THE BEAST INSIDE: PART 2

      Воспоминания о том, что было после, тоже плохо отпечатались в памяти. Смутные образы города, по дорогам которого он тащил свое тело самостоятельно, но каким-то божественным чудом, напуганное лицо подруги, его собственные руки и белая раковина в красно-розовых брызгах, чьи-то руки, копошившиеся в его волосах, боль. И все это смешалось со сном, в котором он снова пришел к нему.       Темный лес, его очертания все еще были видны, усыпан кровавыми следами, и тяжелая поступь волчьих лап отдается эхом. Рычание совсем близко, и обернувшись, Чимин увидел его прямо рядом с собой. Дрожь по всему телу. Оскаленная пасть. Красные глаза.       — Ты не верил мне, — сказал голос в голове. — Посмотри на свои руки.       Чимин посмотрел, они были в крови.       — Они сами виноваты, — сказал он, но голоса не было, только хрип.       — Пусть сам придет за мной, если я ему так нужен, — прошептал зверь украденным голосом Чимина. — Он знает, где меня найти, так пускай приходит. Один, если не страшно. Иначе я приду к нему сам, но это будет уже совсем другой разговор.       Почему-то одна из линий следов, человеческих, стала фиолетовой под его ногами. Голос в голове засмеялся, а зверь зарычал, приготовившись прыгнуть.       — Сначала один, потом второй, — сказал он и сделал шаг назад перед прыжком.       Чимина подбросило на диване и откинуло прямо в Хоби, до этого момента спавшего мертвым сном и храпевшего в подушку. Сам мало что понимая, он схватил друга и попытался успокоить.       — Где мы? — в панике оглядывался Чимин, забыв совершенно, о чем они говорили до того, как он вошел в тот дом с омегой.       — Тихо, у Миджин, помнишь? Все в порядке.       — Что в порядке? Господи, Хоби, что я натворил? Я ничего не помню!       Он схватился за голову, пытаясь остановить карусель, в которую превратилась комната, и согнулся почти пополам, подтянув колени к груди. У него в ушах до сих пор стоял звук, с которым лезвие ножа входит в плоть.       — В порядке, — устало вздохнул Хоби и привалился на него, обнимая и похлопывая по плечу. — Ты не убил их, успокойся.       Чимин замер, не дыша. Мир наконец-то встал на паузу.       — Откуда ты знаешь? — тихо спросил он.       — Зашел туда и проверил, оба дышали.       — Боже мой, Хо, — Чимин отмер и поднялся, сталкивая друга с себя, чтобы посмотреть на него, — ты почему вообще не ушел? Зачем остался?       Хотя больше всего его удивляло, как Хоби смог вернуться туда, зная, что может обнаружить два окровавленных трупа.       — Ну вот и куда бы ты без меня пошел после такого? — тот усмехнулся и потер лицо двумя руками. — У меня было плохое предчувствие, да и Джун сказал, чтобы я тебя не оставлял одного.       — Я надеюсь, ты только ему рассказал обо всем?       — Ага, — Хоби зевнул и сонно посмотрел на него, часто моргая, — мы с ним согласились с тем, что если узнает Юнги, что ты вытворял, тебе конец, и омеге тому, и второму, а там уж кто знает, когда он остановился бы.       — Спасибо, — Чимин шумно выдохнул и запустил руку в волосы, закрыв глаза и чуть улыбаясь.       Но тут пальцы нащупали кровавую корочку. По ощущениям не то чтобы маленькую. «Знатно меня приложил этот омега», — подумал и усмехнулся. Даже вдвоем они оказались бесполезны для своей стаи, и теперь он уже думал, что пора ждать хотя бы десяток, и половину из них — волков, чтобы хоть как-то стало поинтереснее.       — Не трогай, — строго сказала взявшаяся из ниоткуда Миджин и шлепнула его по руке. — Идите завтракать и выметайтесь отсюда.       — Доброе утро, — как ни в чем не бывало улыбнулся ей Хоби.       Чимин несмело глянул на нее, предполагая, что в него сейчас вонзится острый злой взгляд, но лицо подруги не выражало ровным счетом ничего. Даже усталости, хотя круги под глазами говорили о бессонной ночи.       — Прости, что потревожили тебя, — сказал Чимин и поклонился так, что впечатался лбом в диван. — Больше такого не повторится.       — Да уж надеюсь, — негромко ответила она, смотря чуть ли не сквозь него. — Не люблю видеть кровь.       — Я тебе тут ничего не запачкал?       — Нет, — тихий вздох и теперь уже совсем пустой невидящий взгляд. — Идите, пока чайник теплый, мне скоро на работу.       Хоть это было и трудно, потому что каждая мышца в теле окаменела, Чимин все же быстро встал и стащил с дивана друга, тело которого, наоборот, размягчилось ото сна настолько, что казалось, его можно завернуть в крендель, сложить в пятьдесят раз и положить в карман, и он едва ли это почувствует.       На небольшой кухне Миджин заботливо налила им крепкий чай, вручила по банану и венской вафле. Пока они завтракали, сама она стояла у окна и смотрела на улицу, чуть заметно хмуря брови.       — Надеюсь, ко мне теперь не заявятся копы с обвинением в соучастии, — наконец высказала она вслух.       — Не бойся, они не пойдут в полицию, — усмехнулся Чимин с набитым ртом.       — И ты уверен, что понимаешь, что происходит? — спросила она и посмотрела ему в глаза. И как будто этот вопрос касался не только прошедшей ночи.       — Уверен, — ответил Чимин, хотя сам с собой мог бы поспорить.       Его смутил этот взгляд, он был уверен, что Миджин ничего не знает о стае и прочем, но как будто ее сердце видело гораздо дальше разума, заставляя его посмотреть в лицо всему, от чего он в страхе убегал. В чем же действительно было дело? Почему он поступает так, как поступает? Говорит то, что говорит?       Чимин отвел взгляд и побыстрее допил чай. В чужом доме задерживаться было неприлично, тем более после такого прихода поздно ночью в крови и полусознательном состоянии. Да еще ко всему прочему у него в груди все так стянулось, завязалось крепким узлом чувство, что он обязан вернуться домой. Как можно скорее. К Юнги.       Несмотря на свою самоуверенность накануне, теперь Чимин с трудом мог продолжать врать себе, что его не пугает все, что происходит: отключения, потеря памяти, потеря контроля над собственным телом и сознанием, несмотря даже на то, что у него начало получаться оставаться между двумя мирами и запоминать хотя бы отрывки. Все это казалось настолько огромным, настолько больше, чем он сам, что бросало в дрожь от мысли, что однажды это поглотит его полностью, навсегда. И тем больше хотелось вернуться туда, где ничего подобного не было, в тепло и безопасность, в объятия Юнги, который, как ему казалось, может разобраться со всем, может все решить. Чимин испугался, и это чувство преследовало его весь путь домой.       — Ты не будешь ему говорить, да? — спросил Хоби.       