День Возрождения: Том 1

Украденный у Спасателей коньяк глушить в одиночестве оказалось как-то пресно. Нет, это был не тот жуткий ёрш, что мешали в Кратере, а вполне себе приличное пойло, но Оскар всё равно пил его без особого энтузиазма, как писатель пишет без вдохновения. Он списывал это на тоску по Уайтспрингу, где он мог хотя бы затирать какие-то истины роботу-бармену, и плевать, что тот не отвечал. Кореш его кинул ради женщины, ну, его право, да и остальные включили святош и разошлись по комнатам, отказавшись повторить вчерашнюю вечеринку, а соваться к резидентам Оскар опасался: по-любому же стырит чего, а потому получай дипломатический скандал. Пусть лучше малой рулит политикой, у него это как-то лучше получается. Так что рейдерский делегат остался в одиночестве и слушал радио, в динамиках которого играло стрёмное кантри про свободу, солнце и кукурузные поля. Черт бы побрал эту кукурузу. Алкоголь не шел, так что к ночи у Оскара оставалась еще половина бутылки, когда в дверь постучались. Не утруждая себя одеваться, он так и пошел к двери в одних брюках и обнаженный по пояс. Открыл и удивленно уставился на ночного гостя.

***

Ночь казалась какой-то особенно пугающей. Не было вокруг ни каменных стен, оберегающих от мутантов, ни роботов-охранников, патрулирующих окрестности от бандитов… И, конечно, речи не шло о чистой постели с бельём, приятно пахнущим порошком Абраксо и мятой. К хорошему быстро привыкаешь, но больше всего Линду, что успела в жизни хлебнуть и лишений, и страданий, беспокоило совсем не это. «Вы ведь не хотите, чтобы в Опору перестали поставлять, например… Препараты для лечения астмы?» — голос Беррингтон заставлял руки, покрытые ссадинами и старыми мозолями, сжимать простыню, ворочаться и стонать от лёгкой головной боли. Сразу же мысли возвращались к родному дому — к Опоре, где были друзья, товарищи… семья. Поднявшись с кровати и стараясь не беспокоить дремавшего в углу на диване Харвина, Линда, тяжело вздохнув, вышла на улицу. Воздух ощущался холодным и пропитанным запахом леса и смерти — казалось, даже если рейдеры обитали в Саттоне с десяток лет назад, поселенка могла чуять их смрад до сих пор, как добыча чует хищника. А один из хищников спал в номере на другом конце мотеля. Ноги сами понесли её в ту сторону, и лишь у двери Барлоу поняла, чего хотела: напиться, забыть и эту мерзкую Голди, и Пейджа Биллингсли, который явно не обрадуется таким новостям, и вообще отбросить все проблемы и страхи на задний план. И с этим, как ни смешно признавать, помочь мог только один мужчина, от которого Линда не ждала поддержки или понимания — только удара, всегда, потому что такова была суть рейдеров, будь то Кровавые Орлы, Радикалы или кратерские. Некоторое время женщина стояла подле двери, не в силах сделать шаг ближе, потому что ощущала стыд и ненависть. И всё же, злость на лидера Спасателей и страхи пересилили, взяв своё — поселенка коротко постучалась, прекрасно зная, что в это время Оскар едва ли будет спать, да и в окне за шторами всё ещё горел свет. Дверь открылась, и Линда, скрестив руки на груди, отвернула голову, едва заметила, что налётчик даже не потрудился накинуть что-то на крепкий, голый торс. — Мог бы и одеться… — буркнула она раздражённо, хотя, в общем-то, ей было плевать, и злилась она совсем не на Оскара, но гнев всегда удавалось выместить только на нём. Он глянул на своё тело в наколках и старых шрамах от пулевых и ножевых ранений, будто только сейчас это заметил, а затем нахмурился. Хотелось упрекнуть поселенку в том, что не резон наезжать на человека, что тот не одет, когда сама заявляешься к нему на порог глубокой ночью, но у Лин был такой грустный вид, что как-то расхотелось, так что Оскар всё перевел как обычно — в шутку. — Скажи спасибо, что хоть штаны на месте, — хохотнул он. — Дело какое к старому рейдеру? — У тебя ещё остался коньяк? Тот, который ты украл у Спасателей, — спросила Барлоу, стараясь не смотреть на налётчика, потому что ощущала себя ужасно глупо. Стояла у него перед дверью, как юная девчонка, которая просила милостыню, и от отвращения к себе стало ещё хуже. Рейдер удивленно приподнял рыжие брови, потому что это он обычно залетал по ночам в чужие жилища ради выпивки и не всегда по приглашению. — Знаешь, тут такой расклад: тебе нужен коньяк, а мне — собутыльник, — предложил он, распахивая дверь шире и открывая комнату, где все как обычно валялось как попало, хоть Оскар и провел тут лишь несколько часов. — Так что предлагаю нашим фракциям взаимовыгодное сотрудничество. Не то чтобы Линда была таким уж желанным собутыльником, но зато крепким — вчера они досидели до последнего, и Оскар уже не помнил, кто проиграл в «я никогда не», но оба хотя бы проснулись одетыми. Отчего-то не хотелось, чтобы такой талант к алкогольным возлияниям квасил где-то на мотельной лестнице в одиночестве. — Ладно, — кивнула Линда, проходя в номер Оскара. Кажется, что ещё пара дней, и эта комната будет похожа на самое обыкновенное рейдерское пристанище, где пол завален бутылками. Сев на край тёмно-зеленого дивана, женщина положила ладони на колени, ощущая лёгкую неловкость от всего происходящего. К счастью, Оскар пока не обращал на это внимания: отошёл к шкафу, откуда вытащил два стакана, сдувая с них пыль и явно радуясь, что ночь резко стала интереснее. Хотела бы и Линда радоваться, но было совершенно нечему. Пожалуй, у налётчиков всегда был талант жить одним днём и радоваться мелочам, но поселенка никогда так не умела, и не знала, хорошо это или нет. Коньяк оказался разлит в стаканы, и Барлоу, не откладывая, сразу же сделала смелый глоток, слегка поморщившись от крепости алкоголя. Оскар выкрутил колесико играющего на тумбочке радио слегка потише и уселся на кровать напротив Линды, поджав под себя одну ногу. Рыжая поселенка казалась ему какой-то бледной и погруженной в мысли — так себе собутыльник для веселой ночки, которую рейдер и хотел и не хотел повторить одновременно. — Чего квелая такая, Лин? — поинтересовался он невзначай и опрокинул в себя содержимое стакана. — С «шестерками» вроде чин по чину пока идет. — Беррингтон, — резко ответила Барлоу прежде, чем поймала себя за язык. Конечно, поделиться с кем-нибудь проблемой — это определённо помогло бы скинуть часть груза с плеч, но не когда единственный, кому ты можешь рассказать всё — это рейдер, сидящий напротив с голым торсом, и оттого поселенка нахмурилась, вновь делая отчаянный глоток алкоголя, теплом разливающийся в желудке. Одной фамилии хватило, чтобы распалить в груди Оскара небольшой яростный пожар, и мужчина согласно хмыкнул скривившись от презрением. — Сучка Беррингтон, — согласился он, наливая им еще. — Нихерово она тебя тогда приложила. А что, шибко важные таблетосы-то эти? Поджав губы, некоторые время Линда смотрела на золотисто-бурую жидкость в стакане, не зная, что ответить. Она могла бы просто промолчать, или сменить тему, но едва ли в этом был какой-то смысл теперь. То, что узнает Оскар, принесёт далеко не столько проблем, сколько приносило от Голди. — Это не таблетки. Это… ингаляторы, — её голос стал тихим и немного сдавленным. — У моего маленького племянника, Адама, астма. Без препаратов он начинает кашлять, а затем задыхаться… Сделав глоток коньяка, Линда выдохнула, чувствуя растущую внутри злобу. — И Беррингтон знает об этом. Не понимаю, откуда, но знает и о нём, и о том, что он умрёт, если караван Спасателей не придёт с новой партией лекарства. Оскар тоже выпил, заиграв желваками: история о незнакомом ребенке задела его куда больше, чем рассчитывала Барлоу. — Жаль малого, — обронил он, хотя не был уверен, что его хриплый голос способен передавать такие тонкие эмоции, как сочувствие. В Кратере мальчишка и до семи не дожил с такой болячкой. Дети там умирали и от меньшего, и Оскар видел это слишком часто, чтобы запретить себе их заводить. В задницу такие страдания, если и без них полно поводов хапнуть вагон и маленькую тележку боли. — Ниче, Лин, придумаем что-нибудь. И сучка Беррингтон — она тоже не вечная, знаешь ли, — бодро сказал он, протягивая ей свой стакан. — Ты не понимаешь?! Она уже правит и Кратером, и Опорой! — вдруг вспылила Линда, оставив стакан на кофейном столике и резко поднявшись. — Да эта сволочь в резидентах угрозу для себя видит больше, чем в горелых или Орлах! Девушка отошла к окну, чувствуя, как внутри всё буквально сдавливает от злости и гнева на всё — на Беррингтон, на Чуму Горелых, на других людей и на саму себя. — Ещё и постоянно отправляет тех, кого не считает «полезным», в Опору, а нам даже на