THE BEAST INSIDE: PART 2

      Теплое лето. Солнце прогревает макушку и плечи, трава щекочет босые ноги. Чимин стоит в безлюдном поле и вдыхает запахи цветов, кружащие голову. Ветер ласково треплет его волосы, солнечные зайчики бегают вокруг него по кругу, словно в танце. И тишину вдруг нарушает звонкий радостный голосок.       Чимин оборачивается и видит Ами, бегущую к нему в ярко-розовом цветочном сарафане. Ее голову прикрывает панамка с желтой уточкой, и он отчего-то наверняка знает, кто надел ее на малышку, скрыв светлые кудряшки от яркого солнца.       — Я нашла! Смотри! — она подбегает к нему и, широко улыбаясь, протягивает находку. — Четырехлистный клевер!       — Ого! И как ты нашла его в таком большом поле? — удивился Чимин.       Он опустил на одно колено перед ней и взял клевер.       — Это тебе, папа сказал, такой приносит удачу, — малышка сцепила ручки за спиной и чуть-чуть покраснела.       — Спасибо, милая, — Чимин погладил ее по румяной щечке, улыбаясь, — я его обязательно сохраню.       Ами взглянула на него исподлобья с такой милой хитрецой и захихикала. А потом потянулась и обняла его, повиснув на шее. Придерживая за тонкую талию, Чимин встал и закружил ее, как на карусели. Радостный заливистый смех был лучшей музыкой для его сердца, и он мог кружить малышку сколько угодно долго, если бы она не вскрикнула, все еще смеясь:       — Все, хватит!       Чимин аккуратно поставил девочку на землю и придержал, пока у нее не перестала кружиться голова.       — Папа сказал идти домой, — через вздох сказала Ами, взяла его за руку и повела за собой. — Обед почти готов, он делал рисовые пирожки на десерт, а попробовать мне не дал, сказал, что только после еды.       Она обиженно надула губки и подняла на Чимина свои большие просящие глаза. «Пожалуйста, разреши ты!» — безмолвно умоляли они.       — Поверь мне, после обеда они будут еще вкуснее, чем до, — утешил ее Чимин и поправил панамку.       Ами расстроилась, но не сильно и ненадолго, вскоре ее отвлекла яркая красная бабочка, пролетевшая прямо перед ней. По узкой тропе они вошли в лес, где каждый кустик, каждое дерево было родным и знакомым. Солнце уже не пекло, лесная прохлада увила ноги. Несмотря на то, что у Чимина они были босыми, ступать по ковру из мелких веточек и еловых иголок было мягко и приятно.       Вскоре среди зеленой листвы завиднелся дом. Их дом с Юнги. А из каменного дымохода поднималась тонкая линия дыма. Он разжег камин, теперь он часто это делает.       Подул ветер, и там далеко в вышине, за плотными кронами сосен, облака сгустились и закрыли собой солнце. Чимин остановился и сжал крохотную ручку Ами.       — Ой, пап, что там такое? — спросила она, указывая в чащу леса справа от дома.       — Это… тьма, — тихо ответил Чимин, присматриваясь.       — А ты был там? В ней что-то есть?       — Оттуда я пришел, — он тяжело вздохнул, — но в ней нет ничего хорошего, ни солнца, ни тепла. Тебе туда нельзя, милая.       — Па-ап, а ты ведь туда не вернешься, да?       Дочка посмотрела на него снизу вверх, ее сердечко забилось быстрее, а глаза взволнованно заблестели.       — Я не знаю, милая. Я не знаю…       Ведь она звала его. Звала каждый день и каждую ночь.       Ами дернула его руку, и тут дверь дома открылась. Из нее выглянул Юнги и крикнул:       — Чего стоим? Обед стынет!       — Идем-идем, — ответила ему малышка и, отпустив руку Чимина, вприпрыжку подбежала и вскочила по ступеням.       — Сначала руки помыть, — сказал ей Юнги, строго, но мягко и с улыбкой, — потом за стол.       — Да, капитан! — махнула ему Ами.       Пробежала в дом, находу скинув обувь, и скрылась в ванной.       Чимин подошел к Юнги, ждавшему на пороге, и вдохнул его запах, протягивая руку. Почему-то возникало ощущение, будто он не настоящий, как мираж в пустыне. Вот-вот растворится в воздухе. Хен обернулся и притянул его к себе за талию, обнимая.       — Все в порядке? — спросил он и поцеловал в уголок губ.       — Да, — Чимин улыбнулся.       Не замечая собственных движений, взял руку Юнги и поднял, чтобы посмотреть. И на свою тоже. Серебряные обручальные кольца блеснули от лучика света, прокравшегося в полутемную прихожую. Чимин улыбнулся и поцеловал ладонь Юнги. Тот сделал то же самое.       Счастье защекотало в груди. Так хорошо было дома. Тепло, от камина исходил мягкий свет, вкусно пахло едой, и Юнги его обнимал так мягко и нежно.       — Пойдем, — позвал он за собой.       