До деревни оставалось всего ничего, они сидели в самом конце салона автобуса, чуть покачивающегося в стороны, как корабль на волнах. Чимин пялился в экран телефона, на котором не было никаких уведомлений, а друг уже давно выключил свой насовсем и теперь устало рассматривал смазанные пейзажи за окном.       — Я знаю, что должен, — ответил Чимин.       У него в голове крутилось последнее сообщение от Юнги «я люблю тебя» вперемешку с криками омеги и гаммы, которых он чуть не убил.       — Но?       — Мне страшно, что он может сделать, если узнает.       — Вот и мне тоже, — Хоби вздохнул и посмотрел на него. — Только рано или поздно он все равно узнает обо всем, от тебя или кого-то другого.       Чимин ничего не ответил, только вздохнул, нахмурившись, как от приступа боли. Понятное дело, что друг прав и все так и будет, но как и что говорить хену, пока не мог придумать. Ему казалось, что в одночасье он оказался в яме и кто-то уже неспешно закидывал ее землей. Чтобы не думать об этом, Чимин снова принялся перебирать кусочки отрывочных воспоминаний и складывать их как пазл.       Так странно смешивалась реальность и сон — прокручивая его в голове, он в итоге пришел к сомнению, что это не одно и то же. Мог ли его мозг вернуть ему утраченные воспоминания во сне? Те слова, что зверь говорил ему его же голосом, звучали так реалистично. «Я говорил им это? — спрашивал себя Чимин, прокручивая в руках телефон. — Предложил их вожаку встречу в самом деле?»       В таком случае вставал очень важный вопрос: чего он хочет добиться в итоге своими действиями? Просто поговорить и убедить или сразу убрать с пути, причем не только вожака? Идея о массовом убийстве вызвала нервную крупную дрожь. Это мог сделать Юнги, в теории, в облике бесконтрольного волка, но не Чимин. «Я бы смог это сделать?», а правда в том, что ему страшно. До животного ужаса страшно даже представить, как он на самом деле, по-настоящему и не во сне, не в ином мире убивает человека.       — Ты нормально? Мы приехали, — негромко сказал Хоби, сжав его плечо.       Чимин отнял руки от лица, только сейчас осознав, что чуть не вдавил себе в череп глазные яблоки, и растерянно оглянулся. Вот он, родной лес, да, теперь уже точно и насовсем родной. Но когда они вышли на остановке, страх никуда не пропал.       — Ты через деревню поедешь? — спросил Хоби и поежился от холода. — Или прямиком к Юнги?       — К Юнги, — произнес Чимин неуверенно. — Надеюсь, он еще не ушел.       Друг посмотрел на него, явно ожидая продолжения, потому что слова звучали именно так, но Чимин больше ничего не сказал. Посмотрел куда-то вдаль на несколько мгновений, нахмурился и обнял его.       — Спасибо еще раз, Хо, — прошептал он.       — Да пожалуйста, — усмехнулся тот, — только давай постараемся больше без таких приключений, ладно?       Чимин кивнул и слабо улыбнулся, хотя надежда на это была еле живой. У них обоих.       — Заходи на чай, если днем без Юнги будет скучно, — Хоби приободрился и похлопал его по плечу, подмигнув. — Будем рады тебе.       — Правда?       Хоби рассмеялся, махая на прощание, мол, ты еще спрашиваешь? И ушел в сторону деревни. А Чимин смотрел другу вслед, и ему все еще казалось, что мир стирается вокруг него и исчезает куда-то в небытие. Как будто он все еще спал и шел по тропе, совершенно не думая о ней, ноги сами вели, куда нужно.       Пожухлые опавшие листья шуршали под ногами, иногда попадались жесткие шишки или лужи, их всех он не замечал. Плелся, шаркая по земле, а на плечи давил невидимый глазу груз. Страха, вины, неуверенности, усталости и бессилия.       Хотелось заткнуть нос, чтобы ничего не чувствовать, всех этих запахов леса с едва ощутимыми, почти стершимися следами чужаков, но хотя бы один из них чуть отрезвил его и помог уцепиться за реальность. Родной запах энигмы.       Машина медленно подъехала к нему и остановилась. Чимин отошел в сторону и вздохнул с облегчением, когда стекло опустилось и они с отцом встретились взглядами.       — Привет, — сказал Донгон.       — Привет, — тем же усталым тоном отозвался Чимин. — Юнги дома?       — Да, еще спит, а ты откуда? — спросил и, помолчав и оглянув его с ног до головы, добавил: — Все в порядке?       Чимин грустно усмехнулся.       — Я не уверен.       Недовольство перемешалось на лице Донгона со смертельной усталостью. Он глубоко вдохнул и выдохнул, качнул головой.       — От тебя пахнет кровью, — спокойно констатировал факт и вышел из машины.       Чимин посмотрел на себя и только сейчас после этих слов увидел следы чужой крови на рукавах и полах куртки. Она была черной, поэтому следов можно было не заметить обычному человеку, но…       — Если не собираешься рассказывать все от начала и до конца, снимай, — сказал ему отец и пошел к багажнику.       Слов благодарности так и не нашлось, но покорно снимая куртку, Чимин проникся непомерным теплом к такому безоговорочному доверию и заботе. Донгон достал пакет и вытащил оттуда новую куртку, на ней даже до сих пор висела бирка магазина.       — У меня всегда есть запас одежды для Юнги на любой непредвиденный случай, — объяснил он. — Теперь-то уже вроде без внезапных обращений обходимся, но раньше…       Он усмехнулся, качая головой, и Чимин тоже улыбнулся, обменивая свою окровавленную куртку на совершенно новую и, как оказалось, гораздо более теплую.       — Неприятный бонус к жизни оборотня, да, — сказал он.       — И не говори, сплошные ошметки одежды по всему лесу, — согласился Донгон и легким движением оторвал бирку.       — Спасибо…       Закутавшись в зимнюю парку, Чимин вдруг почувствовал, что в своей старой вообще-то было холодно. И все это сейчас — такая чистая удача, неужели лес наконец-то дарит ему что-то хорошее?       — Не за что, а эту я отвезу в химчистку, потом верну.       — Спасибо, — как заевшая пластинка на последнем вздохе.       — Чимин, я не хочу на тебя давить, ты уже не ребенок, но… — убрав куртку поглубже в багажник и закрыв его, Донгон посмотрел на сына таким тяжелым взглядом, который тот еле выдержал. — Пожалуйста, не надо лезть в то, с чем ты не можешь справиться самостоятельно, ладно? К чему геройствовать? Ты же не один.       Чимин ничего не ответил, вообще никак не отреагировал, смотря сквозь отца, пока его слова болезненно пробирались под кожу. «Мне надо бросать пить», — подумал он и решил, что все проблемы и вся его самоуверенность растут именно оттуда. Такой вывод был для него самым простым, а на большее пока не оставалось сил.       — Ладно, иди к нему, — вздохнул Донгон, сжав его плечо и аккуратно подтолкнув в сторону дома, — и передай, чтобы позвонил мне сразу, как проснется, есть новости.       