себя еды не хватает, потому что каждую неделю такие, как ты, отбирают последнее и сжигают поля ради веселья! Стиснув зубы, Линда обернулась, но увидев взгляд Оскара стушевалась, как будто её окатили ведром холодной воды. Медленно выдохнув, поселенка вновь села на край дивана и, опираясь локтями о колени, опустила голову, руками закрывая лицо. — …Извини. Я просто… — её плечи слегка дрогнули, потому что пламя злости быстро потухло и оставило после себя только пепел, сожаления и страхи, которые Линда всегда пыталась скрывать. — Я не знаю, что делать. «Чертовы кукурузные поля», — второй раз за вечер подумал Оскар. Наезд Линды его не то чтобы обидел — как-то он привык к такому, хотя не помнил, чтобы что-то там делал для веселья. Для выживания себя, корешей — да, но не для веселья. Они вон с Келвином вообще уже практически миротворцами заделались, но нет же, все шишки доставались парню, который за последние четыре месяца только на благо мира и пахал, хотя и громко это сказано, конечно. Налив им по новой порции, Оскар пересел к ней на диван с двумя стаканами. — Да всё я понимаю, я ж так, подбодрить пытался, — пожал он плечами, глядя на сгорбленную спину женщины, чьи огненные волосы скрывали от него ее лицо. — Я там у Беррингтон посидел, покивал, согласился со всем, а как вышел, то думаю — и что я Гроберг-то скажу? Что я Голди отлизал, и теперь Мег должна шестерить на нее без всяких возражений? Да она мне башку снимет, как узнает. Невесело хохотнув, он оперся на потрепанную спинку дивана, широко расставив ноги. — Нихрена тут не сделаешь, Лин. Наше дело маленькое: передал, увернулся, чтобы не убили гонца, а там пусть боссы сами вопросики обкашливают. А они-то договорятся как-нибудь — раньше же получалось. Медленно выдохнув, Линда постаралась успокоиться. Что ж, в чём-то Оскар был прав — она не могла ничего сделать, по крайней мере, сейчас. Пейдж сам сильно ошибся, когда позволил Беррингтон взять на себя так много, потому что обязанности порождают права. Девушка выпрямилась, смахнув медно-рыжие волосы с лица. Не хватало только расклеиваться, как мокрые половицы, особенно перед Оскаром. — …Наверное, ты прав, — признала поселенка, после чего взяла немного дрожащей рукой стакан, в пару глотков опустошая его и морщась. — Хотелось бы найти у этой стервы слабое место… Оскар положил локоть на подлокотник, покачивая свой бокал, а по радио пели про влюбленных ковбоя и пастушку. — А знаешь, возможно и есть такое, — он уставился в потолок, а на лице его отразилась серьезная умственная деятельность, совсем ему не свойственная. Это задумчивое выражение вкупе со словами обратили на него удивленный взор Линды. В Уайтспринге с рейдером предпочитали не связываться, но порой какой-нибудь сотрудник второго этажа забирался в его бар, как в паутину к пауку. В отдаленном местечке можно было спрятаться от начальства и выпить рюмашку-другую, чем Оскар и пользовался, заодно выпытывая всякое у тех, у кого печень была менее крепка, чем его. — Тут пара типов этих, из прислуги, говорили, что хахаль у нее молодой завелся. — У Беррингтон? — искренне удивилась Барлоу, потому что, на самом деле, в её понимании у этой женщины не то что сердца, но и вообще никаких чувств не было, кроме запредельной гордыни. Линда отвела взгляд, пытаясь уложить это в голове и хотя бы попытаться предположить, кто это мог быть, потому что молодых парней среди Спасателей было очень много, а Голди известна своей скрытностью, ибо предпочитала прятаться в центре Уайтспринга. — Ну, наверняка не обычный волонтёр или кандидат, не так ли?.. — Не, перед бегунками простыми Голди ножки не раздвинет, — согласился Оскар. — Кто-то покруче это явно, чтобы в кабинет к себе могла вызвать без подозрений. Вот… кто у нас там на собрании в том зале был? — Пара охранников, тот врач… кажется, Чарльз, Карл Фултон, и ещё один мужчина с отдела распределения ресурсов… Забыла его имя, — перечислила Линда, с задумчивым видом вспоминая всех, кого тогда успела приметить. Но все равно в голове это не хотело складываться в какую-то единую картину, словно бы в пазле не хватало деталей. Оскар задумался опять, а потом встрепенулся, потому что его вечно пребывающую в тумане голову вдруг озарило светило ясной мысли. — Вспомни-ка, — пробормотал он, уставившись на Линду так, будто она должна была что-то с этого понять. — Ты же вчера про Голди в «я никогда не» спросила, и кто тогда слился? — Я не по… — хотела было ответить Линда и тут же уставилась на Оскара так, будто тот только что изобрёл новую математическую формулу или собрал протектрона из хлама. «А я никогда не…никогда не высплюсь, если продолжу заниматься этой ерундой», — сказал в ту ночь Карл, молодой кудрявый спасатель, и поспешно ушёл, стушевавшись, но тогда все решили, что он просто напился или не хотел обсуждать подобное о своём начальстве. — Не может быть… — выдохнула поселенка, поставив стакан на стол. — Вообще-то в масть всё ложится, — рассудил Нэш. — Если тебе кто в рейде не нравится, посылаешь человечка своего следить за шпаной. Вот и Голди Карла с нами отправила, чтобы он потом ей доложил будь что не так. Карл никогда Оскару не нравился — слишком высокомерный и правильный, хуже Линды в миллион раз. Но чтобы любовником Беррингион быть — это малой дал, конечно! — Пробить бы как-то инфу поточнее, и если мы правы, крутую наживку на нашу рыбку получим, Лин, — подмигнул он, надеясь, что эта догадка немного оживит поселенку. — Оскар, ты гений! — воодушевилась та, схватив рейдера за плечи на эмоциях. Впервые за всё это время она улыбалась искренне, потому что в этой тёмной ночи появился проблеск долгожданной надежды. — Она больше не сможет никого шантажировать, если шантажировать будут её саму! Вдруг поняв, что они с налётчиком оказались очень уж близко, Линда одёрнула руки и слегка покраснела, тут же отвернув голову. — Я имею ввиду… — она заправила прядь волос за ухо, чувствуя неловкость от своих эмоций, которые сегодня были точно качели. — Это ведь такой шанс… Шанс что-то сделать, а не сидеть в стороне. Оскар, немного шокированный тем, что его назвали гением без сарказма, улыбнулся своей кривоватой беспечной улыбкой, довольный тем, что ему удалось хоть немного развеселить ночную гостью. Это днем она предпочитала огрызаться на него и фыркать, но ночи приходила проводить с ним, будь то в одетом или раздетом виде. Забавные эти кукурузники все-таки. — Шанс-то есть, но суетиться нельзя, а то головы полетят, — заметил Оскар — Свою-то мне не жалко, а вот твоя красивая даже, так что давай обмозгуем план, как нам Карла этого раскусить. Брать на себя лишние хлопоты, искать компромат какой-то он не сильно хотел, но раз уж Гроберг свернет ему шею в обозримом будущем, надо было воспользоваться шансом дать ей повод этого не делать. А уж отставка Голди или хотя бы рычаг для манипуляции стервой — это было выгодно обеим сторонам. — У тебя хорошо получается спаивать людей… Но не думаю, что с ним это прокатит так легко, он-то знает меру, — потирая подбородок, сказала Барлоу, не обращая внимания на странную манеру Оскара делать «комплименты» — видала она эти головы на ржавой арматуре, которыми рейдеры украшали свои лагеря, и становиться одной из них не хотела. Да и едва ли Карл поведётся на её дружелюбие или вовсе предложение заняться сексом, как это часто бывает с мужчинами — будучи личным псом Голди, явно будешь осторожен и расчётлив. Оскар глянул на задумчивую Линду, осознавая, что она считает его совершенно неопасным, простодушным алкоголиком, который способен только заливать глотку, но так было не всегда. До этой дурацкой дипломатической работы руки его были по локоть в крови и еще помнили, куда нажать, чтобы стало больно. Не то чтобы хотелось это повторять, но насилие — оно как езда не велосипеде — никогда не разучишься. — У меня еще поля хорошо получается жечь ради веселья, — напомнил он зло брошенную Линдой фразой. — Только вместо полей — пяточки Карла. Он нам сам признался, что смерти не нюхал. Линда подняла взгляд на рейдера и нахмурилась. Идея устроить пытки ей совершенно не нравилась, но с другой стороны — опять же, в очередной раз за вечер, в чём-то рейдер был прав. И пора бы ему перестать говорить умные вещи, иначе можно решить, что это не Оскар, а какой-нибудь Молерот, сменивший оболочку. — Если до такого и дойдёт… То только запугать, слышишь? — скрестив руки на груди, чётко сказала женщина. — Никаких издевательств. — Я ж не Орел какой-нибудь, — обиделся рейдер. — Скажет чего хотим и пойдет пешочком домой на своих двоих. — Нужно достать из него что-нибудь