Sora no Shinju – Жемчужина небес

      

Часть 5. Кобе-1

      

***

      Мураки Кадзутака курил у открытого окна своей токийской квартиры, наблюдая за огнями мегаполиса. У него был, конечно, фамильный особняк, построенный ещё прадедом в конце XIX века. Он располагался в живописном пригороде Токио, и за ним присматривал Сакаки. Однако у Мураки была ещё и квартира, а точнее так называемые апартаменты, на одном из последних этажей небоскрёба в Синдзюку с прекрасным видом на город.       Это был один из тех современных жилых комплексов из стекла и бетона, в которых помимо квартир, как меблированных, так и нет, имелись собственная парковка, бассейн, тренажёрный зал, бар, несколько ресторанов с панорамными окнами, просторное лобби, уставленное мягкими диванами и креслами, с книжными шкафами для приятного досуга. И, кроме того, бог весть с чем ещё – Мураки никогда не интересовался полным перечнем услуг.       Всё это располагалось в двадцати-двадцати пяти минутах езды до работы (без пробок, по платной дороге) и, конечно, стоило баснословно дорого. Особенно с учётом того, что Кадзутака останавливался здесь, лишь когда у него были ночные дежурства или много другой работы, или когда пробка из города была столь плотная, что легче было повеситься в машине, чем стоять в этом аду.       Разумеется, куда проще и дешевле в таких случаях было снимать небольшую меблированную квартиру или номер в отеле, но здесь можно было всё обставить на свой вкус, а Кадзутака любил удобство и комфорт, да и с деньгами проблем не имел.       Он был успешным, востребованным врачом, много зарабатывал и, благодаря своему имени и признанию, мог бы работать в любой частной клинике, но предпочитал максимально перегруженную больницу при университете Токио недалеко от парка Уэно, где иной раз было приятно прогуляться после тяжёлой рабочей смены. И там он всерьёз вознамерился со временем стать заведующим хирургическим отделением.       Обращались к Мураки и частным образом, подобно главе семейства Куросаки. Или тому же Какёйну.       Вспоминая о последнем… Свою долю от нелегальных трансплантаций Мураки, как и все участники той, неприятно памятной, истории, тоже имел. Хотя искушение швырнуть эти деньги в лицо наглому политику всё же было, Мураки сдержался, иначе, вполне вероятно, в территориальных водах Фукуоки всплыл бы не труп неизвестного китайца, а его собственный. Разумнее было продолжать любезно улыбаться, а деньги пустить на месть, что он и сделал и, пожалуй, ни о чём не жалел.       Кроме того, в силу своей деятельной натуры, он всегда находил себе приключения: прошёл почти год с тех пор, как его выписали из больницы в Киото, и ровно одиннадцать месяцев и двадцать дней с тех пор, как он последний раз видел Цузуки…       Стоял конец августа – крайне жаркая и душная пора в Японии, когда все спасаются кондиционерами, не смотря на жуткую дороговизну электроэнергии. Кондиционер в квартире Мураки, впрочем, сейчас был выключен. Одно из преимуществ жить так высоко – это прохладный ветерок, задувающий в распахнутые окна, это не считая великолепного вида на суетящийся внизу город.       Мураки решал непростую задачу: как быть с ужином. Одна только мысль о том, чтобы спуститься в это царство раскалённого асфальта и удушливого воздуха, пусть даже до ближайшего супермаркета рукой подать, вызывала у доктора головную боль. Как вариант, можно было заказать что-нибудь с доставкой на дом или сходить в один из ресторанов в самом здании, но там в это время полно народа.       И пока Кадзутака размышлял, чему отдать предпочтение: ожиданию заказа или раскалённой мостовой, а потом ещё и готовке (а от плиты веет далеко не прохладой), ему вспомнилось, что завтра с утра у него резекция почки. Сама по себе операция, с точки зрения Кадзутаки, несложная, но сегодня одной медсестре стало плохо от жары и она прямо, где стояла, начала сползать в обморок. Мураки едва успел перехватить зажим из её пальцев, которые по идее должны были ослабеть, но вместо этого вцепились ещё сильнее. Несмотря на все кондиционеры в здании больницы, работающие на всю мощь, в операционной – самое настоящее пекло.       Неожиданный звонок в дверь прервал поток мыслей доктора. В это время он никого не ждал. И вообще, честно говоря, никого не ждал. Впрочем, на их этаже уже несколько раз за месяц случались проблемы с электричеством из-за чрезмерной нагрузки.       Затушив сигарету, доктор направился в переднюю. Однако, открыв дверь, Мураки встретился взглядом с синими глазами высокого шинигами.       «Повелитель Теней, – вспомнил его Кадзутака. – Тацуми, кажется».       На его пороге оказались не представители домовладельца и не работники энергетической компании. Там его ждали боги смерти. В количестве четырёх штук.       Повелитель Теней стоял у самой двери, следующим Мураки заметил того привлекательного блондина, одетого менее официально, нежели секретарь Мэйфу. Мальчишка с недовольным видом прятался у них за спинами, а дальше… Сердце Мураки пропустило удар, когда он увидел уставившегося в пол Цузуки.       «Надо же, какие вежливые, позвонили, а могли и так просочиться», – мелькнула у Кадзутаки невольная мысль.       – Пришли всем коллективом? – вместо приветствия сказал он. – Боитесь, по одному не справитесь?       Доктор Мураки совершенно не планировал сегодня умирать. Не планировал, не собирался и не желал! Тогда, почти год назад, был готов к этому и возражений не имел. Но не теперь. Однако у небесной канцелярии, похоже, были свои идеи на этот счёт.       «Видимо, завтра операцию по резекции почки придётся делать кому-то другому», – мрачно подумал Мураки.       Умирать не хотелось совершенно, но Кадзутака решил, что не будет сопротивляться. Возможно, это была минута слабости, но жара и какая-то внутренняя усталость накатили с такой силой, что противиться не хотелось. Да и смысл? Смерть ведь везде найдёт, скрывайся ты от неё или нет.       Скрываться у Мураки желания тоже не было.       – Мы пришли поговорить, Мураки-сан, – произнёс Тацуми, проходя внутрь первым.       – А если вам не понравятся результаты этого разговора? – решил уточнить Кадзутака. Он чуть посторонился, чтобы пропустить незваных гостей.       – Тогда, скорее всего, мы вас всё-таки убьём, – заверил его секретарь.       – Изумительно! – произнёс доктор, твёрдо глядя в глаза секретарю и стараясь не смотреть на Цузуки. Нет, ему очень бы хотелось в тот момент знать, что по этому поводу думает фиолетовоглазый шинигами, но кинь он взор в его сторону, и это выглядело бы, словно он ищет защиты у него, так, по крайней мере, мыслил Мураки, а допустить подобного он бы себе не позволил. – Хотелось бы чуть больше конкретики, – почти весело добавил он. – Хотелось бы всё-таки знать, мне заказывать еду на дом или не напрягать курьера, так как до ужина я не доживу?       – Я могу приготовить что-нибудь… – раздался вдруг робкий голос Асато.       – Холодильник пуст, – отрезал Кадзутака, всё так же не отрывая глаз от Повелителя Теней, хотя очень хотелось послать ободрительный и благодушный взор в адрес его более приветливого коллеги.       – И правда не стоит, – проронил Тацуми, – от стряпни Цузуки у вас гораздо больше шансов умереть.       «Из его рук я даже яд готов выпить назло вам!» – с тоской подумалось доктору.       – Что ж, проходите. Поговорить, так поговорить, – сказал он вслух, приглашая богов смерти в гостиную.       Квартира была довольно большой по меркам Токио, хотя, конечно, бывают апартаменты и пообширнее у всяких там якудза, например, или медиа-магнатов, что зачастую иногда одно и тоже. Однако половина токийцев от такой квартиры, состоящей из нескольких больших, комфортабельных комнат, не отказалась бы.       Просторная гостиная была логически разделена на три зоны: зона отдыха, где вокруг изящного стеклянного столика были расставлены удобные кожаные диван и пара кресел тёмно-коричневого цвета; рабочую зону с письменным столом у окна и книжными шкафами вдоль стен по обе стороны от него; и обеденную – чуть в стороне, рядом с дверью в кухню, примостился гарнитур тёмного дерева.       – Садитесь, – пригласил доктор и, после того как секретарь и светловолосый шинигами разместились на диване, занял одно из кресел.       Хисока с видом, как будто это всё его не касается, рассматривал книги на полках, Асато же встал за диваном, из чего Мураки сделал вывод, что переговоры будут вести двое из них, остальные, очевидно, в расчёт не принимаются.       – Мураки-сан, – начал секретарь, – вы слышали о серии жестоких убийств, происходящих сейчас в Кобе?       Кобе был большим промышленным городом к западу от Киото и стоял на побережье внутреннего моря.       – Допустим, слышал. И? – Мураки откинулся на спинку кресла, закинув ногу на ногу и дерзко глядя в глаза говорившему. – Причём здесь я? – Нет, он-то, конечно, догадывался…       – При том, что мы подозреваем вас.       – На каком же это основании? – Мураки даже не пытался придать тону хоть сколько-то любезности. Обойдутся!       – На основании ваших прошлых деяний, – охотно пояснил Тацуми.       Глаза доктора гневно сверкнули.       – Каких деяний?! – воскликнул он. – Я не…       – Цузуки рассказал нам о мотивах ваших прошлых поступков, – мягко перебил его Ватари и, наверное, хорошо, потому что Кадзутака не знал, что бы следовало сказать дальше. Что он не убивал? Но он убивал. Что он не был маньяком? Но его поведение в те дни было сродни маниакальному. – Но мы не во всё склонны верить.       – Я никогда не был в Кобе, – холодно ответил Мураки. – И когда бы я успел? У меня полно работы.       – Но вы и не обычный человек, – в тон ему ответствовал Тацуми. – У вас неопровержимое алиби на момент убийства профессора Сатоми, хотя мы точно знаем, что это вы его убили.       Кадзутака мельком глянул на фиолетовогоглазого шинигами, но тот пристыжено смотрел на свои руки, лежащие на спинке дивана. Понятно, что это он рассказал об этом остальным богам смерти. Он – честный, он не смог бы скрыть. Мураки не винил его. Какой в этом толк? Но сложившаяся ситуация его неимоверно раздражала.       Доктор поднялся, принёс с подоконника сигареты с зажигалкой, а также пепельницу. Снова устроился в кресле, закурил. И всё это в полной тишине, ни на кого не глядя.       – Хорошо, – заговорил он наконец, выдыхая дым. – Вы меня подозреваете. Дальше что?       – Мы хотим, чтобы вы поехали с нами в Кобе и приняли участие в расследовании, – огорошил Тацуми доктора.       Глаза Мураки, впившиеся в бесстрастное лицо секретаря, потемнели, как небо перед грозой.       – Если я откажусь?       – Тогда мы вас убьём, – пожал плечами Сэйичиро.       Мураки зло сжал в кулаке тлеющую сигарету. Не отрывая взгляда от лица секретаря, бросил её в стоящую на столе пепельницу, но не попал, засыпав пеплом ковёр цвета кофе с молоком.       – Убивайте! – произнёс доктор неожиданно и резко. Он сидел ровно, задрав подбородок упрямо и гордо. – Прямо сейчас. Я даже с места не тронусь, чтобы защитить себя!       Кадзутака видел, как вытянулось лицо блондина, сидящего рядом с Тацуми. Да и сам секретарь с трудом удерживал маску невозмутимости. Лёгкая тень удивления всё же проскользнула в его взгляде. Мальчишка у стеллажей с книгами неестественно замер, вслушиваясь и вглядываясь в их группу краем глаза. Пальцы Цузуки с силой стиснули спинку дивана рядом с плечом блондина. Всё это Мураки подмечал машинально – в груди его клокотали гнев и чувство какого-то вопиющего произвола.       – Вы думаете, я не понимаю, что вы планируете? – между тем негодующе продолжал доктор. – Вы отвезёте меня туда, где совершаются преступления, заставите участвовать в этом фарсе, сделайте так, чтобы следы моего пребывания оказались там, где вам надо, а потом повесите всё это на меня! И со спокойной совестью от меня отделаетесь. Уж лучше убейте меня сразу! А пятнать моё имя я вам не позволю!        Молчание длилось одно бесконечно долгое мгновение, первую половину которого Мураки ждал, что вот-вот вокруг него обовьются тени, неумолимо затягиваясь вокруг горла; а вторую половину, чувствуя неожиданное, возможно, временное облегчение, начиная догадываться, что, похоже, у богов смерти нет санкции, позволяющей убить его здесь и сейчас.       А тем временем секундная стрелка настенных часов отбила всего двадцать раз.       – Мы так не собираемся поступать! – послышался тихий, но решительный протест Цузуки. В его искреннем взгляде Кадзутака прочёл обиду подобным недоверием. Но то обстоятельство, что сам Асато верил в то, что говорил, не означало, что остальные будут столь же честны, думал Мураки. Но хотя бы один шинигами был на его стороне.       – Цузуки прав, – вежливо начал блондин. – Нам нужна ваша помощь в этом деле, Мураки-хан. Его обстоятельства весьма необычны и запутанны. И тот метод, который мы избрали для его решения, требует вашего непременного участия.       Мураки перевёл взгляд на Цузуки, тот слегка кивнул. Секретарь в это время сверлил доктора цепким проницательным взглядом, изучающе и недоверчиво.       – Хорошо, – произнёс Мураки. Он закурил и снова удобно откинулся на спинку кресла. – Я выслушаю вас. – Ему и вправду стало любопытно.       – Что вам известно об этом деле? – первым делом спросил Тацуми.       – Лишь то, что говорили в новостях, – выдержанно ответил Кадзутака, прекрасно понимая, что тот пытается поймать его на чрезмерной осведомлённости. – Обнаружены тела десяти или около того молодых мужчин со следами истязаний. По словам пресс-секретаря полицейского управления Кобе, все они были зверски замучены, однако подробности не разглашались в интересах следствия. – Доктор помолчал, затянулся, уставился в окно поверх голов богов смерти. Брови его хмурились, между ними залегла складка. Он с самого начала нутром чуял здесь что-то необычное. – В том числе и причина смерти жертв…       Разглядывая Мураки сейчас ни Ватари, ни Тацуми не могли найти ни следа нервозности или чего-нибудь ещё, что вызывало бы подозрения. Он был серьёзен и задумчив.       – И что вы думаете по этому поводу? – закинул секретарь ещё один пробный камень.       – По-видимому, подробности убийств настолько шокирующие, что их предпочли умолчать. Может, вы всё-таки посвятите меня в детали? Или так и будем ходить вокруг да около? – нетерпеливо добавил доктор.       – Всего было найдено двенадцать жертв, – сказал Тацуми, поправляя очки и не спуская с Мураки подозрительного взгляда. – Мужчины от двадцати пяти до тридцати лет. Все, за исключением двух. Те были старше, но не выглядели на свой возраст. Полицейский профайлер в своём заключении сделал вывод, что убийца выбирает в качестве жертв людей, которые выглядят на двадцать пять-двадцать шесть лет. Остальные, видимо, не отвечают вкусу убийцы. Кроме того, все они были очень красивы, но при этом совершенно не похожи друг на друга, что озадачило профайлера: обычно маньяк выбирает жертв, исходя из каких-то определённых черт. Социальный статус и сфера деятельности у всех них тоже совершенно разные.       – Возможно ли, что действуют несколько разных убийц? – поинтересовался Мураки. Дело начинало его увлекать.       – Нет, – категорично заявил секретарь. – Способ убийства один и тот же.       – Подражатель?       Но секретарь лишь покачал головой:       – В крови всех жертв были обнаружены следы одного и того же наркотика, а также очень небольшая доля яда.       – А конкретнее?       – Мескалин и мышьяк. Мескалин – это вещество, которое содержится…       – …в пейотном кактусе, – перебил секретаря Мураки. – Я знаю, я использовал его.       Он неторопливо взял со стола пепельницу, затушил сигарету, вернул на место. Что именно они от него ждут? Как много он должен говорить? Откинувшись на спинку кресла, Мураки упёрся локтями подлокотники и, соединив кончики пальцев, некоторое время задумчиво разглядывал незваных гостей, переводя взгляд с одного на другого.       Мальчишка Куросаки упорно его не желал замечать и, если задуматься, казался сердитым. Очевидно, он был недоволен тем, что они пришли сюда. Асато же выглядел виноватым, и, вероятно, чувствовал себя неловко, словно ощущал вину за то, что привёл всех сюда. А это именно он их перевёл, неожиданно понял доктор. То, что переговоры вели совершенно другие, не отменяло этого факта, просто ни Повелитель Теней, ни тот второй, доктору не доверяли и тоже были не в восторге от происходящего.       «Впрочем, нет, – одёрнул себя Кадзутака, – секретарь, безусловно, в деле. И вся эта идея, если не целиком, то частично, его. Цузуки больше похож на добровольца».       Оставалось лишь выяснить, что именно они затеяли.       – Пейот не самый обычный наркотик. И не самый простой, – продолжал Мураки. – Очень странный выбор для маньяка. На каждого человека он действует по-своему: кто-то видит себя разъярённым волком, а кто-то – милым котиком, кто-то вообще – предметом; кто-то видит какие-то события из прошлого, а кто-то – из вероятного будущего; а у кого-то он вызывает навязчивые суицидальные мысли. Причём, найти таких самоубийц бывает крайне сложно – они могут надёжно спрятаться, проявляя прямо-таки чудеса изобретательности. Известен случай, когда бесследно пропала группа из двухсот человек. – Доктор помолчал немного, позволяя присутствующим осознать масштаб последствий, и продолжил: – Кроме того, не существует единого, универсального рецепта. То, что не подействует на одного, другого – убьёт.       – Но вы же как-то его использовали, – мягко напомнил Ватари, пытливо заглядывая доктору в глаза.       Заметив его интерес, Мураки вдруг вспомнил, что именно он изобрёл ту штуку в Киото «Гляделка-кун» или что-то в этом роде.       – Я его несколько усовершенствовал.       – Вы сами его пробовали? – это уже Тацуми.       – Нет, конечно, – отрезал Мураки. – Я опробовал его на Цубаки-химе, намереваясь усугубить её болезнь и воспользоваться ею как орудием своей мести.       – И вы так просто об этом говорите? – скептически вскинув бровь, холодно осведомился секретарь.       – Я уже признался в этом Цузуки, какой смысл скрывать от вас?       Говоря всё это, Кадзутака понимал, как он, должно быть, выглядит в их глазах. Но, что сделано, то сделано. Каким бы чудовищным ни казался его поступок, он рассматривал его как самооборону. Настоящим монстром была Цубаки – милая, хрупкая девушка, убивающая столь изощрённо.       – Вы устроили настоящую бойню на корабле! – возмущённо прошипел Тацуми, доказывая, что своего маньяка он уже нашёл и вряд ли будет искать кого-то ещё. – Вы убили пятерых человек!       – Я убил одну безумицу! – парировал Мураки. – Признаюсь, я планировал застрелить и Абико-кун, но Цубаки добралась до него раньше. – Этого он не рассказывал Цузуки. – Он ведь недаром стянул у Ходзё-сан тот браслет Вакабаяши с микрочипом и компроматом. Он прекрасно знал, что и зачем делает. А вы, правда, думали, что он был поклонником её таланта? – Губы Мураки исказила презрительная полуулыбка. – Она была бездарной актрисой!       Он больше не смотрел на гостей, но даже не глядя, мог вообразить слегка растерянный вид учёного (Ория сказал про него, что он – неплохой малый, хотя такой же наивный, как и Цузуки, если не больше), ледяной взгляд секретаря и сердитый – мальчишки. А вот Асато… Почему-то в этот момент Кадзутака совершенно не мог представить взор Асато, обращённый на него. Но наверняка тот был расстроен циничным тоном, с которым говорил доктор. С другой стороны, он знал, что толкнуло Мураки на эти поступки, и был способен его понять, пусть даже не приемлет насилия.       – Пейот, найденный в крови убитых в Кобе, тоже был видоизменённым, – выдал тут Тацуми свой козырь, а может, один из козырей.       Немного поколебавшись, Кадзутака потянулся за новой сигаретой. В любом случае, всё шло к тому, что у никотина было ничтожно мало шансов его убить. Боги смерти стояли в этой очереди первыми. И оптом.       – Это ни о чём не говорит, – проронил он. – Пейот может достать любой, кому не лень. Надо лишь отправиться в Мексику. А если человек при этом ещё разбирается в химии и фармакологии… Одним словом, это не доказывает мою причастность.       – Её с лихвой доказывают ваши поступки! – воскликнул Тацуми, хлопнув ладонью по колену так что, сидевший рядом Ватари вздрогнул от неожиданности.       Видимый глаз доктора сузился.       – Не надо читать мне нотации и предъявлять претензии! – неожиданно зло вскричал он. – У меня тоже полно претензий и к богам, и к творцам этого мира! Куда мне их предъявить?       – Вы не имеете права обвинять высшие силы! – возмутился секретарь.       – О? – недобро протянул Мураки, впечатав в того сердитый взгляд. Грудь доктора негодующе вздымалась, ноздри гневно раздувались. – То есть они имеют право играть с человеческими судьбами, а я, надев маску собственного правосудия, нет? Вы – такие же, как и я! – убеждённо заявил доктор. – И не вам меня хоть в чём-то упрекать! Как долго вы бы разбирались в деле Марии Вонг? И что ещё успела бы натворить её мамаша? Кто её должен был остановить? Полиция? А как скоро вы бы вышли на Вакабаяши и Какёйна без моего вмешательства? Из вас такие же сыщики, как из меня – порядочный человек! Так что, делайте своё дело, а я – буду делать своё. Так, как считаю нужным! Всё остальное – бессмысленная риторика, не способная принести кому-либо пользу.       – Даже если «делая своё дело», мы посчитаем необходимым вас убить, Мураки-хан? – это был светловолосый учёный. Секретарь ненадолго умолк, ошеломлённый всплеском доктора. На остальных Мураки не глядел, обнаружив, что в запале смял и сломал сигарету.       – Ваше право, – буркнул он, стряхивая пепел с белого пиджака и отправляя обломки в пепельницу. – Вы так и не озвучили причину смерти. От чего они все умерли? Яд, наркотик?       – Кровопотеря, – негромко проронил Тацуми.       – Истязания? – деловито осведомился доктор. Светскость продолжавшегося дальше диалога совершенно не вязалась с только что произошедшее перебранкой.       – Нет, – ровно отвечал Повелитель Теней. – Почти вся кровь была удалена через две ранки на шее.       У Мураки холодок пробежал по спине. Понятно становилось, почему они здесь: обстоятельства преступлений, как в Нагасаки, редкий наркотик, как на корабле, яд, к которому у Мураки иммунитет. Он сам говорил об этом Асато. Красивые мужчины, наконец. Раз Кадзутака столько лет гонялся за Цузуки, почему бы ему не переключиться на других.       – Если бы это был я, – холодно усмехаясь, начал он, – тот я, которым вы меня считаете, прежде чем убить, полагаю, я должен был бы их изнасиловать?       Ответом ему был долгий выдержанный взгляд секретаря, и Мураки вдруг понял, что здесь чего-то недоговаривают. Причём не ему одному: остальные тоже смотрели в явном недоумении.       – Ладно, – вздохнул Кадзутака, – чего вам от меня понадобилось?       – Нам необходимо, чтобы вы наложили на Цузуки похожее проклятие, что и на мальчика, – ответил за присутствующих учёный.       Здоровый глаз Мураки сделался огромным от изумления.       – Вы соображаете, что говорите?! – искренне возмутился он. – Чтобы ваше начальство потом обвинило меня в том, что я проклинаю шинигами? – И внезапно осознав, изменился в лице. Возраст, внешность… – Погодите, вы, что же, хотите сказать?..       – Цузуки будет приманкой…              Тишина сделалась гробовой. Озвученная учёным фраза повисла в воздухе, как молот над наковальней, – вот-вот он обрушится, и тогда мало не покажется!       – Вы соображаете, что говорите? – шокировано повторил доктор Мураки, растерянно оглядывая собеседников, поочерёдно наткнувшись на подозрительно-скептический взгляд секретаря, упрямый и решительный – Асато и хмуро-недовольный – Хисоки. С последним Кадзутака был абсолютно солидарен.       – Нам необходимо, чтобы вы видоизменили проклятие, – извиняющимся тоном начал Ватари, – таким образом, чтобы всегда могли бы знать месторасположение Цузуки.       Мураки, не глядя на него, кивнул.       Ватари в этот момент внимательно изучал лицо доктора. Маска невозмутимости спала с него, и тот сейчас плохо себя контролировал, позволяя предположить, что его чувства не наигранны. Мураки сейчас смотрел куда-то за спину двум шинигами, сидевшим на диване, и Ютака полагал, что знает, к кому прикован взор доктора.       Ватари и самому всё это не понравилось уже, когда Тацуми огласил идею, что кто-то должен изобразить возможную жертву. Асато моментально вызвался, мотивируя это тем, что его очень трудно убить. Тогда он ещё добавил, заметно тише: «спросите у Мураки, он подтвердит». И Ютаке показалось, что за этим стоит нечто большее, чем намёк о пережитом похищении и стрессе.       Тацуми, понятное дело, сразу обвинил в преступлениях Мураки, но Цузуки неожиданно принялся его защищать. И они сцепились. Именно поэтому Тацуми сейчас такой недовольный и взвинченный, а Цузуки немногословный. Сэйичиро полагал, конечно, что доктор всё наврал Цузуки.       «Но кто же будет врать перед лицом смерти?» – подумал Ватари.       Со слов Асато, доктор был уверен, что шинигами пришёл за его жизнью, а потому Цузуки не сомневался, что тот был абсолютно честен.       Хисоке тоже всё это не понравилось с первой же секунды. А ещё он сердился и дулся. И Ватари не мог понять, на кого сильнее: на Тацуми, предложившего такую идею, Цузуки, отчаянно защищавшего Мураки, или на самого доктора, ведь, насколько Ютака успел понять, в прошлом между мальчиком и Мураки оказалось всё не так однозначно.       – А если маньяк окажется умнее нас? – произнёс Кадзутака. Его взгляд зацепился за взгляд аметистовых глаз, и отвезти взор он был не в силах. Он не знал, чего ему в тот момент хотелось сильнее: прижать к груди и расцеловать этого честного, наивного шинигами, или избить так, чтобы этот герой со склонностью к самопожертвованию неделю не смог бы ходить и искать себе неприятности. Хотя всё равно ведь найдёт. – А что если он окажется не простым человеком? – Было кристально ясно, почему они избрали такой план и почему обратились к нему. Если доктор откажется – его устранят. Если согласится и окажется маньяком – его устранят. Если согласится, не будучи преступником, а потому, что не может позволить Цузуки так рисковать, его подставят и… устранят. В последнем пункте Мураки как-то не сомневался. – А если, мы просчитаемся? – «А если он причинит вред Цузуки?»       Асато выдержал его взгляд и, слегка кивнув, словно призывая к согласию, отвернулся.       Кадзутака почувствовал себя абсолютно беспомощным. И дело было вовсе не в том, что кое-кто из присутствующих плёл заговор против него, а потому что под удар попадает Асато. И он не может никак это предотвратить, никак помешать! Может лишь быть рядом и попытаться отвести опасность от того, кто ему дорог, но, возможно, ценой собственной жизни…       – Хорошо, я согласен, – сказал доктор. Выбора у него в этой ситуации, в общем-то, не было. Оставалось внимательно следить за Цузуки и не попасться самому в ловушку богов смерти. – Но как вы узнаете, что я наложил именно то проклятие, которое вы от меня ждёте? Обвинения в том, что мучаю и издеваюсь над вашими сотрудниками, мне не нужны.       – Разумеется, – холодно изрёк Тацуми. – Вы ведь уже вдоль над ними поиздевались. Куда больше?       Кадзутака прикрыл глаза, глубоко вдохнул-выдохнул, справляясь с настойчивой потребностью дать секретарю по морде. Можно даже ногой. Хорошенько так, с разворота. Останавливала очевидная бесполезность сего действа: Повелитель Теней не Цузуки – его так просто не подловишь, а так же – сознание правоты секретаря.       – Я прослежу, чтобы всё было верно, – впервые за этот вечер заговорил Хисока. – Я очень хорошо помню узоры моего проклятия!       – Бон и я достаточно хорошо изучили этот феномен за прошедшие месяцы, – сказал Ватари. – Видоизменённое проклятие будет мало чем отличаться. Умереть от него Цузуки не сможет, так как уже мёртв и уже не человек. Вам надо сделать лишь…       – Я догадываюсь, что и как я должен сделать, – сдержано изрёк Мураки, перебивая учёного, хотя хотелось заорать что-то вроде «вы изучили – вы и проклинайте!» – Я могу сказать на это только одно – вы все с ума сошли! – подытожил он. – А заодно и я с вами. – Доктор поднялся. – Цузуки, Куросаки-кун, пойдёмте в другую комнату. Остальных не приглашаю, чтобы не смущать Цузуки. По этой же причине, Куросаки-кун, я попрошу тебя удалиться, когда завершу половину заклятья. Не волнуйтесь, – пресёк он возможные возражения, – проклятие должно быть симметрично, иначе не сработает. Однако процесс его наложения имеет, – он помедлил, подбирая подходящие слова, – свою специфику, и Цузуки вряд ли обрадуют лишние зрители. – Говоря это, он выразительно посмотрел на Хисоку, тот некоторое время раздумывал, что-то вспоминал, а потом согласно кивнул.              Цузуки ожидал увидеть в спальне доктора неприлично огромную кровать и пошлую обстановку. Правда, что именно такое-эдакое должно было там присутствовать, он не знал. Всё его идеи о «пошлой обстановке» были сродни представлениям приличной леди из «Унесённых ветром» о будуаре куртизанки: много света, зеркал и позолоты.       Вопреки ожиданиям, кровать хоть и была двухспальная, но вполне скромная по размерам и оформлению: чёрная с мягкими изгибами. А сама комната – поменьше гостиной и очень уютная. Вся мебель – дорогая, да, но при этом удобная, функциональная и практичная. Роскошное убранство и позолота здесь были представлены лишь в виде ручек «под золото» на чёрном, под стать, кровати шкафу, и золотистых занавесок.       У доктора Мураки был отличный вкус и необходимые средства на его реализацию. Асато честно пытался подавить невольно возникшее восхищение, понимая, что заново влюбляется в доктора, лишь увидев его жилище. В такой квартире не просто хотелось жить, в ней было бы чертовски приятно жить! Собственная малюсенькая квартирка Цузуки, состоящая из одной комнаты, в которой, если разложить футон, уже не останется места, и крохотной кухоньки, которая тем не менее всегда его устраивала (на большее у него всё равно никогда денег не было, а с его долгами и не будет), теперь казалась какой-то хибарой, одной из тех, в которых вынуждена была ютиться беднота в те времена, когда Токио ещё назывался Эдо.       Доктор принёс из ванной большое полотенце и махровый халат. Первое он расстелил на кровати, второе повесил на её спинку.       – Раздевайся, Цузуки, и ложись на живот, – сказал Мураки и в ответ на вопрос, написанный в фиолетовых глазах, пояснил очевидное: – Донага, разумеется. Любая одежда будет мне мешать.       Асато слегка зарделся, но его жажда справедливости была сильнее стеснительности. Кадзутака тем временем снял пиджак, закатал до локтя рукава рубашки.       – Руки вдоль тела, – попросил доктор, подходя к устроившемуся на кровати шинигами. Во всей его фигуре была скованность, напряжение и ожидание чего-то неприятного. – Расслабься, Цузуки, – слегка улыбаясь, мягко сказал Мураки, заметив это. – Больно не будет.       – Ты же сказал, что… м-м… будут побочные эффекты?       – Будут, – подтвердил Кадзутака, – но не те, что ты ожидаешь. А вот если ты не расслабишься, то вполне могут быть неприятные ощущения.       Цузуки подчинился и вскоре почувствовал, как пальцы доктора касаются его сначала у основания шеи, потом неспешно перемещаются ниже, словно кистью рисуя узоры на его спине, рукам и ниже. Поначалу Асато не испытывал ничего, кроме лёгкой щекотки. Но вскоре к ней добавилось едва заметное покалывание. Оно было вполне осязаемое, но не неприятное. А потом в груди у шинигами начал разливаться адреналин, а по телу пробежала сладкая истома. В паху знакомо заныло, и Цузуки отчётливо вспомнил тот вечер в Ко-Каку-Ро, когда Мураки целовал его плечи и через брюки ласкал его плоть. Тогда он, отринув всё, готов был отдаться доктору, а теперь одно лишь воспоминание об этом породило картинку того, как это могло бы быть: посреди комнаты, на татами, наскоро избавившись от одежды, и это завело его ещё сильнее.       Тщетно Асато пытался справиться с некстати нахлынувшим возбуждением, пытался думать о чём-то другом, но вместо этого в его мозгу одна непристойная картинка сменялась другой.       «Как подросток, честное слово», – с досадой подумал Асато, кусая губы и пытаясь ровно дышать.       Процесс создания проклятия оказался гораздо более трудным и энергозатратным, чем в прошлый раз.       «Тогда был человек, а теперь – бог смерти!» – догадался Кадзутака о причине такого явления.       Он не закончил и половины, а уже устал. Даже руки начали болеть от напряжения. Линии заклятия словно бы не желали ложиться на предназначенное им место, сопротивлялись. Мураки казалось, что он не рисует линии на коже, а вырезает их на какой-то очень плотной и жёсткой поверхности.       Мураки видел и ощущал под пальцами острую реакцию Асато на его действия. Особенно, когда он дошёл до ягодиц, но при всём желании не мог ускорить процесс. Добравшись до лодыжек, Мураки наконец завершил первую половину заклятия и облегчённо выдохнул.       – Ну, – произнёс он, не оборачиваясь, спиною чувствуя на себе пристальный взгляд зелёных глаз юного шинигами, – ты увидел всё, что хотел? – И добавил со смешком: – Я нигде не ошибся?       – Как ты себя чувствуешь, Цузуки? – вместо ответа спросил Хисока.       – Жив, – лаконично ответил тот. – И умирать пока не собираюсь.       – А теперь, будь любезен, оставь нас вдвоём, – негромко попросил доктор.       – Если Цузуки не против, – пожал плечами мальчик и вышел из комнаты.       – А теперь, Цузуки, – мягко начал Кадзутака, – перевернись на спину.       – Я не могу, – жалобно произнёс Асато. Ему было очень стыдно, но он не мог ничего с собой поделать. Он был слишком возбуждён, и скрыть это не было никакой возможности.       «И почему только со мной всегда какая-то ерунда приключается?!» – думал он, едва не плача.       Однако голос доктора, когда тот снова заговорил, был необычайно заботлив:       – Это вполне естественная физиологическая реакция в подобной ситуации. – Цузуки, до этого смущённо уткнувшийся в подушку, повернул голову, чтобы увидеть лицо доктора Мураки.       «Неужели он всё знает? – промелькнула у шинигами мысль. – Знает, что я едва не кончил от одних только прикосновений?»       Цузуки чувствовал, как его лицо буквально пылает от неловкости положения. Однако доктор был спокоен, не ехидничал, не потешался, по поводу того, что в его присутствии Асато возбудился.       – Всё в порядке, Цузуки. Просто перевернись на спину и закрой глаза. Представь, что меня здесь вообще нет, – Мураки ласково улыбнулся, или Асато показалось, что ласково, так как хотелось верить в его заботу и хорошее отношение. – Если ты не забыл, я – врач. Я и не такое видел у моих пациентов, уверяю тебя. Ты даже не можешь себе представить, – совсем развеселился доктор, – что иной раз пациенты умудряются засунуть себе в… м-м… В общем, засунуть в себя. И ведь никто ни разу честно не признался зачем!       