Еще раз на похоронах

«Мне казалось, что в минуты страшной печали Тени будто бы меня обнимали»

[Когда-то и где-то] Уже тогда, когда он получил первый хвост, как только ему перевалило за сто человеческих лет, он знал, что когда-нибудь окажется здесь. Или, если не конкретно здесь, то где-нибудь вблизи нижнего мира уж точно. Самых плохих всегда закидывали куда подальше. Однажды, проводя время вместе с забытым Богом Смерти на одном из дальних кругов Ада, он лично наблюдал, как варящуюся в лаве грешники пытались подняться по паутинке, дарованной им Богиней Милосердия, в Райский Пласт. Но грехи их были так тяжелы, что паутинка или же рвалась под весом того скелета, что пытался забраться по ней и выбраться из вечных мук, или же, если вдруг так оказывалось, что грехи были недостаточно тяжки, дабы от них порвалась нить, и грешнику-таки удавалось вскарабкаться на сколько-то вверх, кто-то из других, варящихся вместе с ним в лаве, непременно начинал лезть следом, и тогда паутинка уже точно не выдерживала вес двоих и трескалась. Ни один грешник, действительно заслуживающий переместиться в мир, свободный от страданий, так и не смог спастись из-за грехов других. И, хоть в этом проклятом месте он был один такой грешный, разве что тени шептали ему «Подожди. Останься. Хватить бороться», но выбраться у него не получалось также, как у тех, над кем он смеялся вместе с забытым богом-неудачником. Был забыт тот, теперь же забыт и он сам. И, наверное, забыт даже тем забытым богом. Зудящее на языке чувство проигрыша и никчемности. Хочется сплюнуть. Ему стоило предугадать, что Белая Лиса, то благочестивая Кицунэ свергнет его сюда. Заточит на этом Адовом Вулкане, ждущего своего часа, дабы накрыть пеплом все существующие миры и закончить то, что было начато миллиарды лет назад. Это место… Здесь нет света. Здесь нет тьмы. Здесь ничего. Место сочится зловонием, на верхушке вечно бурлит лавовый огонь, подпитывающий лаву, ту, в которой варятся грешники «этажом выше». Но это не та тьма. Он тьма. А это место высасывает из него все соки. Это проклятая черная дыра. Он истощен. Ему нечем питаться. А еще эти голоса… Все время шепчут ему сдаться, да просто признать поражение. Словно бы он может. Он? Это смешно. Только не этой лисе. Он Дух Хаоса. Дух Обмана. Он сильнее какой-то Лисы с добрым сердцем и любовью контролировать все, даже то, что не под ее контролем. Он выберется отсюда, даже если на это уйдет еще сотня или тысяча лет. Он будет входить в эти черные, непроглядные пещеры на Вулкане, снова и снова, но он найдет верный путь наружу. На Адовом Вулкане, на котором никогда уже не растет никакая трава, никакие жучки не ковыряются в земле у подножия, никакая птица не пролетит в ночном небе, находится бесконечное количество бесконечно меняющихся пещер, в коих всегда темно так, что не видно собственного носа или хвоста. Зайти можно в любую, но ты всегда выйдешь, как бы ты не шел по туннелю, как бы не вилял, откуда пришел. Зайди и выйди. Эти лабиринты играются с ним. А от хохочущих хриплых голосов тех, кого уже давно не существует, тех, кого он же сам когда-то довел до безумия, тошнит. Но было бы чем. Он так давно уже не чувствовал энергии внутри себя. Так устал. Нет выхода. Есть только вход. Мрак. Одиночество. Хаос. Он потерял себя и начал сходить с ума. Тот, кто создавал это местечко, явно вдохновился им. Шибком уж он и эта гора схожи в темпераменте, пускай место и не может иметь душу, но это место свою душу явно имеет. Гнилую, темную и вонючую душу. Его оболочка ссыпалась. От него отваливались куски, отлетая словно пепел. Было тяжко дышать. Дым от огня наверху создавал густой смог. Интересно, чему бы там гореть так долго… не он ли подпитывает