишку госпожа Ли. Она оглядывает лицо каждого в коридоре больницы. Знает по именам почти всех, ведь каждого просила не заигрывать со смертью. Бан Чан виновато кивает, говорит лишь тихо-тихо, что не уследил. Минхо успокаивает Дохи, у которой то и дело вырывались слезы, Сынмин держит за руку Лиен, а остальные хранят молчание, когда госпожа Ли снова смотрит на Ёнбока. — Я тебя об этом предупреждала. Еще в ту встречу с Хенсоком. Знала, что ты попросишь отвязать фантома, знала, что пожалеешь его. И что в итоге? Он утягивает ее за собой. Феликс тяжело сглатывает. Ему до одури плохо. Желая защитить своих друзей и избавить их от навязчивой мысли, он говорит Хане Ли обо всем. Рассказывает о Хване Хенджине, об аварии и о том, что, кажется, дух его друга преследует их всех. Что является во снах Дохи и Минхо, тянет руки к Хану, кривит губы в коридорах для Сынмина, Чонина и Чанбина. Что сам Ёнбок случайно видит (кажется, что видит) его глубоко в темных водах студенческого бассейна. Хана улыбается тогда, целует его крепко-крепко и просит рассказать обо всем подробнее. А через месяц устраивает первый сеанс и проваливается в мир, выстроенный Хенджином. Феликс думает, что это будет быстро и почти безболезненно для них всех. Феликс видит, как на его глазах начинают улыбаться снова Минхо и Дохи. Как Чонин не стонет по ночам от кошмаров, а Хан потихоньку, по капле, прощает себя. Как им всем становится легче. А Хана тонет в мире иллюзий Хвана Хенджина. Ёнбок не успел ее вытащить. Не успел протянуть руку, уговорить бросить. Она называет не его имя перед тем, как закрыть глаза.

***

Они в палате только вдвоем и госпожа Ли с ним старается не говорить. Как бы он не спрашивал, как бы ни предлагал свою жизнь в обмен на жизнь Ханы, госпожа Ли лишь качает головой и называет его глупцом. — Все не так просто, — горько выдыхает женщина, усаживаясь на стул. — Всё совсем не просто. — Я обязан помочь. Я смогу, — упрямо повторяет Ёнбок снова и снова, уже который день. — Нет, никто не сможет. Госпожа Ли просит привезти ей кое-что из дома, да и докторам совсем не нравится то, что студенты почти каждый день приходят в палату умирающего. Тогда госпожа Ли просит Феликса быть одному. Дежурят они сменами, почти не спят. Госпожа Ли снова и снова пытается пробить плотный кокон, что выстроил между живыми и мертвыми Хван Хенджин, но ничего не помогает. Удивительно, как дочь смогла пробиться в чужой мир. Все-таки, госпожа Ли отмечает с улыбкой, Хана сильный медиум. — Я сделаю все, что потребуется, — коротко высказывается Феликс, глядя на то, как женщина искалывает себе все пальцы. — Возьмите и мою кровь, хоть раз. — Ты не медиум, чтобы иметь связь с мертвыми. К тому же нужна прочная связь с Ханой. Феликс фыркает, морщится и упрямо подставляет руку. Госпожа Ли хмурится сильнее, но все-таки сдается ради эксперимента. Уверенная, что кровь обычного парня вряд ли приведет ее к душе дочери, она делает прокол побольнее в назидание, чтобы Ёнбок больше никогда ничего такого не предлагал. На большое удивление госпожа Ли проваливается в кокон. Идеально выстроенный мир Хвана Хенджина поражает ее своей детализацией, точностью, обилием жажды жизни. Мальчишка ведь правда хотел жить. Госпожа Ли бредет по темным коридорам, пока не открывает одну дверь. Ее призрачное состояние удивляет больше, нежели пугает, но медиум надолго застревать бы тут не стал. А Хана приходила к нему почти каждый день. Зажигала свечи и подолгу прибывала в медитативном состоянии. Здесь вечная весна и пахнет персиковыми цветами. Удивительное место. Госпожа Ли оглядывается, держится, хотя чувствует, как ее тело плачет над чужим миром. Как душа болит от того, где она оказалась. Хана сама приходит к маме. Ее дочь, живая и веселая, смотрит на нее, призрака, и, кажется не узнает секунды две. А затем слезы сами появляются на глазах, Хана тянется к ней, шагает смело, пока госпожа Ли не останавливает ее. — Пора тебе кое-что вспомнить, милая, — нежно улыбается ей мама, ощущая, как чужой мир хочет вытолкнуть ее. — Он мертв. Хана, кажется, теряет связь с реальностью. Госпожа Ли видит, что дочь закрывает глаза и зажимает руками уши, но она не успевает увидеть, открыла ли Хана глаза. Послушалась ли? Госпожа Ли удивленно моргает, когда обнаруживает себя в палате. Феликс рядом бережно усаживает женщину в кресло, приносит стакан воды и стакан кофе и спрашивает, спрашивает, спрашивает. — Остается ждать, — коротко выдавливает медиум, сжимая в руках пластиковый стаканчик. — Чего ждать? — явно не понимает Феликс и госпожа Ли его не винит. Сжимает мальчишечью руку крепче, успокаивающе похлопывая. Все-таки Феликс Ли ей очень нравился и она бы желала видеть такого мужчину рядом со своей дочерью. Но судьба решила все иначе. — Придет ли она к живым или уйдет с ним в мир мертвых, — выдыхает госпожа Ли, смаргивая слезы. На месте собственной дочери она бы ушла. И однажды чуть этого не сделал, но у нее была Хана, которую госпожа Ли очень ценит и любит до сих пор. Медиум вглядывается в лицо дочери, гладит ее по щекам и тихо просит уйти чуть-чуть попозже. Желательно после самой госпожи Ли. Но сейчас лишь важно само желание Ханы. Потому госпожа Ли выходит проветриться, оставляя Феликса одного. Она уверена, мальчик сможет подобрать слова, если Хана откроет глаза. Но вот если не откроет…