И Чимин пошел, ступая, словно наощупь в полной темноте. Дочка вышла из ванной и гордо продемонстрировала, что руки чистые, честно-честно. А потом выпросила у папы Юнги дополнительное пирожное взамен пустой тарелки после обеда. Чимин смотрел на них обоих и не мог перестать улыбаться. Ами была так похожа на Юнги, даже недовольно морщилась так же, когда ей в тарелку подкладывали овощи.       — Чудесный день сегодня, — вздохнул Чимин, но его никто не услышал, даже он сам.       Воздух вышел из легких, губы шевельнулись, произнося слова, но звука не было. Зато тьма, клубившаяся облаком далеко в лесу, заглянула в окно и посмотрела на него. Чимин почувствовал холод и услышал, как кто-то рядом тихо плачет, всхлипывая носом.       Но Ами и Юнги улыбались. А потом он поставил на стол целую тарелку цветных моти, от вида которых девочка захлопала в ладошки.       — Ай, как вкусно, па! — бормотала она с набитым ртом.       А Юнги смеялся, протягивая одно пирожное Чимину.       — Лесная ежевика, — сказал он, и голос был очень далеким, — попробуй.       Чимин откусил и вкуса не почувствовал. Этот чудесный день его несуществующей жизни медленно растворялся вместе с ним.              Восходившее солнце едва освещало лесную чащу, и в комнате все еще было темно. Чимин открыл глаза и приподнялся, оглядываясь и убеждаясь, что все так, как и должно быть. Раннее утро, на электронных часах на прикроватной тумбочке горят зеленые цифры восемь, один и семь. У дальней стены шкаф, электронное фортепиано, на стене висит простой черно-белый календарь. Юнги лежит на боку спиной к нему и сопит в подушку, подтянув колени к груди. Окно закрыто наглухо, и запахи леса остаются снаружи, пока внутри царят отголоски тлевшего накануне зверобоя.       Чимин вздохнул и перевернул Юнги на спину, чтобы устроиться у него на груди и послушать биение его сердца. Спокойные, глухие удары. Тук-тук, тук-тук. Хен приобнял его, не просыпаясь, и что-то пробормотал, тяжело вздохнув. Чимин усмехнулся и прикрыл глаза, собираясь просто дождаться, когда тот проснется. Снова засыпать не собирался, казалось, что он наконец-то по-настоящему выспался, но сон незаметно снова потянул его за собой.       Обещал что-то такое же хорошее и светлое, теплое, нежное. Счастливое.       И хотя вокруг было очень светло, ничего не возможно разобрать, как в тумане, только смазанные очертания. Кто-то вдалеке рассмеялся. Это был Юнги. Потом тишина и снова смех. Но уже чей-то другой, незнакомый, хотя Чимин подумал, что слышал его раньше. Два разных мужских голоса, один — звонкий, другой — бархатный и низкий. Что-то шептали друг другу.       Чимин побродил по пустоте и уже решил, что ничего не найдет, но вдруг перед ним возникло большое старинное зеркало, накрытое белой простыней. Не думая, он ее сдернул и посмотрел в отражение.       — Что?       Это был он, без сомнения. Его куртка, его руки, его темные, растрепанные и отросшие уже до плеч волосы. Вот только с лицом было что-то не так. Кто-то испортил все, провел рукой по не высохшим краскам и смазал его. Чимин не испугался, но ему стало не по себе.       — Что с моим лицом? — спросил он пустоту, будто в ней кто-то был.       Ему показалось, что чьи-то руки должны сейчас закрыть ему глаза, но ничего не произошло. Он один. А его лицо — смазанное, искаженное. Ни глаз, ни губ, ни носа, ни бровей. И в этом пятне угадывается лишь уродливый шрам.       Чимин поднял руку и провел пальцами по своему лицу, нащупывая припухлую борозду, расчертившую его настоящее лицо ото лба до подбородка. А потом заметил, что рука сильно дрожит.       Стало очень холодно, и кто-то прошептал его имя у него за спиной.              Во второй раз он проснулся от звука мотора автомобиля, отъезжавшего от дома. Рука побродила по кровати рядом и ничего не нашла, тогда Чимин открыл глаза и поднялся, оглядываясь. Теперь пробуждение не казалось таким легким. Шея заболела, глаза с трудом держались открытыми, и он пожалел, что позволил себе снова уснуть. На часах десять сорок три. Слишком много сна, хотя в целом все равно хотелось улыбаться, несмотря даже на это второй сон.       Спускаясь вниз, Чимин надеялся, что воспоминания о них вот-вот исчезнут и затеряются в памяти, но они как будто замерли и превратились в каменный замок, который не обойти. И счастье перемешалось с тревогой.       Хен варил кофе, его ароматы уже наполнили всю комнату, и за ними едва угадывался запах бывшего здесь только что другого энигмы. Чимин подошел и прижался к спине Юнги, запуская руки под футболку и смыкая их на талии. Устроил подбородок на его плече и вдохнул полной грудью запах кофе и своего истинного. Сочетание получилось божественным.       — Доброе утро, — сказал Юнги, улыбнувшись. — Как спалось? Шаманский ритуал помог?       — Такого прекрасного сна я никогда в жизни не видел, — вздохнул Чимин и провел носом по его шее. — Он все еще стоит перед глазами, как будто продолжается.       — И что было в этом сне?       Закрыв глаза, Чимин стал нежно целовать его, поднимаясь от ключицы к впадинке за ухом, и не видел, как это действует на Юнги, зато чувствовал.       — Мы были мужьями, — выдыхал ему на ухо, — жили здесь семьей, и у нас была дочь. Во сне это была Ами.       — Какой красивый сон.       Юнги сглотнул и напрягся, когда руки Чимина сползли вниз и пробрались под резинку домашних штанов, а губы захватили и оттянули мочку уха.       — Ты приготовил нам обед, — Чимин провел языком по его шее, и Юнги шумно выдохнул от прикосновения руки к уже налившемуся кровью члену, — и сделал разноцветные моти.       — Это твоя мечта? — он не двигался, но дышал тяжело и улыбался.       — Что? Моти?       — Такая жизнь, как в этом сне.       — Не знаю, никогда не думал об этом, но она могла бы быть и такой.       Вздохнув, Чимин убрал руку из штанов Юнги и крепко-крепко обнял его, упершись лбом в плечо. Он правда не знал, какая она, жизнь его мечты, до этого дня ее, кажется, не существовало вовсе, но и сейчас он не уверен, что хоть какие-то его мечты действительно сбудутся. Юнги расцепил его руки и развернулся, чтобы поймать погрустневший взгляд. За сладостью пряталась горечь, он это чувствовал.       — Но даже в этом сне, — прошептал Чимин, — тьма поджидала снаружи.       — Вместе мы сможем прогнать ее, — сказал Юнги и погладил его по щеке, — и сможем сделать эту мечту реальной.       — Ты правда веришь в это?       — Правда, а ты разве не веришь?       — Я не уверен, — Чимин пождал губы и опустил взгляд. Ему снова захотелось спрятаться от всего мира подальше и пожалуй, от Юнги тоже. — Если даже в таком прекрасном сне она ждала и звала меня…       — Тьма звала тебя? — тот вдруг нахмурился и напрягся. — Ты слышал голос?       — Да, тот же, что раньше, звал меня по имени, — Чимин вздохнул, убрал его руку от своего лица и прижал ее к груди. — Хен, лучше поцелуй меня и налей кофе, я не хочу больше об этом говорить.       Юнги поцеловал его, трепетно и нежно, как и всегда, как если бы этого разговора не было от начала и до конца. Потом чмокнул в щеку и вернулся к кофе. Чимин заметил, что некоторые мысли и ощущения в нем в секунду стерлись и пропали бесследно, и ему стало легче. Уже ведь просил хена не тратить на него силы лишний раз, но ничего не возразил сейчас, потому что это было бессмысленно. Юнги ведь все равно продолжит влиять на него, когда сам посчитает нужным, так что Чимин, все-таки довольный, сел за стол и дождался кофе и завтрака.       Такое утро ему хотелось каждый день своей оставшейся жизни. Ему хотелось, чтобы вся жизнь стала таким утром. И сожаление о том, что это абсолютно невозможно, тихо и медленно прогрызало в нем дыры, превращая душу в швейцарский сыр, который покрываясь плесенью, никогда не станет лучше.       — Кстати, Донгон просил передать тебе спасибо за лужайку, — сказал Юнги между делом, поглядывая на Чимина поверх кружки. — От меня тоже спасибо, хоть снег и постарался, чтобы мы этого не заметили.       — Это меньшее, что я могу сделать, — смущенно улыбнулся Чимин.       — Он сказал, что этому дому в пару к домохозяйке как раз не хватало садовника, — добавил Юнги, и они оба рассмеялись.       — Это ты-то домохозяйка?       — А что, ты еще не заметил? Я даже у тебя во сне хлопочу у плиты.       Чимин чуть не подавился кофе и смехом, а у Юнги запрыгали вверх-вниз плечи.       — И то верно, но ведь ты все равно работаешь, теперь еще и каждый день по расписанию.       — Приходится, — улыбка чуть погасла.       — Может, останешься сегодня?       Улыбка исчезла совсем. Чимин протянул к нему руку через стол, через синюю реку цвета глаз его отца.       — Я не могу, ты ведь знаешь…       — Эти дни было тихо, почему обязательно что-то случится?       Чимину хотелось посмотреть ему в глаза, поймать взгляд, но не удавалось. Хен смотрел на их руки, поглаживая его ладонь и покусывая нижнюю губу.       — Хен…       — Чимин-и, я должен быть там, — вздохнул Юнги и наконец посмотрел на него.       Тяжелое сожаление, но Чимин очень не хотел отпускать его. Поэтому подошел к нему и сел на колени.       — Пожалуйста, побудь со мной, — тихо попросил он.       Теперь отказываться Юнги стало тяжелее. Чимин прижимался к нему, снова целовал шею так, что шли мурашки по коже, а когда хен прошелся руками по его бедрам и талии, заерзал. Но дело было не только в заново разгоревшемся желании. Чимин боялся отпустить его сегодня.       — Чимин-и… — выдохнул Юнги, совсем уже бессильная попытка остановить это.       — Хен, мне так одиноко без тебя, — прошептал Чимин ему в губы и поцеловал их. — Останься.       Еще одно движение стояком о стояк стало последней каплей. Юнги не выдержал и вскочил, поднимая Чимина и усаживая на стол, с которого тут же скинул все, что на нем было. Тарелки, палочки, кружки полетели на пол, что-то звонко разбилось. Он грубо толкнул его, уложив на стол, и стянул сначала штаны вместе с боксерами, а потом футболку.       Не ожидая такого резкого поворота событий, Чимин растерялся и засмеялся, но поспешил и сам стянуть с хена футболку. Ему хотелось расцеловать все его тело, горячее, нежное, но Юнги не позволил. Сам стал целовать его, вырисовывая на груди и животе влажные узоры, удерживая Чимина за плечо и сжимая его все сильнее.       Горячий язык спускался все ниже и коснувшись раскрасневшейся открытой головки члена, вырвал столь желанный не сдержанный стон. Чимин закрыл глаза и позволил ему любить себя так, как он хотел, даже если рука, сжавшая его бедро сделала больно. Он только шикнул на это и приоткрыл рот, тяжело дыша, когда Юнги прошелся языком по члену и взял его в рот.       Проходился сначала медленно и нежно, заглатывая чуть глубже с каждым разом, играясь кончиком языка с головкой и уздечкой.       — Хен, — стонал Чимин, извиваясь.       Ему так хотелось большего, но Юнги все продолжал ласкать его.       — Хен… — улыбка Чимина становилась неуверенной. — Обними меня, хен.       Он мог поклясться, что если бы тот так и продолжил проходиться губами по его члену, то решил бы, что это очередной сон и все не на самом деле. Голова закружилась, когда Юнги резко потянул его за руки на себя, и бросило в жар, когда их обнаженные тела прижались друг к другу. И они могли поспорить, чье сердце бьется быстрее.       — Давай, хен, хватит играться со мной, — выдохнул Чимин ему на ухо.       Приспустил штаны и вытащил его член. Горячий, ему показалось, даже слишком. Юнги поцеловал его, нетерпеливо проникая языком в рот, и подвинул его бедра ближе к краю.       — Чимин-и, ты невозможный, — сказал он хриплым голосом.       — Ты тоже, — прошептал Чимин и вздрогнул от того, как хен вошел в него пальцем. — Давай, я готов.       Его тело реагировало на каждое прикосновение, как омежье, и он уже был на грани мольбы о большем. Губы дрожали, не получая поцелуя, руки цеплялись за плечи, притягивая ближе, но Юнги снова оттолкнул и уложил на стол. Сжал рукой его талию и наконец вошел. Медленно и осторожно. Чимин нервно вздохнул и содрогнулся.       Пламя зажгло все внутри него, и с каждым движением Юнги оно распространялось, заполняя тело с головы до пят. Он сгорал и наслаждался этим, такой ад ему был по нраву. Стонал все громче, облизывал пересыхающие губы и жмурился каждый раз, когда член входил полностью, все жестче и быстрее.       Юнги крепко держал его, контролируя каждое движение их обоих, не позволяя ничего сделать самому, хотя бы двинуться бедрами навстречу. В какой-то момент Чимин все же не выдержал, ударил его по руке, перебравшейся к горлу, обвил ногами его бедра и поднялся, цепляясь за плечи, царапая спину. Губы стали впиваться поцелуями в шею, заставляя Юнги стонать вместе с ним в унисон. И в таком положении головка его члена с каждым движением толкалась в простату, вызывая призрачные искры под закрытыми веками, а открыв глаза, Чимин ничего не увидел, кроме темноты.       Зато почувствовал непреодолимое желание, исходившее из самой глубины души. Желание укусить, и он вцепился в красную от поцелуев кожу зубами.       Юнги выругался и оттолкнул его, возвращая в прежнее положение.       — Какого хрена?! — прорычал он и резко толкнулся бедрами, от чего Чимин вскрикнул. — Метку мне вздумал поставить?       — Издеваешься? Ты и так из меня омегу делаешь, какая метка?       Юнги продолжал движения теперь без капли нежности и ласки, и Чимин действительно дрожал, выгибался и стонал, как самый обычный омега.       — Хен… я скоро… пожалуйста…       Быстрее, сильнее. Их тяжелое, сбитое напрочь дыхание затмевало все вокруг, стоны затапливали сознание. Юнги поймал лучший момент из всех, что мог, толкнувшись последний раз, заставив Чимина закричать, кончил в него и тут же помог ему рукой.       Зажмурившись и задержав дыхание, Чимин дернулся в сторону и выгнулся, кончая с последним уже бессильным и хриплым стоном. Его тело застыло на несколько секунд в этом положении, и подхватив, Юнги прижал его к себе, зарываясь рукой в растрепанные мокрые волосы, целуя шею и ключицы.       — Эй, Чимин-и, ну что ты? — шептал он и стал вытирать его лицо. — Прости, я перестарался, но зачем ты укусил меня?       