сам же это место? Было бы не удивительно, как раз дало бы логическое объяснение его утекающим куда-то силам. Должна же энергия уходить куда-то, не просто воздух же он тут питает. Хотя. И воздух тут словно живой. Лезет к нему, царапая изнутри. Глотка вся в ранах, а нос так забился, что не различает запахов. Все смешалось. И нужно спасаться, пока еще есть крохи силы. Еле вставая вновь на ноги после того, как в тысячный раз вышел из того же места, куда вошел, Темный Лис, Ногицунэ вновь заходит в одну из пещер, ту, что неподалеку, сразу же исчезая в беспросветном мраке. День сегодня необычный. Он слышал из пещер голоса мертвых будто бы громче и четче. У него нет календаря, часов, в общем-то, у него нет ничего кроме него самого и этой зацикленной пытки, что играется с его наколенными нервами, но чутье и долгое общение с душами, которые он использовал не так уж редко в своих целях раньше, пока его не заточили, говорили ему, что сегодня что-то изменится. Мертвые сыграют ему на руку. Они всегда давали ему то, в чем он нуждался. Помогали, дабы он или отомстил за них, или помог в ответ. Хоть он и никогда не обещал этого им. Но хотят — пусть делают. Тут как с аттракционном-паутинкой в Аду. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Шаги звучат тихо, а откуда-то сверху капают жизненные соки тех, кому они уже не нужны. Кажется, в этот раз он угодил в чью-то черную флегму, что на ощупь напоминает остывшую вязкую кровь. Она касается его ног. Пещера словно уходит в углубление и становится тяжелее идти, а тело норовит упасть и рассыпаться как фарфор. Но падение равно возращению в исходную точку. Он на пределе. Если он не выберется сегодня, то этого не будет уже никогда. — Куда ты? Ха-ха-ха… Не могу. Ой не могу. Как смешно. Лисичка не найдет все сестричку. — Заткнись, — Лис машет рукой, отгоняя мрачливую полутень от себя, и та исчезает, а нее месте, только дальше, словно бы блещет искорка. Впереди звучит чей-то голос, потом снова. Что-то теплое ускользает от него, играясь. Он усмехается, держась за стенку и смотря вперед. Что-то. Что-то виднеется. Еще немного. Энтузиазм и желание, наконец, увидеть свет, а не только тьму и бесконечную черную жижу, напоминающую кровь, толкают его вперед. Через боль и страдания он идет, цепляясь своими клыками за единственную веревочку, по которой можно вернуться, как грешнику из Ада, в мир более приятный. Других грешников нет. И остается надеется, что вес своих грехов пока не успел стать слишком тяжелым. Выбираясь из ловушки с помощью человека он обрекает себя вновь на заточение. На заточение в теле, в котором его силы будут ограниченны. Но лучше выбирать меньшее из двух зол. Тут у него больше нет вообще никаких сил. Остаться здесь — это проиграть ей. И он не хочет давать этой лисе ни одного повода для радости. Чья-то юная светлая душа сопротивляется. Бегает от него, туда-сюда, словно играясь в прятки. Он, наконец, выходит из пещеры, оказываясь в бесконечном коридоре из дверей. Свет слепит и больно режет чувствительные глаза. Но. Уже близко. Еще совсем немного. Лис скрепит клыками: — Прекрати бороться. — Его голос отскакивает от стен, уходя вдаль. В нем слышится боль и ненависть. Искра замирает от страха, а на одной из бесконечных дверей появляется ручка. Лис подходит, берясь за ручку. В затылке жужжит желание обернуться, посмотреть на путь, что он прошел ради этого мгновения, но это все ловушки, и его не обманешь. — Подожди… — Вдалеке звучит голос тени. — Надоело, — рычит он и поворачивает круглую ручку, оставляя на ней свой кровавый след. Ногицунэ выходит. Или, вернее, входит? Смотря как на это посмотреть. Но одно теперь определенно точно: он выбрался из ловушки. И черта с два он