действительно важное… И компрометирующее, — сказала Линда, взяв стакан и залпом допив то, что в нём оставалось, после чего глянула на Оскара. — И дождаться момента… А до тех пор приглядывать за ним. Рейдер кивнул и глянул в динамик радио, откуда доносились гитарные мотивчики. Уже сегодня на встрече в Барбо он убедился, что спокойно просиживание штанов закончилась, и хочет он того или нет, а ввязаться в политику все же придется. Что ж, с Линдой это делать будет хотя бы не так уныло. За разговорами бутылка ушла очень быстро, и Нэш ногой закатил ее под кровать, размашисто кладя руку на спинку дивана. — Могу открыть вторую, — предложил он. — Если, конечно, ты не хочешь заняться чем поинтереснее. Удивлённо подняв брови, Линда взглянула на рейдера, что сидел с довольной улыбкой. Сразу же вспомнилось то утро, когда она проснулась, ощущая себя так, будто по ней проехался танк — одна из тех тяжёлых военных машин, что иногда встречались в Вирджинии, давно сломанные и проржавевшие до основания. С другой стороны, Оскар, похоже, вёл беспроигрышную войну, потому что если Линда напьётся, то рейдер снова наверняка сможет её уломать на что угодно, за что утром, конечно, получит законный удар по лицу подушкой. Единственным вариантом было бы уйти, но загвоздка состояла в том, что девушка не хотела. Она чувствовала, что сна не было ни в одном глазу. — Чтобы после этих «интересных вещей» я опять носила шарф? — нахмурилась Барлоу. Оскар расхохотался, вспоминая то утро, полное стыда и неловкости… но не сожалений. Тогда он даже не задумывался, чтобы повторить ту ночь, но правда была в том, что заниматься сексом с той, с кем можно перебрасываться даже посмеяться временами — это пьянит не хуже коньяка. — Я знаю и другие, — хрипло сказал он. — Поприятнее и понежнее. Брось, Лин, женщины не ходят к парням по ночам только чтобы плести заговоры против боссов. Смотря на него выжидающе, женщина подняла одну бровь, всё ещё не слишком впечатлённая, как бы намекая, что если он будет выставлять её потаскухой, которая ночами только и мечтает о рейдере, то Линда сразу же уйдёт, и лучше проведёт эту ночь на улице, смотря на луну и раздумывая о разном, чем с ним. Заподозрив, что опять ляпнул какую-то глупость, Оскар в примирительном жесте воздел руки и сверкнул на поселенку своими черными глазами. — Верь — не верь, но если бы ты ко мне не пришла, я бы к тебе сегодня сам попёрся, — он немного неловко взъерошил небрежно растрепанные рыжие волосы. — Ты бы меня посылкой сделала, конечно, но я парень рисковый. — Ты же знаешь, что я делю номер с Харвином, да? — напомнила Барлоу, скрестив руки на груди, но, впрочем, немного расслабилась. Это было бы даже смешно, встреться они на веранде мотеля, когда шли друг к другу. — Не, — отмахнулся рейдер. — Мужика бы я третьим не взял. Не моя тема. — Чт… Оскар! — возмутилась Линда, резко поднявшись, и румянец на её щеках стал ещё ярче. Всё-то у него было об одном, и когда он пытался вести к сексу, это было ещё хуже, чем когда рейдер с похмелья начинал огрызаться. — Как ты вообще девственником с такими шутками не остался? Ох, и любила же Линда эти демонстративные уходы! В иное время Оскар бы с удовольствием с ней еще попрепирался, рисково гуляя по границам дозволенности, но сегодня, надо был признать, он был немного в раздрае. Поэтому едва Барлоу встала, заливаясь краской так, что лицо ее стало близким по цвету с волосами, он схватил ее за руку и притянул к себе так неожиданно, что она оказалась у него на коленях, а затем впился своими губами в ее, опаляя запахом пота и крепкого алкоголя. — А это и не шутка, — прохрипел он, слегка жмурясь, потому что готовился получить за свою наглость как минимум пощечину. — Не хочу ни с кем тебя делить, Лин. Вцепившись в плечи Оскара, поселенка, что не ожидала настолько резких действий от рейдера, опешила, и хотела было ударить за подобную наглость, но от услышанных слов так и замерла. Если не знать этого парня, можно даже подумать, что он говорил серьёзно… Вот только в его взгляде не было усмешки, а на лице не красовалась эта манерная ухмылка хитрого опоссума. — К чему ты клонишь? — спросила хрипловатым от внезапно возросшего внутри волнения Линда, ибо не могла поверить, что слышала такие слова именно от Оскара. Да от кого угодно они бы звучали логичнее! Ох уж эти же женщины из поселений! Любая рейдерша давно бы уже всё поняла и времени бы даром не теряла. Что ж, хочет романтики — пусть получает. — К тому, что с той ночи ты у меня из головы не выходишь, — сказал Нэш, слегка отпуская медвежью хватку, потому что бить его вроде как передумали. — И мне с тобой хорошо… не только в постели, короче. Линда так и смотрела на него, пытаясь поймать нотки сарказма, но казалось, впервые за всю жизнь Оскар был серьёзен… Ну, может во второй раз, после того, как догадался о связи Карла и Беррингтон. В ответ на это заявление, Барлоу негромко рассмеялась. Она вовсе не высмеивала чужие чувства или эти чёрные глазки, смотрящие на неё и похожие на щенячьи, нет, просто вся ситуация была похожа на один большой анекдот — собрались как-то поселенка и рейдер выпить… Нащупав в кармане комбинезона вещицу, которую на самом-то деле взяла случайно, или, может, хотела убедить саму себя, что случайно, Линда с улыбкой показала Оскару тёмно-золотое колечко — то самое, от бутылки бурбона, когда налётчик вдруг решил сделать ей «предложение» той ночью, которую, как он сам признался, не мог выбросить из головы. — «Не родилось еще такой бабы, что женит рейдера!» — припомнила поселенка слова Оскара, имитируя его хвастливую речь. Удивленно глянув на колечко, которое, Оскар был уверен, Линда должна была вышвырнуть в окно сразу после его ухода, рейдер взял его и надел на безымянный палец Барлоу. Всё также велико, потому что пальцы ее должны были быть толщиной с горлышко бутылки, чтобы оно пришлось по размеру, а они у нее были тонкие, хотя и жесткие и натруженные. Не забыть бы спереть где-то ей безделушку впору. — Только корешу моему не говори — какой пример я малому подаю? — улыбнулся он, глядя как крашеный алюминий поблескивает в свете масляной лампы. — Для всех остальных я всё еще холостяк, ладно? — Как жаль, я-то ждала, что ты предложишь провести церемонию в Уайтспринге, и чтобы священником была Гроберг, — фыркнула Барлоу, и уголки её губ приподнялись в улыбке. — И что ты, наконец, примешь душ, наденешь комбинезон и будешь сажать кукурузу неподалёку от Опоры. Рейдер скривился, как если бы ему предложили закусить фирменный кратерский «ёрш» жгучим перцем, и откинулся на спинку дивана. — Я передумал. Вали-ка ты отсюда, царица полей, — проворчал он, но его руки лишь притянули девушку еще ближе, и он вцепился ей в волосы, слегка прикусив шею, но на этот раз не стал оставлять засосов — ему не нравилось, когда её тонкая шейка закрыта от его глаз шарфом. — Я бы посмотрела на тебя в рабочем комбинезоне, а не этом рейдерском барахле, — хмыкнула та, податливо придвигаясь ближе. Рука, сжимавшая правое плечо Оскара, скользнула ниже, и поселенка провела тонкими пальцами по трём длинным шрамам, что тянулись до самого локтя мужчины. Кажется, такой след мог оставить какой-нибудь огромный мутант, вроде яо-гая, но из битвы вышел лишь один победитель, получив в качестве доказательства своего триумфа огромную рану, которая, впрочем, уже давно затянулась тонкой рубцовой тканью. Хотелось разглядеть и татуировки, но было темно, а Нэш не дал ей времени на созерцание. — А я бы посмотрел на тебя вообще без всякого комбинезона, — отзеркалил Оскар, стягивая одну из лямок фермерской формы Линды ей на плечо. Рейдер привык жить одним днем, и все эти разговоры, даже в виде шутки вызывали у него легкую дрожь. Хотя нельзя было назвать это чувство страхом, потому что дожить до такого будущего в связи с Чумой Горелых он не видел возможным. Просто типам навроде него второй раз так повезти уже не могло. Линду до сих пор смущало то, что в прошлый раз они были оба сильно пьяны и помнили ночь лишь мутными образами. Можно ли считать, что сегодня секс случится на трезвую голову? Можно ли вообще считать, что на трезвую голову поселенка согласна отдаться мужчине, которого раньше так сильно ненавидела? Пока Оскар, с её позволения, расстегивал лямки комбинезона, послушно спустившегося до пояса, оставляя Линду лишь в серой рубашке, сама женщина провела второй рукой по растёпанным рыжим волосам, пыльным и грязным, но все ещё сохраняющими этот цвет пожара, похожего на тот, что разгорался между ними сейчас. — Может, хоть на следующее утро что-то запомнишь, — выдохнула она.