Асато слабо улыбнулся, подумав, что попал ещё не в такую уж глупую и неудобную ситуацию, и выполнил требуемое. Ощущая на коже тёплые пальцы и лёгкое покалывание, он размышлял о том, что бы мог говорить Мураки этим незадачливым пациентам? И как они объясняли попадание инородного предмета в такое пикантное место?        Вторая часть заклятия далась проще. Тело и аура бога смерти, казалось, смирились с таким вопиющим посягательством, и теперь линии словно бы сами собой себя рисовали, соединяясь ажурной вязью с узорами на спине. И если поначалу Мураки требовалось максимум усилий, и он был предельно сосредоточен, чтобы не потерять концентрацию, то сейчас он даже разрешил себе продолжить затейливые истории:       – Однажды, помню, был совсем замечательный случай. Муж с женой решили заняться сексом. Они были очень богаты, жили в загородном доме, доставшемся мужу от вовремя почившего отца. Оба очень молоды и, очевидно, без мозгов. И вот приспичило им заняться любовными утехами в бильярдной, прямо на столе. – С интересом слушая приятный глубокий голос Мураки, Асато даже временно забыл о собственном возбуждении. – И вот во время любовных игрищ, парень возьми и смеха ради засунь жене бильярдный шар прямо туда. Засунуть-то, засунул, а обратно уже никак! Так её к нам и привезли. С шаром!       – Врёшь! – хохотнул Цузуки.       – Хотел бы, – усмехнулся Кадзутака, осторожно оглаживая бёдра шинигами и спускаясь к коленям. – У нас о таком, ясное дело, никто никогда не слышал. Посмотреть сбежалось всё отделение! А нам, хирургам, хуже всего, – заявил Мураки в конце, – нам надо как-то извлекать всё то, что они в себя засовывают, при том, что одна половина сознания едва сдерживается от смеха, а другая – недоумевает: как и зачем? Всё, Цузуки, можешь одеваться.       Асато открыл глаза, доктор стоял рядом, предлагая Цузуки распахнутый халат, и вежливо не замечая деликатную проблему шинигами.       – Скажи, Мураки, – спросил Асато, запахивая и завязывая халат, – а пациентам со всеми этими предметами в интимных местах, ты травишь байки про аппендицит? – Цузуки сгрёб в охапку свою одежду и с интересом посмотрел на доктора.       – О, – весело протянул Кадзутака, – я и про аппендицит могу много всего рассказать! Пойдём, – он мягко коснулся плеча Асато, – провожу тебя в ванную. А сам отвлеку внимание твоих коллег светской беседой.       Доктору действительно требовалось поговорить с секретарём, но только он сильно сомневался в светскости этого разговора.       Оказавшись в гостиной, Мураки пояснил, что Цузуки, надо прийти в себя, приняв душ. После чего сказал:       – Тацуми-сан, я хотел бы с вами переговорить. Наедине. Мы можем пройти в кухню? – взгляд Мураки был цепкий, требовательный, и это был не вопрос, а приглашение, не подразумевающее отказа.       Тацуми ответил таким же нелюбезным взором. И оба, занятые тем, кто кого переглядит, не заметили, какими взглядами обменялись между собой Ватари и Хисока.       Кадзутака пропустил секретаря на кухню и плотно прикрыл за ними дверь. А потом снова уставился на шинигами с видом человека, догадывающегося о большем, чем ему говорят.       Сэйичиро остановился у небольшого разделочного стола и теперь бесстрастно смотрел на Мураки.       – Итак, чего вы хотели?       – Я хочу узнать то, что вы не стали озвучивать при остальных, – с холодной твёрдостью и уверенностью потребовал Кадзутака.       – С чего вы думаете, что я что-то утаил? – не менее ледяным тоном ответствовал секретарь Мэйфу.       – Потому что вы пришли ко мне. – Тацуми непонимающе вскинул брови. – Ранки на шее, яд, наркотик, – принялся объяснять доктор, – всё это было на корабле, да. Но об этом мог узнать любой, кто внимательно читает газеты или смотрит новости. Должно быть что-то ещё, раз вы так безоговорочно заявились сюда.       – Наше руководство, – начал Тацуми, – не без оснований полагает, что из жертв высосали не только кровь, но и всю жизненную силу. – Мураки понимающе кивнул, но молчал, ожидая продолжения. – И нам известно, что вы это умеете. Кроме того, ладони каждой жертвы были пробиты гвоздями, как будто их прибили к какой-то поверхности, очевидно горизонтальной. На коже были обнаружены остатки краски, как будто они лежали спиной на каком-то рисунке. И это даёт нам основание предположить, что здесь замешан некий ритуал и, скорее всего, какой-то демон. И на это вы тоже способны! – веско добавил Тацуми, а Мураки всё больше и больше мрачнел. – Кроме того, – помедлив, продолжал секретарь, – вероятно, все убитые перед смертью были изнасилованы. – Здесь уверенности в его взгляде и во всём его облике немного поубавилось, и вскоре стало ясно почему.       – «Вероятно»? – с лёгкой долей скепсиса уточнил доктор.       – Были обнаружены соответствующие повреждения, – неловко принялся объяснять секретарь. – Однако никаких следов, доказывающих факт изнасилования… Никаких частиц ДНК, никакого биологического материала. Возможно использование постороннего предмета, но это… – Тацуми запнулся. Впервые за этот разговор он смотрел не на доктора, а мимо него.       – Но это не вяжется с вашей теорией о том, что это совершил я, – охотно подсказал Кадзутака. Глаза его негодующе блестели, когда он продолжал: – А теперь попробуйте хотя бы на мгновение представить, что я здесь действительно ни при чем. Как я понимаю, в Кобе отправимся мы впятером. Вы не допускаете мысли, что маньяк может положить глаз не на Цузуки, а на кого-то ещё?       – Куросаки-кун и я не подходим по возрасту, – возразил Тацуми, скрещивая руки на груди.       – А вот ваш учёный – очень даже подходит. И по возрасту, и по внешности, – не без оснований заявил доктор.       – Предполагается, что он не будет заниматься, так сказать, оперативной работой, находясь всё время в безопасности и анализируя данные, – пояснил секретарь. У них с Ватари были некоторые соображения на этот счёт. – Остаётся только Цузуки, потому что вы…       Тут Тацуми замялся: доктору было тридцать пять лет, а значит, он старше, чем надо, но при этом следовало признать, что он выглядел так, что вполне мог быть принят убийцей за человека моложе тридцати (это если представить, что маньяк не он).       – Я тоже не подхожу, – с некой толикой горечи воскликнул доктор и резким жестом убрал от лица чёлку, впервые открывая Тацуми не самую приглядную часть своей внешности. – Наш маньяк предпочитает только безупречно красивых людей, насколько я могу судить из того, что видел в новостях. – Определённо, он полностью отдавал себе отчёт в том, насколько лет он выглядит, и если что-то и гложет Мураки, подумал секретарь, то это физический недостаток, который мешает его, казалось бы, идеальной красоте. Однако была и другая, более серьёзная, проблема, которая грызла доктора гораздо сильнее. – Последний вопрос: вы понимаете, что будет, если мы ошибёмся?! – Мураки задохнулся от негодования. Теперь Тацуми смотрел на него с нечитаемым выражением. – Что, если убийца окажется умнее, чем мы думаем? Что, если мы допустим просчёт, и Цузуки попадёт в его лапы? – У Кадзутаки даже дыхание перехватило от одной только мысли. – Вы понимаете, что Цузуки, если его удастся захватить и удержать, – бесконечный источник энергии? И его… – доктор осёкся, побледнел, но завершил: – Его можно истязать бесконечно долго… как и насиловать… Вы понимаете, какой опасности его подвергаете?       – Если с головы Цузуки упадёт хотя бы один волос, – ультимативно и непреклонно заявил Тацуми, сверкнув глазами, – я убью вас! И мне будет всё равно, маньяк вы или нет!       По взгляду Мураки было ясно, что те же мысли посещают и его, только с поправкой на личность секретаря.              Когда они вернулись в гостиную, Тацуми вынул из кармана пиджака сложенный пополам билет и положил его на стеклянный столик.       – Самолёт вылетает завтра в девять десять из Ханэды.       – О, – протянул Мураки, – изумительно! Отказа, как я понимаю, вы не ждали? – Вопрос был риторический, поэтому ответ на него Мураки не рассчитывал получить, чего не скажешь о другом: – У меня с утра назначена операция. Как быть с ней?       – Всё уже улажено, – заверил его секретарь. – Завтра вы официально отправитесь в Кобе на семинар по криминалистической медицине.       – Какая… неожиданность! – с нескрываемым сарказмом проронил Кадзутака, с трудом сдерживая себя от нецензурной лексики. Ещё никогда он так остро не ощущал какую-то обречённую зависимость от высших сил.       – Профиль не очень ваш, – пояснил Ютака, неправильно истолковав ступор, овладевший Мураки. – Но врач, который должен был лететь от вашей больницы… м-м… заболел. – Мураки не стал уточнять, что за внезапный недуг свалил его невезучего (хотя это с какой стороны посмотреть) коллегу. – А вы известны как весьма разносторонняя личность.        Доктор глубоко вдохнул, выдохнул, но это ненамного смягчило резкость тона, когда он прошептал с чувством:       – Как я вас всех ненавижу!        И, подняв глаза, вдруг увидел вышедшего из ванны Асато. Вернуть сказанного было уже невозможно, говорить, что «всех, кроме одного» – бессмысленно.       – Мы бы хотели проверить, работает ли ваше заклинание, – не предполагающим возражений тоном сказал Тацуми. Мураки пожал плечами:       – Валяйте.       Дальше последовал обмен репликами: шинигами решали, как лучше поступить. В итоге Цузуки и Ватари исчезли из квартиры доктора. Вдвоём. На случай, если Цузуки заблудится и не сможет точно сказать, где он. Спустя пару минут зазвонил телефон секретаря, то был Ютака.       – Итак, вы знаете, где сейчас Цузуки? – потребовал Тацуми.       – Вы понимаете, что я не смогу точно назвать координаты? – терпеливо уточнил Кадзутака. – Я лишь чувствую, где он в пространстве относительно меня.       – И где же?       – На северо-востоке от этого места, – закрыв глаза, проговорил доктор и попытался сосредоточиться. Хотя в голову настойчиво лезла мысль об идиотизме всей затеи. Позволять человеку, которого подозревают в серии жестоких извращённых убийств, накладывать заклинание на потенциальную жертву, весьма привлекательную с точки зрения убийцы… Вот до чего иногда доводит ревность! – Я полагаю, это где-то на границе Бункё и Синдзюку.       – Верно, – подтвердил секретарь.       Фокус с перемещением был повторён ещё дважды. Первый раз была Сибуя, второй – Гинза. А к Мураки внезапно пришло осознание – то была не просто ревность. Было похоже, что Тацуми подозревал доктора, ждал момента, когда тот покажет своё истинное лицо и, возможно, даже причинит Асато боль, и тогда этот красавец в дешёвом костюме придёт ему на помощь. Как только они планируют это осуществить?       Ответ появился вместе с вернувшимися шинигами. Куросаки заговорщицки глянул на учёного и заявил требовательно и безапелляционно:       – Мураки, теперь, когда ты всегда знаешь местонахождение Цузуки, один из нас должен всегда знать твоё местонахождение! – «Ах, вот оно что!» – мысленно усмехнулся доктор. – Я хочу, чтобы ты внёс небольшую корректировку в моё проклятие.       – Куросаки-кун! – тут вперёд выступил секретарь. – Я всё же считаю, будет лучше, если это будет Ватари!       – Я тоже так полагаю, – вмешался Асато.       – Мы же решили, что это должен быть я, – добавил Ютака.       Хисока не успел рассердиться или расстроиться – опять его принимают за ребёнка и не дают ни в чём проявить инициативу, – как последовал категоричный отказ доктора:        – Ничего не выйдет! – он присел на подлокотник кресла и закурил. – Я не смогу. Или вы думаете, мне, человеку, так просто справиться с окутывающей шинигами магией? – Ватари и Хисока пристыженно переглянулись. Об этом они не подумали. – Я едва справился с аурой Цузуки. Она противилась любым вмешательствам. И учтите, – добавил доктор, – если вы полагаете, что когда всё закончится, я легко сниму оба проклятия, либо… – он невесело, но понимающий усмехнулся, – они спадут сами после моей смерти, то имейте в виду: многие заклятия переживают своих создателей. – Он сказал это, не только, чтобы хоть немного, но обезопасить себя, но и потому, что действительно не знал. – А снять наверняка я смогу лишь одно. Насчёт Куросаки-кун я не уверен. Я наложил проклятие на человека, а теперь он шинигами – его аура может воспротивиться этому. – Мураки замолчал. Докурил сигарету в полной тишине. Нет, конечно, он мог попробовать очередное заклятие и на этом учёном, но, по правде сказать, не был уверен в результате, не говоря уже о том, что перспектива наличия трёх проклятых им богов смерти его совсем не радовала.       – Хорошо, пусть это будет Хисока, – ответил за всех Асато.       – Отлично, – произнёс Мураки, поднимаясь с подлокотника и жестом приглашая мальчика пройти в комнату. – Хватит с меня двух шинигами, которых я видел без одежды! – проворчал он себе под нос.              Оставшись наедине с мальчиком, Кадзутака спросил:       – Ну, и зачем тебе всё это было нужно?       – Чтобы следить за тобой, конечно! – буркнул тот.       – Следить мог бы и другой, – возразил доктор. – Что бы я ни говорил, вы могли меня заставить наложить соответствующее заклинание на кого-нибудь другого. Хотя я на вашем месте не позволял бы подобное человеку, которого подозреваю. Но тебе было важно, чтобы это был именно ты.       – Тацуми не доверяет тебе, а Ватари-сан… – Хисока замолчал, не зная, что сказать. Учёный, как и Цузуки, допускал вероятность непричастности доктора.       – А Ватари – единственный нейтрально-объективный среди вас, – заключил за него Кадзутака. – Поэтому, я и не хотел, чтобы на нём были мои чары, чтобы его могли заподозрить из-за этого в необъективности. А что думаешь ты сам? – пытливо спросил Мураки. Но так как Хисока упрямо молчал, продолжил: – Я один из тех, кто закрыт для твоей эмпатии, на которую ты так привык полагаться, а без неё ты не умеешь определять характер человека, мотивы его поведения.       – А ты сам-то умеешь? – взъелся Хисока, сверкая огромными глазами.       – Все мы совершаем ошибки, – произнёс Мураки примирительно, – проявляя небрежное невнимание или равнодушие к тем, кто рядом, неправильно трактуя те или иные слова, жесты. Твоя главная особенность даже не в эмпатии, а в том, что твои коллеги знают о твоём печальном прошлом, сочувствуют тебе, а ты этим пользуешься, чтобы ими манипулировать.       – Да как ты смеешь! – воскликнул мальчик, но Мураки лишь снисходительно улыбался.       – Так я ведь не говорю, что это плохо, – заверил его доктор. – Умение манипулировать другими – полезная вещь, особенно если применять с умом. Но знаешь, Куросаки-кун, я-то как раз лучше тебя разбираюсь в людях. Тацуми-сан не просто мне не доверяет, он меня подозревает и мечтает от меня избавиться своими руками. – Во взгляде мальчика появилось недоумение и неверие. – А знаешь, почему?       – Потому что ты – маньяк! – запальчиво ответил Хисока, вызвав у доктора лёгкую усмешку.       – Потому что он заинтересован в Цузуки.       От подобного ответа юный шинигами опешил:       – В каком смысле?       Мураки смерил мальчика взглядом, мол, сам бы мог догадаться, но всё же пояснил:       – В том самом, Куросаки-кун, в том самом, в котором я и сам в нём заинтересован.       Услышав подобное, Хисока переменился в лице. Теперь он выглядел так, что ещё немного и бросится с кулаками на доктора.       – Лжёшь! – категорично выдал мальчик.       Впрочем, холодный взгляд собеседника отрезвил юного шинигами.       – А ты никогда не замечал, как иной раз секретарь смотрит на твоего напарника? – увидев растерянный взгляд мальчика, Мураки всё понял без лишних слов. Вот только было в нём и что-то ещё. – Скажи, – вкрадчиво начал доктор, – ты ревнуешь Цузуки ко мне? Или меня к Цузуки? – А вот теперь в зелёных глазах появилась эдакая оскорблённая невинность.       – Ты совсем уже с ума сошёл?! – возмутился мальчик, стараясь однако сдерживать громкость тона. Ему совсем не улыбалось, чтобы их услышали другие.       Мураки вздохнул:       – Я стёр воспоминания только тебе, но не себе. А потому прекрасно помню, с каким жаром и нетерпением ты мне отдавался. Да и ты уже всё помнишь, – заключил доктор, видя, как покраснел юный шинигами. – Из всех четырёх твоё отношение ко мне самое пристрастное. Но я даже рад, что вам пришла в голову эта безумная идея, и что именно ты будешь всегда знать, где я нахожусь. Потому что, несмотря на свою пристрастность, ты жаждешь докопаться до истины, и что бы со мной ни случилось, ты первым бросишься разбираться.       – Мне тоже полностью раздеваться? – спросил мальчик, не желая продолжать разговор.       – Нет. Достаточно обнажить торс. Хватит с меня на сегодня одного голого шинигами, – вздохнул доктор страдальчески.              Когда было проверено действие второго заклинания, и когда сделаны были последние договорённости, боги смерти наконец покинули квартиру доктора.       Мураки ещё некоторое время постоял у окна, любуясь ночным видом и размышляя. Возможно, если он будет максимально осторожен и внимателен, ему удастся и заполучить Цузуки, и самому остаться в живых после этого приключения. Возможно…       Жара спала, и Кадзутака решил всё-таки выйти поужинать в какой-нибудь ближайший ресторан.       Хотя больше всего ему сейчас хотелось вдребезги напиться.              