А вот это уже знатно отрезвило и заинтриговало, да только отец сел в машину и уехал, разве что мигнув аварийкой на прощание, пока Чимин пялился на зад его удаляющегося внедорожника. В груди снова вспыхнуло.       — Да чтоб эту стаю, блять! — выругался он себе под нос и пошел дальше, ускорив шаг.       Как будто призрак спокойной, умиротворенной жизни, хотя бы ее возможности, коснулся его, так нежно и приятно, с любовью и теплом, но реальность тут же вышвырнула ее прочь, чтобы Чимин не расслаблялся и не забывал, каков лес на самом деле, какова его теперешняя жизнь. И тем сильнее его тянуло к дому, откуда веяло запахом истинного и вечным счастьем, до которого все никак не удавалось дотянуться.       Вот оно, прямо перед тобой, протяни руку. И он протягивал, а считанные сантиметры быстро превращались в бесчисленные километры. Чимин не знал, как долго у него будут оставаться силы, сможет ли он вообще закончить то, что начал, и к чему это приведет в конце концов. Но несмотря на страх и отчаянную усталость от битвы, скрывшейся между мирами, в которую он не хотел ввязываться, у него все же оставалась уверенность хотя бы в одном: Юнги всегда будет ждать его, всегда будет любить. Это успокаивало, это согревало. И когда Чимин вошел в дом, дверь которого была не заперта, его губы тронула счастливая улыбка.       «Хен, я дома!» — хотел было крикнуть, но прислушался и понял, что Юнги действительно еще спит. Тяжело и беспокойно, судя по собственным ощущениям, возникшим из ниоткуда. Поэтому Чимин тихо разделся, оставил вдобавок кофту у самого входа, повесил под курткой на случай, если от нее все еще попахивает, и понадеялся, что пока он здесь, вообще вся его одежда и он сам снова пропитается запахом своего волка насквозь. Потом поднялся по лестнице, едва дыша и контролируя каждый шаг, вошел в комнату и замер.       Юнги лежал в одежде поверх заправленной пледом кровати на самом краю, как будто готовый вскочить в любой момент и… бежать спасать его? Чимин усмехнулся, прикрыв лицо рукой, и подошел ближе, ступая так легко, как только мог. В груди все затрепетало в предвкушении этого момента.       Боже, как он хотел этого…       Заставив дыхание, Чимин подошел к Юнги, перевернул его на спину, забираясь в кровать и попадая в самые лучшие на свете объятия. Он вдохнул его запах, и голова закружилась. Тут же проснувшись, Юнги прижал Чимина к себе еще крепче и уткнулся носом в его растрепанные спутанные волосы.       — Чимин-и, с тобой все в порядке? — спросил он сонным, хриплым голосом.       — Все хорошо, хен, — тот неровно выдохнул ему в шею. — Все хорошо.       Чимин надеялся, что запахи друзей, сигарет, чужого дома, в котором он провел ночь, скроют в себе эту сладость. Сам он ее ощущал до сих пор, и от нее ему становилось тошно. А Юнги, проведя ладонью по его голове, нащупал свежую рану и тяжело вздохнул.       — Ты не спросишь? — прошептал Чимин, боясь услышать ответ.       Но молчание оказалось еще больнее. Это была стена, ударившись о которую, он чуть не заплакал жгучими детскими слезами. Маленький, напуганный, потерявшийся ребенок, таким он был в тот день много лет назад, когда впервые оказался один на волчьей тропе, таким он снова стал сейчас, когда хен все так же крепко обнимал его, прижимаясь всем телом, но что-то между ними начало медленно исчезать.       Там образовалась пустота, маленькая, едва заметная. Она обещала вырасти и поглотить в себе их обоих.       — Я встретил Донгона, когда шел домой, — сказал Чимин, заставив себя отстраниться от этого нового, неприятного ощущения, и сделать вид, будто все хорошо. — Он просил передать, чтобы ты позвонил ему сразу, как проснешься. Какие-то новости.       — Мгм, — промычал Юнги, и на этом все.       Дышал спокойно и глубоко, как будто собирался заснуть снова.       — Хен, — Чимин приподнялся, не без труда выбираясь из крепких объятий, — это, похоже, важно.       Юнги со вздохом открыл глаза и посмотрел на него. Что за чувства в них отражались, Чимин разобрать не мог, как будто слишком много всего.       — Я позвоню, — сказал хен.       Но вставать и брать телефон явно не спешил. Рассматривал лицо Чимина, погладил по щеке, думая о чем-то и ничего не говоря. Это молчание изводило хуже любой ссоры, пожалуй, лучше бы они и в самом деле поругались насчет того, что Чимина не было всю ночь и теперь от него несет течным омегой. Только Юнги притянул его и поцеловал, нежно, осторожно.       И тут Чимин вдруг почувствовал, как его накрыла тяжелая, прибивающая к земле волна энергии, полной умиротворения. Все его тело расслабилось, руки, на которые он опирался, задрожали и едва держали.       — Хен, — простонал Чимин, выдыхая ему в губы. — Зачем? Не трать на меня силы, все нормально.       — Ничего не нормально, — ответил Юнги и снова поцеловал.       Чимин не мог сопротивляться, да и не хотел. Эта способность энигмы все еще удивляла его, но так приятно. От прежних волнений в душе ничего не осталось, ни следа, ни напоминания. Он бессильно упал на подушку рядом, закрывая глаза. Тепло, тишина, спокойствие — это все так хорошо, и сердце Юнги — тот самый дом, который он искал всю жизнь, но которого теперь считал себя недостойным.       Хен взял его руку и приложил ладонью к своей щеке, потом ткнулся в нее носом и поцеловал. Снова этот волчий жест. Чимин улыбнулся, и в груди все болезненно сжалось, но лишь на мгновение.       — Мы лежим так, будто у нас нет никаких дел, — пробормотал Чимин.       Бороться с подступившей сонливостью было трудно.       — Есть, но я хочу побыть с тобой, — ответил Юнги и подвинул его к себе поближе. — Я скучал по тебе.       Чимин неуверенно промолчал и вместо своих мыслей прислушался к дыханию хена. Скучал ли он тоже? Сложно было сказать, ведь в эту ночь его увлекало и волновало совсем другое, и от любимого в воспоминаниях осталось лишь то сообщение, значившее нечто совсем другое. О нем, впрочем, Чимин думать тоже не хотел, боялся найти что-то, что сделает больнее и еще больше все испортит, особенно, если он случайно себе это придумает, так и не спросив о правде.       — Я скоро усну, — сказал он, на самом деле уже засыпая.       Юнги усмехнулся и закинул его ногу себе на талию, провел рукой от бедра до спины, забираясь под футболку. Поцеловал в шею, чуть подавшись пахом вперед и тяжело вздохнул. Чимин был уверен, что хен почувствовал его напряжение и немой протест в едва заметном жесте, и ему стало так не по себе от того, что иначе не мог, кроме как сказать «нет», уперев ладонь в его грудь и не позволив двинуться ближе.       — Голодный? — спросил Юнги как ни в чем не бывало.       — Как волк, — кивнул Чимин, радуясь, что на него не свалилась волна недовольства и неудовлетворенности.       