Еще раз на похоронах

«Взывать к духу обманщика опасно:

у него бывает очень странное чувство юмора,

но он — не убийца. Он жаждет иронии.

Он хочет разыграть, хочет пошутить. А убийства 

— лишь побочный эффект…»

— В районе шести утра во вторник, седьмого ноября две тысячи семнадцатого года в полицию сонного городка Бейкон Хиллс, что находится на востоке Калифорнии, поступило несколько звонков от встревоженных жителей: «Какая-то женщина в истерике бегает от одного дома к другому!» Дальше мы предлагаем послушать запись звонка очевидца, которую удалось достать нашему каналу. Напоминаю, что сейчас идет ночной эфир, где оповещается о горячих криминальных новостях. Рекомендуем убрать детей от экрана, а также воздержаться от просмотра беременным и… Дальше Стайлз за новостями не следил. Стало скучно. Он положил ноги на столик, который стоял поодаль от дивана, и закинул в рот немного сладкого попкорна. Его кулинарные навыки несколько (намного, на самом деле) ухудшились после того, как с ним произошли изменения. Поэтому, он (они? недавно бы он сказал так, а сейчас уже не знает) стал все чаще отдавать предпочтенье полуфабрикатам, готовой еде, либо еде, которую если и нужно готовить, то дело это займет мало времени. Стайлз стал после Ногицунэ слишком нетерпелив. Он и раньше был гиперактивным и не мог сосредоточься на чем-то одном надолго, но сейчас это стало еще хуже. Он просто перестал выполнять все, что еще до того, как он решит взяться за это, вызывало в нем бурное раздражение. Его оценки, к счастью, не слишком из-за этого пострадали, хотя он и перестал делать почти всю свою домашку. Но он хитрый и хороший актер. А если ты хитер и умеешь играть, знаешь, когда что сказать, и к кому как подлизаться, то и об домашке думать тебе уже как-то не особо нужно, чтобы учиться на высшие баллы. Он все еще один из лучших учеников старшей школы. Его имя идет сразу после имени Лидии. И, если бы не эта нежная и завлекающая сексуальность рыжеволосой девушки, а еще ее бесспорно превосходные актерские навыки и такое же, как есть у него, подхалимство, Стайлз бы давно разорвал бы Мартин и уделал ей нос, став первым в этом списке успевающих. Но чувство уважение к девушке не позволяло так с ней поступить, да и вряд ли Лидия Мартин, эта двуличная хрупкая особа, пережила бы такое. Она перфекционистка. И никогда не испытывала поражения. Стайлзу льстит возможность быть первым, кто заставит Лидию плакать от своей беспомощности и глупости, но он все же не полное зло. Хотя он стал состоять из мрака больше, чем состоял из него раньше, светлая часть в нем осталась и живет. Ногицунэ не получилось избавиться от него, ровно как и ему не получилось избавиться от Ногицунэ. Поэтому, получилось то, что получилось. Некая безумная смесь двух самых ярких противоположных начал. Как Солнце и Луна. Как Инь и Янь. Такие разные. Но так успешно дополняющие друг друга. Стайлз заканчивает хрустеть, скидывает ноги к полу, и садится, прежде отряхнув быстро руки, чтобы взять пульт. Перед тем, как нажать кнопку выключения, Стайлз смотрит все же на экран. Подросток сидит в полной темноте, а свет от плоского телевизионного экрана кидает на его бледное (бледнее, чем до Ногицунэ) лицо тени. В темно-карих глазах, которые оттенком напоминают остывший горький шоколад, загорается искорка — он всегда был искрой — чего-то светлого. И взгляд Стайлза темнеет от тихой грусти и тоски, когда на экране показывают фотографию уже мертвой Лоры Хейл. Стайлз сидел с Лорой на биологии. Эта старшеклассница была прошаренней других не только в точных науках, но и в черном юморе. Их это связывало. У них был какой-то контакт. И, наверное, если бы не это, если бы она так ему не нравилась, он бы ее и не убил. Выбрал бы кого-то другого. Не такого яркого. Не такого интересного. Но Стайлз (Ногицунэ?, а без разницы) знал, что Лора сможет в теории разгадать его загадку и спастись. Если бы она только смогла бы взять себя в руки и успокоиться, поработала бы немного мозгами, а не