Чимин плохо слышал его слова, они тонули среди эха собственных недавних криков, а по щекам градом сыпались немые слезы. Он не знал, почему, откуда, зачем они. Кроме огня, пожирающего каждую клеточку тела, он ничего не чувствовал, боли тоже, хотя синяки уже медленно растекались по коже.       — Милый, посмотри на меня, — Юнги приподнял его лицо за подбородок. — Я не хотел сделать тебе больно.       — Хен, — устало вздохнул Чимин, закрывая глаза и почти теряя сознание. — Очень жарко, открой окно.       Поцеловав в мокрую от слез щеку, Юнги взял его на руки и отнес на диван, уложив на подушку и прикрыв пледом прежде, чем пойти к окну и приоткрыть.       — Подожди, сейчас получше станет, — тихо сказал он, вернувшись к нему.       Несмотря на слова, превращавшиеся в голове в бессмысленный набор звуков, Чимин ясно услышал волнение и сомнение в его голосе. Горячая рука коснулась лица, и тьма поглотила все вокруг.       В ней ничего не было, кроме отдававшихся эхом далеких криков и стонов. Собственный голос шептал и вздыхал «хен, прошу». Чимин не мог пошевелиться, что-то держала его, а звуки повторялись снова и снова, как запись на повторе. Потом вдруг в обратную сторону, потом вразнобой все последние слова и вскрики. Кто-то игрался со звуком его голоса, и это было невыносимо. Но Чимин ничего мог сделать, пока тьма, сжав напоследок его горло и перекрыв кислород, не исчезла и не замолкла, как по щелчку.       Открыв глаза, он сразу попытался встать и позвать Юнги. В комнате стояли тишина и полутьма, их нарушил только грохот упавшего на пол тела. Ковер смягчил удар, в отличие от угла кофейного столика, о который Чимин приложился виском. Голова раскололась пополам, по ощущениям, и загудела, как самолет, идущий на взлет по полосе. Но даже поднять к ней руку оказалось таким трудным, Чимин не понимал, что происходит. Его тело почти не двигалось.       Кое-как он смог сесть, упершись спиной в диван, и на этом все. Дышать тоже было тяжело, как будто не хватало воздуха, хотя в приоткрытое окно уже давно пробирался зимний ветер с призрачными нотами волков.       — Хен? — позвал Чимин.       Хотел крикнуть, а получился только тихий вздох, и никакого ответа не последовало. Дома никого, кроме него, и тогда, осмотревшись, Чимин сначала заметил, во что одет: помимо его домашней одежды поверх надета теплая кофта Юнги, а на ногах шерстяные носки. И только потом, после накатившей волны благодарности, взгляд нашел в полутьме на столике записку.       Рука весила раз в десять больше, чем должна была, и Чимин с трудом дотянулся до бумажки, чтобы взять ее и прочесть.       «Проверю лес и сразу обратно, вернусь к четырем, прости меня. Я люблю тебя. Юнги».       Буквы расплывались перед глазами, и смысл дошел до разума только с третьей попытки. Вздохнув, Чимин уронил листок на ковер и посмотрел на маленькие часы на каминной полке. Прищурился. Три сорок семь. Его это обрадовало, потому что значило, что сидеть тут бессильно в одиночестве оставалось недолго, но огорчило, потому что он пробыл в отключке так столько времени.       К тому же его по-настоящему пугало полное отсутствие сил в теле. Это не было обычной слабостью после долгого сна в неудобной позе, его буквально почти парализовало, и силы не возвращались. Так что ничего больше и не оставалось, кроме как просто сидеть тут на полу и ждать, когда хен вернется и исправит все, что сделал с ним. Мысли качались на качелях эмоций, от негодования к злости, от сожаления к отчаянию. Туда-сюда. Наверх и снова вниз. Чимин покусывал губы, пытаясь сосредоточиться на ощущениях в теле, рассматривал каждое по очереди, и ни одно не оказывалось хорошим. Это все была боль, одна слабее, другая сильнее, но любая — тянущая и тупая. Задница болела сильнее всего. Ему не нужно было снимать одежду, чтобы увидеть каждый синяк, оставленный Юнги и столом, в который он его вжимал. С жалобным хрустом в шее Чимин обернулся и посмотрел туда, где они предавались этому безумию. Там не осталось и следа произошедшего: не было посуды, скинутой со стола, осколков или пролитого кофе, стол стоял ровно, на своем месте, хотя они явно знатно переместили его. Если бы не все отметины на теле и непроходящая боль, он бы решил, что ему приснилось.       Потому что на сон это было похоже гораздо больше, чем на реальность, особенно когда вокруг не осталось ничего, кроме темноты. Чимин попытался вспомнить то чувство, которое заставило его укусить Юнги, и не смог. Какое-то призрачное наваждение, исчезнувшее без следа. Чуть выпрямившись и выгнувшись, Чимин нахмурился и удрученно вздохнул от прокатившейся по спине неприятной горячей волны. Хен ударил его об стол так сильно, что затылок до сих пор тянуло. «Вот как энигмы защищают свою доминантность? — думал Чимин, блуждая мутным взглядом по комнате. — А я в самом деле попытался поставить ему метку?»       