Юнги тихо рассмеялся и кое-как наконец сполз с постели, а потом помог выбраться из плена удобства Чимину.       — Ну пойдем, — сказал хен негромко, и одна нота в его голосе прозвучала так обречено.       Чимину ничего не оставалось, как, словно во сне, последовать за ним вниз. Там Юнги сразу поставил чайник и достал продукты к завтраку. Чимин тихо наблюдал за его движениями, сидя за столом с подтянутыми к груди коленями и слушая музыку кипящего чайника. Ничего не могло быть лучше, если бы не отравляющая все впечатление память о том, что скоро им придется расстаться до вечера.       — Сейчас вернусь, — пробормотал Юнги, покопошившись у плитки.       Когда он отошел и направился к выходу, Чимину открылась ее вскрытое нутро и стоящий рядом маленький газовый баллон. «Закончился?» — он хотел спросить это вслух, но дверь хлопнула, впустив на секунду свежий лесной воздух внутрь. Сидя в ожидании все на том же месте и в том же положении, Чимин прислушивался к шагам снаружи и запахам, быстро терявшимся в тепле дома.       «Все-таки от одежды пахнет омегой», — понял он и вздохнул. Но совсем немного, и надежда, что никто больше не может учуять этот запах, кроме него, укрепилась. Во всяком случае, пока Юнги не вернулся в дом с новым баллоном для плиты подмышкой.       Чимин не знал, отголосок ли запаха заставил его остановиться, или он просто заметил блеск в кармане куртки. Хен сунул руку в него и вытащил стилет, нюхнул его, убеждаясь, а потом пошел дальше, держа его в руках. Чимин замер, наблюдая за действиями Юнги, не проронившего и слова. Сначала вставил баллон в плиту, затем подошел к раковине. Щелк.       — Надо вытирать сразу, чтобы лезвие не испортилось, — сказал он наконец и стал промывать клинок под водой.       — Я запомню, — едва слышно отозвался Чимин.       У него в груди все превратилось в камень, и он больно давил на ребра. Юнги не задал ни одного вопроса, не осудил его, не устроил скандала, чего Чимину в глубине души хотелось, потому что молчание пугало больше. Пугало и… обижало. В итоге он от него так ничего и не дождался, кроме вкусного завтрака и крепкого чая.       Опять пришлось делать вид, будто ничего странного не было. «Спасибо» за помощь с ножом, «спасибо» за еду. А Юнги улыбался ему, начиная самую простую и легкую тему для разговора. Погода, грядущие Рождество и Новый год. Чимин ощущал такой неприятный внутренний протест от этого хождения вокруг чего-то гораздо более значимого для них обоих, но когда набрался решимости и подобрал нужные слова, они уже закончили с завтраком, и хен позвонил Донгону. При звуке его глубокого голоса важным осталось только одно, и это были не их отношения.       — Надеюсь, новости хорошие? — спросил Юнги.       Он включил громкую связь и параллельно занялся уборкой со стола, не обращая внимания на вопрошающий взгляд Чимина, которому этот разговор был чужим. Он не должен был его слышать.       — Вполне, — отвечал Донгон, — методом исключения мы можем определить место их лагеря. Близко я не стал подходить, но по ветру чувствовал и волков, и людей, все больше начинаю думать, что у них там немаленькая община собралась.       — Мне сходить к ним сегодня?       Чимин дернулся и ударился коленом об стол, только боль куда-то затерялась.       — Одному не рекомендую, дождись меня, пойдем вместе и покажемся им, дадим знак.       — Думаешь, они захотят просто поболтать? Я сомневаюсь.       — Ну, слушай, это первый шаг, дальше посмотрим, — Донгон помолчал и добавил: — В любом случае нас только двое, против стаи мы, конечно, можем пойти войной, но насчет вернуться живыми — это вряд ли.       — Ты поаккуратнее с такими словами, Чимин-и и так уже весь бледный, как простыня, — усмехнулся Юнги.       Он подошел к нему со спины, приобнял и уткнулся лбом ему в макушку.       — Чимин, — обратился к нему отец, судя по голосу, с улыбкой, — не бойся раньше времени, ладно?       — Да ничего, — ответил тот, пожав плечами, — я пока тренируюсь, дождусь дня, когда надо будет пугаться по-настоящему, и тогда уже…       Донгон рассмеялся, а Юнги обнял крепче, прижавшись своей щекой к его.       — В любом случае я постараюсь найти более приемлемый выход из этой ситуации, — заверил отец. — Главное, чтобы вы оба раньше времени не начали геройствовать, договорились?       Чимину показалось, что это было адресовано ему в большей степени, и сглотнул.       — Договорились, без проблем, — сказал за них двоих Юнги и чуть сжал плечо Чимина.       Как будто попросил о том же, только без слов, и Чимин поднял на него взгляд, обернувшись. Хотелось пообещать, что больше не будет, но не нашлось ни слов, ни нужного жеста. А в глазах Юнги царило спокойствие, о котором ему самому только оставалось мечтать и гадать, настоящее ли оно.       Хен и отец назначили дату похода к стае через два дня, решив, что еще немного понаблюдают за ними, и если те ничего не выкинут, значит все стороны готовы к переговорам. Чимин подвергал сомнению каждый аспект такого решения, но лишь про себя, вслух высказывать не стал, вместо этого активно выстраивая предположения насчет того, как и что может пойти не так. Особенно учитывая его встречу с омегой и гаммой из стаи.       Подсчитать вероятность того, что в ближайшие дни придут по его душу, было слишком сложно для него, хотя очень хотелось, но, впрочем, он стал готовиться к этому уже сейчас, пока Юнги собирался уходить в лес.       — Будешь здесь или пойдешь куда-нибудь? — спросил он, раздеваясь, и это казалось таким странным и неестественным.       Чимин задумался, отвлекшись от своих мыслей.       — Побуду здесь, потом, может, к Джуну с Хоби схожу, вроде как меня звали на чай.       — С Хоби все в порядке?       — Да, правда, он сбежал из дома и теперь будет жить у Джуна.       — Понятно, — Юнги усмехнулся, не особо весело. — Не забудь нож, когда будешь уходить, я вернусь часам к шести, приготовлю ужин.       «Как будто просто на работу собирается», — подумал Чимин. Хотя что это была бы за работа, на которую уходят полностью обнаженным, разве что обед бесплатный.       — Я вернусь к твоему приходу, — сказал Чимин, и действительно этого хотел, сегодня точно.       Юнги на это усмехнулся, будто не поверил, и глянул с таким видом, мол, серьезно? Но вслух сказал:       — Будет здорово.       Подошел и поцеловал на прощание.       — Хен, правда, — Чимин настаивал, испытывая детское упрямое желание, чтобы его восприняли всерьез.       — Конечно правда, — спокойно и с улыбкой ответил Юнги, а потом добавил уже совершенно серьезно: — Чимин-и, я доверяю тебе. Безоговорочно.       