***

      Через час двадцать после вылета самолёт компании «Skymark Airlines» приземлился в аэропорту Кобе.       Мураки любил летать: рассматривать раскинувшийся внизу ландшафт или проплывающие облака ему нравилось больше бесконечного мелькания полей и зданий, проносящихся за окном Синкансэна. Поэтому Кадзутака подумал, что, пожалуй, это маленькое приключение будет гораздо интереснее резекции почки, которую ему следовало бы проводить вместо того, чтобы сейчас находиться там, где он находился. Если, конечно, удастся избежать смерти…       Кадзутака слишком засиделся в Токио. Его натура требовала событий, загадок, препятствий, которые следует преодолевать, а потому опасность была лишь обязательной приправой к его образу жизни, не больше.       После событий минувшего года – Мураки был вынужден признать это – он потерял уверенность в себе, но вчерашний визит богов смерти в очередной раз распалил его жажду авантюр. Хотя нет, это, разумеется, был Цузуки. Стоило доктору снова его увидеть, как он решил, что на этот раз он должен его завоевать! Это не говоря о том, что в первую очередь аметистовоглазого шинигами следовало уберечь от опасности, которой не побоялись подвергнуть его же коллеги.              Аэропорт Кобе был одним из пяти японских аэропортов, построенных на искусственных островах. Находился он рядом с портом, а сам город размещался между побережьем Внутреннего Японского моря и грядой гор, раскинувшихся на севере.       Шинигами уже были там. Покинув аэропорт, Мураки встретился с ними в условленном месте. Телепортировались они сюда или добирались каким-то иным способом по специальным тарифам для богов смерти, он не знал и спрашивать не стал. Как и признаваться, что, да, мелькала шальная мысль, что ему могли подсунуть билет на обречённый рейс, тот самый, которому уготовано судьбой разбиться. Впрочем, его вновь приобретённая уверенность в себе отвергала такой вариант развития событий и заодно уверяла его в собственном чуть ли не бессмертие и способности справиться с чем угодно.       Идею с такси Мураки отверг сразу. В одно такси они всё равно бы не влезли, да и не смогли бы свободно разговаривать при постороннем. Он заранее выяснил, где можно взять в прокат автомобиль, и теперь сидел за рулём, может и не самой дорогой машины из предлагаемых там, и которые наверняка бы гораздо больше подошли доктору, по мнению шинигами, видевших его апартаменты, но вполне добротной «Мазды», отличавшейся среди прочих своим ярко-алым цветом.       – Я предпочитаю не сажать за руль богов смерти, – с холодной любезностью пояснил он, выруливая на оживлённую магистраль, – или таксистов, вполне способных оказаться их коллегами: вы-то выживете после столкновения со столбом, а я – вряд ли.       – Если бы мы собирались убить вас уже сейчас, мы бы не стали так утруждаться, – выдержанно отозвался сидящий рядом с доктором секретарь. – И вы не находите, что цвет этой машины слишком привлекает внимание?       – Мне казалось, мы сюда приехали именно затем, чтобы привлечь внимание, – невозмутимо откликнулся Мураки. – И, быть может, вы будете столь любезны, чтобы хотя бы вкратце посвятить меня в детали произошедших убийств или я буду разгадывать эту загадку вслепую?       – Разумеется, – коротко кивнул Тацуми, и пока остальные трое шинигами на заднем сиденье помалкивали, не вмешиваясь в этот обмен колкостями, принялся рассказывать самое основное.       Главная особенность заключалась в том, что все жертвы покинули то или иное увеселительное заведение до десяти вечера, а то и раньше и… пропали. Причастность кого-либо из персонала доказать не удалось, а свидетели, видевшие некоторых из жертв незадолго до предполагаемого похищения, ничего подозрительного не заметили и ничего конкретного, способного пролить свет на это дело, сообщить не могли. Жертвы возвращались к себе в номер отеля в тот час, когда по улицам ещё ходило немало любителей ночной жизни, и бесследно исчезали.       – С этого места поподробнее, пожалуйста, – потребовал доктор. Предварительно изучив купленную в аэропорту карту, он сказал, что хочет немного поездить по городу, чтобы понимать, с чем придётся иметь дело и ориентироваться на местности. – Они все были приезжие?       – Именно так, – серьёзно кивнул Тацуми, – все жертвы приехали сюда либо по делам, либо в гости. Никто из местных жителей убит не был.       – Интересно, – пробормотал доктор.       Пока они ехали по центральным магистралям города с высившимися по обе стороны небоскрёбами и высотками, Кобе доктору нравился. Напоминал Токио, только людей меньше, машин меньше, пространства больше, зелени больше, – красота!       Один из небоскрёбов в центре особенно впечатлил доктора. То было весьма своеобразное (и уродливое, по мнению, Кадзутаки) нагромождение вертикальных параллелепипедов, одни из которых внезапно обрываются, другие – продолжают тянуться ввысь с тем, чтобы тоже внезапно оборваться, до тех пор, пока не останется одна-единственная узкая прямоугольная башенка из стекла и бетона, которую Мураки назвал «победой подсознательного», ибо такого явного фаллического символа он не встречал давно.       Несмотря на то, что Кобе был территориально больше Нагасаки и являлся одним из самых крупных городов Японии по количеству населения, Мураки обозвал его «городом трёх улиц». Разумеется, он бессовестно игнорировал окраину и новые районы Кобе, сосредоточившись лишь на его центре.       Из этих трёх улиц Hanshin Expressway была, бесспорно, крупнейшей: оживлённая двухуровневая магистраль, тянущаяся вдоль побережья. С одной её стороны раскинулся порт и промышленные районы, там же располагались и самые большие торговые центры и дорогие отели, с другой стороны – офисы крупных корпораций.       Параллельное ей широкое шоссе было не менее богато на разнообразные отели, рестораны, торговые центры и прочие атрибуты общественной жизни. И, как понял, Кадзутака со слов секретаря, именно здесь, по мнению полиции, и происходили все похищения. После чего все жертвы были переправлены в какое-то укромное место, где и провели некоторое время (обычно не больше двадцати четырёх часов), прежде чем их тела были обнаружены в разных районах Кобе. Из этого правила было несколько исключений – секретарь упомянул их вскользь, намереваясь подробно рассказать потом.       Третья дорога находилась на севере и примыкала непосредственно к историческому центру города. Дома там становились многоквартирными малоэтажками или совсем небольшими частными домиками, а их окрестности были полны всякого рода святынями: именно там, в шаговой доступности друг от друга, можно было обнаружить и синтоистскую дзиндзя, и католический храм, и мечеть.       Не смотря на свой менее современный вид, северная, историческая, часть города понравилась доктору не меньше, чем южная. Кобе недаром считается одним из красивейших городов Японии. Он не был похож ни на Токио, ни на Киото. Больше всего подошло бы сравнение с Нагасаки, но в отличие от него Кобе был более плоским, и в целом это был удобно расположенный и весьма приятный город.              Увидев всё, что нужно, Мураки развернул машину, с удовольствием возвращаясь в центр на широкие проспекты. Оттуда он, следуя указаниям Тацуми, которому отдал карту, направил машину в сторону отеля, где секретарь забронировал номера.       Вот тогда-то и случился первый скандал.       Они остановились на маленькой улочке, которая хоть и находилась внутри петли, что образовывали две основные магистрали, но явно располагалась в квартале, далёком от респектабельности. Отель и вовсе оказался однозвёздочным хостелом – узким шестиэтажным домом неопределённого серо-бурого цвета с припаркованными у входа велосипедами.       Доктор Мураки вышел из машины и, прислонившись к ней спиной, скрестил руки на груди, оглядев невзрачный домик с таким видом, словно ему пытались всучить дохлую крысу, выдав её за вполне живую и здоровую собаку. После чего заявил, что ноги его не будет в этом клаустрофобическом аду.       – А что не так? – сдержанно поинтересовался Тацуми. Внутри, впрочем, он признавал, что погорячился: памятуя о квартире доктора, можно было разориться хотя бы на трехзвёздочный отель. Однако озвучивать это Сэйичиро не собирался, продолжая разыгрывать искреннее недоумение: – Футоны и традиционная лаконичность.       – Если я захочу погрузиться в атмосферу японского минимализма, – язвительно отвечал Кадзутака, – я отправлюсь в гости к Ории! Ютиться в этой обветшалой рухляди я не намерен!       – А наш департамент не намерен сорить деньгами ради чего-то комфорта! – с достоинством выдал секретарь. В конце концов, кто этот Мураки такой, чтобы жаловаться на халявное жильё?       Бровь у Кадзутаки задёргалась. Пожалуй, это приключение будет стоить ему немного больше нервов и терпения, чем он полагал изначально.       – Да ради бога, оставайтесь здесь, – ответствовал доктор с чувством собственного превосходства, – а мы с Цузуки обоснуемся в более приличном месте. Следить за ним вы и отсюда сможете!       – А вы тем временем!.. – вспылил Тацуми, но вовремя спохватился и не озвучил, чем, по его мнению, будет заниматься доктор с аметистовоглазым шинигами, неуверенно топчущимся в стороне и взирающим на них с лёгкой опаской.       – Что я тем временем? – в тон ему вскричал Кадзутака. – Ваши подозрения также несостоятельны, как и ваше умение выбирать пристойное жильё!       Вспылил и замолчал, понимая, что их ссора привлекает внимание. Даже из окон повысовывались любопытные головы. Осталось только во всеуслышание крикнуть «мы ищем маньяка!»       – Ничего другого предложить не могу, – оскорблённо отрезал секретарь. – Оставлять вас без присмотра я не собираюсь!       Мураки вздохнул, пытаясь взять себя в руки, после чего изрёк с безысходностью:       – Господи, как я вас всех ненавижу! – И полез в телефон, а точнее, в интернет. – У меня есть варианты, – объявил он через минуту. – Едем.       Но стоило Мураки лишь приоткрыть дверцу машины, как Тацуми заявил упрямо, подходя ближе и кладя ладонь на капот:       – У департамента нет денег на ваши варианты.       – У меня есть, – отрезал доктор. – Я лучше оплачу ваше проживание, чем буду ютиться бок о бок с вами в этом крошечном клоповнике! – И он окинул ни в чём неповинное здание таким злобным взглядом, что все любопытные поспешили скрыться. После чего уселся обратно за руль, всем своим видом давая понять, что живым его отсюда не вытащат.       – Знаете, Мураки-сан, – сухо произнёс Тацуми, устраиваясь рядом, – вас проще убить, чем иметь с вами хоть какое-то дело!       – О, – скептически отозвался доктор, – то же самое я могу сказать и о вас.       И они обменялись на редкость нелюбезными взглядами.       Из негостеприимного переулка шинигами направились снова на юго-восток, откуда и началось их путешествие. Но Мураки, быстро разобравшись с развязками, свернул много раньше аэропорта в сторону побережья и остановил машину у роскошного здания с колоннами и просторными балконами, обращёнными прямо к морю. Отсюда же была видна стоящая невдалеке гиперболоидная башня порта Кобе, аналогичная по конструкции Шуховской башне в Москве, которая пользовалась большой популярностью у туристов, так как давала прекрасную панораму города. Весь путь занял минут десять.       Отель имел пафосное название «Hotel La Suite Kobe Harborland», и один только вид огромных стеклянных дверей с колоннами по обе стороны и услужливым швейцаром рядом, дал понять шинигами, что они приехали куда-то не туда.       Но теперь уже Мураки не мог позволить себе отступить. Хотя даже он слегка сбледнул при виде просторных коридоров, уложенных мрамором, красных ковровых дорожек, огромных хрустальных люстр, свисающих с высоких потолков с подсветкой и лепниной, раскидистых деревьев в кадках. Теперь Кадзутака должен был признать, что психанул и пять звёзд – это перебор. Можно было догадаться, что номера здесь по-настоящему царские. Нет, он, конечно, не разорится, если оплатит их компании пусть даже месячное проживание в этом отеле, но это уже чересчур!       Посреди этого великолепия хрусталя и мрамора респектабельно смотрелся только доктор. Он и держался с подходящими для подобного места достоинством и заносчивостью, остальные же себя чувствовали совершенно не в своей тарелке. Цузуки подумал, что последний раз подобную роскошь он видел на борту «Королевы Камелии». Даже богатая обстановка Замка Свечей была на порядок поскромнее подобного изобилия. Хисоке здесь было и вовсе неуютно – слишком много людей, владеющих слишком большим количеством денег, слишком много негативных эмоций, ощущаемых им очень хорошо даже на расстоянии.       Однако улыбчивая девушка на стойке регистрации с сожалением сообщила, что в связи с наплывом туристов на данный момент все номера заняты, но они с удовольствием примут их чуть позже.       – Подумать только, – не слишком искренне воскликнул Кадзутака, когда они вернулись на парковку, – все номера заняты!       – Действительно! – неожиданно согласился с ним секретарь, слегка прибалдевший от эпатажной обстановки и поэтому до сего момента помалкивавший. – Откуда у людей столько денег?! – Мураки вопрос проигнорировал, снова зарывшись в телефоне, на этот раз с бо́льшим вниманием. Но Тацуми и не ждал ответа, вместо этого он попытался заключить некое подобие перемирия, предложив: – Мураки-сан, давайте сойдёмся на трехзвёздочном отеле? Когда мы осматривали город, мы как раз проезжали мимо одного такого. И расположен он был там, где надо, на той самой улице…       – Нет, – запальчиво отрезал Кадзутака, – четыре звезды и не звездой меньше! – И с вызовом посмотрел в синие глаза секретаря, уже начинавшие метать молнии.       Ютака в этот момент уткнулся в плечо Цузуки, сотрясаемый беззвучным смехом. Асато перевёл недоуменный взгляд с ссорящейся парочки на него. Влезать в перебранку секретаря и доктора он даже и не собирался. Потому как Тацуми, конечно, прав и это перебор, но и жить в вечно крошечных дешёвых отелях Цузуки тоже до смерти надоело, а потому он с интересом и предвкушением ожидал конечный результат спора.       А Хисока внезапно с ошеломляющей ясностью всё понял.       Насколько он помнил из своего прошлого опыта общения с Мураки, тот никогда не был столь щепетилен и придирчив. Да, он любил удобство и комфорт, и даже вырос, вроде бы, в собственном особняке, построенном и оформленном в викторианском стиле. Но в тоже время чрезмерные излишества претили ему, и он сам это подтвердил на «Королеве Камелии». А значит, если верить словам доктора, его поведение было вызвано исключительно духом соперничества. Мураки непременно хотел произвести на Цузуки хорошее впечатление.       – Да чем вам не угодили три звезды?! – не выдержав, вспылил Тацуми.       – Номера маленькие, и нет телевизора в лобби.        Сэйичиро на мгновение опешил, а потом выдал:       – В вашей квартире тоже нет телевизора, зачем он вам здесь? Да ещё и не в номере, а в лобби?!       – Именно потому, что дома мне не до него, – с достоинством ответствовал Мураки. – И не забывайте эти мелкие номера, где всё впритык!       – Мураки-сан, – всплеснув руками, попытался увещевать его Тацуми, – мы вроде как врачи, приехавшие на медицинский семинар. Какие врачи будут останавливаться в четырёхзвёздочном отеле? – И он с укоризной ткнул в роскошное здание перед ними, чьё количество звёзд было на одну больше.       – Успешные, Тацуми-сан, успешные, – веско парировал Кадзутака. – Чего о вас, судя по вашим жалким пародиям на расследования, я сказать не могу!       Сэйичиро уже открыл рот, чтобы разразиться гневной тирадой, когда Ватари вдруг, приблизившись, примирительно положил руки на плечи спорщиков:       – Да ладно, вам! Тацуми, не горячись. – Он даже не заметил или сделал вид, что не заметил, как доктор вывернулся из-под его ладони. – Знаете, кого вы мне напоминаете? – весело осведомился Ютака и поспешил обрадовать спорщиков: – Бранящихся супругов! – Чем и заслужил два взгляда, одинаково шокированных таким сравнением. Однако ситуацию – это разрядило.              До следующей точки, выбранной доктором, было тоже не больше десяти-пятнадцати минут.       Тацуми сидел в машине, с каменным выражением лица рассматривая вид за окном. Никакого волнения он больше не проявлял, видимо, рассчитывая, что и там доктора постигнет неудача, и он согласится на вариант секретаря.       Путь их лежал сперва на восток вдоль побережья, затем Мураки свернул на северо-восток туда, где к городу поступали горы. Скоро после того как они миновали перекрёсток с длинными зеленоватыми мостами – надземными переходами, Тацуми догадался, куда они едут.       Хоть у гостиницы и было на одну звезду меньше, здание её поражало воображение и было видно издалека. Огромный небоскрёб стоял торцом к дороге. Узкий и длинный, с треугольной крышей, он был похож на стелу или на взлетающую ракету. Но больше всего – на гигантский океанический лайнер, горделиво проплывающий на фоне виднеющихся за ним гор, казавшихся гораздо ниже него самого. В основании гостиницы был невысокий, но большой многофункциональный комплекс, не менее модернистского вида. И в целом вся конструкция впечатляла, восхищала и не вызывала отторжения или недоумения, как давешний небоскрёб. При ближайшем рассмотрении было видно, что его торцевая часть почти вся стеклянная. Она красиво отражала лучи послеполуденного солнца, ещё больше придавая схожести с рассекающим морские волны лайнером.       «ANA Crowne plaza» прочитал Тацуми на фасаде более низкого здания. При виде такой громадины у Сэйичиро пропала какая-либо надежда на то, что и здесь закончились свободные номера. У секретаря, впрочем, оставался последний аргумент:       – Это слишком далеко от центра, – заявил он, стоило им пройти внутрь.       – Я вас умоляю! – воскликнул Кадзутака. – Тут отовсюду до центра пешком не больше получаса, а человечество, помимо прочего, изобрело такси! Или вы намереваетесь круглосуточно дежурить в центре? – добавил он, понизив голос.       Здесь не было той помпезной роскоши, увиденной в предыдущем отеле, однако всё выглядело вполне респектабельно, но при этом более уютно: дерево вместо мрамора, приятное мягкое освещение вместо массивных люстр.       Большие просторные номера, которые услужливо показала им девушка из обслуживающего персонала, оформленные в сочетании белого, светло-кремового, серого и шоколадного цветов, понравились доктору. Окна одних открывали потрясающий вид на город, другие давали не менее впечатляющий горный пейзаж. Согласно рекламному буклету, зачитанному Ватари вслух, отель располагал восьмью ресторанами, крытым бассейном, фитнес-центром и гидромассажной ванной. Это не считая других, более мелких, услуг.       – Все эти рестораны не по карману честным людям! – продолжал бушевать Сэйичиро.       – Завтрак включён в стоимость, – парировал доктор, – а остальную часть дня, полагаю, мы не будем здесь проводить.       – Мне нравится тут, – неожиданно объявил Хисока, положив конец пререканиям. Он вспомнил, что ему говорил Мураки про манипулирование и решил воспользоваться.       – О, – протянул Тацуми, и взгляд его смягчился. – Тогда ладно.       Хисоку это одновременно и радовало, и злило. С одной стороны, ему здесь действительно понравилось. Энергетика этого места была не такой, как в предыдущем – сказывались удалённость от города и близость природы. С другой стороны – раздражало то, что его послушались не из уважения к его мнению, а скорее из жалости, хотя это и помогло им прекратить эту затянувшуюся ссору.       Как Мураки и обещал, все расходы, связанные с проживанием, он взял на себя.              Оказавшись наконец в своём номере, Мураки устало растянулся на необъятной двухспальной кровати. Он поздно лёг вчера и долго не мог уснуть, размышляя об Асато, терзаемый сомнениями и страхом за него. Стук в дверь заставил его подняться. Это был Тацуми.       – Мы собираемся в город, пообедать, – сообщил он. Во взгляде его читалось сомнение, которое доктор интерпретировал как неуверенность секретаря в том, что хуже: видеть Мураки в их компании или оставить без присмотра.       – Я не пойду, – сказал Кадзутака. – Вам наверняка надо обсудить меня, – усмехнулся он понимающе. – Обещаю никого не убивать и вообще никуда не отлучаться из номера!       Секретарь смерил Мураки хмурым взглядом, но потом, что-то решив для себя, кивнул и исчез за дверью, оставляя доктора в благодатной тишине и покое.       Вчера вечером Кадзутака нашёл в интернете всю доступную информацию о произошедших убийствах, и теперь у него была возможность подумать об этом. Обед он заказал в номер и спустя некоторое время стоял у окна, разглядывая панораму города, а на подоконнике перед ним лежала развёрнутая карта Кобе.              