голосовыми связками… В памяти Стайлза всплывает крик и мольбы о помощи за секунду до того, как нижняя часть девушки оторвалась от верхней и упала на деревянные доски. Все-таки алмазное напыление действительно вещь. Если бы Лора только успокоилась. То она бы была жива. Но она не справилась со своими эмоциями, и как следствие, умерла. Наверное, подвешивать ее к стене, приставив приближающуюся пилу, было несколько скучно (да, он спер идею из фильма), но какая уже разница. В тот момент ему было не до оригинальности. Он просто был голоден и жаждал зрелища, страха и боли. В городе стало слишком тихо и спокойно. Как в зацветшем болоте. Так мало кислорода. А он не был самоотверженным мучеником, да и не был щедрым дарителем, чтобы позволить городу с его глупыми жителями жить и дальше мирно. Он и так практически ничего не делал три года. Да, он балуется иногда в школе, но это просто детский лепет. Ему было нужно больше. Существенней. Вот почему. Он просто делает то же, что и все. Выживает, обеспечивая себя тем, без чего не может. Если это и жестоко, то он не виноват в этом. Ибо такова жизнь. Хочешь жить — крутись. Тут не до добросердечности. Стайлз не чувствует себя психопатом. Он адекватен. Возможно, у него появились нарциссичные черты личности, и он изменился во взглядах, но это все равно далеко от психопатии. Он хороший. Ну, насколько это позволяют ему обстоятельства. — …похороны Лоры Хейл пройдут завтра в десять часов утра местного времени… Стайлз выключил телевизор. Экран того почернел, а зеленые глаза, в которых перед смертью Лоры отражалось предательство, страх и желание жить, погасли, как и тогда, когда жизнь Лоры прервалась в том полусгоревшем сарае. Доме? Стайлз не знает. Он наткнулся на тот сгоревший дом, от которого остался только каркас и пол, случайно, и он не знал, чей он. Наверное, уже не чей. Но тот дом был в лесу, вдалеке от города, поэтому, Стайлз выбрал его для своего квеста. Игры. Это всегда игра. Всегда участвуют оба. Он не убийца, потому что никогда не ставить цель отнять жизнь. Он лишь хочет немного… эмоций? Отрицательных, конечно. Они самые яркие. И он также любит загадки. И ему нравится совмещать два своих самых любимых дела в одно. Так и родилась та идея с пилой в доме. Хотя он и украл задумку из «Пилы», которую смотрел с Тео в прошлые выходные, он не просто повторил сценку из фильма. Он пришел к этому, вдохновленный фильмом. А это не просто тупое копирование, плагиат. Как-то так… Захватив миску с попкорном, Стайлз отнес ее на кухню и оставил на столе. В двухэтажном доме было тихо и темно. Немного прохладно, так как некоторые окна были открыты и создавали сквозняк. На улице был осенний ветер, а как известно, осенью ветра не такие уж теплые. Особенно в ночное время суток. Если бы здесь быт Скотт, подумал вскользь Стайлз, выходя с кухни, то он бы уже заныл о том, как он замерз, и что сейчас холодно, будто бы зима! Скотт бы закрыл ему все окна в доме, заставив задыхаться от его пота, а еще бы нагло полез в холодильник, словно это его собственный. Спер бы какой-нибудь сэндвич с курицей. А потом бы оповестил, что не наелся. Поднимаясь по лестнице, Стайлз замирает на ступеньке. Он и Скотт уже не друзья. Они даже больше не здороваются в школе. И, наверное, если Стайлз скажет ему что-то, тот даже не вспомнит его имени. И как-то должно быть все равно. Но почему-то Стайлза задевает это. Пора бы забить и жить дальше. В конце концов, неудивительно, что у него не осталось друзей, после того, как он сломался. Но почему обычный факт — отсутствие близких — его задевает? Стайлз начинает подниматься, а в голове вопрос: «Почему?». Темная часть его не понимает этого. И тогда, когда он поднимается на второй этаж и проходит мимо пустующей родительской спальни, ответ, звучащий своим же голосом, отзывается в голове: «Это же очевидно. Потому что тебе одиноко, идиот». Раздраженно цыкнув, Стайлз заходит в свою комнату и садится за стол. Несмотря на то, что уроки ему совсем безразличны, как и те темы, что