***

В Убежище подъем обычно был в десять утра, и Дебби не сомневалась, что от этой привычки резиденты еще не успели отучить себя в Саттоне. Так и оказалось: когда она проснулась с восходом солнца и выглянула в окно, снаружи не было никаких признаков жизни, так что девушка со спокойной совестью вернулась греться под теплый рейдерский бок. Однако спать уже не хотелось, и Дебора уже на трезвую голову прокручивала в голове события прошедшего дня, будто кино. Последствия драки драки в баре, конечно, не заставят себя ждать, и вскоре ее наверняка будут называть не только проблемной, но и опасной, а то и вообще попытаются выгнать — уж Луиза непременно позаботится об этом. Ох, да она бы даже готова была извиниться — лишь бы не создавать проблем делегатам, которым отчитываться придется перед этой стервой Беррингтон. Больше всего Дебби опасалась за Келвина: если из-за нее разрушится этот шаткий союз, в котором рейдеры и так болтались ненадежно, как шатающиеся конструкции космической станции Кратера, у парней будут большие неприятности. Поэтому в предстоящем разговоре с Барбо Дебора собиралась взять на себя все грехи мира и пообещать сделать что угодно, лишь бы не свести на нет все старания делегатов. Глядя, как спит ее любимый мужчина, Дебби по-детски подложила сложенные ладони под щеки и вспоминала восторг на его лице, когда она дала отпор, как он сказал, что горд за нее, и как назвал ее Деборой Олдридж. Это публичное заявление звучало нагло, дерзко… и чертовски пугающе! Дебора Олдридж. Фамилия Доу таковой не являлась — просто временное обозначение до тех пор, пока у потерянного ребенка не находились родители или опекуны, но у Дебби их не оказалось, и буквы прикипели к ней, как кристаллы к черной коже горелого. За двадцать пять лет никто не сделал ее частью своего рода, а Кел бросил это так походя, словно для него это не было высшей ценностью, как для Деб. Девушка понимала, что он сделал это больше для того, чтобы уесть Луизу, что использовала фамилию Доу скорее как оскорбление, и чтобы защитить честь Дебби, и всё же… И всё же, Келвин никогда не говорил лишних слов. Что бы это ни значило, для девушки это было слишком быстро. Она же даже не призналась ему в любви, не провела с ним первую ночь. Нужно было сделать хотя бы что-то из этого, прежде чем она могла решиться назвать себя Деборой Олдридж хотя бы мысленно. Как бы там ни было, приставать к Келвину за объяснениями она больше не будет — вдруг он напугался так же, как и она, и им понадобится два окна в разных сторонах комнаты, чтобы сбежать друг от друга? И тем не менее, девушка восприняла произошедшее как знак. Сигнал к тому, что нужно переходить с Келвином дальше, к более смелым шагам, и для начала, разрядить это напряжение внизу живота, которое, казалось, скоро захватит уже всё тело и разорвет девушку на части, если она затянет. Сны Келвина всегда были какими-то спутанными, быстрыми и яркими, мешаниной воспоминаний, чувств и страхов, от которых он обычно пытался убежать, закрывая где-то в глубине сознания и надеясь, что однажды эту выдуманную дверь не сорвёт с петель, потому что за ней находилось так много всего, что это, пожалуй, могло свести с ума. Перевернувшись на другой бок, рейдер выдохнул, начиная просыпаться. Сразу же нахлынули яркие картины прошлого дня: «подружки» Дебби, чужие руки с длинными ногтями, покрашенными лаком, что касались его груди… Отражение сверкающего ножа в глазах Доу… «Дебора Олдридж», — вспомнил он собственные слова и сел так резко, что голову немного сдавило. — Блять… — шепотом выругался тот, потерев виски, а затем заметил, что девушка лежала рядом и уже явно давно не спала. — Э-э… то есть, доброе утро. В этих прекрасных глазах небесного цвета застыл явный вопрос, и прежде, чем резидентка успела уточнить, всё ли нормально, парень нервно улыбнулся, проведя рукой по растрёпанному ирокезу. — Не обращай внимания, мне… Мне показалось, что я голос Торпа услышал. Как спалось? «Ещё хуже отмазку надо попытаться придумать», — мысленно ударил себя Келвин. — Снилась какая-то дичь, будто я бегаю по Убежищу 76 с ножом, — ухмыльнулась Дебби. Судя по столь резкому пробуждению, Келу снилась она — бегающая за ним в свадебном платье и выкрикивающая его фамилию, требуя жениться. Сев рядом, она мягко поцеловала Келвина в губы, вдыхая носом родной запах, а затем отстранилась, запуская руку в его волосы, напоминавшие солнечные лучики. Она пыталась настроиться на разговор, но не хотелось огоршивать его еще сильнее сразу после пробуждения. — Ты немного оброс, — улыбнулась она, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы. — Точно не хочешь доверить мне свои чудные волосы? Обещаю, в этом деле я точно не напортачу. — Только тебе бы и доверил, — с хитрой улыбкой сказал Келвин, после чего положил руки на плавный изгиб талии девушки, притягивая Дебби к себе. Он нежно потёрся носом о макушку резидентки, вдыхая знакомый запах уайтспрингского шампуня, который все ещё не выветрился с этих тёмных локонов. Немного склонившись над Дебби, рейдер, придерживая её за талию, прошептал той на самое ухо: — Тебе и твоим ловким пальчикам… Ну вот, опять! От бархатного голоса и его горячего дыхания от мочки уха по затылку поползла приятная дрожь, а тело податливо качнулось вперед, желая немедленно избавиться от всей одежды и прижаться к чужой обнаженной коже. Дебби нервно заерзала, чувстуя себя медленно закипающим котлом эмоций и ощущений. Подозревая, что рейдер может раскусить ее возбуждение, она постаралась мягко отстраниться, хотя вырваться из хватки этих цепких пальцев было задачей нереальной. — Кел, слушай, нам надо поговорить, и я предупреждаю, что буду очень сильно краснеть, так что обещай не смеяться, ладно? — пролепетала она, ища спасение в сонных ореховых глазах, обрамленных ворсом густых ресниц. Отпустив Дебору, парень непонимающе моргнул, уставившись на неё. И о чем таком она хотела поговорить? Лишь бы не о свадьбе и детях, потому что тогда Келвин точно выйдет в окно и спрыгнет с веранды, а потом пешком дойдёт до самого Вашингтона, лишь бы подальше от таких тем. — Я попытаюсь, — пообещал он, слегка кивая, стараясь не показать, что скорее начал сильно нервничать. Заламывая руки, Дебби втянула носом воздух и взглянула на Келвина, который наверняка раньше не видал двадцатипятилетних девственниц. Она и сама не очень понимала, как умудрилась сохранить ее после Коди и того грязного рейдера Форреста, но факт оставался фактом — невинность осталась и наличием своим очень раздражала, равно как и неопытность. Дебби долго подбирала слова под испытующим взглядом Келвина, который, кажется, порядочно напрягся. Решив говорить прямо, как предпочитали делать все выживальщики, она подняла на него глаза и выпалила: — Кел, я хочу заняться с тобой сексом так сильно, что скоро взорвусь, но проблема в том, что у меня ни разу не было мужчин, вот! Выдав это предложение на одном дыхании, Деб опустила плечи и поморщилась, чувствуя как алая краска смущения щедро покрывает лицо. Едва не поперхнувшись воздухом, Олдридж озадаченно почесал затылок и отвёл взгляд. Пожалуй, он был готов услышать всё, что угодно, но не настолько прямые новости. Конечно, рейдер давно заметил, какой неуверенной была девушка во время их первого поцелуя, как она, казалось бы, напрягалась во время их первых объятий ночью… Но что б девственница! Келвин наивно полагал, что просто в убежищах люди больно правильные, и секс у них, как говорится, по расписанию и правилам… Теперь-то картина складывалась. Любой мужчина уже бы хлопал его по спине, поздравляя, что он сорвал себе «нетронутую ягодку», но вдруг ко всему прочему прибавилась ещё одна ответственность за то, чтобы первый раз Дебби был особенным и нежным. «Ты уверен, что у вас, ну… Разъёмы сойдутся?» — голос Пола, друга из Кратера, стал последним гвоздем в крышку гроба. И все же, Келвин нашёл в себе силы глянуть на Дебору, которая, казалось, вот-вот лопнет от стыда, а значит, пора бы попытаться успокоить её. Театрально упав на постель, парень положил руку на лоб, нервно засмеявшись. — Святые ружья, у тебя было такое лицо, что я уже о непорочном зачатии подумал и выбрал имена внукам! — Ну я же просила не смеяться! — обиделась Дебби, пихая его в бедро, а потом схватила одну из подушек и спрятала в нее красное, как спелая тошка, лицо. Медленно выдохнув, Келвин придвинулся к Дебби и сел рядом, аккуратно приобняв. — Эй, не обижайся, я просто… Ох, и напугала ты меня! — рейдер аккуратно поцеловал резидентку в макушку. — Извини, на пустошах встретить «чистеньких» — все равно, что найти Аппалачинское Сокровище. Кел заправил прядь тёмных как смоль волос за ухо девушки и прижал её к себе, стараясь быть нежнее после таких вестей. Дебора явно представляла себе свой первый раз не в грязном мотеле заброшенного городка, где буквально за стеной спала бывшая ее парня. И как бы у самого налётчика из Кратера не становилось тесно в штанах, похоже, придётся ещё подождать. Однако сама уже-не-Доу всё ещё пряталась в подушке, будто бы призналась в чем-то постыдном и позорящем. — Что насчёт… Как их называли?.. Планового свидания, вот, — предложил Олдридж, мягко погладив красную как томат Дебби по спине. — Мы вернёмся в Уайтспринг, потребуем у Беррингтон за все старания лучший номер и бутылочку вина… — Звучит неплохо, — гулко прозвучало под толщей дешевого синтепона, и Дебби наконец-то подняла голову. — Но ты ведь… тоже этого хочешь? Дебби иногда казалось, что она еще чувствует своем теле отголоски тех прикосновений Форреста, и будто Келвин тоже мог ощущать их. Из-за этого она сама себя ощущала отталкивающей, не понимая, почему рейдер, привыкший брать всё и быстро, до сих пор не пытался пойти дальше поцелуев или объятий. — Как бы тебе сказать… — неловко начал парень и отвёл взгляд в стену, от которой отклеивались грязно-жёлтые обои в цветочек. Заметив, что Дебби волнительно рассматривает его лицо, словно бы неправильно всё поняв, Келвин тут же поторопился признаться. — Ох, чёрт… Да с самого первого дня я… Ты вообще знаешь, как на тебе смотрелся тот комбинезон?! Рейдер слегка покраснел, ибо не думал, что когда-то придётся объяснять красивой девушке то, что она красивая — на пустошах такие знали себе цену, и часто не стеснялись называть её прямо. — Так вот зачем ты согласился взять меня с собой — чтобы пялиться на мою грудь в этом комбинезоне? — Дебби заливисто рассмеялась, поддевая его плечом. — Даже жаль теперь, что я его выбросила. Стало как-то легко, и испепеляющее смущение постепенно сменилось на то ощущение легкости, которое девушка испытывала, когда перешучивалась с Келвином. А еще легче ей стало от вида его зарумянившихся щек, что делало его больше похожим на мальчишку, чем на сурового выживальщика, что убивал одним движением, но так тяжело находил слова для выражения своих чувств. — Ты не можешь винить меня в том, что я засматриваюсь на красивую девушку, которой явно кое-где комбинезон был тесноват, — скрестив руки на груди, Келвин улыбнулся и тихо фыркнул. — Либо он сам порвался бы, либо я бы его порвал. Просто ты первее от него избавилась. — Надеюсь, ты бы сделал это на мне, — неожиданно брякнула Дебби и тут же опять покраснела — да что же с ней сегодня? — Похоже, мы оба не очень ценим имущество «Волт-Тек», — добавила она, вспомнив как избавилась от своего дефектного пип-боя. Поправив волосы, она постаралась выдохнуть и договорится с колотящимся сердцем. Что ж, по крайней мере, с одной проблемой разобраться удалось — осталось только сдержать себя и раньше времени не выпрыгнуть из штанов аж до самого Уайтспринга. Нелегкая задача, но похоже, Келвин всерьез настроился сделать все романтично, а ради такого Дебби готова была подождать еще пару дней. Вот бы только все проблемы в Саттоне решились побыстрей! Рассмеявшись, Келвин отпустил девушку из своих объятий. Наверное, теперь ему стоит быть осторожнее, потому что Дебби вела себя так, словно вот-вот могла его изнасиловать. — Давай-ка лучше подготовимся к встрече с этой твоей Смотрительницей, пока есть время, — предложил он, слегка поддев локтем краснеющую Дебби.