вернется обратно. — Стайлз? Боже… Джон, Джон, он проснулся. ****** [Настоящее] Дерек стоит у металлического ветеринарного стола, на котором еще немного ощущается запах спирта и крови, и потирает переносицу от начинающейся мигрени. Дитон смотрит на оборотня сочувствующим взглядом, а потом встает, предлагая заварить ромашку. Возможно, не только ромашку, у него много трав в закромах в подсобке, но об этом он уже не говорит вслух. Дерек, наверное, и так знает. Или, по крайне мере, догадывается. Мать должна была рассказать ему о том, чем занимаются и что практикуют друиды. Если он все это еще не забыл, пока был в отъезде. Не такой уж повод для радости, но Дитон единственный из тех кого Дерек бросил, не злится на него, и наличие хотя бы одного такого лица уже облегчает груз. Друид его даже обнял при встрече. Пускай и коротко. Всегда ли друид был таким приятным? По-воспоминаниям Дерека в Бейкон Хиллс было мало чего приятного. Все, в конечном итоге, ранило или же доставило неудобство, даже какие-то глупости, которые пора бы уже забыть и отпустить, кажутся все еще занозой под кожей. Гниют где-то внутри, отравляют организм и болезненно зудят. Но кожа уже заросла и не понятно, что выдергивать и где. Может, просто отрубить всю руку, да и хер с ним. Кардинальные методы тоже методы. — Ты не мог просто пропустить это? — голос волка звучит приглушенно из-за руки. Дитон слышит усталость и надежду. И ему неудобно рушить чужие ожидания. Но он всегда был сторонником честности и прямоты. Пожимая плечами и смотря на затаившуюся в переноске британскую кошку, он отвечает: — Такого никогда не случалось. Ответственность за эту территорию уже много лет на мне. И каждый раз ко мне приходят видения. — Даже в ту ночь? — Дерек убирает руку от лица, хмурясь и упираясь взглядом в друида. — Тогда тоже. Но оно пришло слишком поздно. Я не успел ничего сделать. Вынужденный извиняющийся тон не нравится Дереку. Он не хочет заставлять кого-то чувствовать вину за то, что устроил сам. — Понятно, — вздыхает Дерек и выпрямляется, забирая свою куртку со спинки стула. — Спасибо и на этом. Придется, тогда, задержаться в городе. Хочу посмотреть этому ублюдку в глаза. — Ты же не собираешься делать глупостей? — Дитон щурится, выискивая взглядом то, за что можно было зацепиться. — Убийство повлечет за собой последствия. Вендетта не облегчит твою боль. — Я разберусь. — Отрезает Дерек. Его взгляд опускается на кота, который увидел, что его заметили, и оттого перевернулся в клетке, показывая свой зад с хвостом пугающему гостю вместо милой морды. — Ладно, спасибо, что помог. И извини, что отвлек от работы… Ты же не усыплять его будешь? Дитон нервно усмехнулся, а кот чуть дрогнул, кажется, лишь услыхав слово «усыплять». Что, что, кто сказал усыплять? Кошачьи эхолокаторы навострились. — Нет, конечно. Мадам Мур нужно всего лишь проколоть кальций, чтобы она снова могла бегать как прежде. — Дитон подбадривающие улыбнулся кошке, а потом Дереку. — Знаешь, я рад, что ты вернулся. Если будет время, то заходи. Может, в Бейкон Хиллс тихо и за это время, что тебя не было, здесь ничего не произошло, но я буду рад послушать твои истории. Кажется, у тебя их много накопилось. Ветеринар проводил Дерека к выходу из рабочей комнаты, дополнив: — И мне также будет интересно узнать, откуда взялось это, — он указал на небольшой шрам Дерека у того на лице. Дерек сжал челюсти, а потом кивнул, еще раз прощался и вышел, радуясь, наверное, впервые так сильно прохладному, а не теплому ветерку, который задел кожу. Сухие листья, сброшенные деревьями, шебуршали где-то неподалеку. Ветер за место отсутствующего дворника заботливо сгреб их в кучу, расчистив территорию на парковке и перед входом