Погладил его по голове и не сдержался, наклонил ее на секунду, чтобы глянуть на быстро заживающую рану.       — Сильно плохо?       — Нет, нормально, но постарайся поберечь голову, — пробормотал едва разборчиво и поцеловал в макушку, — иначе все мозги себе отобьешь.       — Я постараюсь, хен, — протянул Чимин. Как будто недовольно, но от этих слов ему стало очень тепло на душе.       — Вечером проверю, — усмехнулся Юнги, нехотя направляясь к выходу. — Извини за боль.       Чимин не успел ничего ответить, зато увидел собственную протянутую вслед хену руку и удивился. Она потянулась за ним сама собой, так странно. И что еще страннее, боли почти не было, хотя он явно услышал, как Юнги обратился в волка. Только жар охватил тело на несколько секунд, а ощущения в груди, где все и так сжимало и затягивало, едва ли изменились. «Связь теряется», — подумал Чимин, и ему стало от этого грустно.       Боль — это всегда неприятно как минимум, ужасно и невыносимо до слез как максимум, но именно этой ему не хватало, ее он хотел ощущать каждой клеточкой своего тела. Разделять с Юнги плату за его способность обращаться.       Без нее и без него самого стало так одиноко. И эта тишина, воцарившаяся в доме, где всегда им пахло, но этого было мало.       Чимин посидел за столом еще какое-то время, не зная, чем заняться. В город совсем не хотелось после случившегося, да и вообще ничего не хотелось сейчас, кроме того, чтобы оставаться здесь весь день, в тепле и безопасности, но одному быстро становилось скучно. Идти сейчас к Джуну и Хоби казалось слишком рано, а засиживаться в гостях с утра до вечера — даже как-то неприлично. Все-таки этим двоим тоже нужно время, личное, и думая о друзьях, незаметно для него, запутавшегося и загнанного жизнью, ставших парой, Чимин почувствовал, как одиночество захватывает его, накрывает с головой. Он даже позавидовал им, думая, что у друзей все складывается гораздо лучше, хотя они не истинные, и вообще один из них — простой человек.       «Какая ирония, — вздохнул Чимин, лениво оглядывая комнату по кругу, — или это я придурок?»       Чуть позже, когда для усмирения скуки и лени он пошел в душ, то начал склоняться к последнему варианту. Сначала не заметил, а потом рассеянный взгляд нашел в стакане на раковине новую зубную щетку, на крючке новое полотенце и рядом халат. Количество всего этого осталось тем же, и он быстро понял, в чем дело. Донгон съехал отсюда окончательно и забрал свои личные вещи, а на их месте появились новые — для Чимина. Неизвестно, кто об этом так позаботился, Юнги, отец или они оба вместе, но это было так мило. И приятно.       Опершись руками о раковину, Чимин улыбался, а внутри почти заплакал от признательности за эту заботу. Он о ней не спрашивал, он ее не просил и мог бы перестать здесь появляться, если бы ему сказали. Но вот как вышло — совершенно без слов они предложили ему оставаться здесь не гостем, а… частью семьи. И на фоне этого безмолвного жеста прошлая ночь показалась такой отвратительной. Чимин кусал губы уже до крови, вспоминая. Бар, омегу, то, как соблазнял его, как игрался без зазрения совести, как поддался сладкому запаху и почти взял его.       «Господи, спасибо, что это с самого начала была ловушка, что они собирались…»       Впрочем, он не знал, что именно, но все равно был благодарен, что все закончилось так, как закончилось. Потому что, будь иначе, на утро он захотел бы убить себя за такое, ведь даже сейчас самому себе по-хорошему надо было надавать по лицу. Но Чимин не понимал, почему поступает так, почему теряет контроль, почему бежит куда-то и не может остановиться, забывая о Юнги. Который все понимал, он чувствовал, знал и даже ничего не сказал. Никакого наказания за такую отвратительную выходку. Хоть бы осуждающий взгляд. Ничего. Вместо этого хен сказал, что доверяет ему.       По подбородку скатилась капелька крови, оставила за собой тусклый след. Чимин поднял взгляд на зеркало и только тогда увидел ее, и почувствовал, как щиплет губу. Откусил и оторвал кусок кожи до мяса. «Да хоть так», — подумал он и включил воду в душе. Горячую, обжигающую, чтобы стереть и смыть с себя и запах омеги, и запах собственных грехов. Мочалку для него тоже купили, и он порадовался, что она оказалась достаточно жесткой, чтобы оставлять на коже красные следы.       Он ничего непоправимого не сделал, но все же как будто собирался, и пока смывал и остервенело оттирал от тела прошлую ночь, все думал, как бы мог наказать себя. Членовредительством Чимин никогда занимался и не собирался, но и оставаться абсолютно безнаказанным не хотел. Хотя бы перед самим собой. Хотел быть хорошим человеком во всех отношениях, и раз за разом делал что-то обратное — эта мысль крутилась в голове без остановки. И когда вышел из душа красный как рак, чистый и обновленный, тоже.       Отвлечься с помощью телевизора не получалось, походить по комнатам — тем более. Подумал, что может быть, сможет оказаться хоть чем-то полезным, например, заняться уборкой, но оказалось, что в доме чисто, чуть ли не как в больничной палате, даром что хлоркой не пахнет. И посуду Юнги помыл, и ни полосочки пыли нигде найти не удалось. Чимин даже заглянул в бывшую комнату Донгона, а та вообще оказалась по-спартански полупустой, никакого декора, только минимум необходимой мебели и чистота, как и везде. Так что Чимин вернулся на диван с недовольным вздохом, разлегся на нем и уставился в потолок.       А потом взглянул в окно и вспомнил, какое сейчас время года.       — Листья! — вскрикнул вслух и вскочил.       Руки неимоверно чесались сделать что-то хорошее для тех, кто о нем так бескорыстно заботился, поэтому Чимин пошел на улицу прибирать придомовую территорию. Нашел в сарае старые грабли, которыми, судя по всему, никто вообще не пользовался, и принялся за дело, радуясь, что на пространство вокруг дома всем либо было плевать, либо не доходили руки.       Уже начавших подгнивать опавших листьев ему в итоге хватило на полтора часа. Он собрал их в три кучки, а потом затолкал в мусорные мешки, которые за неимением других вариантов оставил у сарая в открытой клетке. Вспотел, устал, но таким довольным собой, как сейчас, давно уже не был. Может быть, когда занимался в зале, тренируя танец до позднего вечера.       Шмыгнув носом и глубоко вздохнув, Чимин отошел на пару метров и оглядел результат своих трудов: теперь затерявшийся в лесу домик выглядел обжитым не только изнутри, но и снаружи. Чимин улыбнулся, потирая руки и возвращаясь обратно. Черный оскалившийся волк и его собственные окровавленные руки все еще маячили перед глазами, но пока он убирался, хотя бы не так очевидно, и стало полегче.       