THE BEAST INSIDE: PART 2

      В камине мерно потрескивал огонь, неспешно пожирающий сухие поленья, пахло сыростью, заходившей с улицы сквозь приоткрытое окно, и свежим тыквенным пирогом. Один кусочек лежал на тарелке на маленьком розовом столике, съеденный лишь на половину и уже забытый. Девочка сидела в углу гостиной, где самолично обустроила себе мини-версию замка принцессы, и разливала из игрушечного чайника чай по игрушечным чашечкам. Сначала мистеру зайцу, он граф в черном смокинге, потом его дочери, кукле с красными волосами и веснушками на всем фарфором лице, затем лягушонку с бабочкой и длинными лапами и наконец себе. Бабушка с дедушкой сидели на диване: она вязала новую шапку на зиму для внучки, он читал книгу под настольной лампой. Когда за окном вдалеке раздался протяжный утробный вой, они лишь замерли с тихим вздохом, и только девочка тут же вскочила и побежала к окну с округленными от радости и удивления глазами и раскрытым ртом.       И застыла, вцепившись в подоконник и встав на цыпочки. Там снаружи был виден только задний двор и красная крыша коровника в холодном свете фонаря. Старики не успели помолиться, чтобы это не повторилось, как по округе пронесся второй вой, точно такой же.       — Это они, да?! — восторженно воскликнула Ами и запрыгала, выглядывая в ночную темноту. — Папа и сын? Я хочу посмотреть!       — Нет, это один и тот же, — вздохнул Инсу, убирая книгу на столик.       — Никаких посмотреть, дорогая, — вздохнула его жена и встала, чтобы закрыть окно. — Это опасно, пойдем лучше спать, тебе пора.       — Но ведь еще девяти нет! — девочка обиженно надула губки, отходя в сторону.       Ее расстраивало, что рассказать-то ей рассказали, а показать наотрез отказывались. «Это нечестно!» — думала она, послушно следуя за бабушкой в свою комнату.       — Инсу, проверь двери, все ли заперты.       — А что, они могут прийти? — спросила Ами, улыбаясь.       — Типун тебе на язык, — пробормотала Хансу, но больше ничего не сказала, только уложила малышку спать, подоткнув одеяло и прочитав небольшую сказку.       Про принцессу и дракона Ами слушать не захотела, попросила про волка. Пришлось согласиться, иначе ребенок точно бы не уснул, и Хансу вздохнула с облегчением, услышав мерное сопение после последних слов сказки, пока снаружи тем временем царило спокойствие и мерный шум дождя.       Супруги Чон были рады больше не услышать вой в эту ночь, ведь его значение заставило сильно поволноваться, и все это было не к добру.       — Они снова здесь, — качал головой Инсу, сидя на краю кровати чуть позже.       — Меня больше волнует, почему Мин ничего не предпринимает, — вздохнула Хансу, накрываясь одеялом до подбородка.       — Может, потому что их слишком много…       За тихим шепотом и стуком дождя о крышу дома никто не мог услышать бесшумных детских шагов. Ами так сильно хотела посмотреть на настоящего волка, что дождалась момента и прокралась к задней двери в конце длинного коридора, но почти заплакала от обиды, когда не смогла ее открыть.        Как только вой раздался второй раз, Юнги вскочил и бросился на улицу, не помня себя. Крика Чимина он не услышал, не заметил, как сшиб дверью Хосока, выбежав на террасу, и обратился в волка, чтобы с жутким рычанием рвануть в лес и скрыться в нем за секунды.       Чимин попытался догнать его в какой-то непонятной бестолковой надежде остановить и упал в дверях, закричав от боли. Пока их связь ослабевала, он переставал чувствовать каждое превращение хена и уже забыл, каково это, а теперь, как только они ее укрепили, боль едва не свела его с ума. Будто каждая кость в теле надломилась, а внутренности превратились в кровавую кашу. Его крик разнесся над лесом всего на мгновение и затерялся среди шума ветра и дождя, хлеставшего по дереву террасы и его обнаженному телу. Но кроме боли, разрывающей сознание на кусочки, боли, таящей, словно снег на горячих руках, но оседающей тяжестью в каждом уголке души, Чимин не заметил ни холода, ни друзей затащивших его в дом и замуровавших в плед так, что не выберешься.       — Держи его! — приказал Намджун, уходя обратно наружу.       Побледневший, растерянный и напуганный, Хоби прижал парня за плечи к дивану и замер, едва дыша, прислушиваясь к шагам снаружи. Ему казалось, вот-вот разразится гром и молнии разобьют небо, обрушив его на застывший в ночи одинокий дом. Чимин дышал очень тяжело, воздух с хрипом вырывался из легких, а чуждая энергия клубилась глубоко в груди.       — Отпусти меня, — прошептал он и не смог скинуть с себя руки друга. — Я должен найти его, я должен…       — Чимин-и, умоляю, не надо.       