в клинику для животных. На улице светило яркое осеннее солнце. Кажется, за время, что он здесь, в городе даже стало как-то теплее, хоть и всего на йоту. А, может, это просто он успел адаптироваться к холоду и уже не так сильно мерзнет. Не важно. В любом случае, ему теперь предстоит жить в этом холоде. Снова. Он не может бросить Кору и Питера, пускай охотников, угрожающих их жизням, нет в городе. Но кто-то убил Лору. И Лора была далеко не слабой девочкой. Она умела за себя постаять. И была не простачкой, с ней было сложно завести дружбу. Младшая сестра хорошо чувствовала натуру людей, видела их весь фальш и дерьмо. Именно Лора была той, кто не хотела пускать Кейт в дом. Зря он ее не послушал. Иногда младшие сестры намного умнее своих тупых старших братьев. И, возможно, ему стоит начать серьезнее воспринимать Кору. Хоть та не такая же, как ее сестра, но Кора тоже смекалистая, взрослая девушка, которая заслуживает большего, чем отрицание и игнорирование братом. В конце концов, теперь только они и есть друг у друга, не считая Питера. Дерек сел в машину и завел двигатель. Он начал выезжать с парковки, но перед капотом машины пробежал пришибленный зверь. Выскочил из куста, испугался, видимо, большого объекта впереди, и улизнул дальше. Вот же… еще немного бы и новое убийство Бейкон Хиллс познал бы уже сейчас. Кто это был? Кажется, лиса. Волков в заповеднике не водится. А для зайца был слишком большим. Для собаки слишком низкий. — Черт, — Дерек остановился. Может, погода стала раздражать меньше, но город все равно выводил его из равновесия. Снова и снова. Даже эти дни заставили его вновь вернуться в то нехорошее состояние, из которого он долго выбирался после скитания по пустыни. И не хватало только в этом состоянии повянуть с концами. Он нужен семье. И он приехал, чтобы поддержать их, а не чтобы стать для них ношей и тяжким грузом, что они вынуждены тащить за собой. Он уже доставил им неудобства, уехав, и доставлять еще больше дискомфорта, теперь уже вернувшись, не позволительно для Дерека. Ему нужен хоть какой-то баланс. Если он сделал плохо там, то должен сделать хорошо тут, иначе равновесие будет нарушено и весь карточный домик слетит в костер. Успокоившись и взяв себя в руки, Дерек выехал с парковки. Так как убеждения Дитона заверили Дерека в том, что охотников и иных опасных существ в БХ нет, и убийца — обычный человек, все планы по выслеживанию убийцы отменились. Дерек не имел представления, каким образом он может выяснить, кто из 50.000 тысяч городских может быть тем, из-за кого он сейчас здесь и вообще всем этим занимается. Его попытка податься в детективы ранее уже не увенчалась успехом. Он одно большое разочарование. Вот и все. От проигрыша за проигрышем уже начинаешь сомневаться в собственной пригодности. Его тело, конечно, еще функционирует, но вот разум… наверное, тогда в пожаре он пострадал сильнее тела. Словно бы что-то больше не так. Но Дерек не знает что. И это незнание заставляет тревожиться понапрасну и нет. Оборотень взял телефон, открыв переписку с Корой. Будучи в о отъезде он предпочитал держать радиомолчание. И, наверное, из-за этого между ним и его сестрами появилась небольшая пропасть. Они не знают, что именно происходило с ним эти года, а он может только догадываться, что было с ними. Кора, на удивление, отвечает на звонок и быстро. Ее голос спокойнее. Дерек понимает, что Кора прошла эмоциональные качели. Хотя бы на время. — Ух ты. Ты знаешь мой номер? — саркастичный голос девушки раздается в динамике. — Я остаюсь. — Дерек не ведется на провокацию. Кора немного опешивает и, кажется, роняет ложку. Дерек слышит звон и тихое чертыханье. Должно быть, Кора дома на кухне. У себя или же у