Чимину было страшно сесть, замереть и снова погрузиться в себя, поэтому он решил двигаться постоянно, пока может. Сделал себе кофе и пил его, нарезая круги по дому. Волосы уже совсем высохли, время шло к обеду, и можно было скоро собираться к друзьям. Он написал Хоби, чтобы ждали его, а тот спросил, готовить ли на него обед. Чимин согласился, и благодарность снова отдалась ему в груди болью. Какой-то колючий комочек застрял там, внутри, и он ничего не мог с ним сделать, кроме как… не замечать.       «Я притворюсь, пока оно не исчезнет само по себе», — думал он, выходя из дома с ножом, который нервно сжимал в кармане подаренной куртки. Думал и надеялся, что так и будет. Правда, эта надежда все равно медленно рассыпалась высохшим песочным замком. Но он улыбался, особенно когда пришел к друзьям. Ничего больше не оставалось.       А потом к вечеру снова пошел снег. Чимин стоял с Намджуном на террасе, курил, и они наблюдали за тем, как лес белеет. Из дома доносилась тихая музыка, спокойная, инструментальная, и она очень подходила затихшему лесу.       — Хоби рассказал мне, — негромко сказал Джун, смотря вдаль.       Чимин вздохнул. Они оказались здесь наедине, чтобы поговорить об этом, но он все равно был не готов. Сильно затянулся, прежде чем ответить, и подумал, что скоро от купленной только вчера пачки ничего не останется. Он не хотел курить, тем более так часто, ему это было нужно.       — Я плохо помню, что произошло.       — Ты опять переключился? Когда ты к нему вышел, твои глаза были обычными.       — Я не знаю, может, на какой-то момент… — Чимин смотрел на тлеющую сигарету в дрожащей руке и видел с ней свою жизнь. — Они специально привели меня туда, но я догадался и меня это разозлило, так что… Хоби сказал, они дышали, когда он зашел туда, но мне все-таки кажется, я хотел убить их. Не только этих двоих, всех.       — Серьезное заявление, но ты как будто не уверен?       — Я ни в чем не уверен, хен, — вздохнул Чимин и устало привалился к стене дома. — Я уже совсем не понимаю, что происходит со мной, с моей жизнью.       Джун молчал, смотрел на него и ждал продолжения, подробностей. Чимину пришлось хорошо постараться, чтобы облечь в слова всю ту кашу, которая бултыхалась и тухла у него в голове.       — Я просто хочу, чтобы все было нормально, но нихрена не получается. Я хотел… разобраться с этой стаей сам, но… — Очередной тяжелый вздох. Это было сложно. — Когда я их чую, как будто становлюсь вообще другим человеком, понимаешь? И дело не только в этом состоянии, когда я пропадаю из реального мира. Тот омега, у него начиналась течка, и когда до меня дошло, что они все это подстроили, как в прошлый раз, мне так сильно захотелось прикончить его.       Чимин затушил сигарету в пепельнице, стоявшей на откосе окна, вдавил со всей силой окурок в нее и заходил по террасе кругами, не зная, куда деться. Джун спокойно и задумчиво наблюдал за ним, продолжая терпеливо слушать.       — Такое сильное желание убить всех и каждого, я не знаю, откуда оно, но такое сильное иногда, что… может, у меня крыша поехала? Это же ненормально, я…— он вдруг остановился прямо перед другом и посмотрел на него. — Джун, скажи мне, я ведь хороший человек, да?       — Мы можем подразумевать под этим немного разные вещи, — неуверенно ответил тот.       — Я же не убийца?! — Чимин почти закричал в ужасе от самой возможности, что ответ будет «да».       — Ты еще никого не убил, поэтому нет, — Джун сказал это все так же спокойно, как и раньше, но его уверенный и теплый голос Чимина не успокоил совершенно.       — А если убью? Что мне тогда делать? Я же не хочу всего этого, пока сюда не приехал вообще хотел только танцевать и наслаждаться жизнью! Так почему сейчас все это дерьмо происходит? Почему я этому способствую?!       Джуну пришлось взять его за плечи и силой усадить на маленькую скамью рядом. Нервы Чимина закручивались, натягивались, и бог знает, что он сделает, когда они не выдержат.       — Сделай, пожалуйста, глубокий вдох, — попросил Намджун и показал пример. — И выдох.       Он присел на корточки перед ним, и они вместе сделали еще два таких медленных вздоха. Чимина перестало трясти, и мысли немного успокоились надеждой на то, что сейчас хен скажет ему что-нибудь очень важное и объясняющее весь этот ужас, воцарившийся в голове. Скажет, что ему нужно делать, чтобы все наладить, и Чимин примерно выполнит каждый шаг.       Но Джун решил зайти с другого конца и ввел его в абсолютное замешательство.       — Юнги говорил, тебя мучают кошмары? — спросил он.       Чимин нахмурился и буквально заставил себя не кричать о том, что это вообще к теме не относится. А потом по его взгляду понял, что каким-то образом, черт возьми, относится.       — Почти каждую ночь.       — Это выматывает, да? — Джун сочувственно взял его руки в свои и погладил. — Ты плохо спишь, не можешь отдохнуть, тело сковывает усталость, а разум затуманивается?       — Вроде того, только я не понимаю, при чем тут это.       — Чимин, а что ты видишь в этих снах? Они все похожи?       Он задумался, перебирая в памяти последние, самые сохранившиеся. И ведь в самом деле одно и то же. Чимин не пытался ранее сопоставлять их, ему достаточно было того, что они мучали и пугали его до смерти, лезть в них глубже не хотелось.       — Лес, крики, рычание, лай, — говорил он, смотря сквозь друга и добровольно возвращаясь весь этот ужас в реальность. — Я часто вижу следы в темноте, мне нужно что-то найти. Или кого-то. Но у меня не получается, а потом приходит волк. Он часто говорит со мной.       — Этот волк — Юнги?       — Нет, черный волк, он даже больше Юнги-хена, и… — Чимин принюхался, и хотя этого запаха не было здесь и сейчас, почувствовал его из своих воспоминаний. — Его запах, я чуял его раньше, запах энигмы, но странный.       — Энигмы, ты уверен в этом?       — Вполне, есть определенные одинаковые ноты, — Чимин вздохнул и убрал свои руки из рук Джуна.       Им стало жарко, и он хотел покурить еще.       — Но я говорю, странный запах, как будто с ним что-то не так, как будто… его пытаются перебить чем-то другим, или наоборот.       Закуривая и затягиваясь, Чимин говорил просто то, что чувствовал, и не понимал значения всего этого. Сегодня был хороший и спокойный день, но все равно усталость давила на плечи, как будто его внутренняя батарейка больше совсем ничего не выдерживала и на сложные мыслительные процессы сил уже не хватало. «Зато он, похоже, все понимает», — подумал Чимин, наблюдая за Джуном.       — Понятно, — пробормотал тот, поднимаясь и делая несколько шагов к краю террасы. — А что он говорит тебе? В чем-нибудь убеждает? Зовет тебя куда-то?       