***

— Вот как? — Хенджин отшатывается, закрывает лицо руками. Хана тянется к нему, хочет коснуться, но прекрасно знает последствия. После долгих прикосновений, прочной связи с призраком он вытягивает сначала силы, затем жизнь. Ли понимает, что одной ногой там, в могиле. Что еще одно касание, и назад пути не будет. Хван, кажется, тоже все понимает. Его накрывает обрывками собственной жизни. Он забыл, что умер. Забыл, что то черное нечто за его спиной — он сам. Его страхи, его переживания, его сожаления. Не было никогда призрака подле него. Он сам был этим призраком. Хенджин выдыхает, глубоко втягивает носом ненужный воздух и смотрит в пустоту. Свечи погасли, погружая в глухую тьму. А цветы, розовая камелия, эти чертовы цветы Хана Ли принесла ему на могилу. — Хенджин, — давится Хана словами и эмоциями, тянется к нему вся, хочет поделиться даже последним остатком жизни. Только продлить его жизнь. Пусть и таким способом, ей плевать. Это засело глубоко под сердцем, впечаталось и выжглось, не остановить, не вырвать. — Прекрати плакать, не-ведьма, — переводит свой взгляд на нее Хван, улыбаясь. Ему не хватило какого-то месяца, чтобы встретиться с ней живой в другом, нормальном мире. Не хватило времени, не дождался того, кто светился бы только для него. Это было показано во снах Ханы. Она смахивает слезы, выпрямляется, делает всё, чтобы больше не показать слезы. Чтобы ему не было грустно. — Спасибо тебе, — тихо выдыхает Хван, разглядывая ее иначе. Он видит тусклый огонек жизни в ее груди. Вот-вот погаснет и этого он себе точно не простит. — Минхо и Дохи собираются пожениться, — выпаливает на одном дыхании Хана, вытирая ладонями слезы. — Чанбин счастлив в отношениях, Сынмин так и не признался Лиен, Чонин учится хорошо, списывает все твои конспекты. Бан Чан работает, да, а Феликс, он… — Встретил тебя, — кивает Хенджин, принимая правду. Хана кивает, сжимает пальцы до побелевших костяшек и выдавливает из себя эти гребанные три слова. Она молилась, чтобы никогда не говорить их мертвому. Еще в детстве, видя, как убивается мама, Хана поклялась себе не привязываться к призракам. Не касаться, не разговаривать, игнорировать. А теперь выдыхает всего три слова, в которых обычно не вкладывается смысл для живых, но для мертвых они звучат иначе. — Послушай, что я скажу, Хана, — Хенджин чуть склоняет голову, делает шаг, но останавливает себя. — Слишком многое осталось в живом мире для меня. Слишком. Но я знаю, что делаю с тобой, слышишь? Хана кивает, не решается поднять взгляд. Чувствует, как голос Хенджина дрожит в секунде, но он себя одергивает. — Сияй ярко, — просит он, и все-таки что-то срывается с его сердца. — И передай им, что я люблю их. И никогда не злился на них. Еще ровные сосредоточенные кивки. Хана запоминает каждое сказанное слово, каждую букву. Они выжигаются в ней синим огнем, и девушка все же поднимает взгляд, когда чувствует это. Свет такой приятный. Похожий на свет миллиарда звезд, блестящий и тусклый, теплый-теплый, как