дяди, этого Дерек не знает. Но ему предпочтительнее второй вариант. Оставлять сестру одну тревожно. Даже днем. Так как об убийце нет никаких подробностей, нет и никаких гарантий, что его следующий сдвиг не случится днем. Может ли он намеренно пойти за Корой дальше? Или Лора была единичным случаем. Было бы неплохо узнать, были ли убийства перед Лорой. Возможно, стоит наведаться в участок — познакомиться с местным Шерифом. — Остаешься? — голос Коры заставил Дерека поморщиться. — Хах… сегодня не первое апреля, Дер. — Я серьезно. Мне все равно некуда возвращаться. Ты против? Руки Дерека напряглись в ожидании ответа. Хотелось, чтобы сестра уже перестала кусаться. — Не то чтобы против… просто это неожиданно, — Кора вздохнула. — И что, ты останешься у Питера? Надолго? — Я не знаю. Посмотрим, как получится. Телефон Дерека провибрировал от смс. Он совсем забыл про Стайлза. Не красиво получилось. Они обещали же встретиться. Нужно было позвонить. Но он забыл. Может, еще таблетки для памяти купить? Хотя, вряд ли они ему помогут. Вряд ли ему поможет что угодно. — К себе не пущу, — пробурчала Кора в трубку, шурша чем-то, возможно, пачкой печенья. — Только если на одну ночь, пока дом будет пустовать. Побудешь сторожевым песиком. — Почему он будет пустовать? Машина медленно спускалась со склонна, с которого открывался хороший вид на небольшую часть города в солнечных лучах. Деревья как ширма раздвигались в стороны, предоставляя такой пейзаж. Но вот машина спустилась ниже и сцену скрыла еловая ширма. Снова одни лишь деревья и серое небо, по которому быстро мчат куда-то вдаль облака-ваты. Кора не спешила с ответом, что-то мычала в трубку. Кажется, сболтнула лишнего. Или сказала, а потом подумала. В принципе, не удивительно, после того количества успокоительного, что Кора выпила за последние дни. — Я не хочу слушать критику. Так что если хочешь знать, то знай. Но возражения я не принимаю. — Начала девушка. — Завтра ночью на горе устраиваются посиделки у костра. Наверное, будет выпивка, мальчики. Я не хотела идти, но… я просто хочу забыться. Не хочу снова лежать в холодной кровати одна. Лучше уж там, с кем-то. Дерек замолчал, а Кора уже подумала, что связь прервалась. Она успела откусить и проглотить кусочек шоколадного печенья, прежде чем старший брат снова ее опешил: — Я пойду с тобой. — Что? Нет. Ни за что. Я не нуждаюсь в няньках. — А я не нуждаюсь в твоих указах. Так как я остаюсь в городе, надо же мне как-то вливаться в местный коллектив. — Когда ты нуждался в коллективе, любитель бегать по пустыням в одиночестве? Дерек пропустил колкость мимо ушей, спрашивая: — Скажешь мне потом время? Я сам отвезу нас на место. Послушался страдальческий вздох Коры. — Боже, ну кто тянул меня за язык. Ладно. Но я буду делать вид, что тебя не знаю. А ты… а, похрен, делай, что хочешь. Я все равно собираюсь напиться и ничего не помнить на утро. ****** Стайлз игнорировал его звонки и смс. Наверное, обиделся. И Дерек не хотел наведываться в гости парня, пока отец того дома. Объяснять чьему-то отцу, почему ты спишь с его ребенком, занятие не в списке его любимых. Наверное, он делает что-то не так. И не стоит просто спать с какими-то подростками, наживая себе тем самым проблем, что могут возникнуть в будущем в связи с тем. Но Стайлз не был словно школьником в понимании этого слово. Он словно был взрослый, разумный человек. Если бы это оправдание еще бы сработало не только с успокоением его совести, но и в суде. Итак, будучи отрешенным, Дерек не желал встречаться с Питером после похмелья, дабы не возвращаться к конфликту с ним. Не мог поехать к Коре, ибо она не желала его видеть. И не имел возможности заехать к Стайзу из-за его отца. Сидеть весь день