Чимин нахмурился, и сигарета застыла на полпути ко рту. Как будто друг залез ему в голову и вытащил воспоминания наружу. И опять это чувство, будто он все прекрасно знает.       — Намджун, какого хрена? — раздраженно бросил Чимин.       И тут дверь открылась и наружу выглянул Хоби.       — Чимин-а, ты просил напомнить, — сказал он, не решаясь выйти на холод, — шестой час.       Пора домой, чтобы хотя бы сегодня выполнить обещание и встретить Юнги, когда тот вернется. Поэтому Чимин тут же встал, затушил окурок и кивнул Хоби:       — Спасибо, буду собираться, значит.       Тот глянул на них обоих и вернулся обратно в тепло, больше ничего не сказав. Чимин поежился, но прежде, чем пойти в дом за курткой, и чтобы попрощаться с Хоби, сказал Джуну серьезно и даже угрожающе:       — Не надо со мной в игры играть, хен, мне это не нравится.       — Чимин, я…       Но он решил, что намек понят, и ушел, не дослушав и оставив его в одиночестве на продуваемой зимним ветром террасе. Чувство, будто все вокруг над ним издеваются, продолжало расти на задворках его усталого сознания. И к тому же Чимин стал замечать, как перестает понимать окружающих. Даже Хоби, его странный взгляд выражал что-то определенное, но Чимин не распознал, что именно.       — Темно уже, не заблудишься? — спросил друг, обнимая его на прощание.       — Уж постараюсь, я обещал быть дома, когда он вернется. Все будет в порядке.       — Ты любишь так говорить, — вздохнул Хоби, — а потом происходит какая-нибудь фигня.       — Не в бровь, а в глаз, Хо, — слабо улыбнулся Чимин и ушел, махнув ему в дверях.       Да, он был чертовски прав, и это огорчало еще больше. Чимин задумался о том, почему до сих пор свято верит, что «все будет в порядке», если это совершенно очевидно полная лажа, но эти мысли задержались в голове ровно до тех пор, пока лес не поглотил его в себе, принимая теперь уже как родного.       Вел его домой сам, Чимину больше не приходилось вглядываться в одинаковые, теперь уже опавшие и голые, кусты, ели и сосны, едва заметные тропы. Он привык, прижился, и это было странно, хоть и приятно. Чувство обретения дома, возможно, истинного и единственного, согревало и успокаивало. Оно значило, что куда бы он ни пошел, куда бы и как надолго ему ни пришлось бы уйти, одно особенное место и один особенный человек будут ждать его, а когда он вернется, примут и обнимут с любовью. Чимин боялся потерять это все, оказаться в полном тьмы и холода урагане событий без единого ориентира, потерянным и забытым. Боялся, что не сможет сохранить все то, что каким-то чудом обрел здесь, в этом странном и жутком лесу, ставшим вдруг таким родным. Но не знал, что ему делать, потому что как будто все его решения начинали принадлежать чему-то другому, он перестал принимать их сам, осознанно, а искать ответы… Боже, у него уже давно нет на это сил.       Дойдя до дома, остановившись на пока еще пустой подъездной дорожке, Чимин почувствовал, как легкие пушинки снега придавливают его тело к земле, будто каждая весит по целой тонне. В глазах — песок, ноги — в бетонных башмаках, голова разделяется пополам во всех смыслах этого слова, и кажется, что нечто непостижимое вот уже скоро закончит с ним и возьмется за следующего. И он не уверен, что сможет сопротивляться.       Хотелось спать и без того с самого утра, да еще этот разговор с Намджуном сделал только хуже. Чимин зашел в дом, разделся и сел за стол с руками на коленях. Часы отсчитывали минуты до возвращения Юнги, громко тикая на всю комнату. Чудился или нет, его запах как будто становился более явным и близким, и Чимин не волновался. Он устало опустил голову на стол, упершись в толстую гладкую столешницу лбом, и вздохнул. Мышцы шеи приятно потянуло от такого положения, но это было единственным приятным ощущением в теле. Все остальное болело, жгло, в груди чесалась противная необходимость бежать.       Он старался думать только о Юнги и слышать только тиканье часов. Остальное было уже ни к чему, по крайней мере пока он один. Но минуты тянулись очень долго и так тяжело, что он громко вздохнул и застонал, улыбаясь, когда услышал шаги снаружи и сразу почувствовал ломающую боль и жар.       А потом хен вошел в дом, и сразу стало так хорошо. Чимин поднял голову со стола и улыбнулся ему.       — Ты ведь не сидел так за столом весь день, правда? — усмехнулся Юнги, надевая приготовленный у входа халат.       — Что это у тебя? — сразу спросил Чимин, почуяв странный и совершенно незнакомый запах, а его улыбка померкла.       Юнги подошел к нему и поцеловал, погладив по плечу.       — Это для тебя, — сказал он, положив на стол пучок каких-то сухих веток с листьями и засохшими маленькими бутонами.       — Мне это типа в вазу поставить? — Чимин с сомнением глянул на такой необычный подарок и машинально прикрыл нос рукой.       Юнги засмеялся.       — Нет, из этого я отвар сделаю, — он оторвал один бутон, размял его пальцами и протянул Чимину. — На, понюхай.       Тот в первые мгновение задержал дыхание, не зная, чего ждать от неизвестной травы, но потом вдохнул ее запах. Каждая мышца в теле вдруг расслабилась, он только тогда понял, насколько сильно был напряжен все это время, голова закружилась и в мыслях воцарился сладкий, приятный туман, скрывший в себе все, что так пугало и терзало его, оставив на виду лишь свет.       — Это что такое? — с трудом произнес Чимин и потянулся за рукой хена и цветком, когда тот отвел ее от носа. Этим волшебным запахом хотелось укутаться навсегда.       — Нравится? Это сумеречная центелла, думаю, она тебе поможет, — говорил он, убирая ее в сторону и сразу принимаясь за ужин. — Свежая была бы идеальной, но чем богаты, сезон кончился, я выбрал самые сохранившиеся. Ты голодный? Будет свинина с рисом, если не против.       Даже от пары вдохов эфирного масла этого растения эффект проходил несколько минут, и Чимин с трудом смог ответить, хотя все прекрасно слышал и понимал даже яснее, чем обычно.       — Съем… что угодно, — ответил он очень медленно, и чтобы улыбнуться ему пришлось постараться. — Меня как будто… на паузу… поставили.       — Не волнуйся, так и должно быть, время в твоей голове чуть замедляется, но в реальности все твои действия такие же, как и всегда.       — Правда? Это странно… Ты про нее в той книге прочитал?       Постепенно собственная речь для него становилась прежней, но он успел заметить впечатляющую разницу в том, с какой скоростью говорил и с какой думал и замечал все вокруг.       — Да, такую же траву использовали тау раньше, чтобы контролировать свои способности, — Юнги говорил, не оборачиваясь и быстро орудуя ножом. — Саму по себе, когда им нужно было воспользоваться своей силой в полной мере, но если добавить в отвар мяту или мелиссу, получится наоборот успокаивающий эффект. Мята у нас есть, так что готовься проспать всю ночь в полном умиротворении.       — Звучит как сказка, — Чимин усмехнулся, и на этот раз мышцы лица поддались более охотно. — Только много не заваривай, очень сильный эффект даже от запаха.       — Насколько сильный? — теперь Юнги обернулся, чтобы взглянуть на него, и Чимин заметил в его глазах волнение.       «Боже, эта штука и правда работает?» — подумал про себя, удивляясь собственным ощущениям, настолько отличным от тех, что были днем, да и вообще всегда раньше.       — Мозг как будто заработал на сто процентов, — ответил он и засмеялся. — Это так здорово!       — Интересно, — пробормотал Юнги себе под нос и вернулся к готовке. — Пожалуй, увлекаться не будем, и… ты бы не трогал ее без присмотра, окей? Мало ли что.       — Я вроде и не собирался. Хочешь сказать, она не должна влиять настолько сильно?       — Ну, ты у нас и правда особенный, поэтому я, наверное, не очень удивлен.       — Но удивлен, — Чимину доставляло огромное удовольствие замечать и распознавать каждый оттенок запахов вокруг, каждый жест и каждую ноту в голосе хена.       — Ты меня всегда удивляешь, Чимин-и, — улыбнулся Юнги.       Жаль только, что действие травы проходило и исчезало, таяло, как снег на горячих руках. И к моменту, когда ужин был готов, Чимин улыбаться перестал, потому что окончательно стал ровно таким же, каким и был всего час назад. Уставшим, измотанным, запутавшимся и потерявшимся в полутьме собственного разума. Ему хотелось вернуть эту удивительную ясность мысли, хотелось снова вдохнуть запах центеллы, хотя бы немного. И пока они ужинали, он все время поглядывал на нее, засохшие листья и бутоны, лежавшие у раковины, манили его, словно сирена моряка.       — Я не чувствовал ее в лесу, — сказал Чимин, когда они закончили есть, держался и старался не думать об этой траве, но сдался и все же спросил: — Где ты нашел ее?       — Далеко, — ответил Юнги, собирая со стола тарелки, — несколько километров вверх по течению реки. Она растет у воды, но не везде, поэтому пришлось поискать.       — И все ради меня?       — А как иначе, — он усмехнулся.       — Спасибо…       Пока хен мыл посуду и пока грелся чайник, Чимин снова задумался о том, как много для него делают все вокруг и как он сам этого всего не заслуживает. После действия запаха центеллы эти мысли, казалось, сами накинулись на него, цепляясь за разум остервенело, как бешеный зверь. И тревога не заставила себя долго ждать. Чимину хотелось уйти куда-нибудь, спрятаться, хоть и понимал, что сбежать от самого себя не сможет в любом случае, и единственное, что смог — это переместиться по комнате, поддавшись порыву, но остановив его вовремя. Усадил сам себя на ковер у камина и уставился в его темноте холодное чрево, пытаясь подумать о том, как давно им никто не пользовался, а не о том, почему все его решения портят все вокруг и планы не стоят и гроша, проваливаясь раз за разом.       — Я могу разжечь, если хочешь, — сказал Юнги, шурша сухими травами.       — А? — Чимин обернулся и не сразу понял, что за ним все это время приглядывали.       — Камин. Мы очень редко пользуемся, потому что в доме электрическое отопление, но дрова есть в сарае, разожгу для тебя, хочешь? Станет еще уютнее.       Юнги улыбнулся, заваривая травы в кружке, так обворожительно, что Чимин покраснел — почувствовал, как щеки загорелись.       — Было бы здорово, — тихо и хрипло отозвался он.       И хен действительно пошел на улицу за дровами, а потом разжег для него камин. «Похоже на сон, — подумал Чимин, с грустной благодарностью наблюдая за тем, как занимался огонь, — который мне никогда не приснится». Что-то внутри упорно утверждало, что это и правда не то, чего он заслуживает. Смотрел на огонь, лениво хватающий влажные поленья, мерцающий, завораживающий, и думал, думал, думал. Пока хен не принес отвар.       Поднимавшийся от пиалы пар подобрался к нему тихо и незаметно, но быстро окутал спутанные беспокойные мысли и остановил их. Юнги сел рядом, у него за спиной, обнял и подал пиалу.       — Не обожгись, горячий, — тихо сказал он и поцеловал в шею, легко, почти невесомо.       Чимин подул на отвар и осторожно сделал глоток. На вкус оказалось противно до ужаса, и по горлу как будто скатилось это пламя прямиком из камина, но потом внутри все согрелось и затихло. Пока он пил маленькими глотками, Юнги что-то поджег у него за спиной, и вокруг них заплясали тонкие нити дыма.       — А это что? — Чимин повернулся и увидел пучок какой-то другой травы, тлеющей и медленно дымящей. — Какая-то шаманская артиллерия пошла?       — Зверобой, — усмехнулся Юнги и провел ею перед ними, вырисовывая узоры. — Мне тоже поможет.       — Еще одно успокоительное?       — Вроде того, очищает дом и всех, кто находится в нем, защищает, успокаивает.       — Никогда о таком не слышал, это магия, да?       — Не совсем, но ты правильно заметил, шаманы такое использовали.       Чимин не верил во все это, в то, что это происходило с ним на самом деле, но не протестовал, потому что ему стало так хорошо и спокойно. Происходящее сейчас вообще мало походило на реальность, к которой он привык. Как-то волшебно и удивительно, что это и правда работало.       Допив отвар, он поставил пиалу на кофейный столик рядом и расслабился в нежных объятиях. Юнги затушил траву и прижал его к себе сильнее, сомкнув руки вокруг груди.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил он.       — Лучше, чем когда-либо в своей жизни, — вздохнул Чимин и улыбнулся, закрывая глаза.       Огонь потрескивал в камине, его жар согревал протянутые ноги. Хен размеренно дышал ему в шею, обнимая и поглаживая, а его сердце тихо билось, отдаваясь в спину. И ничего больше. Ни образов кровавых рук под закрытыми веками, ни следов во тьме, ни волчьего рыка в голове.       — Хен, — уже сонно пробормотал Чимин, — я ведь не умер?       — Нет, Чимин-и, я бы не допустил этого.       — Значит, живому человеку и правда может быть так хорошо?       Юнги усмехнулся, а Чимин нащупал его руку и повторил тот болезненно чудесный волчий жест: ткнулся носом в ладонь и поцеловал ее, не зная, как много это может значить для Юнги.       — Я скоро усну, хен, — прошептал он, прижимая его ладонь к своей щеке.       — Засыпай, я отнесу тебя в постель.       Маленькая слезинка выбралась из-под густых ресниц и скатилась навстречу ласковой руке.       — Спасибо… за все…