они проходят в школе, ему стала нравиться литература. И история. Не та, что в школе. А та, что вне ее пределах. Стайлз даже нашел анонимный клуб любителей древней литературы, где каждую субботу кто-то публикует книгу в «PDF» формате на латинском языке. К этой книге прилагается перевод на английский и, те, кто как и он, состоит в этом клубе, обычно читают именно перевод для дальнейшего обсуждения книги. Но он всегда выбирает читать книгу на латыни. Хотя и не знает ее. И пытаться перевести латынь — это для мазохистов, а он не мазохист. Но к счастью, его мозг еще что-то варит, у него есть переводчик в интернете, а еще словарь, что он купил год или полтора назад, и, конечно же, еще огромный интерес к миру, который он никогда не видел так ярко и близко. Словно бы… он не видел. Стайлз уже читал что-то на латыни, для школы, они переводили тогда текст для литературы вместе с Лидией. Но тогда он как-то мыслил иначе. Был другим. Ногицунэ изменил его. И, может, это пришло с ним. В конце концов, в Аду нет книг и интернета. Что там вообще есть, кроме вечной пустоты и огня? Если подумать, то неудивительно, что все от него отвернулись. Даже отец. У злого духа просто отвратительные коммуникативные навыки. И, хотя у него без Ногицунэ навыки общения были хорошими, Лис их не мог не подпортить. Из-за Ногицунэ Стайлз стал закрытие и депрессивней. И он не мог понять, шло ли это также от духа, что слился с ним, или это было уже его родное? «Его» и «не его» так смешалось в однородную массу, что он уже не мог понять, где чье. Иногда ему кажется, что он понимает, что сейчас вот это чисто Ногицунэ, но в следующую минуту уже думает, что, вообще-то, это чисто его. Все так непонятно… Тео: «идешь завтра на похороны девчонки?» СМС от Тео, наверное, единственного, с кем Стайлз не боялся быть самим собой, дерзким и пугающим, пришло на его телефон, который завибрировал в кармане джинс. Стайлз вытащил сотовый, прочитал вопрос, немного подумал, а потом быстро напечатал ответ: Вы: «да» Меньше, чем через минуту, телефон снова дал о себе знать: Тео: «а я нет» Тео: «хахаха» Тео: «а ты сказал да, потому что думал, что я буду там?» Стайлз сдержал желание кинуть телефон за спину, лишь бы тот разбился, и имя «Тео» не светилось на экране. Этот придурок — придурок. Очевидно. Конечно, он не будет признаваться школьному дружку, но тот прав. Стайлз просто привык, что их с Тео взгляды на разные вещи совпадают, и что, если тот куда-то его завет, то это будет интересно им обоим. Но в этот раз он его обхитрил, грубо говоря. Молодец. Вы: «нет» Тео: «ты знаешь, чей это ответ» Стайлз не заметил, что улыбнулся на мгновение. Иногда ему нравилось быть как прежде беззаботным. Просто подростком с тупым чувством юмора, а не… Вы: «иди в жопу» Тео: «только если в твою» Вы: «туше» Убрав телефон, пока Тео не успел придумать еще какой-то мега остроумный ответ, Стайлз вернулся к книге «Lingua Latina Per Se Illustrata», которую откопал на Озоне. К счастью, несмотря на многочисленные изменения, что-то все же осталось в нем нетронутым. Например, любовь в цветовыделителям, которые были, как светофор: желтый, красный, зеленый. Стайлз снял колпачок с красного и пошел по тексту. Может, он уже неплохо понимает латинский, но он все еще далек от полного понимания сути, если рядом нет переводчика. — Qui seminat mala, metet mala, — прочитал Стайлз и хмыкнул. «Кто сеет плохое, пожнет плохое». Это намек, латинский? Не пугает. После нескольких сотен лет заточения в пустоте перестает пугать что-либо. Ты просто наслаждаешься тем, что дарит тебе жизнь. Пока она у тебя еще есть. Не то, чтобы Стайлз собирался уже умирать. Но он просто знал, что это ненадолго. Его жизнь, какая она сейчас есть, это ненадолго. Вселенная всегда стремится к балансу, к золотой середине. А он точно далек от баланса и середины. Он — две противоположные грани. Грани, что сами по себе разрушительны, не говоря о том, чтобы вместе. Вселенная точно захочет избавиться от такого. Это только вопрос времени.