***

Когда Дебби и Келвин вышли из мотеля, Саттон уже частично проснулся. Сегодня было пасмурно, облака окрасились в цвет старого свинца, и казалось, что небо решает обрушить на мир дождь или нет. Несколько резидентов, попавшихся по пути в дом Барбо, смотрели на Дебби с некоторой опаской, а бармен Стив так и вовсе перешел на другую сторону улицы. Впрочем, девушка не выглядела расстроенной по этому поводу — они и раньше опасались ее. Просто в Убежище 76 она могла взорвать петарду в общественном туалете, а теперь — перерезать чью-то яремную вену. — Похоже, они теперь думают что я какой-то маньяк, — хохотнула она, когда они с Келом подходили к лестнице, ведущей на гору в дом смотрительницы, а миссис Миллер отвела взгляд и сделала вид, что забыла что-то там, откуда шла. — Люди также сторонились рейдеров с Вершины Мира. Особенно Гурманов, — заметил Келвин, не обращая никакого внимания на зевак. Если тебя боятся, значит, уважают, а это было единственной важной вещью в мире после апокалипсиса. Подъем по лестнице, и перед ним снова предстал белый домик с цветочными клумбами, креслом-качалкой и валяющимся на веранде расстроенным банджо, на котором едва ли кто-то играл в последнее время. Дебби постучалась в дверь, вновь беря позицию «лидера делегации», пока рейдер предпочитал стоять немного позади, словно телохранитель, нанятый за сотню крышек. — Думаешь, она проснулась? Убежищные, похоже, любят дремать по пятнадцать часов в сутки, — тихо усмехнулся Олдридж. — Что-то я не помню, когда в последний раз я дремала пятнадцать часов в сутки, — Дебби зевнула в ладонь и постучалась снова. Пару минут они стояли в тишине и слушали, как ветер хлопает полуистлевшим американским флагом, развевающимся над верандой. Вскоре щелкнул замок. Виктория Барбо не выглядела сонной: пожалуй, она была даже бодрее, чем ее гости. Ее синий комбинезон был образцово-безупречным, платиновые волосы тщательно уложены, за стеклами очков блестели живые карие глаза. — Дебора, я ждала… — поначалу обрадованный голос вдруг помрачнел. — Я ждала, что ты придешь одна. — Смотрительница Барбо, Келвин здесь не как делегат… — поспешила объяснить Дебби, но Виктория уже успела сощуриться, буравля рейдера тяжелым взглядом. — А как кто? — нахмурилась она. — Как парень, — честно ответил Келвин, приобняв стоявшую подле него низкую девушку, взирая на Смотрительницу уверенно, но не забывая про дружелюбную улыбку. Раз уж им придётся остаться здесь ещё на некоторое время, то нет смысла выстраивать всю эту официальщину и соблюдать субординацию. Лучше пусть все знают, кто ударит их ножом в живот, если они попробуют снова навредить Дебби. Несколько секунд Виктория рассматривала этого высокого парня, что возвышался над Деборой, как волк над котёнком. В нынешних реалиях она разбиралась пока плохо, но вот в людях — прекрасно. Лицо у Келвина молодое и красивое, но вот взгляд — это был взгляд человека, пережившего к своим годам столько, что многие не испытывали и за всю жизнь. Барбо каждой клеточкой тела ощущала исходящую от него опасность, но грозила она отнюдь не Деборе, которая жалась к нему, ничуть не боясь. — Дэв, — прервав паузу, обратилась она к роботу. — Принеси еще одну чашку в гостиную, пожалуйста. Пришлось впустить обоих — ей необходимо было поговорить с Деборой как можно скорее, а без парня та говорить откажется — не было в Убежище, упрямее этой девочки. На столе стоял пузатый чайник, Дэвенпорт ставил третью чашку на столике со стороны дивана, а в центре… — Торт! — благоговейно прошептала Дебби, учуяв нежный аромат шоколадного торта, заполнившего собой всю кухню. За всю жизнь ей удавалось попробовать этот десерт всего два или три раза, но она навсегда запомнила этот божественный, сладкий вкус. Торт аппетитно поблескивал шоколадными боками, и всё в обстановке намекало на длинную беседу. Не сводя глаз с лакомства, Дебби присела на диван. Обстановка заманивала остаться в ней, но это и напрягало: что такое могла обсудить с ней смотрительница, если у них не было совсем никаких точек соприкосновения? Сев рядом, Келвин с озадаченным видом рассматривал блюдо, которое пахло очень странно, шоколадом, как те сладкие батончики, которые очень редко удавалось найти в Вирджинии неиспорченными. Он взглянул на Дебору, что одним взглядом, казалось, уже поедала десерт, и негромко спросил: — Что такое «торт»? Сладости были большой редкостью в Аппалачии, а шоколад так вообще найти труднее, чем рабочего робота-охранника с полной гранатницей. Форма напоминала круг пирога, как те, которые встречались на очень старых буклетах с рекламой семейных ресторанов. Теперь-то рейдер знал, что дети на картинках радовались «торту», правда, зачем в еду втыкали зажжённые свечи, Келвин всё равно не понимал. — Это такой десерт, он… чем объяснять — лучше один раз попробовать, — шепнула Дебби ему на ухо, пока хозяйка дома разливала по чашкам ароматно пахнущий мятой и мелиссой чай. — До Войны я часто пекла торты, пироги и прочие сладости, — сказала Виктория, забирая у Дэва нож из клешни-манипулятора и лично вонзая его в идеальную гладкую шоколадную шапку. — К сожалению, на посту Смотрительницы мне пришлось об этом забыть — не было времени. Приятно знать, что навыки кулинарии не забылись. — На пустошах теперь… немного другие рецепты, — заметила Дебби, вспомнив похлебку из кротокрыса с овощами. Рот у нее наполнился слюной, когда она увидела, как сочный кусочек ложится с ножа на ее тарелку, а затем — на тарелку Келвина. Было как-то дико — сидеть в одной гостиной с Барбо и Келвином и пить с ними чай. Даже дома-то Дебби бывала у смотрительницы в кабинете исключительно для получения очередного нагоняя, а теперь стала будто взрослая дочь, что приехала навестить мать и познакомить ее со своим парнем. Мысленно она взмолилась, чтобы в Виктории не проснулись материнские чувства, как у Дженис — сестринские, и она не начнет пропесочивать ее насчет отношений с рейдером. «Из чего вообще можно такое сделать? Откуда у них шоколад?» — задумался Келвин, рассматривая кусочек торта, что лежал на тарелке. Вспомнилось то самое утро в гараже, когда парню пришлось доставать из рюкзака Дебби кучу вещей, вроде комиксов и книг… Неужели люди из убежища притащили с собой шоколад, и даже не понимали, насколько ценным он мог бы стать? Запах чая был гораздо привычнее, напоминая поля и леса, где росло много самых разных цветов, растений и кустарников, многие из которых имели приятный аромат. Едва различимые нотки мяты были ему знакомы, правда, собирали её редко, предпочитая скорее то, что можно использовать для приготовления мазей, лекарств… или наркотиков. Рейдер коротко взглянул на смотрительницу — для своих лет она выглядела действительно неплохо и создавала впечатление умного человека. Последнее, пожалуй, пугало больше всего, потому что смотрела она на Келвина не очень по-доброму, и наверняка о чём-то догадывалась, а может, хотела спросить, но решила не делать это так в лоб, сразу на пороге. — Ешьте, — скупо улыбнулась смотрительница. — Я на минуту. Кажется, Барбо не доверяла ни воришке Деборе, ни малознакомому мужчине с нарисованным черепом на груди — оставила бдительного Дэвенпорта за ними присматривать. Глядя на то, как парень гипнотизирует тарелку, словно та могла ожить и наброситься на него, Дебби коротко хихикнула, подцепила чайной ложкой кусочек своей порции и поднесла к его рту. — Попробуй, это не отрава, — улыбнулась она. — Я же ела твоего тушеного кротокрыса. Вообще-то, было бы очень смешно, пережив Великую войну, первую Чуму Горелых и противостояние с Опорой, умереть, отравившись тортом на чаепитии. Но если Дебби доверяла Виктории, значит, беспокоиться можно было чуть меньше, чем обычно. Парень послушно попробовал торт, долго пережёвывая, словно пытаясь оценить вкус, вот только тот ни на что не был похож, и сравнить его можно было разве что с тем батончиком, которым его когда-то угостила резидентка на… Хэллоуин, кажется, так она это назвала. — Какой сладкий… — отметил Келвин, совсем не привыкший к подобному, и хлебнул чая, чтобы запить. — И часто у вас в убежище ели такое? Большим пальцем Дебби смазала капельку шоколада с краешка его губы и слизнула языком. — Ну, другие дети получали торт раз в год на дни рождения, а мне пару раз удалось украсть… — Деб поспешно глянула на Дэва. — То есть, угоститься. Она тоже попробовала торт и зажмурилась от удовольствия: сладкий, сочный, так разительно отличающийся от всей еды, к которой она уже привыкла на пустошах. Дурацкая детская привычка придумывать чужую доброту подкинула Дебби мысль: смотрительница решила с опозданием так поздравить ее с прошедшим днем рождения, но девушка