весенние лучи. Хана замирает взглядом на нем, вдыхает даже его аромат. Он удивительно напоминает запах ее детства, летнего дождя и персиков. Для Хенджина он имеет такой же аромат. Хана переводит взгляд на него, когда Хван отворачивается и делает шаг. Страха нет, он шипучей таблеткой растворяется где-то далеко, шипит обиженно, но больше не кусает. Лицо Хенджина меняется, становится бледнее, искаженнее. Кровь ложится на лоб, укрывает собой его руки и ноги. Хван одет в предсмертную одежду, и с кончиков пальцев капает несуществующая призрачная кровь. Хана не видит, кто ждет его на том берегу. Но он улыбается этому человеку радостно, открыто, и ступает туда, где светят звезды. Ли тоже делает шаг следом, заглядывает в свет и видит отца. Тот ждет ее, сидя на их старом диване и переключая каналы. На нем его любимый джемпер, а в руках персиковая газировка. Папа еще не оборачивается, не видит Хану, но она уже идет к нему, потому что там, в свете, у нее есть как минимум два человека, с которыми она готова провести вечность. — Нет, — Хенджин возникает словно из воздуха, заслоняет собой весь проход. Хане кричать на него хочется. Бить кулаками грудь и просить взять с собой, не оставлять одну, не бросать. — Не смей, — просит Хана, и рука ее сама тянется к разбитому лицу Хвана. Ей плевать, какое лицо он носит. Пусть только будет с ней и заберет все печали. Пусть обнимет, скажет, чтобы верила ему, чтобы слушалась. Он точно понравится папе, а потом придет и мама и они все вместе будут долго сидеть на кухне и пить пряный чай со сладостями. — Тебе есть, ради чего жить, — Хенджин читает все просьбы в ее глазах, в невысказанном крике. — Тебе есть, ради кого остаться. — Я не смогу, — Хана уверена в этом. Хенджин улыбается, трясет головой и его лицо вновь становится его, с чертовой родинкой под глазом и маленькими трещинками на пухлых губах. — Ты сильнее, чем думаешь, Хана. У тебя есть еще столько незаконченных дел. Ты не красила волосы в яркие цвета, не открыла школу танцев, не обняла маму, не завела собаку, не помогла призракам найти свет. Не сказала нашим друзьям, что любишь их очень сильно, в особенности одного. Феликс заслуживает разговора. — Хенджин… — У тебя еще много времени, Хана Ли, — усмехается Хенджин и невольно тянется к кончикам ее волос. Касается близко, один лишь волосок, чтобы снова почувствовать ее тепло, которое вот-вот погаснет. — Береги это время. И живи. А я буду ждать столько, сколько потребуется. Не торопись. Не торопись. Хана плотно закрывает глаза, невольно оседая. Силы, что бились в ней, будто оставляют в последний решительный шаг. Проще сдаться и никогда не чувствовать боль. Но Хенджин не сдался. И Хана не имеет право. Она плотно зажмуривается, когда слышит, как уходит Хенджин. Все дальше и дальше, с каждым шагом, ей будто отрывают что-то в районе груди, а затем и вовсе погружают во тьму. Последним, что она видела, был силуэт Хвана Хенджина, окруженного звездами.

***

Хана Ли открывает глаза.