в машине без дела утомительное прожигание времени для кого угодно, даже для самого интровертного и не привыкшего к комфортным условиям человека вроде него. Проехав немного по центру города, Дерек решил все же собрать волю в кулак и поговорить с шерифом. Кажется, тот сменился несколько лет назад, и это было еще на памяти Дерека. Но он мало в то время проводил времени в городе, так как жил за ним, и максимум, что мог, это лишь видеть шерифа, проезжающего когда-то мимо. В памяти еще почему-то сохранилась буква «S», видимо, с которой начиналось имя мужчины. Доехав до участка, оборотень вытащил ключи из зажигания, вышел на улицу. Ветер скреб когтями по каменистому асфальту, который потрескался от старости. Двухэтажное здание из кирпича, что успел потемнеть от минувших лет, кидал на парковку тень-прямоугольник. Черные брови волка нахмурились от недовольства мерзлотой. И оборотень поспешил быстрее зайти внутрь участка, дабы скрыться от цепких лап осени в какой-никакой, но теплоте. — Здравствуйте. А вы куда? — латиноамериканка, очень похожая на старую знакомую из прошлого, встретила его в приемной, остановив перед входом в основную рабочую часть со столами и ящиками для документации. Было не видно из-за стены оставшуюся часть общей территории, но Дерек слышал жужжание принтера и щелканье кнопок клавиатуры, кто-то бурчал «ну что опять…». Видимо, рабочий день полиции в самом разгаре. Еще бы муха не билась в стекло рядом, нагоняя тоску. — Я Дерек Хейл. Мою сестру, Лору Хейл, убили недавно. И я хотел бы поговорить с шерифом на этот счет. Он на месте? — О, — пухлые губы девушки округлились, отчего она стала похожа немного на рыбу. Потом Дерек видел, как выражение лица девушки меняется. Она смотрела на него с прищуром, и ее голос понизился. — Так ты брат Лоры. Сочувствую. Это было так неожиданно для всех. В Бейкон Хиллс давно не происходило ничего тревожного, а тут… Наверное, Джон смог бы тебе дать какие-то ответы. Но его нет на месте. Он уехал пару часов назад. Мне очень жаль, Дерек. — Ничего страшного. Я заеду в следующий раз, — Дерек развернулся, собираясь уйти, но девушка поднялась со стула на ноги и остановила его. — Погоди! — Она отвернулась, порылась где-то в своей мусоре на рабочем столе, пошкрябала ручкой по бумаге, а потом протянула измученный листок. — Это номер станции и Шерифа. Если ты позвонишь и скажешь, кто ты, то Шериф может быть проконсультирует тебе и по телефону. Или же вы можете договориться о встрече в участке. Джон тут часто, но бывает уезжает по делам и его трудно выловить. Дерек забрал листок, не посмотрев на него и убрав в карман куртки, и кивнул. — Спасибо. — Обращайся, — девушка улыбнулась и села обратно. Рука волка сама зачесалась вытащить листочек из кармана. Возможно, просто нервы, а может что еще, но Дерек прошелся взглядом по написанному тексту и потом его внимание зацепилось на фамилии. Он вернулся к девушке за приемным столом и спросил: — Джон Стилински шериф, а его сына, случаем, не Стайлз зовут? Фамилия уже крутилась где-то на бессознательных затворках, но Дерек не мог вспомнить, откуда ее знает. Может, видел где-то в комнате Стайлза, а может, слышал ее где-то у школы. Но откуда-то он ее знал. И хотел убедиться, что его ум не играется с ним, и отец Стайлза правда шериф, и смены, про которые говорил Стайлз, были полицейские смены. — Ну да, Стайлз, — усмехнулась девушка, чуть отвлеклась на компьютер, а потом подняла взгляд. — Уже слышал про него? — Слышал? В каком плане слышал? — уточнил Дерек. Тон девушки не нравился ему чем-то, но он не мог сказать, чем именно. Просто это пренебрежение вызывало раздражение. — Ну… — замялась девушка, а ее громкий голос снова стал тише, словно то, что