тут же ее отбросила — никто не помнил, что она родилась в день конца света. Жизнь, возникшая среди смерти. — Надеюсь, получилось сносно, — заметила Барбо, возвращаясь в гостиную. В руках у нее была прямоугольная ярко-синяя папка с жёлтым логотипом «Волт-Тек» — стилизованным под шестеренку убежища. Невольно засмотревшись на Дебби, пожалев о том, что девушка не решилась слизнуть шоколад прямо с губ, парень сразу же отвёл взгляд, едва в комнату вошла Смотрительница. Чем-то эта женщина напоминала Келвину Дженис — такая же сдержанная, ходит с бумагами… И имеет неприязнь к рейдеру. Неудивительно, что эти двое так хорошо поладили во время встречи вчера вечером. Положив папку на подлокотник, Виктория прижала ее рукой и закинула ногу на ногу, глядя на гостей из-под оправы своих стильных очков. Дебби почувствовала, как по позвоночнику бежит невидимая сороконожка. Невольно она выпрямилась, будто всё та же нашкодившая девчонка, стоявшая на красном ковре перед дубовым столом. — Прежде чем приступать к главной теме нашей встречи, я бы хотела обсудить то, что произошло вчера в баре, — начала Барбо, и Дебби поспешно сглотнула остатки торта, запивая чаем. — Могу я услышать твою версию, что там произошло? — Луиза первая начала, — по детской привычке огрызнулась Дебора, и в общем-то, была права. Смотрительница вздохнула ровно так же, как и много лет назад. — Столько воды утекло, а вы с Луизой так и продолжаете враждовать, сколько можно? — вздохнула она, ставя чашку на столик. — Неужели вы не можете найти общий язык, что вы там делите? Дебби скрестила руки на груди и надулась. — Мне с ней делить нечего, — голос ее стал ожесточеннее, лишившись детских ноток и приобретя больше стальных — пустошных. — Она пыталась мне навредить, я посоветовала ей этого не делать, вот и всё. — При помощи поножовщины? Да как вообще ты дошла до такого?! — Барбо повысила голос. — Дебора, ты чуть не зарезала ее! В Убежище 76 не терпят насилия. Не терпят? Дебби расхохоталась. Всё было как обычно — версия Дебби была никому не нужна, потому что ее уже заранее сделали виноватой, а то, что Луиза схватила ее за волосы и собиралась приложить головой об стол — такая правда никого не волновала. — Просто вы не видели видеозаписей из комнат, где не установлены камеры, — процедила она сквозь зубы. — Не слышали криков там, где нет микрофонов. Но это не значит, что насилия не было. Келвин резко положил руку на плечо Деборы, понимая, что та начинает распаляться, а они пришли сюда вроде как не устраивать ссоры — чего доброго, ещё девушке достанется. В этот раз парень был рядом с ней, и он был готов заступиться, пусть и не методом насилия, к которому привык, но на пустошах и болтовнёй порой можно добиться чего-то. Во всяком случае, как бы Барбо ни пыталась выглядеть серьёзной и жёсткой, по сравнению с той же Гроберг она казалась не опаснее опоссума. — Во-первых, вы уже не в Убежище, а во-вторых, на шейке Луизы не осталось ни царапины, — заметил Келвин, стараясь говорить серьёзно, настолько, насколько мог. Раньше он бы руку себе сломал, лишь бы не становиться марионеткой в политических играх, но стоит сказать спасибо одной резидентке, что теперь это казалось не таким уж пугающим… ну, во всяком случае, не всегда. Взгляды Келвина и Виктории высекли искру, когда столкнулись, но затем женщина всё же повернулась к Дебби — Мы уже не Убежище, это верно, но живем по его законам, пока не написаны новые. Как часть нашего общества, ты должна их соблюдать. Рука Кела сильнее сжала её плечо — держи себя в руках! Однако Дебби просто захлебнулась словами, которые могли из нее вырваться в ответ на заявление смотрительницы. Это она-то «часть общества»? Та, которой даже не дали фамилии. Та, кого бросили в День Возрождения и не научили ничему, что позволило выжить в одиночку. Заявление было слишком возмутительным, слишком сбивающим с ног, чтобы девушка могла что-то ответить, так что она просто опустила глаза, кипя от гнева и вонзившись ногтями в ладонь. Что-то никто из «благородных возрождателей пустоши» не бросился на помощь девушке, которую тащили за волосы, подумал Келвин, не сдержав ехидного смешка. И никто из них не попытался уладить конфликт в зачатке — сидели тихо, как крыски, радуясь, что бьют не их. И смотрительница была ничем не лучше — вызвала на ковёр к себе одну Дебору, хотя могла поговорить с обеими разом, как это обычно делала Гроберг, решая разные конфликты, которые становились настолько серьезными, что ей приходилось обращать на них внимание. — Кажется, теперь я понимаю, — слегка нахмурившись, мрачно сказал Олдридж, немного склоняясь вперёд. — Когда Дебби сама смогла защититься, вам это не нравится, но когда она больше всего нуждалась в защите, никого рядом не было… И вас тоже. Парень скрестил руки на груди, внимательно взирая на женщину, чувствуя, что и у него внутри вскипает гнев. Голос рейдера наэлектризовал комнату, ореховые глаза в этот момент были такими пристальными, что Виктории пришлось отвести взгляд. Слова его ударили больно, потому что смотрительница тоже говорила их сама себе и не раз, но тут же включался другой «волт-тековский» голосок, который возражал ей, что интересы коллектива всегда важнее индивида. — Нас было почти пять сотен человек, — сказала она, переведя взгляд на Дебби, что смотрела куда-то на ковер и заламывала руки. — Мы слишком поздно заметили, что тебя нет, и не могли вернуться. — Может, тогда вы вернуться и не могли, но что мешало вам помочь ей хоть раз за двадцать с лишним лет? — спросил её Келвин, замечая, что Барбо упорно пытается вновь заговорить именно с Дебби, казавшейся беззащитным ребёнком, которого давили авторитетом старшие. Может, и хорошо, что у рейдеров авторитет надо завоевать не возрастом, а поступками, потому, не давая женщине снова отмахнуться какими-то речами про «всеобщее благо», он резко продолжил. — Вы жили за огромной железной дверью весом в несколько тонн, у вас всегда были еда и вода, всегда была крыша над головой. И не думаю, что каждый день люди в убежище задавались вопросом, кто следующим должен взять ружье и пойти на убой, пытаясь достать хотя бы немного запасов, чтобы остальные прожили ещё неделю, — рейдер фыркнул, потому что говорил, как есть, и как он помнил те ужасные месяцы после Великой войны, полные страха и отчаяния. — Так что я ни за что не поверю, что ни у кого среди пяти сотен человек не нашлось бы времени, чтобы просто выслушать Дебби. У вас оно есть и сейчас, но вы ведь уже приняли другую сторону, не так ли? Выслушав монолог, в котором этот яростный рейдер смешал не только боль за девушку, которую он, очевидно, любил, но и свою собственную, Виктории оставалось лишь тихо вздохнуть. Они с Деборой никогда не были близки, хотя изначально Барбо даже хотела назвать ее своей дочерью. Но тогда все так закрутилось, завертелось, сгорело в горниле Великой войны, и совсем не было времени на крошечное существо в бельевой корзине. Не нашлось его и дальше, этот парень был чертовски прав. — Хорошо, — кивнула Виктория. — Я готова выслушать. Дебби медленно подняла глаза. Она чувствовала, как потряхивает Келвина рядом с ней, и он будто забрал весь ее гнев на себя, потому что всегда считал, что она должна быть выше этих низменных эмоций, оставив ей лишь лишь один вопрос: — За что? Русые брови Виктории приподнялись над тонкой оправой очков. — Что ты имеешь в виду? — непонимающе спросила она. — Не вы виноваты в том, что я осталась в Убежище. Келвин нашел меня и обучил всему, так что это всё уже не важно, — до этого дребезжащий голос Деборы вдруг окреп. — Мне интересно другое: почему с самого начала со мной обращались так, словно я пустое место? До семи лет я росла в медблоке, пока меня просто не выкинули, выдав свою комнату, как будто хотели забыть о моем существовании. Ни опекуна, ни приемного родителя, ни просто взрослого, который мог бы чему-то меня научить. Плохой я была или хорошей — всем было всё равно. Вот поэтому я и спрашиваю — за что? Как-то невовремя прилетел Дэвенпорт и начал собирать пустые чашки и блюдца, лишая гостиную уютной обстановки. Напряженная, выжидающая тишина, сгустившаяся пока возился робот, стала гробовой. Барбо прикрыла веки, и перед глазами детально всплывал тот день — день великой скорби и лишений невообразимого масштаба. День, когда умер мир. — Я думала, что справлюсь с тобой, — отрывисто сказала Виктория. — Но я не справилась. Грянула Великая война, двери закрылись, и на мои плечи легла ответственность за пять сотен людей, потерявших все: семью, дома, любимых, — она сжала зубы, стараясь изгнать из головы тот факт, что и она потеряла кое-кого очень дорогого. — Я должна была