***

      Четверо шинигами не стали брать такси, решив прогуляться пешком. Как и говорил доктор, центральные улицы города были недалеко, и не более чем через двадцать минут они уже сидели в недорогом кафе в ожидании заказа.       Вот только разговор не клеился.       Хисока уткнулся в книгу, которую таскал с собой, Ватари с детским интересом глядел в окно и по сторонам, а Сэйичиро разглядывал погрузившегося в воспоминания Цузуки, и по выражению лица секретаря можно было подумать, что он догадывается, о чём думает его коллега.       Тацуми и Цузуки никогда об этом не говорили, не обсуждали с другими. О том, что случилось более года назад в Киото…              …Стоило двум шинигами выйти из больницы, рядом с ними затормозило такси, из которого вылез Мибу Ория. На его обычно невозмутимом лице была заметна тревога.       – Мураки? – осведомился он, а Тацуми в очередной раз поразился способностям владельца борделя, который мог на таком расстоянии почувствовать присутствие бога смерти рядом со своим другом.       – Он жив, – ответил секретарь, – и, судя по всему, будет жить.       Ория, видимо, успокоился. Скрестив руки, он спрятал ладони в рукавах кимоно и даже не стал спрашивать, что они в таком случае делали в больнице. Вместо этого он сказал:       – Цузуки-сан, завтра меня вызовут в полицию давать показания.       – Вызовут? – растерянно уточнил Цузуки.       – О, непременно, – расплылся в холодной улыбке Мибу. – Они расследуют убийство профессора Сатоми и двух школьниц. Тело профессора нашли в реке, тела девочек – на территории Фусими Инари и никак не могут сопоставить одно с другим.       Шинигами переглянулись. Этот странный человек, живущий в прошлом и, казалось бы, никогда не вылезающий из своей уютной раковины, прекрасно был информирован о том, что происходит в настоящем.       – Цузуки-сан, я хочу, чтобы ты тоже дал показания.       – Но… что я скажу? – неуверенно промямлил Асато.       – Правду, – пожал плечами Ория. – Ту её часть, что вы можете позволить себе озвучивать. Про театр, например.       Произнеся это, Мибу развернулся и, преисполненный достоинства, отправился обратно, очевидно не собираясь снова прибегать к услугам такси, не обращая ни на кого внимания и совершенно не страдая от чувства своей полной неуместности здесь и сейчас.       Тацуми вдруг подумал, что причина тому не яркое кимоно (гораздо более яркое, чем, в общем-то, положено мужчине) или длинные волосы, на старинный лад перетянутые шнуром, – будь на дворе девятнадцатый век, и носи все вокруг традиционную одежду, Мибу Ория всё также выделялся бы из толпы. И дело вовсе не в его эпатажном внешнем виде или в полном безразличии к тому, как смотрят на него другие, а в его собственном отношении к миру.       Сэйичиро перевёл взгляд на Цузуки. Тот смотрел вслед удаляющемуся самураю, но выражение его лица было решительным, а потому Тацуми ничего не стал спрашивать. Ни тогда, ни на следующий день, когда не обнаружил Цузуки в отеле. Секретарь не хотел поднимать этот вопрос, не хотел упоминать имя доктора, страшась увидеть в глазах Асато ответ на так и не заданный вопрос.              Цузуки был у ворот Ко-Каку-Ро рано утром (Гион в такой такие часы безмолвствует) и несколько минут неловко топтался на пороге, не зная, как поступить. Дело в том, что он был в форме призрака, не желая привлекать лишнее внимание к своему визиту сюда.       Он размышлял об этом полночи: он собирался дать Мураки алиби, а его визит сюда, будь он замечен, был бы превратно расценён. В итоге Асато поступил так же, как до этого его коллеги: боясь даже в призрачной форме столкнуться с кем-либо из персонала, он обошёл ресторан и просочился сквозь забор с другой стороны.       И столкнулся с владельцем, невозмутимо ожидающим его точно в том месте, где Цузуки проник во двор. Владелец ресторана в антураже японского садика, оформленного по всем канонам, выглядел будто бы древняя гравюра, ожившая благодаря какому-то волшебству.       Камни для дорожек-тобииси подбираются и устанавливаются таким образом, чтобы посетитель шёл по ним не спеша, внимательно глядя себе под ноги, настраиваясь на спокойную медитативную атмосферу чайного сада. Обзорные камни – больше прочих. На них удобно остановиться и любоваться открывающимся видом. Ория стоял как раз на таком камне, в небрежно накинутой хаори, с перекинутыми через плечо волосами и с трубкой во рту. Однако он не обозревал красоты осеннего сада, как могло бы показаться стороннему наблюдателю, глаза его, почти не мигая, были зафиксированы на боге смерти. Но стоило Цузуки открыть рот, чтобы что-то сказать, как Ория приложил палец к губам, коротким движением, выглядевшим совершенно естественно, так как после этого он вынул изо рта трубку. Глазами Мибу указал куда-то за угол чайного домика, куда Цузуки и проследовал за хозяином.       Остановившись у ярко-красных клёнов, оттенявших своим огнём нежный цвет сакуры, Ория негромко заговорил:       – Вы были в театре в то время, когда предположительно убили девочек. Обычный человек не успел бы доехать так быстро до другого конца загруженного машинами в это время суток Киото. – Он выбил трубку, спрятал её в рукав кимоно, продолжил: – Не говоря уже о том, где нашли их тела. – Храм богини Инари располагался на южной окраине, далеко от центра города. – Это сбивает полицию с толку.       – Но профессора убил именно Мураки, – вполголоса произнёс Асато.       – Десяток человек готовы подтвердить, как он выходил из университета после окончания симпозиума, а после Мураки (уже настоящего Мураки) видели здесь, с тобой. Было уже темно, пятен крови на одежде никто не мог заметить. Одежду я уничтожил.       – Но откуда мы появились здесь в таком виде?       – Тут неподалёку есть одно заведение – «Водка бар» называется, – натянуто улыбнулся Ория, – оттуда и не в том состоянии выходят. Его владелец подтвердит, что в тот день ты там напился, а Мураки тебя оттуда забрал.       Цузуки во все глаза смотрел на хозяина ресторана, тот объяснял спокойно, деловым тоном, учитывал все мелочи и, несмотря на внешность, обладал огромной властью.       – Но как сам Мураки узнает об этом? – с сомнением вопросил Асато. – Ты был у него?       – К нему не пускают, – самурай покачал головой. – Но ему сообщат. В итоге будет очень трудно доказать, что в момент убийства профессора он был в лаборатории. Он там был, и полиция об этом, бесспорно, знает, но с их точки зрения время не будет совпадать. – Мибу поднял глаза на сакуру, ловя на ладонь опавший лепесток, и заключил более жёстким тоном, в котором слышалось недовольство поведением своего друга: – Как он будет объяснять свои ночные блуждания по Киото – это его проблемы! Он был на том же мосту, с которого до этого сбросил тело профессора, и его видели проезжающие мимо патрульные, они, кстати, позже и спасли ему жизнь. Тело профессора к тому времени уже обнаружили на берегу между университетом и Гионом.       Цузуки кивнул. В словах Ории был смысл. Оставалось лишь ещё больше запутать полицию, и Мураки они спасут.       – Среди твоего персонала нет никого, кто мог бы видеть меня даже в этой форме? – внезапно спохватившись, спросил он, после того как с веранды донеслись женские голоса.       – Подобных не держу, достаточно меня одного! – улыбнулся самурай и на этот раз совершенно искренне и очаровательно, и Цузуки почувствовал глубокое к нему расположение.       Ему даже подумалось, что этот человек во всех отношениях выигрывает по сравнению с доктором: Мибу был красивее Мураки, не менее умён и талантлив, чем доктор, проницателен (не в меру), при этом обаятелен и нравился людям. Впрочем, одёрнул себя Асато, это его работа – нравиться другим. Однако Цузуки был уверен в том, что сейчас самурай – абсолютно искренен.       Как ни крути, Мибу Ория был совершенно потрясающей личностью. Так нет, надо было влюбиться в доктора, с тоской подумалось шинигами.       – Цузуки-сан, – лицо Мибу сделалось серьёзным, – я собираюсь сказать, что вы любовники. С моей, по крайней мере, точки зрения. Что будешь говорить ты – тебе решать, но будь готов к неудобным вопросам. – Асато, закусил губу, кивнул, заметно покраснев. Мибу развернулся полубоком, как если бы собирался уйти, но замер, демонстрируя богу смерти свой тонко очерченный профиль, и добавил: – Тебя вряд ли вызовут в участок, скорее всего, навестит кто-нибудь из детективов вечером, самое позднее завтра утром. Поэтому будь пока в Киото.       – А почему же тогда тебя?..       – Потому что я – это я, – Ория равнодушно пожал плечами и собирался было совсем уйти, когда осторожный голос Цузуки, решившегося всё-таки задать давно мучивший его вопрос, задержал владельца ещё ненадолго:       – Мибу-сан, почему… почему у тебя цветёт сакура в такое время?       – Мне так хочется, – был ответ.       Однако печальная полуулыбка, в тот момент озарившая лицо хозяина, сказала богу смерти много больше...              Его действительно спрашивали. Два следователя наведались вечером в отель, где остановились шинигами. Они уже опросили сотрудников университета и теперь принялись за всех остальных.       – Вы с Мураки состоите в интимной связи? – это был второй вопрос после того, как Цузуки подтвердил версию про театр.       Ведший допрос детектив был немолод и, видимо, всю жизнь проработал в следственном отделе. По крайней мере, Цузуки так казалось. Человек этот, очевидно, был опытным сыщиком, и Асато гадал, сможет ли он его обмануть.       – Нет, – произнёс Асато.       – Вы были вместе с ним в Ко-Каку-Ро десять дней назад? – Имелся в виду первый визит Цузуки туда. Тот кивнул. И следующий вопрос не заставил себя ждать: – И там… вы вступили с ним в интимную связь?       Шинигами зарделся, стушевался, уставившись в стол, за которым они сидели.       – Нет… Нет, конечно! Хотя он и пытался меня… соблазнить.       – Вы давно знакомы?       – Несколько лет.       – Где вы были вечером в субботу?       Это был тот самый вопрос, что обеспечивал Мураки алиби. И Цузуки принялся рассказывать про свой вымышленный визит в бар, стараясь, чтобы его ответ выглядел убедительным. Подобное заведение действительно имелось неподалёку от Гиона и располагалось на другой стороне реки Камо в Понто-тё. Это была длинная и очень узенькая пешеходная улица, некогда тоже бывшая районом красных фонарей. Из-за тесноты по ней даже запрещено ездить на велосипеде – его следует вести рядом с собой.       – Согласно утверждению владельца, вас оттуда забрал Мураки-сэнсэй. Почему вы позвонили именно ему, а не своим друзьям? – дотошно допытывался следователь.       И тут Цузуки ответил абсолютно честно. Нет, он, конечно, там не был. Однако Асато неожиданно очень чётко и явственно представил себе эту ситуацию: он, находящийся на грани отчаяния по той или иной причине, стакан-другой алкоголя, необходимость, настойчивое желание с кем-то поделиться своими проблемами. Может быть лишь один человек, которому в подобный момент ему действительно хотелось бы позвонить. Почему? Так тут всё просто:       – Потому что я люблю его! – Видя недоумённый взгляд следователей, счёл необходимым пояснить: – Знаете, я… – Цузуки запнулся на мгновение. Он чуть было не сказал, что родился в эпоху Мэйдзи. Слушатели, впрочем, сочли причиной заминки смущение. – Я родился в семье, придерживающейся традиционных взглядов. Поэтому… – он замолчал, не зная, что сказать дальше.       – Мы вас поняли, – сухо сказал следователь, теряя интерес к возможному любовнику возможного убийцы.       Но главное – Асато подтвердил алиби доктора.              – Цузуки? – Ватари осторожно тронул Асато за руку, выводя того из задумчивости.       Учёный смотрел на своего фиолетовоглазого коллегу ободряюще, он не знал, что именно произошло между Цузуки и доктором, но видел, что оба страдают из-за этого.       Их заказ подали, и несколько минут все были заняты, утоляя голод. Лишь потом, ожидая кофе, Тацуми сказал:       – Нам надо обсудить нашу стратегию.       – Обсуждать что-либо без Мураки как минимум бесчестно! – заявил вдруг Цузуки, глядя мимо собеседников, так как понимал, какими глазами сейчас на него уставятся его коллеги. Но если утром, наблюдая за препирательствами секретаря и доктора, он испытывал иногда недоумение, иногда смущение, а иногда, как и Ватари, желание рассмеяться, то сейчас вся его натура восставала против того, чтобы секретничать за спиной человека, которого они заставили принять участие в опасном расследовании.       – Если ты не забыл, Цузуки, мы подозреваем его в этих преступлениях, – холодным тоном отчитал его секретарь.       Палочки для еды с грохотом повстречались с поверхностью стола, припечатанные сверху ладонью взбешённого шинигами. В фиолетовых глазах проскользнул гнев.       – Хватит! – вскричал Асато, заставляя обернуться на себя полресторана. – Это вы его подозреваете! Будь он маньяком, вы бы меня не увидели! – добавил он тише и демонстративно отвернулся, разглядывая улицу у себя за спиной.       Взор Тацуми снова ненадолго остановился на Цузуки. Однако, как заметил Ватари, наблюдавший за этой сценой, на лице его отражалось далеко не раздражение, а сомнения и что-то похожее на сочувствие, но не то, которое обычно испытывают к человеку, совершающему необдуманный поступок, а какое-то иное. И Ютака внезапно вспомнил: уже после того, как они забрали друга из Ко-Каку-Ро, Тацуми проронил вскользь «мы не знаем, что именно довелось пережить Цузуки в лаборатории, и потому, когда он очнётся, надо вести себя с ним крайне обдуманно и осторожно».       «А вдруг, – подумал тут учёный, – Тацуми полагает, что Мураки делал с Цузуки то же самое, что и местный маньяк со своими жертвами?»       Это было вполне состоятельной версией. Мураки мог насиловать Асато, истязать его – раны на теле шинигами заживают без следов, – а потом просто стёр ему память, как когда-то поступил с мальчиком. Затем поместил Цузуки на время в Ко-Каку-Ро, планируя потом продолжить, но лишился своей игрушки и решил заменить другими. С этой точки зрения поведение Тацуми и его подозрения имели полное обоснование.       – Я просто хочу, чтобы ни ты, Цузуки, ни ты, Ватари, не оставались с доктором наедине. И вообще чтобы никуда не ходили в одиночку, – примирительно произнёс Сэйичиро.              По возвращении в отель всё же было решено провести совещание по поводу их стратегии.       Мураки ждал их. Его номер был большим и просторным, как впрочем, и все здесь, но в отличие от номеров, где разместились шинигами, тут была одна совершенно огромного вида кровать, при виде которой, по мнению секретаря, ничего не пошлого на ум не приходит. Помимо неё здесь находился круглый столик с двумя креслами у окна, длинный узкий стол со стулом напротив кровати, на котором, должно быть, и размещался тот самый телевизор, ставший камнем преткновения при выборе отеля, но Мураки его отсоединил и поставил на тумбочку. Здесь же он расстелил карту, а на другом краю стола стоял открытый ноутбук с информацией о преступлениях из интернета. Сам Мураки сидел за столом с не первой уже, судя по количеству окурков в пепельнице, сигаретой, собранный и сосредоточенный.       – Ну наконец-то, – проговорил он, только взглянув на вошедших.       Он потушил сигарету, вытряхнул пепельницу. Вентиляция на этаже для курящих работала хорошо, а потому дымом хоть и пахло, но не сильно. Кондиционер тоже не бездействовал. Окно выходило на восток, и солнце давно оттуда ушло, но жара ещё не спала.       – Много успели выяснить? – спросил Тацуми, кивая на монитор ноутбука.       – Недостаточно, – ответил Мураки, придвигая к столу оба кресла, но сам не садясь. Сдвинув ноутбук в сторону, он, стоя сбоку, склонился над картой, разрисованной цветными ручками.       – Как предусмотрительно, – обронил Сэйичиро, увидев это. Трое старших шинигами разместились за столом, Хисока встал у противоположного конца, облокотившись об стену.       – Купил в аэропорту, вместе с картой, – холодно уточнил доктор. – Но мне недостаёт информации. Надеюсь, вы поделитесь сведениями?       – Допустим, – ровно произнёс секретарь. Он как раз принёс с собой стопку распечаток.       – Вы знаете, почему я выбрал этот отель, а также предыдущий? – спросил Мураки. Тацуми не ответил, однако посмотрел на доктора, призывая его продолжать. – Потому что две последние жертвы проживали здесь, ещё одна – в отеле на побережье.       – А ещё пятеро – в том хостеле, от которого вы так категорично отказались! – веско заявил Тацуми.       Мураки в упор посмотрел на секретаря и спросил:       – Среди жертв действительно нет ни одного местного жителя? Маньяк ни разу не ошибся при выборе?       – Нет, – последовал ответ.       – Я так и знал.       – А ещё, – с нажимом произнёс Сэйичиро, – все они были убиты в полнолуние! – Мураки вздрогнул против воли и уставился на секретаря. – Мы знаем, доктор, что в полнолуние вы себя ведёте не совсем адекватно. – Кадзутака молчал, но продолжал сверлить собеседника глазами. Он не говорил ничего подобного Асато. Откуда же об этом мог знать секретарь? – У нас свои источники, – холодно улыбнулся Тацуми, предвосхищая вопрос доктора.       – У меня бывают навязчивые мысли, – признался доктор. – И что с того? – Его, бывало, действительно посещали мысли, которых он бы хотел не иметь. В молодости Кадзутака боялся, что всё-таки унаследовал безумие своей матери. Потом узнал про обсессивно-компульсивное расстройство. Но в последние годы беспокойство иногда возвращалось к нему: наличие ОКР не означает отсутствие наследственной болезни. Мураки не знал, откуда Тацуми черпал свою информацию, и что конкретно ему удалось накопать. Доктору казалось, он прекрасно себя контролировал, не показывая коллегам ни отчаяние, ни иррациональную злость в ответ на неудачи, ни своих переживаний по поводу вещей, которые он изменить не в силах. – Все люди в той или иной мере подвержены навязчивым состояниям, – терпеливо продолжал доктор. – Одни постоянно проверяют, не забыли ли они что-то взять с собой, другие боятся выпрыгнуть в окно, третьи – случайно убить своих родных, но это не делает их преступниками, и ничего из этого они не совершают.       – Но вы-то как раз убили свою мать! – легко парировал Тацуми, заставляя доктора на несколько мгновений прикрыть глаза. Когда же он снова посмотрел на секретаря, во взгляде Мураки отражалась такая необъятная, колоссальная ярость, немало шокировавшая и самого Тацуми, и остальных шинигами.       – Я не хочу обсуждать свою мать ни сейчас, ни когда-либо ещё, – тон его был выдержан, но голос звенел от едва сдерживаемых эмоций. – Если хотите меня арестовать за это преступление или убить, то делайте, что считаете нужным! – Не так давно в Японии был отменён срок давности за тяжкие преступления, да и положенные когда-то двадцать пять лет всё равно не истекли. – Однако говорить об этом я не желаю! Никогда!       Мураки повернулся к карте, но в первые секунды вряд ли видел что-либо. Он был раздосадован на себя за свою вспышку, но, по мнению Мураки, упоминание его матери было запрещённым приёмом. Он сам об этом рассказал Цузуки, а теперь его коллеги попрекают доктора этим. Не говоря о том, что эта женщина… Он даже Ории не позволяет упоминать про неё!       «Впрочем, у них есть все основания для подозрений», – не мог не признать Кадзутака, немного поостынув.       – Мне не хватает данных, – произнёс он после томительного молчания, повисшего после его выпада.       – Что бы вы хотели узнать? – сухо осведомился Тацуми, кладя перед собой стопку бумаг.       – Всё!              Асато должен был не без стыда признать, что пока они прохлаждались, доктор работал. Используя скудную информацию, что была предоставлена в СМИ, он синим цветом отметил на карте в каком отеле проживала каждая из жертв, красным – где были найдены их тела, чёрным – место и время, где того или иного человека видели в последний раз.       Территориально Кобе был огромным городом, даже при том, что большую часть его площади занимали горы, однако исходя из того, где были обнаружены тела, полиция, а за ней и шинигами, решили сосредоточиться на центральном районе Тюо, бывшим главным промышленным и туристическим местом.       Итак, три жертвы жили в дорогих отелях, пятеро – в дешёвом хостеле, остальные четверо – в разных отелях среднего уровня. Однако все они располагались недалеко друг от друга: между двумя самыми дальними точками на карте было минут сорок-пятьдесят пешком, на машине – и того меньше.       Иначе дело обстояло с телами: все они были обнаружены на востоке или западе, на самой окраине района или уже за его чертой.       – И что нам это даёт? – произнёс Ватари, до этого внимательно наблюдавший, как доктор аккуратно наносит недостающие данные на карту, предоставленные богами смерти.       – Ничего хорошего, – буркнул Мураки, и Тацуми согласно кивнул. Оба они были скрупулёзны и внимательны к деталям и, в общем-то, как подумал Ютака, неплохо ладили, если не подозревали друг друга и не скандалили.       Раньше Ватари это, наверное, задело бы, но он уже давно понял, что секретарь всегда думал или о работе, или о Цузуки. Иногда о мальчике. И никогда об учёном. Они и здесь в таком составе не только из-за задания, но из-за Цузуки. И доктора. Из-за Цузуки и доктора, если быть точнее. Даже Ютака, вечно увлечённый исследованиями и оттого рассеянный, давно догадался, что Асато небезразличен секретарю, но как добиться хотя бы толики того же расположения от Тацуми для себя он не знал. И давно бросил какие-либо попытки в этом направлении. Секретарь его просто не замечал.       – Вы, надеюсь, обратили внимание, – начал доктор, – что последние две жертвы были похищены одновременно? Из этого отеля. – Он постучал пальцем по ни в чём не повинной столешнице.       – Мы не можем понять, как он похищает по одному, оставаясь незамеченным, а тут сразу двое, – недовольно хмурясь, буркнул Тацуми.       – И он сильно рисковал в этом случае, – добавил Ватари.       – Здесь написано, – вступил в разговор Хисока, демонстрируя форзац своей книги, оказавшейся пособием по психологии серийных преступников, – что чем больше преступлений сходит маньяку с рук, тем более безнаказанным и уверенным он себя чувствует. А потому и совершает более рискованные поступки.       – Это всё так, – кивнул Сэйичиро, – но, вполне возможно, ему просто выдался удачный момент, и он сцапал двоих.       – Каким образом он с ними справился? – задал вопрос Ватари. – Ладно ещё с одним. Но с двумя взрослыми мужчинами?       Ответа не последовало. Но тут снова заговорил доктор:       – Всё обстоит ещё хуже, – заверил он слушателей. – Вспомните, он убивает лишь раз в месяц, в полнолуние, а похитил сразу двоих. Это означает, что у преступника есть возможность держать пленника целый месяц, ни у кого не вызвав подозрений. А если учесть географию района и то, где были обнаружены тела… – Мураки ткнул в карту. – В центре в основном высотные многоквартирные дома, а это не самое лучшее место для маньяка. Восточная и западная части, где были оставлены тела – и опять же, учтите, никто ничего не видел! – тоже не подходят, никто не будет мусорить там же, где живёт, чтобы избежать ненужных расспросов от полиции, которая будет вести это дело. А, если учесть, что большинство частных домов расположены на севере, полагаю, там и надо искать логово маньяка.       Шинигами почти с ненавистью уставились на карту. Северная окраина района была огромной. Кроме того, здесь город уже не был плоским, как вдоль побережья: дома располагались террасами, как и в Нагасаки, разве что перепад высот был не столь сильный. А значит, планировка и размещение домов были специфическими, включая высокие фундаменты, глухие заборы и укромные дворики за ними, где можно творить любые тёмные дела.       – А если он убивает не дома, а где-то ещё? – предположил Хисока.       – Нет, – Мураки категорично покачал головой. – То, что он месяц где-то держал жертву, делает эту версию невозможной.       – А если он живёт совсем в другом районе Кобе, далеко отсюда, и там убивает?       Доктор некоторое время обдумывал идею. Рациональное зерно в ней было. Вся их теория строилась из расчёта на то, что преступник и живёт, и работает, и похищает, и убивает в пределах одного района, лишь трупы бросает иной раз на территории двух соседних. Но что если исторический центр был для маньяка всего лишь охотничьими угодьями?       – Нет, не думаю, – произнёс Кадзутака спустя несколько минут. – В этом случае преступнику сложнее было бы обеспечить себе алиби.       – Если только у него нет хорошего прикрытия, – пробормотал Тацуми. – Однако пока что мы сосредоточимся на одном районе.       – Вам не кажется странным, что он убивает только в полнолуние, – заговорил молчавший доселе Цузуки, – даже имея две жертвы на руках, он терпеливо ждёт нужного момента. Вам не кажется, что это похоже на какой-то ритуал?       – Полиция считает, что это дело рук какого-то сектанта, – пояснил Тацуми. – Поэтому про полнолуние они ничего и не говорили прессе. К тому же, руки жертв были прибиты гвоздями к полу, как если бы убийца пытался их распять. Полиция полагает, что это может быть чем-то вроде чёрной мессы, поэтому об этом тоже умолчали, чтобы не пугать обыватели.       – Поэтому вы и предполагаете, что здесь может быть замешан демон, – задумчиво произнёс Мураки, не глядя ни на кого.       – Вполне возможно, – подтвердил Сэйичиро и добавил: – А демонов, как нам известно, вы тоже умеете вызывать. – Кадзутака не ответил, но Асато видел, как нервно дёрнулась его рука, лежащая на карте. – Очевидно, маньяк дожидается, когда улицы опустеют, и похищает подходящую жертву.       – Вы не правы, Тацуми-сан, – возразил Мураки. Голос его звучал спокойно, но была в нём напряжённость, как и во всей фигуре доктора, застывшего в хмуром созерцании улиц Кобе. – Это про нескольких мы знаем, что их видели в десять-одиннадцать вечера, незадолго до того как их, предположительно, похитили. Обратите внимание, их видели, значит, улицы не пустовали. Другие жертвы покинули отель в семь, восемь или девять вечера и тоже бесследно исчезли. – Кадзутака замолчал. Ему не нравилось ни то, что он видел в незамысловатом переплетении улиц, ни то, что он собирался сказать дальше: – Убийца похищает своих жертв пусть и в тёмное время суток, но похищает он их из самого неспящего центра города, освещённого огнями работающих допоздна кафе и неоновых вывесок. Похищает в самом оживлённом месте, практически из-под носа у прохожих. Вот, что меня больше всего бесит! – воскликнул доктор.       Повисла пауза, в течение которой все осмысляли услышанное.       – Согласно полицейским данным, – мрачно заговорил секретарь, – никто не заметил ничего необычного.       – А не необычное? – взоры присутствующих обратились на Асато, негромко обронившему реплику. – Что-то обыденное, на что никто не обращает внимания? – принялся он развивать свою мысль. – Кто может подойти на улице к любому человеку, не вызывая подозрения?       – Полицейский, – произнёс Кадзутака и, прищурив глаза, уставился в пространство поверх голов присутствующих.       – Или врач, – веско добавил Тацуми, со значением глядя на доктора. Мураки скептически посмотрел на Повелителя Теней.       – Полицейский сразу узнаваем по форме, – заговорил он с нескрываемым сарказмом, – врач же в больничной униформе будет смотреться несколько странно посреди ночной улицы, вы не находите?       – Подойти, показать визитку, сказать, что человеку стало плохо и попросить помочь что-либо сделать до приезда «скорой», – невозмутимо парировал Тацуми.       Мураки отошёл к окну, за которым розовые оттенки уже окрашивали небо. Достал сигарету, закурил. Вся эта сцена вызывала уже даже не раздражение, а лёгкую иронию.       Хисока молча слушал их разговор, сверля доктора подозрительным взглядом, учёный и Асато лишь изредка вставляли реплики. К слову, враждебности с их стороны Кадзутака не ощущал, даже Ватари проявлял скорее любопытство, нежели недоверие. Весь этот словесный поединок шёл исключительно с секретарём, который обладал куда бо́льшей информацией, чем все остальные шинигами, и который с ними явно забыл ею поделиться. И Мураки отчётливо понимал, что с каждой своей фразой сам же всё туже и туже затягивает петлю у себя на шее. Однако он не собирался отступать. В конце концов, на кону стояла не только его жизнь.       – Может, – произнёс он наконец, – такое тоже может быть.       – Мураки-сан, – вкрадчиво поинтересовался Сэйичиро, – тогда, в Нагасаки, той девочке в парке действительно стало дурно?       Доктор ненадолго прикрыл глаза: этого он тоже не рассказывал Асато, но проклятый секретарь был слишком прозорлив.       – Нет, – произнёс Кадзутака, глядя на раскинувшиеся внизу дома. – Я увидел Цузуки накануне днём. Он носился по городу и явно что-то или кого-то искал. А потом я сделал так, чтобы девочка потеряла сознание. Мне необходимо было привлечь его внимание и избежать излишних подозрений. – Он вздохнул, стряхнул пепел с сигареты. – А теперь давайте вернёмся к настоящему. Вы заметили, – продолжил он, – в этом отеле, как и в предыдущем, полно полицейских в штатском?       – Откуда вы знаете? – решил уточнить Ватари.       – Один-два человека в пятизвёздочном отеле в дешёвых шмотках, ещё куда ни шло, но целая толпа – я вас умоляю! – заносчиво обронил доктор. – К тому же их манера держаться сразу их выдаёт. Вероятно, после нескольких подобных убийств, следователи заинтересовались служащими отелей. Как у них с алиби, кстати?       – Всё отлично, – подтвердил Тацуми предположение доктора.       Мураки кивнул и, выпуская дым, продолжил:       – Полиция внедрила сюда своих людей, но убийца продолжает похищать прямо у них из-под носа.       – И мы даже знаем одного человека, вполне на этого способного, – многозначительно произнёс секретарь.       – Тацуми-сан, – выдохнул доктор, с силой сминая сигарету о пепельницу, – ещё немного и вы и меня убедите, что эти убийства совершил я. Только это не так. – Говоря это, он обернулся к богам смерти. И впервые со вчерашнего дня Сэйичиро увидел в облике доктора некую уязвимость или, может, просто усталость. – Другой вопрос в том, как убийца доставляет жертву в своё логово, – продолжал доктор. Препирательства с секретарём ему порядком надоели, поэтому он решил игнорировать его выпады насколько это будет возможно. Мураки вернулся к столу и, тяжело облокотившись о стену, сказал: – Одно дело, выбрав момент, подкрасться к человеку незамеченным для окружающих, оглушить или усыпить его, но как он потом незаметно перемещает тело туда, куда ему надо?       Кадзутака хотел, чтобы шинигами задумались в первую очередь об этом. Подобное в большом многолюдном городе (а Кобе был шестым городом по численности населения в Японии) – не самая простая задача.       – Два тела, – неожиданно произнёс Асато. Встречаясь взглядом с фиолетовыми глазами, Мураки почувствовал себя словно в параллельной вселенной. Цузуки почти всё время молчал, редко вступая в разговор, и сидел на противоположном конце от доктора, почти ни на кого не глядя. Но не потому, что не доверял доктору. Напротив, он внимательно слушал всё, что тот говорил, отфильтровывая провокационные выпады секретаря и взвешивая услышанное, чтобы в тот или иной момент сделать дельное замечание. Кадзутака чуть улыбнулся в благодарность за эту поддержку. Асато единственный, наверное, из всех был готов вести это расследование вместе с Мураки, а не против него. – В последний раз он похитил сразу двоих.       «Он так редко вступает в разговор, потому что он уже рассорился с ними из-за меня», – вдруг осознал доктор.       – Но мы ведь знаем, что Мураки-сан умеет телепортироваться, что прекрасно помогает ему сбивать полицию с толка, – снова заговорил секретарь. – А ещё он умеет гипнотизировать людей. Может, они сами охотно шли с ним с его логово?       – Может, вы хоть на мгновение вообразите себе, что убийца не так талантлив, как я? – саркастически выпалил доктор, теряя всякое терпение.       – Тацуми, в самом деле, – вмешался тут Ютака, – что если Мураки-хан здесь действительно не причём? Как в этом случае изобличить маньяка?       «Интересно, – задался Кадзутака вопросом, – у них был какой-нибудь иной, запасной сценарий, кроме того, чтобы притащить меня сюда и свалить всю вину на меня?»       А вслух сказал:       – Могу я всё-таки изложить свой план? – воспользовавшись всеобщим молчанием как знаком согласия, продолжил: – Завтра утром мы отправимся на тот самый семинар, ради которого мы якобы и прилетели. Там будет много приезжих и, вполне возможно, убийца будет там же, выискивая новую жертву. Нам нужно привлечь к себе как можно больше внимания. К тому же там мы сможем свободно обсудить эти убийства с присутствующими, наблюдая за их реакцией. А вечером, – дальше предстояло озвучить самую сложную часть, с которой, как полагал Кадзутака, будет много проблем и споров, – мы с Цузуки прогуляемся по многочисленным барам и ресторанам в том районе города, где предположительно и были похищены все жертвы. – В Кобе кварталы вдоль трёх крупных магистралей в большинстве своём были заняты торговыми центрами, питейными и прочими увеселительными заведениями, либо административными и общественными зданиями, и в меньшей степени жилыми. Мураки ткнул пальцем в центральную магистраль, находившуюся между двумя другими. Вдоль неё было много гостиниц и ресторанов. – А потом… – Мураки замялся: единственная возможность поймать маньяка, которую он видел, была сопряжена с риском для Асато.       – Да? – сдержано вопросил Тацуми, явно предвосхищая новый скандал.       – По-хорошему, нам следует привлечь как можно больше внимания. Окружающие (очевидно, что убийца старательно выбирает жертву и следит за ней) должны знать, что мы приезжие, из какого мы отеля и что обратно Цузуки пойдёт один. Пешком. – Мураки заговорил быстрее, то ли боясь, что его прервут, то ли оттого, что и сам испугается своей идеи. – Когда он отправится в гостиницу, вы в невидимой форме проследите за ним, а я, в свою очередь, прослежу за поведением персонала и за подозрительными лицами.       В своей способности различить этих подозрительных личностей, Кадзутака не сомневался. Одну уже распознал в Киото…       – И оставить вас один на один с другими потенциальными жертвами? – ехидно поинтересовался секретарь, словно ожидая от доктора чего-то подобного заранее.       – А вы предлагаете отправить следом за Цузуки другую потенциальную жертву и ребёнка?! – рявкнул тут Мураки, припечатав стол ладонями и заставив секретаря ненадолго смутиться. – Учтите: если наш убийца не обычный человек и способен видеть вас в призрачной в форме, это всё и вовсе не будет иметь смысла. К тому же ваши тени, Тацуми-сан, самый отличный способ, тихий и незаметный, чтобы скрутить подозреваемого и разбираться по ситуации.       – Я бы предпочёл не отходить от вас, Мураки-сан, – упрямо возразил Сэйичиро.       – И подвергнуть риску их троих?!       Секретарь и доктор с обоюдным недоверием уставились друг на друга.       – Но мы же всё-таки шинигами, – деликатно вмешался Ватари, стремясь не допустить очередного конфликта. Хисока в это время настороженно глядел на спорщиков, размышляя о чём-то своём. А Асато… Асато, казалось, и вовсе не слышал, о чём говорят, хотя это, конечно, было не так. Просто он анализировал слова доктора. – Что с нами может случиться?       Мураки строго посмотрел на учёного, и тот немного стушевался.       – Здесь написано, – очень серьёзно начал Кадзутака, похлопав ладонью по стопке полицейских отчётов, добытых богами смерти, – что один из убитых был тренером по кендо, а другой имел чёрный пояс по каратэ, но ни того, ни другого это не спасло! Будет лучше, если вы, Тацуми-сан, станете неотрывно следить за Цузуки. Остальных двоих можете оставить присматривать за мной.       – Другую потенциальную жертву и ребёнка, как вы сами только что выразились? – У доктора закралось подозрение, что секретарь издевается. Он уставился на Сэйичиро, не зная, что сказать и ощущая себя на каких-то извращённых торгах, где на кону чья-то жизнь. Мураки почувствовал, как поступает головная боль. – Кроме того, вы сами предположили, что это может быть бесполезно.       – Хорошо, – медленно произнёс доктор, – есть другой вариант, – он вздохнул, – но вам он тоже не понравится: мы отпускаем Цузуки одного, будем держать между нами большую дистанцию, такую, чтобы потерять его из вида. Он будет следовать заранее оговорённым маршрутом, отклоняясь от него только в случае, если поблизости кого-то будут убивать, похищать, насиловать. Любое отклонение от маршрута я почувствую, и мы тут же придём ему на помощь, а вы сможете следить за мной.       – А его в это время похитит ваш сообщник? – внезапно выдал Тацуми.       Тут уже даже Ютака подумал, что Сэйичиро перегибает палку, хотя и восхитился его способностью черпать идеи. При этом он неожиданно для себя снова развеселился. Весёлого, вроде бы, и не было ничего, но абсурдность ситуации зашкаливала донельзя.       – Господи! – простонал доктор, запрокидывая голову и прикладываясь затылком об стену. – Что же вы меня сразу-то не убили?! – Он обошёл кровать, достал из прикроватной тумбочки аптечку и проглотил сразу две таблетки болеутоляющего, запивая водой из пластиковой бутылки, купленной по случаю жары ещё в аэропорту. – А вы сами-то, настаивая на том, чтобы не отходить от меня, не опасаетесь? – раздражённо осведомился доктор, швыряя лекарства обратно в ящик тумбочки и резко разворачиваясь к секретарю.       – Чего именно? – холодно уточнил тот.       – Что я проигнорирую выводы профайлера, плюну на остальных потенциальных жертв и трахну вас? – выпалил доктор в эмоциональном запале. Тацуми, выскочивший было на ноги, замер в немом удивлении, уставившись на Мураки. Изумление на лицах обоих было примерно равным. Кадзутака и сам не верил, что сказал подобное. Щёки же секретаря слегка порозовели – Мураки всё же удалось смутить его. Впрочем, через пару мгновений Кадзутака скорчил гримасу отвращения: – Вы правы, – обронил он глухо, – я скорее застрелюсь, чем свяжусь с вами! – Он снова глянул на карту города, ища там вдохновения, и сказал: – Я могу остаться в баре, а вы тем временем будете следить за Цузуки, – продолжал Мураки свои бесплодные попытки, хотя всё равно всё было не так, всё было не то, просто хождение по кругу. Весь этот «план» – глупость несусветная от начала и до конца. – Я не буду двигаться с места. Куросаки-кун сможет подтвердить это. Он теперь на это способен.       – А вы, – без запинки парировал секретарь, снова вернувшийся на своё место, – способны вызвать у него дурноту и обморок! Именно это вы сделали в святилище Фусими Инари и только недавно подтвердили эту вашу способность, рассказав про девочку в парке!       – Тогда я сдаюсь, – пробормотал Кадзутака, сначала садясь на край кровати, потом откидываясь назад. Сняв очки, он прикрыл глаза рукой. За окном уже успело стемнеть, и Хисока, бывший рядом с выключателем, включил свет. И теперь тот нестерпимо раздражал Мураки, усиливая головную боль. – Придумываете сами. – В конце концов, это их расследование, пусть они и напрягаются!       – Послушай, Тацуми, – снова вмешался Ютака, справившийся с приступом неуместного веселья; после фразы доктора про «наплюю на выводы профайлера и трахну вас» даже Цузуки с мальчиком прыснули со смеха, видимо представив себе эту поистине фантасмагорическую сцену, – получается, что мы можем перемещаться по городу только все вместе, что никоим образом не поможет нам вычислить и поймать преступника!       – Мне лишь надо быть уверенным, что Мураки-сан ничего не сможет предпринять, – упрямо изрёк Сэйичиро.       – Хорошо! – нетерпеливо воскликнул Кадзутака. – Можете связать меня тенями, бросить в любой подворотне, а дальше – делайте, что хотите и как хотите! Так пойдёт?!       – Да! – порывисто вскричал Тацуми.       – Нет. – Этот спокойный голос принадлежал Цузуки. Он твёрдо посмотрел в глаза оторопевшему от неожиданности секретарю, недоумённо обернувшемуся к нему, и добавил с вызовом: – В таком случае я отказываюсь что-либо делать!       – Теперь ты защищаешь его? – уточнил Сэйичиро.       – Нет, – ровно отвечал Асато. – Себя. Если вы упустите меня, он, единственный, кто способен чувствовать моё местонахождение, не сможет вам об этом сообщить.       И тут, словно ожидая этой или подобной реплики, заговорил Хисока:       – Пусть Тацуми-сан будет с доктором, а мы с Ватари-сан проследим за безопасностью Цузуки. – Говоря это, мальчик раскрыл свою книгу, которая на деле была не такой толстой, как казалось, просто на дне её был спрятан пистолет. – Это не кендо или каратэ и остановит любого маньяка, будь то даже Мураки.       Доктор даже приподнялся, чтобы взглянуть на это. На свой собственный пистолет, который он оставил на «Королеве Камелии», после того как стрелял из него в Цубаки-химе.       – Прекрасно, – произнёс он с нескрываемым сарказмом, – две потенциальные жертвы и мальчишка с пистолетом – маньяк будет плакать от счастья! Ты хоть пользоваться им умеешь?       Куросаки снял с предохранителя, передёрнул затвор, прицелился, направляя в стену.       – Попаду при желании, – заключил он.       Мальчик помнил вчерашние слова доктора и сегодня внимательно наблюдал за всеми, пытаясь понять и беспристрастно оценить, кто что чувствует и думает на самом деле. От него не укрылось, что Цузуки, который вёл себя тихо и спокойно, не считая одного-единственного эмоционального взрыва, на самом деле устроил что-то вроде молчаливого протеста. И даже эмпатия тут бы не помогла, он целиком закрылся для мальчика, что не могло не расстраивать того, и означало, что у Асато есть что-то на уме, и поступать он будет, исходя из этих соображений, игнорируя мнение других. И что бы там ни говорил Тацуми, как бы он ни пытался обличить доктора, у Цузуки был свой взгляд на это. А потому он мог наплевать на советы и указания секретаря и поступить по собственному почину или по воле Мураки, про которого Хисока пока не знал, что думать, чтобы сохранить непредвзятое суждение.       – Мне одному из присутствующих вся эта затея кажется бредовой и абсурдной до нелепости? – вздохнув, пробормотал Мураки, ни к кому конкретно не обращаясь и, в общем-то, не ожидая ответа. Он снова растянулся на кровати, прикрывая глаза.       – Мне самого начала это всё не нравилось, – буркнул мальчик с внезапной солидарностью, и спрятал пистолет обратно в книгу.       – И учтите: до следующего полнолуния осталось пять дней, включая этот, который почти закончился, – безрадостно подытожил Кадзутака.       – Кстати, – преувеличенно бодро начал Ватари, – за всеми этими разговорами, – он едва не сказал «ссорами», – мы и не заметили, как день прошёл. Давайте пойдём, поужинаем где-нибудь в городе? Заодно и осмотримся.       Тацуми пожал плечами и посмотрел на Мураки.       – Вы с нами, доктор?       – Разумеется! – воскликнул тот. – Хотя хуже перспективы оставаться в номере наедине с головной болью, может быть лишь необходимость провести этот вечер в вашей компании! Пять вечеров! – мрачно добавил Мураки, поднимаясь и вслед за шинигами покидая номер.              