она говорит, не лучшая тема для обсуждения, и ее могут осудить лишь за желание почесать языком. — Стайлз вроде как необычный парень. Его мать умерла, когда ему было лет десять, кажется, и про него и Джона говорили, ибо обсуждать было особенно больше нечего. Потом на Хэллоуинскую ночь каким-то образом сынок Шерифа угодил в аварию и чуть не умер. Про это тоже говорили, ибо не каждый день у нас сбивают пьяные водители детей. Помню тогда еще установили фонари на всей улице, где было то происшествие. Через какое-то время про Стайлза начали снова говорить, ибо он начал много правонарушать. Знаешь, переходный возраст и все такое. Сейчас, кажется, Стайлз взял себя в руки, но он все равно звездочка этого города. Моя дочка учится с ним в одном классе, и с ее слов… Дереку надоело слышать этот поток бабской информации. Да, да, очень интересно. Возможно, что-то правда было интересно, например, про случай с больницей Дерек не знал, но все остальное больше походило на пустой треп в духе «а вот мне кажется… и это там такое ух». Ни о чем. — Понятно. Нет, просто я знаком с ним, но не знал, что его отец шериф. Спасибо за пояснение. До свидания. — А? ну ладно. Не за что. До свидания. — Девушка разочарованно вернулась к нудной работе, а Дерек покинул участок, в котором все равно нечего было ловить, кроме мух сочком для рыб. Наверное, и правда эффективнее будет просто позвонить шерифу. Нужно будет это сделать. А пока… Видимо, придется все-таки вернуться к Питеру. Лишь бы тот не сходил за это время за новой бутылкой. Кажется, Питер говорил что-то про цепи для беты в своем подвале. Возможно, пора вытащить их оттуда, да использовать, пускай и не совсем по назначению. ****** Стайлз вернулся домой по другой дороге, нежели какой обычно возвращается, когда на джипе и едет прямо со школы, а не идет с кладбища. И по этой дороге он вышел к другой стороне их двухэтажного дома, без учета чердака, откуда было видно окно в его собственную спальню. Он, конечно, заметил свет в окне. Свет, обозначающий, что кто-то есть в его комнате. И, учитывая, что машина Джона на газоне, не трудно догадаться, кто ворвался в его владения. — Ну за чем? — вздохнул Стайлз. Может, отца, как Эдипа, ослепить, дабы уберечь от того, что тот не должен знать? А сам он будет Антигоной, будет вести слепого изгнанника по тьме. По блужданию по тьме он профи. Сотый уровень. Медленно Стайлз пошел домой. Он тихонько вошел в дом, поднялся на второй этаж, миновав первый, на котором было немного прохладно и влажно от отсутствующего отопления и запертых окон. Было слышно шуршание листов бумаги, а потом скрип кровати. Стайлз остановился в дверном проеме, скрестил руки на груди. Отец, сидящий на том самом месте, где ночью происходили всякого рода непотребства, так был увлечен чтением его бумаг, что не заметил даже. Стайлз прищурился и сжал челюсти. Кричать на отца не резонно. Но так хочется особенно в такие минуты. Стайлз прокашлялся, а руки отца вздрогнули. Он поднял голову, смотря на сына и вставая. Делая вид, что все в порядке, и что совсем ничего не творил и не рылся в личных делах сына. Как-то Стайлз замечал, что отец заглядывал в его компьютер, но не думал, что отец дойдет до того, чтобы рыться и по другим местам. Нужно будет перепрятать некоторые вещи на всякий случай ночью, когда отец уснет. — Стайлз? Уже вернулся. А я… — Роешься в моих вещах. Опять. Я вижу. — Стайлз вошел в комнату, подходя и забирая из рук отца свои распечатки. — Это мое. Спасибо, что нашел. «Нет выхода. Есть только вход. Мрак. Одиночество. Хаос. Он потерял себя и начал сходить с ума. Тот, кто создавал это местечко, явно вдохновился им. Шибком уж он и эта гора схожи в темпераменте, пускай место и не