справиться с общей скорбью, ужасом и паникой, чтобы Убежище 76 не погрузилось в хаос. «Пять сотен важнее одного», — оправдывала она себя тогда, повторяла, пока это не вошло в привычку и не стало ее догматом, что работал до сей поры. — Я доверила тебя людям, которые с этим не справились, и они переложили эту ответственность на других, а те на третьих. И когда… когда всё наладилось, ты стала уже совсем взрослой. Я уже не знала, как подступиться к проблемному подростку, когда и у самой было столько забот. В голосе Барбо звучала боль, такая же, какую испытывали все люди до единого, все, кто знал прошлый мир или хотя бы помнил, что он существовал. «Все страдают от своих потерь, Келвин», — полный печали материнский голос вынудил парня отвести взгляд в окно, за которым сияло яркое солнце. — «Все чувствуют боль, даже самые ужасные люди». Рейдер понимал, что он тоже был этим самым ужасным человеком, и даже Дебора ещё не знала, насколько. И всё равно он страдал, когда-то чуть меньше, когда-то чуть больше, но та рана, что зияла на душе, не хотела покрываться грубой багровой коркой, она продолжала кровоточить день ото дня, и, казалось, ни одна повязка или губка не могли бы остановить это. И тогда же в груди всплыло другое чувство — зависть. Чёрная, отвратительная и липкая зависть к тем, кто нежился в убежищах, считая себя мучениками из-за потерь, даже не понимая, что такое настоящие потери, когда ты смотришь, как умирают близкие, не в силах им помочь, когда смотришь, как толпа горелых разрывает человека на части, когда узнаешь, что единственный родственник… Тяжело выдохнув, Келвин мысленно захлопнул ту дверь, из которой лезли все эти тёмные чувства. Он думал, что победил их, но нет — они всё ещё горели внутри, ожидая момента, когда можно сжечь всё вокруг. И, может, однажды парень бы сломался, как ломались сотни других до него, а кровоточащее сердце бы иссохло. И когда в сердце уже нет крови, ты берёшь её у других… Так делали Кровавые Орлы. И так мог бы делать и он, но в его жизни появилась Дебби — маленькая принцесса, лучик света среди непроглядного мрака. «У меня никогда и никого не было ближе, чем ты, — тоненький голосок Дебби всплыл в сознании сам собой, как успокоительное, кусочек льда, приложенный к раскалённому лбу. — Если бы не ты, я бы…» Она тогда так и не закончила предложение, а Келвин так и не поправил её. Нет, это без неё он бы наверняка сдался, позволив пустошам себя поглотить. Пожалуй, лишь в такие моменты понимаешь, что готов лично дать Беррингтон тебя пристрелить, или позволить Гроберг разорвать тебя на части… Да хоть самому сходить в Ватогу к Орлам — что угодно, только бы помочь Деборе. Деборе Олдридж. Чувствуя, как напрягается плечо девушки, парень мягко взял её ладонь, слегка сжав. Может, и не нужно опекать её — Барбо права. Но её нужно поддержать: позволить поплакать в грудь, зацеловать эти мягкие бледные щёки, просто быть рядом. Сделать то, что так и не смог никто другой из тех, кто должен был стать ей ближе всех. Дебби почувствовала, как дрожит рука Келвина, сжимающая ее ладонь чуть грубее обычного, и накрыла ее своей. Она прекрасно помнила, его красивые глаза стекленели, выражая этот «взгляд на тысячу ярдов», когда он вспоминал то страшное время, когда мир погрузился в панику и подобно жуткому хтоническому чудовищу исторгал из своего чрева одного монстра за другим. Разница была в том, что его ад был снаружи, а ад смотрительницы Барбо — за толщей надежных стен и совсем иного рода. — Спасибо, — сказала Дебби тихо. — Мне нужно было это услышать. «Неужели было так сложно объяснить мне всё это раньше?» — подумалось ей, но потом девушка осознала, что вряд ли восприняла всё это правильно до того, как попала на поверхность и не осознала, сколько опустошающей на самом деле была Война и как мало шансов на человечность она оставила выжившим. Правда легла на плечи тяжелым шерстяным одеялом, создав лишь духоту, но не принося облегчения. Впрочем, такое сразу не переваривается, но хотя бы из жизни Дебби исчез этот большой вопрос, а значит, было меньше поводов изводить себя и постепенно двигаться дальше, не таща за собой, как якорь, шестеренку двери в Убежище 76. Смотрительница лишь кивнула, после чего медленно достала из-под локтя ярко-синюю папку. Уголки прочного картона слегка потрепались, словно ее открывали много раз, женщина смотрела на логотип «Волт-Тек» так, будто стилизованная дверь сейчас оживет и отодвинется, выпуская наружу маленьких человечков в синих комбинезонах. Облизнув пересохшие после нелегкого монолога губы, Виктория решилась перейти к тому, ради чего она вообще позвала к себе Дебору. Ради правды, которую она бы узнала в День Возрождения, если бы не потерялась. — Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь, — вздохнула она, и сердце у смотрительницы сжалось в тугой комок, когда она встала и протянула папку Дебби, а после вернулась в свое кресло. — И надеюсь, меня сможет простить она. По взгляду Дебби Келвин быстро понял, что она растерялась, не понимая, о чём речь, но всё же раскрыла папку, желая узнать, что хранилось внутри. В бумажной волоките он не смыслил почти ничего, да и писал обычно с некоторым трудом, но благодаря тому времени, что провёл с Дженис, знал — только самые важные документы хранили в папках, которые украшали логотипы, герба или флаги. На титульном листе Дебору встретила цветная фотография, с которой на нее смотрела молодая женщина примерно ее возраста, одетая в комбинезон Убежища. Черные волосы аккуратно собирала на затылке изящная деревянная палочка, полные губы тронула едва заметная и улыбка, слегка оттеняющая строгий взгляд синих глаз. «Университет «Волт-Тек», Моргантаун, Западная Вирджиния, 2077 год. ДОСЬЕ: Имя: Фелисити Честертон Возраст: 25 лет Семейное положение: не замужем Дата выпуска: 2075 год Специальность: официальный представитель корпорации «Волт-Тек», глава и руководитель Убежища Статус: кандидат на должность Смотрителя Убежища 76 / Убежища 94» Далее шли еще десятки строк: группа крови, состояние здоровья, физические данные, умственные способности, результаты психологических тестирований, семейный анамнез и еще куча-куча информации. В руках у Дебби оказалась целая жизнь человека, кропотливо перенесённая на бумагу. Углубляться в чтение всех листов, которых тут явно было больше полусотни, девушка не посчитала нужным, так как не понимала, зачем Барбо вообще сунула ей эту папку. — Кто она? — Дебби подняла глаза от листов, перебросилась взглдядами с Келом, и оба они непонимающе уставились на Викторию. Та улыбнулась какой-то странной, грустной улыбкой, словно растягивать губы ей мешали две огромные гири, заставлявшие их опускаться вниз. — Ты так похожа на свою мать, Дебора. Сдержаться, чтобы не закашляться и не выругаться в манере Оскара, Келвин сейчас считал своим самым большим достижением в жизни. Парень вновь уставился на женщину на фотографию, такую молодую… И чертовски похожую на Дебору, если хорошо присмотреться. Цвет волос, разрез глаз… Даже губы, казалось, идеально совпадали. А затем взгляд метнулся к строчкам выше, выловив среди них «Убежище 94». «Упокой господь их души», — порой выдыхала Дженис, когда рассказывала о Спасателях, смысле своей жизни, но тогда Келвин слушал, честно признаться, в пол уха, больше предпочитая рассматривать девушку и её тело, которому так шёл лабораторный халат… Одно понятно — если в пустошах не гуляли люди в сине-желтых комбинезонах, называя рейдеров «плохими парнями» и восхищаясь святошами из Уайтспринга, значит, случилось что-то очень плохое, и парень даже подозревал, что именно. То же, что и с Вершиной Мира. Увидеть свою мать, да еще и в том же возрасте, что и она сейчас — Дебби ощущала себя очень странно. Она часто представляла родителей, рисовала их рядом с собой на детских рисунках лет до семи, пока не поняла, что они так и не придут. Потом, насмотревшись довоенных шпионских фильмов, вообразила, что они — секретные агенты, которые не могут показаться ей на глаза ради ее же безопасности. И вот — смотрела на почти точную свою копию и чувствовала… какое-то разочарование, наверное. Фелисити Честертон. Так вот какой была настоящая фамилия Деборы… — Почему ее не было было в Убежище 76? — задала она прямой вопрос, потому что прекрасно понимала, что вряд ли Барбо может знать, где сейчас мать и жива ли она вообще. — Мы обе учились в университете Волт-Тек и претендовали на звания смотрителей… Но её определили не в в семьдесят шестое, а в девяносто четвёртое, — со слабой, грустной улыбкой рассказывала женщина, смотря на Дебору, и будто бы видя в ней свою старую подругу. — Но ей бы не позволили войти в убежище