Он сомневался в этом, потому что, как сам и сказал ему, близость с Юнги отбирает почти все, что делает его альфой в обычное время, и с этим даже ничего не сделаешь, это происходит само по себе, так что метка… как это возможно? Если только сущность Чимина не нашла лазейку и не вырвалась наружу в таком сомнительном жесте. Что, как он сам теперь думал, могло быть и правдой. Тем более если не так, то у него нет ни сил, ни желания разбираться в этом дальше и пытаться найти ответ, который, скорее всего, ничего не поменяет. Рядом с энигмой ты либо сдаешься, кем бы ты ни был, либо уходишь, даже не пытаясь что-то изменить.       И это была последняя мысль Чимина перед тем, как боль обрушилась и сломала его так внезапно и сильно, что он упал на ковер и вцепился в его короткий ворс, задыхаясь криком. На какое-то мгновение даже показалось, что еще секунда — и все, конец его несчастной запутанной жизни. Перед глазами потемнело, кожа горела и плавилась, и тело застыло будто в предсмертной судороге. А потом его окутал сладкий запах тлеющей травы, и волна стала быстро отступать.       Не открывая глаз, Чимин почувствовал сначала тепло заботливых рук, и только потом запах своего волка.       — Хен, — прошептал он, все еще не в силах пошевелиться, — что ты со мной сделал? Верни все обратно.       — Прости, Чимин-и, я сейчас все исправлю…       Звонкая тревога в дрожащем голосе не сразу дошла до разума. Подняв с пола, Юнги прижал его к себе, стал гладить по голове и шептать что-то очень тихо. Возвращаясь в реальность, наконец понемногу обретая ясность сознания, Чимин открыл глаза и прислушался к нему, но так и не понял, что значат все эти слова. Они как будто не существовали на самом деле. Хотя ему быстро стало наплевать на это, потому что силы вновь заполнили все его тело, даже больше, чем прежде, и он смог глубоко и свободно вздохнуть.       — Боже, это какое-то безумие, — нервно усмехнулся Чимин и взял руки Юнги в свои. — Не делай так больше, я тебя умоляю, я правда испугался, что меня разбил паралич.       В ответ донеслось лишь тяжелое дыхание, и Чимин, выбравшись из объятий, обернулся, чтобы увидеть пугающую усталость на лице хена и застывшие пеленой слезы на глазах.       — Хен, эй, ты в порядке?       Он сжал его плечо, и дернув головой, Юнги проморгался и кивнул, слабо улыбаясь.       — Да, нормально, я… прости, я не думал, что так получится, ты просто уснул, и такого не должно было быть, прости...       — Ладно уж, — Чимин усмехнулся и стал разминать себе плечи. Мышцы тянуло, но они больше не были ватными. — Не так и страшно было, чуть-чуть совсем.       Юнги вздохнул с облегчением, взял его руку и расцеловал со всех сторон и каждый пальчик.       — Я сделал тебе больно, прости меня, — повторил он и запустил руку в свои чуть влажные от снега волосы, прося погладить себя по голове.       Чимин понял, что это будет значить для него. Прощение. Улыбнулся и ласково погладил.       — Ладно тебе извиняться, хен, эта боль быстро проходит, я же говорил, что привыкну, это не проблема.       Подняв на него взгляд измотанного провинившегося и загнанного зверя, Юнги вздохнул, и его брови выгнулись так, будто он и правда вот-вот заплачет.       — Я не о моем обращении, я о том, что было утром, — тихо сказал он. — Ты ведь помнишь?       — Такой жаркий секс на столе разве забудешь, — Чимин засмеялся и привалился к дивану, рассматривая хена и не понимая, почему он так серьезен.       Ему самому было страшно взглянуть на произошедшее с другой стороны после того, как он думал об этом самые долгие и мучительные десять минут своей жизни.       — Меня как будто перемкнуло, когда ты укусил меня.       — Хен, я не хотел ставить метку, окей? Честно, просто что-то дернуло, я не знаю, но больше так не буду, обещаю.       Пока говорил это, не думая даже о том, какие именно слова произносит, Чимин перестал улыбаться и почувствовал, как сердце забилось быстрее. Он волновался, и, что страннее всего, в глубине души ему стало страшно. И если бы Юнги сейчас вдруг двинулся хоть на сантиметр, он, скорее всего, рефлекторно вскинул бы руки, защищая лицо. Но тот застыл и смотрел на него, даже не моргая.       — Ты не заслужил этого, Чимин-и, — дрогнувшим голосом сказал Юнги и опустил взгляд.       — Разве? — он удивился совершенно искренне, хотя сам не понял почему.       — Конечно, — Юнги встрепенулся и снова взял его руку, чтобы поцеловать. — Я никогда не должен так поступать с тобой, просто…       Чимин одернул руку за мгновение до того, как губы коснулись кожи.       — Просто ты у меня такой, какой есть, — закончил он вместо него и грустно усмехнулся, наклонившись к нему совсем близко, — самый опасный зверь.       Он поцеловал его в отчаянной попытке выразить свои мысли хотя бы так, потому что словами не получалось.       — Я все равно буду тебя любить, хен, — выдохнул ему в губы, — только прошу тебя, перестань за это извиняться, ладно?       — Ладно, п… — Юнги вздохнул и усмехнулся, сглотнув это заевшее слово. — Все, я закончил, больше не буду.       Довольный тем, что напряжение и страх наконец отступили, Чимин заулыбался и, толкнувшись головой хену в плечо, уронил его на спину. Лег сверху, просовывая руки под него и обнимая. Юнги поерзал, пододвигая его поудобнее, и стал поглаживать по спине. Ласково и успокаивающе. Они могли бы пролежать так очень долго, до самой ночи, если бы не шум снаружи.       Руки Юнги замерли лишь на мгновение, в которое он прислушался к знакомы звукам, но Чимин насторожился и вздрогнул от скрипа тормозов. Знал, кто это, даже почуял отголосок запаха, и все равно в груди все судорожно сжалось. Посмотрев на хена, увидел в его глазах тихое спокойствие и уверенность. Все было хорошо. Чимин порывисто поцеловал его, прежде чем сползти и подняться. Ему показалось, что этот поцелуй был их последним. Навсегда. И это чувство не принадлежало ему, он отказывался принять его и заставил себя отстраниться от него. Сделать это стало чуть легче, когда Донгон зашел в дом и с улыбкой махнул им с порога.       — Привет, сменщик на месте, как дела у вас?       Конечно, Юнги ответил, что все хорошо, а Чимин уселся на диване поудобнее и снова стал просто молча слушать, о чем они говорят. Сначала о чем-то попроще, вроде погоды — снег шел с самого утра и до сих пор, дороги начало заметать. Потом о книжном, Юнги спросил, как там дела и решился ли вопрос с поиском работника зала на смену уходящей девушке, которая работала там несколько лет, но этой зимой решила переехать на юг. Чимину нравилось слушать об этом, даже улыбка порой касалась его губ.       — Нет, я в городе перекусил, — говорил Донгон. Теперь речь зашла об ужине. — А вы уже поели?       — Еще нет, как раз собирался готовить, — отвечал Юнги, организуя на кухне чай. — Чимин-а, что сегодня хочешь? Может, рамен?       Чимин посмотрел на него и промолчал. Его вдруг смутило это предложение, потому что в голову залетела шальная и совсем не относящаяся к делу мысль. А потом он задумался, хочет ли есть вообще, потому что аппетита от картинок вкусной еды в голове, которые возникли сами по себе, не появилось. Вроде бы желудок урчал, но Чимин представил, как кладет кусок мяса себе в рот, и в горле встал ком.       — Не надумал? — тихо спросил хен, когда нес ему к дивану кружку чая.       — Наверное, не хочу есть, — вздохнул Чимин, смотря на кружку. — Это с той травой?       — И с мятой. Я добавил немного, ты не вырубишься, как вчера, не волнуйся.       Юнги поставил кружку на столик и по пути обратно погладил по плечу.       — Надеюсь, ты протер стол? — скривившись, спросил Чимин, глянув на отца, пившего там чай. От воспоминаний о том, что они делали на этом столе, стало не очень приятно.       — Я все протер, — усмехнулся Юнги. — И тебя тоже.       Чимин успел щипнуть его за ногу, перегнувшись через спинку дивана, когда тот уходил обратно на кухню. Хена это смешило, а вот Чимину становилось все более некомфортно, хотя уже даже не из-за жесткого секса на обеденном столе, за которым теперь сидел его отец и спокойно попивал чай, ни о чем не подозревая. В груди что-то трепетало, колко и неприятно, и оно стало сильнее, когда разговор двух энигм зашел о самом важном. О стае.       — Думаю, можем утром, я не буду обращаться, зайду за тобой и пойдем, — говорил Донгон. — Если ничего не произойдет, конечно, из-за чего придется поменять планы.       — Если, — вздохнул Юнги. — Значит, просто покажемся им с горы и обратно? Как бы нас там не загрызли толпой сразу.       Хен усмехнулся, Донгон тоже.       — Просто оставайся рядом со мной и не суйся дальше, даже если начнут провоцировать.       — Сделаю все возможное, — все еще улыбался.       А Чимин не понимал, какого хрена они так легко ко всему относятся, и не думал, что иначе они и не могли. Хотя их голоса странным образом распространяли это спокойствие вокруг, две слишком большие энергии одновременно в одном месте. Жуть, Чимин ничего не мог им противопоставить и вздохнул, смотря на чай на столике. «Сказал, что немного, а воняет, как от целого мешка». Пить он его не стал, отвернувшись и оставив одиноко остывать. Казалось, что запах этой центеллы перебивал вообще все остальные, даже запахи отца и хена, запирал его способность внутри, где кроме нее ничего больше не существовало.       