***

      В городе оказалось неожиданно приятно. Кобе был всё же меньше Токио, имел меньше небоскрёбов, меньше машин и был вытянут вдоль моря, а потому такой ужасной жары и духоты, как в столице тут не наблюдалось. Мураки даже повеселел немного. В конце концов, они здесь с Цузуки. У него есть шанс показать себя с лучшей стороны, завоевать его, искупить свою вину перед ним, наконец. И плевать, что Кадзутака чувствовал себя узником, конвоируемым к месту заключения. Судите сами, Цузуки и Хисока шли впереди, обсуждая увиденное и выбирая, куда бы пойти, а вот Тацуми с Ватари как будто специально отстали, следуя теперь позади доктора и негромко о чем-то переговариваясь.       «Плевать», – подумал Мураки в полной уверенности, что секретарю не удастся испортить ему вечер.       Однако ближе к центру города Кадзутаку охватили внезапная тревога и раздражение. Он и сам не был способен сказать, в чём причина, но недвусмысленные взгляды, которые бросала следующая по пятам пара и, казалось бы, контролирующая каждый его шаг и ожидающая от него какой-нибудь гадости, бесила. Ладно, только один из них бесил. Да и вся эта история снова начала раздражать. От недавнего благодушия не осталось ни следа.       «Я просто устал, – думал Мураки. – И голова болит».       Боль, кстати, тоже усилилась, и Кадзутака пожалел, что не взял обезболивающие с собой. Впрочем, злоупотреблять ими всё же не стоило.       После того как Мураки презрительно отверг Макдональдс, предложенный скорее из вредности (Тацуми и сам был не в восторге от этой идеи), вся компания завалилась в недорогой ресторан традиционной японской кухни.       Хисока, севший во главе стола, в ожидании заказа делал вид, что читает, а сам внимательно наблюдал за происходящим и слушал, что говорят другие. Цузуки и Ватари рядом с ним восторженно, словно впервые в жизни увидели, изучали меню десертов, решая, что из этого взять. В это время доктор и Тацуми молча сверлили друг друга неприязненными взглядами. И мальчик пытался понять, насколько правда то, что сказал Мураки вчера. Правда ли, что влюблённый в Цузуки секретарь намеревается избавиться от доктора любыми средствами? Или Мураки сгущает краски? Или банально врёт? Однако, когда они полчаса назад покидали отель после изнурительной дискуссии, он слышал, как учёный шептался с Тацуми:       – Ты, правда, думаешь, что убийца – доктор?       – А что, он уже и тебя очаровал? – немного раздражённо бросил секретарь, и Ютака пристыженно замолчал.       А мальчик отметил два факта: во-первых, учёному Мураки действительно понравился; во-вторых, в голосе Тацуми не было достаточной уверенности, а значит, эта фраза, в некоторой степени, относилась и к нему. Даже Хисока, самый пристрастный, по словам доктора, должен был признать, что Мураки вёл себя вполне адекватно. Да, сцеплялся постоянно с Тацуми, но на это у него была объективная причина. И, скорее всего, секретарь и сам ждал от доктора чего-то другого. Они все – ждали иного. Кроме Цузуки, пожалуй.       В Киото Хисока позволил себе не совсем честный поступок: после ухода следователей он подошёл к Асато, прибывавшему в лёгком смятении, и успокаивающе положил руку ему на плечо.       – Ты как? – спросил он.       Цузуки лишь неуверенно покачал головой и пожал плечами, пробормотав что-то неубедительное про «всё в порядке». Но Хисока смог прочитать подлинный ответ, так как Цузуки в тот момент был слишком уязвим и не контролировал эмоции, которые хлынули на мальчика бурным потоком.       Асато любил доктора и лгал ради него!       Пережитое Цузуки в больнице тоже открылось эмпату. Поступки Мураки были далеки от деяний добропорядочных людей. Он убивал, да, но руководствуясь собственными представлениями о морали и сострадании, а где-то – беря на себя роль правосудия. И Цузуки не знал, как к этому относиться. Риторика доктора была убедительна, но вступала в конфликт с внутренними убеждениями Асато. И здесь была загвоздка: собственное отношение Цузуки к себе самому и своему прошлому тоже было далеко неоднозначно, но понять, почему, Хисока не смог – там были лишь боль, вина, безысходность.       «Если бы Мураки был маньяком, – думал мальчик, – то он уже на корабле воспользовался бы случаем и… сотворил что-нибудь с Цузуки. Он выиграл его в карты. Всё было честно».       У Хисоки тогда промелькнуло секундное желание отдать Цузуки во власть доктора, чтобы излечить шинигами от наивности, а заодно от влюблённости в доктора. И лишь страх, что с Цузуки может случиться действительно что-то непоправимое, его останавливал.       От дальнейших размышлений и наблюдений его оторвал широкий жест Мураки: в конце ужина он предложил «детям», под которыми он подразумевал и Хисоку и парочку, сидящую по обе стороны от него, выбрать любые десерты за его счёт. После чего думать о чём-то серьёзном уже было невозможно, мешали постоянные восторги Асато и необходимость пояснять, что он уже не ребёнок, это не ест. Нет, ест, конечно, но…       В общем, Куросаки уже не слышал, как доктор сказал, обращаясь к шинигами напротив себя:       – Скажите, Тацуми-сан, чего вы хотите больше? Поймать маньяка или отвадить Цузуки от меня?       Сэйичиро некоторое время разглядывал доктора тяжёлым взглядом, что-то обдумывая, потом проронил резко:       – Что вы сделали с ним в лаборатории?       – Я не насиловал его, если вы об этом, – ответил Кадзутака, но Тацуми заметил, как тот побледнел, – не насиловал и не стирал память. Я лишь пытался привести его в сознание. Я не знаю, что он чувствовал и видел, находясь там.       – Он не помнит, – хмуро произнёс Тацуми. – На ваше счастье, он не помнит. А если бы помнил… – В синих глазах промелькнуло что-то недоброе.       – Прекратите наконец меня запугивать! – неподдельно возмутился Кадзутака. – Это… это произвол какой-то!       – А то, что вы сделали с Цузуки, как называется? – негромко уточнил секретарь, и доктор замолчал, разглядывая стол.       – Я объяснил ему всё, что считал нужным, – ответил в итоге доктор. – Дальше решать ему, разве нет?       – А почему вы уверены, что он решит в вашу пользу? – вдруг спросил Сэйичиро, Мураки лишь пожал плечами.       Принесли заказанные десерты и кофе. Очень ненадолго воцарился мир.       – Мураки-сан, – вкрадчиво поинтересовался Тацуми, вдоволь насмотревшись на уплетающего очередное пирожное Цузуки, посмеивающегося над ним Ватари и усиленно строящего из себя серьёзного и взрослого Хисоку, аккуратно надламывающего ложечкой бисквит с таким видом, словно ему это всё безразлично, а согласился он лишь из вежливости, – а вы не боитесь под конец расследования разориться?       – Не стоит волноваться, – ответствовал доктор, мельком глянув на обсуждаемую троицу. – Я вполне обеспеченный, такая малость для меня нипочём. – Он отпил кофе, весьма неплохой, надо отметить, и почти весело, хотя веселиться было не с чего, добавил: – Кроме того, какой смысл беспокоиться о деньгах, если вы намереваетесь меня убить?       – Это не так, – вдруг возразил Сэйичиро и неожиданно для себя объявил: – Вы знаете, что Цузуки сам вызвался вас убить?.. – И без того нарочитая улыбка сползла с лица Кадзутаки, а рука предательски дрогнула, расплёскивая кофе. – Там… в Киото, – пояснил Тацуми, которому вид как громом поражённого доктора доставил немало удовольствия.       Кадзутака отрешённо смотрел на кофейное пятно на рукаве своего некогда безупречно белого пиджака. Слишком отчётливо он помнил этот момент в больнице. Когда ты при смерти, и к тебе приходит шинигами, нетрудно догадаться о цели его визита. Впрочем, в тот момент Мураки был даже рад этому гостю. Ему было больно. Очень больно! Но боль эта имела мало общего с физической.       – Если бы он убил меня тогда, – сдавленно произнёс Мураки, отмечая, как за их столом стало внезапно тихо, но не видя ничего вокруг себя, – я был бы ему благодарен. Прошу меня извинить. – Кадзутака поднялся и механически, словно сам не свой, отправился в уборную.       – Что ты ему сказал? – недоумённо спросил Ватари.       Асато лишь нахмурился, закусив губу. Но Тацуми молчал. Он глядел вслед удаляющемуся доктору и не мог понять, что чувствует. Вроде бы он должен быть рад тому, что одержал первую весомую победу – выбил Мураки из колеи. Но он не испытывал ожидаемого триумфа. Впервые Тацуми задумался над тем, что, возможно, Мураки в самом деле испытывает к Цузуки сильные чувства. Вот только это, по мнению секретаря, не исключало той вероятности, что он маньяк: Мураки не может получить желаемое, поэтому довольствуется другими, убивая их впоследствии, так как они не в состоянии дать ему требуемое.       Подведя, таким образом, логическую базу своим бесплотным подозрениям, основанным больше на ревности, чем на фактах, Тацуми кивнул своим мыслям.              Пятно, разумеется, не отстиралось, а вдобавок к нему Кадзутака получил мокрый рукав.       Доктор невидящим взором уставился в своё отражение. Мураки даже забыл закрыть кран – шум воды отвлекал от тяжёлых мыслей, отгонял подступающую депрессию, берущую за горло.       «Скоро полнолуние», – напомнил он сам себе.       Не только местный маньяк в это время бесшумной тенью двигался по городу, в поисках очередной жертвы, способной утолить его голод, заглушить его боль, компенсировать пережитые некогда психические травмы. Или какая там у него причина для безумия? Сам Кадзутака в эти дни тоже что-то искал, от чего-то бежал, к чему-то стремился. Так искал, что в итоге напоролся на нож. А может и вовсе встретить смерть. Сейчас он был как никогда к ней близок…       Мураки тряхнул головой, фокусируя взгляд на бледном издёрганном переживаниями лице, глядящем на него из зеркала.       «Я должен успокоиться, – подумал Кадзутака. – Это всего лишь депрессия, вызванная тревогой и неизвестностью, ничего более».       Сняв очки и аккуратно убрав их в карман пиджака, он вывернул кран в сторону холодной воды и с удовольствием подставил лицо приятной прохладе.       Закончив умываться, Мураки вытер лицо и волосы носовым платком и снова уставился в зеркало. Более неприкрытый чёлкой, не выражая эмоций и уродуя внешность, на него оттуда смотрел голубой искусственный глаз. Серого у профессора Сатоми не нашлось…       При мысли о профессоре, внутри у доктора всё заболело. Он не будет об этом думать! Он не хочет об этом думать! О человеке, которого он убил. Своего возможного отца, который спас его, вернув полноценную жизнь, но навсегда безобразив лицо (хотя здесь, конечно, постаралась авария), который трахал его, вспоминая при этом его мать.       Мураки почувствовал, как желудок скрутило спазмом.       Услышав звук открываемой двери, Кадзутака попытался быстро взять себя в руки, надел очки, убрал платок в карман. Но к чему он оказался не готов, так это взгляд фиолетовых глаз, нацеленных прямо на него.       Мураки растерялся, и это настолько явственно отобразилось на его лице, что Цузуки в нерешительности замер на месте.       «Интересно, как они не побоялись отпустить его ко мне?» – вяло подумал Кадзутака.       Несколько томительно долгих секунд, которые гулко отстукивало сердце в груди доктора, они лишь смотрели друг другу в глаза, не зная, как начать разговор.       Асато выпытал всё же, что такое произошло между Тацуми и доктором, а услышав ответ, убежал вслед за Мураки. Кажется, ему что-то говорили или даже кричали вдогонку, но он не слышал. А теперь он стоял тут и не мог подобрать слов. Ведь сказанное секретарём правда. И они сейчас думают об одном и том же.       – Это так? – с трудом выдавил из себя Кадзутака. – Ты действительно вызвался меня убить?       Быть может, всё это время он ошибался? Ошибался в Цузуки, в его чувствах, вообще во всём? Он пришёл в больницу его убить, но не убил по какой-то причине. Может, ему всё равно, ему нет дела до доктора? И не было никакого единения, которое померещилось Кадзутаке, когда он смотрел Цузуки в глаза в номере отеля. Может, это не Цузуки, может, это он – наивный идиот?       – Твоё имя появилось в кисэки. Я должен был забрать твою жизнь, только я и никто больше! – горячо выпалил Асато и, вдруг подумав, что это выглядит как своеобразное признание, смутился. Захотелось сбежать и спрятаться, проклиная свой язык, говорящий, что ни попадя, когда ни попадя.       Но доктор сам первым отвёл взгляд.       – Всё верно, – пробормотал он, глядя на кафельную стену за спиной шинигами, – я столько всего причинил тебе… – Цузуки совсем расстроился. Мураки не понял истинной подоплёки его слов и воспринял их совсем превратно. – Почему же тогда не забрал? – Этот вопрос мучил доктора давно, он так и не понял до конца, что же произошло в больнице.       – Потому что ты оказался совсем другим человеком, – со всей искренностью ответил Асато, заставив Мураки удивлённо распахнуть глаза, снова переводя взор на собеседника, а заодно и усомниться в ранее сделанных выводах. – Однако я по-прежнему не одобряю твоих поступков, – поспешил добавить шинигами. – Особенно того, как ты поступил с Хисокой!       Несколько секунд Мураки просто смотрел на собеседника, и нельзя было сказать наверняка, что выражает его лицо: спокойствие или затишье перед грозой.       – А что я должен был сделать? – ровным тоном вопросил Мураки, но за этим скрывалось с трудом сдерживаемое раздражение. – Сбежать с ним как с любовником? Похитить? Обратиться в органы опеки, которые меня бы скорее в асфальт закатали? – всё больше распалялся он. – Что? Критиковать готов любой, а вы предложите решение!       – Но ты убил его!       Правда, уверенность в голосе Асато немного поугасла. Слова Мураки и скрытые за ними эмоции тронули его.       – Его ждала участь более страшная!       – Но ты не знаешь это наверняка!       – Но я увидел там достаточно! – Мураки прикрыл глаза на мгновение, переводя дух, успокаиваясь и снижая тон. – Я надеялся, что смерть принесёт ему, если не счастье, то покой. Что я мог ещё сделать?       – Убить того демона, что преследовал семью Куросаки! – выпалил тут Цузуки.       Выражение лица доктора приняло озадаченный вид. Асато и сам внезапно осознал, что сказал.       – Я всего лишь человек, Цузуки-сан, – выдохнул Мураки. Он, бывало, вставлял суффикс, стараясь дистанцироваться от Асато (как в больнице, например), но сейчас это прозвучало, как пощёчина. Асато даже отшатнулся немного, но доктор не обратил на это внимания, возможно, всерьёз рассматривал идею, поданную Цузуки и не найденную им самим. Но Асато судил по себе, говоря это. Он так привык к всесилию доктора, что забыл даже, что тот – простой смертный. – Мы, японцы, иначе относимся к смерти, чем европейцы, которые страшатся её. Для нас это не конец, а возможность начать всё снова.       – И ты не боишься? – напрямик спросил Цузуки, пытливо вглядываясь в лицо доктора, считывая эмоции.       – Боюсь, – признался тут Кадзутака и снова уставился куда-то за спину персонифицированной смерти, стоящей перед ним. – Это Ория своей самурайской душой ожидает перерождения, как нового шанса. Но я – не он, и не знаю, что ждёт меня.       – Я тоже боялся, – вдруг негромко обронил Асато. – Я так хотел умереть! Но я так хотел жить и так страшился смерти, что зацепился за возможность стать шинигами. Но, что я получил в итоге? Я забираю чужие жизни, чтобы жить самому! – с презрением к самому себе выплюнул Цузуки.       Кадзутака вздрогнул от неожиданности.       – Бедный мой ангел смерти, – проговорил он, добавив нежности в голос. Он и помыслить не мог, что Асато смотрит на это таким образом! Разве могло хоть кого-то оставить равнодушным это существо? Мураки подумал, что, похоже, только что ещё больше в него влюбился. – Ты никого не убиваешь! Их убивают другие люди, болезни, обстоятельства. Ты лишь должен засвидетельствовать факт смерти.       Взгляд Асато сделался затравленным.       – Не все готовы смириться со своей участью. Некоторые способны оставаться в мире живых. И вот их-то, – с отвращением закончил Цузуки, – я и убиваю!       Мураки не нашёл, что ответить.       – Пойдём, – произнёс он, касаясь плеча шинигами и мягко подталкивая Цузуки к выходу, – пока твои друзья не решили, что я тебя здесь убиваю.       Дверь оказалась приоткрытой, а в коридоре, прислонившись спиной к стене, дежурил Куросаки, то ли отправленный другими шинигами на помощь коллеге, хотя, по мнению Мураки, будь он и вправду маньяком, это было бы бесполезно, то ли, как и Асато, прибежал по собственному почину, и, вероятно, слышал всё, о чём они говорили.       Однако мальчик сделал вид, словно бы только пришёл.       – Тацуми волнуется, – сказал он, глядя на Цузуки.       – А за меня – тоже? – кокетливо усмехнулся Кадзутака, но Хисока ничего не говоря, отвернулся и первым вернулся в зал.       А чуть позже Асато вдруг решительно заявил, что сейчас они с Мураки собираются посетить все ближайшие бары во исполнение их плана по вычислению и поимке убийцы. Мураки лишь пожал плечами.       – В самом деле, – сказал доктор, – зачем терять время?              