с ребёнком на руках… Поэтому она попросила меня взять тебя, чтобы спасти от войны и смерти. Рассказывать девочке о том, как принималось это тяжелое решение, Виктория пока опасалась. Она отлично помнила, как через полчаса после падения первых бомб на Землю, Уолтер Рид, отец Дебби, привез новорожденную дочь к дверям в Убежище 76, так как они с Фили заранее готовились к этому. Фили даже не успела с ними попрощаться: уже летела в Убежище 94 на вертолете «Волт-Тек». Барбо спрятала девочку в кладовке, а потом, помятуя актерский кружок в средней школе, играла лучшую в своей жизни роль шокированной смотрительницы, которая и понятия не имела, откуда в бельевой корзине взялся младенец. — Когда-то мы враждовали с ней, как и ты с миссис Бэйкер, — улыбнулась Виктория своим воспоминаниям. — Но потом мы забыли старую вражду и стали так дружны, что она доверила мне тебя. Жаль, что я так плохо справилась. Прозвучало это так обреченно, что Дебби стало жаль Барбо. Все-таки она выжила и росла в безопасности, лишенная тех травм и боли, что испытал Келвин, которому не было места в убежище. Однако, сейчас ей было не до сочувствия, потому что информация била в набат в голове, которая стала раскалываться надвое. Сжав виски, Дебби еще раз взглянула на фото девушки, что казалась ей совершенно чужой. — Интересно, что стало с тем убежищем… — задумчиво пробормотала она, особо ни к кому не обращаясь. Стиснув зубы, Келвин отвернул голову, чувствуя, как напряглись плечи. Он надеялся, что Дебби, слишком хорошо его знающая, не заметит этого, потому что парень не хотел губить вдруг зародившийся шанс девушки встретить свою мать. Даже странно, что Дебора не обрадовалась таким новостям, но в целом Келвин прекрасно её понимал — когда живёшь всю жизнь один, и вдруг объявляется кто-то, кто должен был быть рядом всё это время, испытываешь скорее шок и непонимание. Смотрительница же продолжила, поправив свои очки. — Согласно предписаниям «Волт-Тек», Убежище 94 должно было открыться через пять лет после войны… И вскоре после этого смотритель обязан направиться в центр аграрных исследований, чтобы внести в терминалы все данные, полученные с экспериментов, которые проводили в убежище. — А мой отец — кто он? — спросила Дебби. Виктория вздохнула. — Уолтер Рид. Инженер, технический эксперт «Волт-Тек». Он был талантливым, но недостаточно выдающимся, чтобы получить место в одном из убежищ. В день Великой войны он остался на поверхности, и о его судьбе мне ничего неизвестно. Дебби рассеянно водила кончиком ногтя по синему картону в своих руках. Еще пару дней у нее не было никакой фамилии, а теперь — сразу две. Еще вчера она считала себя круглой сиротой, а теперь знала имя отца, смотрела на фото матери и даже знала, где ее искать. Всё это не укладывалось в гудящей голове. Правда слегка разочаровала: мать оказалась очередным человеком, для которого нашлось нечто более важное, чем Дебби. — И зачем вы говорите мне об ней только сейчас? Почему не дома? — серо-голубые глаза были похожи на два кристаллика льда. — А что бы ты могла сделать, расскажи я тебе о ней в убежище? — карие глаза Барбо метались от под веками, не находя покоя. — Дверь не открылась бы раньше Дня Возрождения, и это бы сводило тебя с ума. Поэтому я приняла решение, что неведение в данном случае лучше. Дебби не знала, как лучше: знать, что мать оставила тебя лучшей подруге, а сама предпочла другое убежище, или изводить себя детскими фантазиями о том, что родители на самом деле не бросили ее, а просто не имели иного выхода. — Теперь ты знаешь и можешь попытаться найти Фили, если захочешь, — смотрительница попыталась говорить мягче, но девушка вскинула голову: — Нет. Светлые брови Барбо приподнялись двумя дугами. — Нет? — Нет, — Дебби захлопнула папку и выпрямилась. — Прошло двадцать пять лет. Здесь творился ад и она наверняка мертва. Нет смысла ее искать. — Эй, неужели пропустишь такой шанс получить ответы на все вопросы? — вмешался Келвин, и положил ладонь на предплечье Дебби, слегка его сжав, и постарался ободряюще улыбнуться. — Я тебя не узнаю, Семьдесят Шесть. Отчасти парень мог понять чувства резидентки — он сам никогда особо не спрашивал о своём отце, ибо считал, что знал достаточно — тот бросил их с матерью, предпочтя семье алкоголь и саморазрушение. Узнай рейдер, что тот жив, и пальцем бы не пошевелил, потому что даже по лицу этого человека бить — жалко костяшки. Так и мать Дебби, которая оставила дочь, и, видимо, сочтя свою работу выполненной, решила уйти в другое убежище… И все же, что-то не клеилось, словно в пазле не хватало кусочков. Келвин смотрел в эти небесно-голубые глаза серьёзно, словно пытаясь встряхнуть и сказать «не принимай сторону заранее, не будь, как Барбо». Дебби одним уголком губ улыбнулась ему в ответ, потому что Келвин давненько уже не называл её Семьдесят Шесть. Это было прозвище глупой девочки-прилипалы, что задавала тонны вопросов, но чем больше она спрашивала, тем страшнее становились ответы. Теперь они обрушивались на нее сами, уже даже без всяких вопросов, а ей хотелось увернуться от них, как от падающих булыжников. Что она найдет в этом аграрном центре спустя двадцать лет? В худшем случае, скелет женщины в синем комбинезоне или горелую, что плетется к ней подобно той резидентке из 96-го. В лучшем — незнакомку, которая, как и Барбо, расскажет грустную послевоенную историю о том, что ей было не до ребенка. Хватит — одно из важнейших слов в жизни, и Дебби пора было сказать его, хотя бы самой себе. Мягко, но настойчиво сняв руку Келвина с предплечья, Дебора поднялась и положила папку с досье матери на кофейный столик. — Спасибо за чай, за торт, за то, что выслушали, и за правду о матери, смотрительница Барбо, — Дебби произнесла это в одной тональности, словно чай и мать по важности были примерно на одной позиции. — Но мне нужно идти. — Дебора… — начала было Виктория, тоже приподнимаясь, но девушка одним резким движением ладони, рассекающей воздух, будто пригвоздила ее к креслу. Или ее остановил ожесточенный взгляд серо-голубых глаз, что раньше будто были раскрыты навстречу всему миру. — С меня хватит, — отрезала Дебби и вышла в коридор. Ветерок от хлопнувшей двери взъерошил волосы оставшихся сидеть в гостиной, и три глаза робота-помощника Дэва сощурились от такой вопиющей невежливости. «Не уверен, что чаепития должны заканчиваться так», — со вздохом подумал Келвин и встал. — Спасибо за всё. Я схожу, проверю как она, — негромко сказал он, направляясь к выходу, однако уже у самой двери его окликнули, и рейдер остановился, обернувшись и непонимающе глянув на Смотрительницу, подняв одну бровь. Она вышла в прихожую, прижимая к груди досье и выглядела извиняющейся, будто случайно сделала его свидетелем семейных разборок. — Келвин, вы… — Барбо замялась, а затем протянула ему папку. — Вы можете придержать это у себя и как-то повлиять на Дебору? Я надеюсь, ее содержимое поможет ей понять, почему ее Фили так поступила. Всё-таки она ее единственный родственник… «Вот только не скидывайте эту головную боль на меня», — хотел бы ответить ей Келвин. Хотел бы, но не мог. Мир не бывает чёрно-белым, и такими не бывают люди. «Все страдают от своих потерь», — повторила мать, вынуждая рейдера бережно взять эту папку, и заглянуть в глаза женщины, что стояла перед ним. — Я могу попробовать… Но ничего не обещаю. Да и Дебби сейчас нужно всё это переварить… — неловко ответил он, попытавшись улыбнуться. Смотрительница оглядела высокого рейдера с ног до головы. Судя по его виду, последнее, чего он хотел в этой жизни — это быть здесь и ввязываться во всю эту дипломатию, хотя говорить он умел красиво и складно, иносказательно, как настоящий политик. Такие в довоенном США добивались больших успехов, а здесь же — успешно выживали. Она наклонила голову, скрестив руки на груди. — Похоже, вы за месяц сделали для Деборы больше, чем я за двадцать пять лет. Как бы ни сложились дальше отношения между нашими фракциями — я хочу сказать вам за это спасибо. «Отношения между фракциями» пока что складывались нормально, раз уж резиденты считали рейдером «плохими парнями» и «панками» из довоенных комиксов, а не убийцами и вымогателями, но Келвин уже понимал, что едва ли Гроберг посмеётся, когда узнает, как именно и из-за кого парень хвостиком побежал в Уайтспринг, а там ввязался в политику и прикрывал хвост Оскара. Кажется, им обоим открутят головы. — Люди на пустошах должны порой помогать друг другу, — пожал плечами Олдридж. — К тому же, у вас ещё достаточно времени, чтобы сделать что-то для Деборы. Кивнув на прощание, Келвин направился на улицу, попутно убирая папку в сумку, собираясь найти Дебби.