Чимин даже начал привыкать к этому, как вдруг закрытая дверь мира запахов распахнулась настежь, и он почувствовал все не только в доме, но и снаружи.       — Чимин, все в порядке? — спросил Донгон.       Они оба посмотрели на него и напряглись в ожидании ответа. Он смотрел в пустоту между ними, не двигаясь несколько секунду, застыв в позе, будто собирался вскочить и бежать. Но потом вздохнул и опять растекся по дивану.       — К нам гости, — бросил он небрежно.       Донгон с Юнги переглянулись, попробовали принюхаться, но в доме, где не было ветра, несущего запахи на километры, едва ли могли понять, о ком речь. В дверь постучали спустя минуту, но сразу никто не встал, чтобы открыть. Чимин поймал вопрошающий взгляд хена и кивнул на дверь.       — Чего? Это Джун, иди, — усмехнулся он.       Это было ему приятно, как они ждали ответа, информации, доступной только ему. Юнги открыл и впустил гостей. Послышались голоса, Донгон тоже подошел поприветствовать. Двое, и Чимин не удивился, что Хоби тоже пришел.       — Эй, привет, — махнул друг, проходя к нему.       Лениво перевернувшись на диванных подушках, Чимин освободил ему место рядом, пока остальные садились за стол. Юнги в роли домохозяйки предлагал чай, и они опять завели для начала беседу ни о чем.       Кинув на них взгляд, Чимин перестал слушать и вместо этого притянул Хоби к себе и тихо спросил:       — Вы зачем здесь?       — В гости зашли, — пожал тот плечами, — вроде не помешали вам?       — Нет, но я не поверю, что просто так чайку попить.       — Ты какой-то слишком мнительный, — Хоби нахмурился, оглянув его. — У тебя все нормально вообще? Выглядишь не очень, если честно.       — Нормально, — вздохнул Чимин и прилег на спинку дивана, вжавшись щекой в подушку.       — А у вас, — он метнул взгляд на Юнги.       Тот уже шел к ним с чаем для Хоби.       — О, спасибо, а можно еще…       — Две ложки сахара, да, я положил, — кивнул Юнги и посмотрел на Чимина.       Спросил взглядом, все ли хорошо, и получил такой же немой ответ: да. Иначе и быть не могло. И Юнги вернулся к столу.       — У нас тоже, — прошептал Чимин и прикусил язык, потому что это прозвучало не слишком уверенно.       Нет, совершенно неуверенно, но друг отнесся с пониманием, все-таки здесь было слишком много ушей для личных разговоров.       — Джун хотел о чем-то поговорить с Юнги, — сказал Хоби, поглядывая на них. — Не знаю, о чем, но, видимо, это важно, раз он не написал просто сообщение.       Звучало правдоподобно, хотя Чимин все равно засомневался. У него было ощущение, что эти двое многое обсуждают друг с другом, в том числе все происходящее.       — Как думаешь, обо мне? — спросил Чимин с нарочито скучающим видом. — Или о стае?       — Может, о том и о другом одновременно. Это все крепко связано ведь.       — Точнее не скажешь, — хмыкнул он и вздохнул, потянув за ворот кофты. Становилось как-то жарковато. — Причина и следствие.       — Это он? — совсем тихо спросил Хоби, едва заметно кивнул на шею Чимина.       Тот провел по коже и чуть надавил. Синяк отозвался болью, и он подтянул ворот обратно, прикрывая.       — Все нормально, — сказал Чимин и уверенно посмотрел на друга. — Я позволил.       — Ладно, — Хоби согласился и отвернулся обратно к остальным.       Поверил ли? Чимин почувствовал сомнение в дрогнувших бровях друга. Больше они об этом не говорили, отвлеклись на разговор за столом, где снова обсуждали стаю и грядущую встречу с ними. Джун ни разу не высказал свое мнение, трудно было не заметить, как он лишь задавал общие вопросы и задумчиво смотрел в кружку с чаем. Чимин присмотрелся к нему, поддавшись вперед и повиснув на спинке дивана.       Сначала до его носа дошел слабый запах сухих листьев центеллы, спрятанной в кухонном шкафу, а потом запахи Намджуна и Юнги. «Погодите-ка… — подумал Чимин и не заметил, как встал с дивана и пошел к ним. — Какого черта?»       Блеклые следы стали вырисовываться у него под ногами, на полу по всей комнате, знакомые родные следы. Чимин прошел по тем, что принадлежали его истинному, словно во сне.       — Что такое, Чимин-и? — хен протянул к нему руку до того, как обернулся и посмотрел. — Блять…       Суматоха, разгоревшаяся вокруг, Чимина не волновала. Он сильно сжал запястье Юнги и, посмотрев в приоткрытое окно, за которым наступала ночь, сказал:       — Я знаю твой запах.       А потом из леса донесся далекий волчий вой.