Несмотря на свои слова, Цузуки в первую очередь руководствовался необходимостью остаться наедине с доктором, поговорить с ним и, может, восстановить пошатнувшееся доверие… А оно между ними было? Но как это сделать Асато не знал, поэтому просто заворожено наблюдал, как Мураки очаровывает барменов, ненавязчиво расспрашивая их о городе, а заодно выдавая всю необходимую для расследования информацию об их визите в Кобе.       Третий или четвёртый бармен с удовольствием отрекомендовал им итальянский ресторан, где подают восхитительную пиццу и варят отличный кофе, а также небольшое кафе, где можно попробовать блюда разной кухни мира, включая корейскую, индийскую и мексиканскую.       И Цузуки наконец решился спросить, просто, чтобы завести разговор (кроме того не первый уже стакан различных коктейлей развязал ему язык):       – К тебе приходила полиция в больницу? Тебе удалось избежать подозрений? – Они уже сидели не у барной стойки, а за одним из столиков в глубине зала, а потому их никто не слышал.       – Вроде бы удалось, – слабо улыбнулся Кадзутака. – По крайней мере, пока, как видишь. Ория говорит, что у них нет никаких идей, и дело временно закрыто из-за недостатка данных. Ко мне долго никого не пускали, – добавил он, – и следователи к тому времени уже установили, что я не мог убить профессора, а потому спрашивали меня больше про то, какого черта я шлялся ночью по городу. Единственное, спросили, где я был в то время, когда Сатоми был убит. Я рассказал им про бар – один из медицинских работников принёс мне эту информацию от Ории. Со своей стороны Ория тоже подтвердил, что я там был вместе с тобой. Как и владелец.       – И я – тоже, – признался вдруг Асато, заставив доктора изумлённо воззрится на шинигами. Вот только Цузуки не видел этого взгляда, старательно глядя вниз. – Я всё им рассказал и про театр, и про то, что ты меня соблазнял. Они вроде бы проверили в то, что мы… могли быть вместе, – закончил он, отчаянно краснея.       «И про то, что люблю тебя», – добавил он мысленно.       – Ты же сам говорил, что не одобряешь мои поступки, – удивлённо изрёк Мураки, – но при этом обманул полицию ради меня?       – Вот такой я идиот! – горько заключил Асато, а доктор подумал, что Цузуки хватит пить.       Тот, впрочем, продолжал набираться и в следующем баре, и в следующем.              – Я всё-всё им рассказал, понимаешь? – пьяно вещал Асато под конец, осоловело глядя по сторонам и цепляясь за доктора. – И про то, почему мы были в том баре!       – Мы там не были, Цузуки, – терпеливо произнёс доктор, обнимая за талию повисшего на нём бога смерти и помогая ему покинуть очередное увеселительное заведение, а точнее, насильно уводя его из оного.       – Да-а? – искренне удивился Цузуки. – Но я же позвонил тебе. Я мог позвонить только тебе! – горячо произнёс шинигами, искательно заглядывая в глаза Мураки. – И никому больше, понимаешь?       Это было сказано с тем же жаром, что и когда Асато сообщал, что за душой доктора мог прийти только он и никто больше, потому Кадзутака не мог не улыбнуться.       – Конечно, Цузуки, – мягко произнёс он. – Кому же ещё ты можешь свалиться на голову, кроме как мне?       Они стояли на полутёмной улочке, озаряемой лишь светом, доносившимся с более широких проспектов, да вывеской того заведения, из недр которого они только что выбрались. Лица их были напротив друг друга, и выражение, написанное на мордашке Цузуки, было столь уязвимым и доверчивым, что вызывало в груди доктора умильный трепет. Вот и как можно не любить это недоразумение?       Видя подобную сцену в японских любовных дорамах, где главные герои, как правило, тупят до последнего, обычно хочется вскричать: «целуй её, придурок! Срочно целуй!»       К несчастью, Мураки остро чувствовал присутствие чужих глаз и ушей, хотя и не видел их владельцев, стоя к ним спиной.       – Наш план с блеском провалился, господа шинигами, – огласил он, когда Цузуки окончательно повис на нём, решив вздремнуть прямо здесь.              Утро для Цузуки Асато оказалось безрадостным. С трудом продрав глаза, он первым делом узрел Тацуми. Тот смотрел с явным укором, но вроде бы не сердился.       – А где Хисока? – слегка озадаченно спросил Асато, чтобы хоть как-то начать разговор. Секретарь вздохнул.       – Цузуки, мы же вчера договорились, что в целях, так сказать, повышенной конспирации, скажем доктору, что ты в одном номере с Куросаки, но на самом деле там будет Ватари. Но ты вчера своим пьянством похерил всю конспирацию! – со вселенским терпением во взгляде закончил Сэйичиро. Номера располагались рядом, и доктор не смог бы точно сказать, в каком из них на самом деле находится Цузуки.       – Бредовая конспирация, – заключил Асато. Выходило, что ради него, секретарь жертвовал Ватари, что Цузуки совсем не нравилось. – Да и вся эта затея, что ты предложил, а я согласился, – бредовая.       – Предложи лучше, – пожал плечами Тацуми, и Асато вспомнил, что что-то похожее вечером говорил и доктор. Кстати, о докторе.       – Да, нет, я понимаю, что другой идеи, наверное, и нет. – Асато принял сидячее положение, хотя голова раскалывалась безумно. – Все эти проклятия, заклинания… Вдруг они бы не сработали, или Мураки задумал бы что-то ещё, будь он нашим убийцей? Обманул бы нас?       – Мы с Ватари это долго обсуждали, – признался Сэйичиро. – Он думает, что это не так и просто, и все чары Мураки, скорее всего, работают должным образом. – «Хотя ты и оспаривал этот факт вчера», – подумал Цузуки, но промолчал. – В конце концов, доктор всё-таки человек, хотя и не самый обычный, он не способен на сложную магию, доступную демонам.       – Вот именно, Тацуми, – с укором добавил Асато, – он всего лишь человек. А если с ним что-нибудь случится?       – Он не представляет интереса для маньяка, если ты об этом, – нахмурившись, произнёс секретарь, – да и постоять он за себя способен.       «Ага, – мрачно подумал Цузуки, – как и некоторые из тех, кого уже убили».              Первая половина дня прошла для Асато, мучаемого похмельем, как во сне, да и вторая – была не лучше.       На семинаре, куда они отправились с утра, Цузуки не слышал ни слова, так как его мутило, и хотелось забраться с головой под одеяло и проспать до вечера. Мураки, единственный, кто был способен понять, о чём речь, впрочем, тоже не слушал, внимательно глядя по сторонам, а в перерывах активно общаясь с присутствующими. Доктор пытался вовлечь в процесс и Асато, но тот сказал, чтобы его не трогали, иначе он «сейчас помрёт», за что получил выговор сперва от Тацуми, потом от Хисоки, а потом холодно-презрительное от доктора, мол, не умеешь пить, не берись, и совсем скис.       К слову, в плохом настроении или на взводе были почти все: у Мураки, очевидно, болела голова, а потому он был гораздо более резок и язвителен, чем обычно; Сэйичиро всё время злился и сцеплялся с доктором по поводу и без; Хисока, который тоже чувствовал себя не лучшим образом, постоянно раздражался. И лишь Ютака пылал здоровьем, благодушием и жизнерадостностью. Последняя, правда, вскоре сползла с его лица, когда шинигами отправились пообедать в одно из кафе неподалёку от университета Кобе, где проводился семинар, и Асато вдруг сказал то, что заставило всех мгновенно сделаться мрачно-серьёзными:       – А что, если убийца уже выбрал свою жертву и, более того, уже похитил её? Получается, всё, что мы здесь делаем – впустую. И… мы не сможем его спасти, – завершил Цузуки и поёжился от этой страшной мысли. Что должна чувствовать жертва, запертая в укромном месте в течение нескольких дней, а то и недель в ожидании расправы?       – И нам придётся остаться здесь на месяц и начать всё сначала, – добавил Ватари.       При этих словах Мураки застонал и, болезненно закатив глаза, схватился за голову.       – И всё наше прикрытие пойдёт насмарку, – произнёс он мгновением спустя. – Не говоря уже о моей командировке.       – Да о чём вы говорите?! – вспылил тут Асато. – Разве человеческая жизнь не важнее всего?!       Повисло неловкое, напряжённое молчание, в течение которого присутствующие за столом старались не смотреть друг другу в глаза. Нарушил её неожиданно доктор. Хисока, слушая его, подумал, что его слова и манера, с которой он говорит, мало чем отличались от того, как Тацуми отчитывал Цузуки, разве что тон был мягче.       – Если убийца уже похитил свою жертву, мы не сможем ничего сделать. У нас недостаточно информации. И это после двенадцати убийств! В этом деле огромное количество вещей, которые мы не понимаем. Однако, – он помолчал и, нехотя, понимая, как это будет воспринято фиалковоглазым шинигами, продолжил, – как ни кощунственно это признавать – новая жертва скорее приведёт нас к разгадке и не только потому, что убийца, как и сказал Куросаки-кун, теряет бдительность, чувствуя безнаказанность, но и потому, что мы обладаем бо́льшими знаниями и возможностями, чем полиция. Нам остаётся лишь делать всё возможное, – мягко подытожил доктор.       – К тому же, заявление о пропаже в полицию пока не поступало, – добавил Тацуми.       – А в тот раз? – спросил Асато. – Было ли заявление от служащих отеля, что двое из их постояльцев пропали?        Все изумлённо воззрились на Цузуки, а доктор недовольно нахмурился: об этом он не подумал.       – Вроде бы, нет, – не слишком уверенно произнёс секретарь.       – Если бы такое было, мы бы знали, – разумно сказал мальчик, вступив в обсуждение. – Но нам ничего не известно.       – Значит, всё-таки сотрудник отеля? – растерянно пробормотал Тацуми.       Причём того самого, в котором они остановились, но об этом все предпочли не упоминать.       – Но у них у всех алиби, – напомнил Ватари.       – У доктора тоже есть алиби на момент убийства профессора Сатоми, – с лёгкой ехидцей произнёс Сэйичиро. – Не расскажете ли нам, Мураки-сан, как вы этого добились?       – Вы ведь наверняка уже знаете? – вздохнул Мураки, потирая виски. – Ория и Цузуки обеспечили мне его.       – Я не об этом, – недовольно отмахнулся секретарь. – А о тех нескольких десятках людей, что видели вас на медицинском симпозиуме, на котором вы, очевидно, не были!       Кадзутака вдруг понял, что оказался в ловушке: если он не ответит – вызовет заведомое подозрение, ответит – будет ещё хуже, хорошо, если сразу не убьют. Но потом его вдруг посетила мысль, что и это секретарю Мэйфу давно известно, и он сейчас ломает комедию, чтобы очернить его в глазах Асато. Сразу стало ясно, для чего нужно было и то заклятие, наложенное на Хисоку.       – Хорошо, – произнёс он, понимая, что смысла скрывать, всё равно нет, – мой шики способен принимать внешность хозяина. Он и был моим алиби в Киото. Но, – поспешно добавил Мураки, пресекая попытку секретаря что-то сказать, – вы контролируете каждый мой шаг, поэтому вам не в чем меня упрекнуть!       – Вы очень умны, доктор, – ответил Тацуми, как будто обличая его в тяжком грехе.       – Да идите вы! – огрызнулся Кадзутака, раздражённо откидываясь на спинку стула с выражением вы-все-меня-достали на лице.       – Давайте, осмотрим место, где был найден последний убитый, – предложил Ватари, желая пресечь очередной конфликт. Ну и просто потому, что надо же что-то делать, помимо того, чтобы ругаться! – Поговорим с местными, может, кто-то что-то всё-таки вспомнит? Или мы сами что-то поймём, увидев всё своими глазами?       Однако и этот план им не суждено было привести в жизнь.       Место оказалось небольшой улочкой с односторонним движением на северо-западе района Тюо. Припарковав машину за пару кварталов от неё, чтобы иметь возможность получше осмотреться, вся компания двинулась дальше пешком. Место это, впрочем, было ничем не примечательно – невзрачные жилые малоэтажки по обе стороны дороги, да небольшие магазинчики.       Хисока, и до этого весь день чувствовавший себя неважно, ощутил, как дурнота поступает с новой силой, но смолчал. В конце концов, у них есть дело, которое они должны расследовать, возиться с ребёнком не в чьи планы не входит.       Шедшие впереди Тацуми и Мураки по привычке негромко переругивались, Ватари рассматривал вывески магазинов (не глазеть же постоянно на бранящуюся парочку, иногда это надоедает), а Цузуки о чём-то размышлял с несвойственной ему серьёзностью. Но именно Асато первым заметил, что Хисока немного поотстал от них.       – Тебе нехорошо? – догадался он.       – Этот город ужасен, – изрёк мальчик, – сам не знаю, почему.       Правда, возвращаться в отель Куросаки наотрез отказался. К тому же тогда бы это всё не имело смысла, он же сам напросился следить за доктором. Однако за несколько поворотов до нужной точки, мальчик побледнел, ухватился за фонарный столб, а потом и вовсе сполз на землю без чувств.       Вот тут-то и разразилась буря: секретарь и доктор сцепились не на шутку, и Ватари поспешил их разнять, пока дело не дошло до кулаков, а то и до применения магии. Однако огрызаться друг на друга они не перестали.       – Да заткнитесь вы! Оба! – вдруг рявкнул Асато, поднимая на руки бесчувственного мальчика и гневно сверкая фиолетовыми глазами. – Достали!       Спорщики пристыженно замолчали, а Цузуки развернулся и пошёл обратно то ли к машине, то ли сразу к отелю, плевать, что пешком. Он был очень зол и раздосадован всем происходящим.              – И что дальше? – спросил Тацуми уже в номере, глядя на лежащего на кровати и как будто спящего мальчика. Мураки он к нему не подпускал, а Ватари ничего конкретного сказать не мог, лишь растеряно и виновато пожимал плечами. Расстроенный Цузуки сидел у постели мальчика и молчал. – Это очень похоже на припадок, который был у него в Киото.       – Не похоже! – отрезал доктор.       Он стоял у окна, за которым простирался ботанический сад, скрестив руки и о чём-то размышляя. Мысли эти преимущественно были невесёлые. Он был непричастен к тому, что произошло с мальчиком. На этот раз непричастен, но обвинят его – не надо быть эмпатом, чтобы понимать это! Как объяснить произошедшее, он не знал, а осмотреть Куросаки ему не давали. Хотелось курить, но на этом этаже располагались номера для некурящих. Хотелось биться головой об стену, но это и вовсе не к чему хорошему не привело бы.       Тацуми смерил Мураки презрительным и злым взглядом. Он ожидал чего-то подобного от доктора, и верить ему не собирался.       – Довольны? Теперь, когда вывели его из строя…       – Я не делал этого! Я вообще ничего не делал. Вы были рядом и сами всё видели!       – Когда в святилище что-то случилось с Цузуки, вы тоже его даже пальцем не тронули!       – Это здесь вообще не причём! – воскликнул Кадзутака. – Знаете, что, – окончательно вышел он из себя, – мне это всё порядком надоело! – И направился к двери, но секретарь заступил ему дорогу:       – Вы далеко собрались?       – В свой номер!       – Ну, разумеется, теперь, когда за вами некому следить!..       – Мне что же теперь, ночевать вместе с вами?! – вскричал доктор, ощущая полную безысходность сложившегося положения. И что самое поганое, в глубине души он понимал, что секретарь имеет полное основание ему не доверять. – Вы должны были убить меня в Киото, и вы этого желаете и сейчас! Так что делайте своё дело и… И всё!       «Да гори оно всё синим пламенем!» – тоскливо подумалось Кадзутаке. Он должен был умереть ещё в Киото. Он получил отсрочку на год. И хватит. К чёрту всё!       Тацуми встретил выражение абсолютной покорности, отражающееся в неприкрытом чёлкой сером глазе, и растерялся.       – Прекратите, – негромко попросил Ватари.       Секретарь и доктор мгновенно умолкли. Асато не смотрел на них: взор его был обращён на мальчика, чью ладонь он сжимал в руках, но глаза Цузуки опасно блестели.       И тут Асато разворачивается к доктору, заставляя того утонуть в аметистовом омуте, вот только выражение их твёрдое, даже жёсткое, как и тон, которым он говорит:       – Мураки, ты имеешь хоть какое-то отношение к этому?       – Нет, – выдохнул Кадзутака. Он просто смотрел на Цузуки. Что ещё он мог сказать или сделать?       Но Асато прочитал во взгляде доктора всё необходимое. Кивнув то ли ему, то ли своим мыслям он повернулся снова к мальчику.       – Мураки, – произнёс шинигами спустя мгновение совсем иным тоном, и у доктора потеплело в груди. Они словно бы всю жизнь общались именно так, будто бы и не было ссор, гневных восклицаний, недоверия, – ты можешь попросить Мибу-сан приехать сюда?       – Постараюсь его уговорить, – произнёс Кадзутака, а Ватари вдруг остро почувствовал себя лишним. Эти двое сейчас вели себя так, как если бы никого больше в комнате не было. Вероятно, Тацуми ощутил нечто похожее, так как даже не стал ничего говорить, а может, просто отчётливо понимал, что сейчас Асато не станет его слушать.       Вынув из кармана телефон, доктор набрал давно знакомый номер друга.       – Ория, ты мне срочно нужен в Кобе, – без каких-либо прелюдий обрадовал доктор самурая и замолчал почти на минуту. – Не стоит так возмущаться, – выдержанно продолжил Мураки после того, как, очевидно, выслушал гневную отповедь друга, – от Киото до Кобе тридцать минут на Синкансэне, а станция имеет прямое сообщение с гостиницей, где я остановился. Тебе надо только купить билет. – И снова пауза, после которой Мураки обронил лишь: – Ты нужен сейчас здесь! – После чего повесил трубку, не дожидаясь дальнейших возражений.       

~ * ~