может иметь душу, но это место свою душу явно имеет. Гнилую, темную и вонючую душу…» — что-то слишком знакомое и слишком личное… Это он писал не для того, чтобы отец читал. Это было во время, когда он не понимал, что он такое, и когда его воспоминания и воспоминания Ногицунэ смешивались в одно целое. Он пытался разобраться с этим. Дать этому уйти и забыться. Тогда он много чего написал, нарисовал, сделал. Он думал, что уничтожил все улики, но, видимо, что-то осталось. Всегда он был не слишком внимательным к бардаку, что оставляет после себя. Вот теперь и пожинай плоды своего ядовитого сада. По лицу сына Джон понял, что зашел слишком далеко. Он положил руку на плечо взрослого подростка, говоря неприятным тоном волнующегося родителя. Словно взвывает сына к жалости. Кто кого еще должен жалеть. — Я волнуюсь за тебя, ребенок, — Джон погладил плечо. — У тебя все хорошо? Тут такие темные вещи. Для чего ты их писал? Стайлз раздраженно вздохнул, отошел и сел в кресло, дабы у отца не было возможности продолжать обжигать его своими прикосновениями. — Все отлично, пап, — нацепил маску Стайлз. — Я просто устал. Экзамены, придирчивые учителя, ты же знаешь. А это я писал давно… Нам просто задали написать прозу на одну мифологическую тему. Вот я и выбрал тему Ада. Это просто задание по литературе. Но я не понимаю, зачем было нужно его читать. Что ты искал в моей комнате? Наркотики? Стайлз усмехнулся, а его маска чуть не дала трещину. Надо быть осторожнее. Стайлз перевел взгляд на открытую дверь. Хотелось уйти. Куда-то… куда-то очень далеко и надолго. Может, навсегда. Но он не мог. Джон подошел, перекрыл вид на дверь. — А мне стоит волноваться по этому поводу? — Джон скрестил руки на груди. — Это была шутка. Шутка. Знаешь, на чем они строятся? На не правде. Боже… Пап. Что та женщина снова наплела тебе в участке? Прекрати слушать ее, пожалуйста. Я не хочу начинать все сначала. Все ведь было прекрасно. Стайлз развернулся лицом к экрану. Детская наивная часть его бесновалась. Отчего-то руки дрожали, а дыхание стало чуть скованнее. Словно… страх? Но он не может бояться. Или же может. Бред. Виски сдавило, и Стайлз закрыл глаза, пытаясь унять боль в голове. Отец что-то говорил рядом, но было так плевать, что именно. Кап. Капля капнула. И так громко. Словно совсем рядом. Стайлз открыл глаза, а отец был уже в дверном проеме. — Не засиживайся допоздна. — Джон посмотрел на него, и Сталйз видел, как отец словно хочет что-то еще сказать, но не сказал, так просто и ушел, оставив после себя лишь пустошь и одиночество. Стайлз встал. Кресло скрипнуло. Он подошел, резко закрывая дверь. Но не полностью до конца. Оставив щелку и убедившись, что сквозняк не может закрыть дверь до конца, он вернулся к компьютеру. Включил уже его по инерции, и порвал и выкинул, пока устройство включалось, распечатки с текстом. Стало чуть легче. «Когда: завтра ночью Где: пикниковая зона на горе Вы пойдете? Да / Нет». Оповещение о какой-то вечеринке у костра пришло ему, и он подумал, что, почему нет? Хотел убежать. Пожалуйста. Беги к своим любимым теням. Только тени его и обнимали в минуты сильной печали. Они, а не отец или кто-то другой. Может, потому в его комнате всегда полумрак. В нем он чувствует себя как дома. Джон включил свет на первом этаже, и Стайлз услышал привычный звук бытового шума. Вот все и как всегда. Иллюзии заботливого отца и трудящегося сына снова на месте. Все в порядке. А если было бы не так. Если бы было не в порядке, он стал бы примерять тени, искать себе лица, дабы понять, кто же он есть, и как он может себя излечить. Может, ответ прост: никак. Все решается за нас. Мы лишь играем роли, что нам дали, но не что мы выбрали. Так… кто же он есть?