На него было больно смотреть, особенно когда их взгляды встретились и Хоби коснулась призрачная тень всех его эмоций. Даже их крохотную частичку выдержать оказалось почти невозможно, и он почти вслух обрадовался, когда Джун вернулся в дом.       — Не отходи от него ни на секунду, — сказал тот сквозь тяжелое дыхание. — Ему нельзя выходить.       — Хен, что происходит?       С одежды и волос на пол капала вода, босые ноги оставляли мокрые следы, и тело потряхивало от холода и адреналина, но лицо и голос оставались такими же спокойными, как и всегда. Джун подошел к окну гостиной и стал напряженно всматриваться в полутьму.       — Сейчас снаружи небезопасно.       — Что? Почему? И куда Юнги ушел?       — Донгон позвал его, ты же слышал. Этот вой значил, что территория под угрозой.       На такое Хоби не нашелся с лучшим ответом, кроме обреченного ругательства с тяжелым шумным вздохом. Его руки тряслись, все тело стремительно теряло силы, и он боялся, что если Чимин предпримет чуть более смелую попытку сбежать, у него не получится удержать его.       — Это они, да? — спросил он шепотом, когда Джун сел рядом в кресло и схватился за голову.       — Кто еще? — ответил хен и закрыл лицо руками. — Я запер все, что можно, они не войдут, не волнуйся, главное — Чимина не выпускать наружу.       — Джун, — отозвался тот, — стая большая?       Хоби все-таки позволил ему подняться и сесть, пусть и продолжал нервно сжимать на нем импровизированную смирительную рубашку из пледа, совершенно не думая, насколько это будет эффективно в случае чего, он просто замер в ожидании, что мир вот-вот рухнет.       — Понятия не имею, может, пять, может, пятнадцать.       — Ты их видел? Расскажи мне все, что знаешь о них.       — Я никого не видел и ничего не знаю, — твердо ответил Джун и посмотрел ему в глаза, стараясь убедить его в этом.       Чистое везение, что Чимин замолк и не задал больше ни одного вопроса, потому что сначала мысли в его голове застревали, как жуки в янтаре, а потом их не стало вовсе, ведь он учуял тот самый запах. Напряженное молчание гудело ветром и дождем, невидимые струны натягивались растяжками вокруг замерших в ожидании друзей, когда словно по щелчку пальцев, Чимин отключился. Моргнул в очередной раз, и его глаза вдруг стали слепы.       Увидев их, Хоби вздрогнул и отпрянул, а Джун напрягся, прислушиваясь. Среди мерного шума где-то с южной стороны дома послышалось рычание и тяжелое дыхание. Они все приближались, и вот уже когтистые лапы заскребли по деревянному полу террасы. Трое, не меньше, успел подумать Намджун, прежде чем Чимин вскочил, а волки снаружи начали лаять и рычать, царапая двери и стены так остервенело, что мебель затряслась.       — Держи его! — закричал Джун и сам кинулся к Чимину.       Вдвоем они прижали к дивану вырывающегося друга, пока стая ломилась в дом, и ужасающий лай затмил собой все вокруг. Но Чимин стал сильнее, учуяв вожака, он закричал и отбросил друзей в стороны, а сам бросился к двери. Волки тут же отступили к лесу, как только он оказался снаружи. Им не нужна была его кровь, по крайней мере, не сегодня. Но насчет Чимина — все наоборот. Сейчас, прямо сейчас! Он знал, что должен уничтожить их, и видел перед собой только одно: белые следы их лап во тьме, там, на другой стороне, они уходили все дальше, а он не собирался их отпускать. Сделав шаг босой ногой на мокрую траву и холодную землю, Чимин улыбался, ведь там вдали теплился заветный красный огонек. «Ты думаешь, я не вижу тебя, — с колким злорадством сказал он вожаку, взглянув ему прямо в глаза. — Смотри на меня, и это последнее, что ты увидишь на этом свете». Еще шаг, чтобы броситься к нему на всей скорости, и — тьма окутала его с ног до головы, огни исчезли.       — Они ушли, да? Скажи, что ушли, — бормотал Хоби, закидывая руку Чимина себе на плечо.       Джун сделал то же самое с другой стороны.       — Если бы не ушли, уже схватили бы его, как безногого зайчонка в поле.       — А с хрена он такой тяжелый стал? Как будто тонну весит!       Они затащили его в дом и вернули обратно на диван. Джун сходил за полотенцами, и они принялись обтирать его, даже несмотря на то, что бессознательное тело горело огнем настолько, что могло и само высушить все эти капли дождя на себе.       — Не знаю почему, — устало ответил Намджун и достал из шеи Чимина дротик с опустевшей ампулой.       — Ему ведь хуже от этого не станет, да?       Хоби с трудом скинул с себя промокшую кофту на подлокотник и без сил рухнул на диван в ногах друга, прижимаясь щекой к мягкому нежному велюру.       — Ну, надеюсь, не станет.       — Шутишь? — парень вскочил бы, останься силы и нервы, но пока лишь воскликнул полушепотом.       — Я купил это для Юнги, на случай, если у него поедет крыша и он озвереет, так что для человека, наверное, доза большевата.       — Круто, если мы убьем его с тобой, будем все втроем в могиле лежать, — вздохнул Хоби и закрыл глаза, пока хен, судя по тихим шагам, пошел снова проверять все двери и окна в доме.       Дождь не сбавлял силы, но постепенно затих хотя бы ветер, и снаружи все успокоилось — ни рыка, ни топота, ни воя. А потом на кухне забурлил водой чайник, и для Хоби этот звук показался таким приятным и чудесным, что он не смог сдержать улыбки.       — Пойдем, — тихо позвал Джун, положив руку ему на плечо, — можно больше не охранять его, он не проснется до утра.       — Надеюсь, вообще проснется…       Все тело Хоби так отяжелело, что единственное, что поначалу он смог, — это качнуться вперед, отрываясь от дивана, словно приклеился, но остановить это движение пришлось Джуну. Он придержал его, не позволив шлепнуться лицом в кофейный столик, и вернул обратно в вертикальное положение. Как заводной петушок с поломанным механизмом.       — Все успокоилось, они вряд ли вернутся, можешь пойти поспать, если так устал.       — Вряд ли я смогу уснуть, — пробормотал Хоби, кое-как открыв глаза, — да и не хочу видеть этот ужас снова во сне.       — Напоить тебя транками?       Тут уже Хоби тихо рассмеялся и принял руку помощи, чтобы встать.       — Хен, ты что, аптека?       — Да нет, всего лишь маленькая фармацевтическая компания.       Пришлось прикрыть рот, чтобы не рассмеяться во весь голос, и хотя Чимин лежал и спал как убитый, даже сопел, Хоби все равно боялся разбудить его. А еще ему казалось, будто любой громкий звук позволит обнаружить их, и волки вернуться закончить то, что начали, будто они лишь затаились где-то рядом, упустив их из виду.       — Зачем они пришли? — спросил он устало, садясь за стол, где его уже ждала кружка горячего чая.       — Это было предупреждение, — Джун сел рядом и только сейчас почувствовал, как налилось свинцом его тело. — Для Юнги, для нас всех. И еще… они хотели посмотреть на него.       — На кого? На Чимина? В смысле?       — А ты не понял? Они рванули обратно сразу же, как только он вырвался и собрался бежать за ними. Спровоцировали его, чтобы он переключился, и вероятно, предполагали, что мы не позволим ему уйти.       Хоби помолчал, отпивая чай мелкими глотками и шурша трясущейся ногой. Она снова не останавливалась.       — Получается, они знают, кто он?       — Да, я так понимаю, хотели убедиться.       — И он им нужен живым.       Они встретились взглядами, и мысли их оказались одинаковы.       Донгон и Юнги уже далеко ушли к тому моменту, как стая напала на дом Намджуна, и не могли об этом узнать, тем более их настоящая сиюминутная цель все время была буквально в нескольких метрах. Рыжий волк бежал от них быстро, достаточно, чтобы не оказаться пойманным, но недостаточно, чтобы скрыться насовсем. Юнги был ближе, пару раз даже едва не хватанул чужака за хвост, но не дотянулся. Донгон пытался обходить стороной и пересекать его траекторию, но каждый раз опаздывал для решающего прыжка.       Они гнали его несколько часов, как оленя, но он все не попадался и, казалось, не уставал вовсе. В отличие от преследователей. Дважды они теряли его из виду и сильно сбавляли темп. Горячее тяжелое дыхание с паром вырывалось из оскаленной пасти, хвосты нервно дергались в стороны, а носы не улавливали запаха. Совершенно. Юнги и Донгон прекрасно понимали, что найти чужака без запаха почти невозможно, если не видеть его перед собой, и как только они собирались уходить обратно ближе к дому, рыжий снова появлялся, мелькал прямо перед носом и убегал. Дразнился, и это только больше распаляло ярость в их сердцах. Даже Донгон, гораздо более спокойный, пусть и выматывается быстрее, все же не мог спустить этому щенку столько большую наглость.       И они снова кидались в погоню, не замечая, куда их уводит этот чужак. Понимание о том, что эта игра — намеренная, заманивает их как можно дальше, пришло уже на границе округа, когда Донгон оступился и едва не свалился с крутого обрыва. Юнги успел схватить его зубами за холку и вытащить, а рыжий скрылся вниз по склону в густых зарослях можжевельника и больше не появился. Кто затеял охоту, сам же объявил о ее окончании, оставив своих преследователей в гордом одиночестве оглядывать с высоты последние метры своей территории и не находить его, пытаться учуять запах, которого нет, и терпеть еще одну неудачу.       Небо уже светлело, близилось утро, и теперь уже точно пора было возвращаться. Донгон фыркнул и, куснув за бок, позвал Юнги обратно, но прежде чем уйти, тот наполнил опушку и горный склон по другую сторону реки громким протяжным воем. Предупреждение всем, кто его услышал, и быстро уходящая к себе стая навострила уши. Вожаку такое понравилось, и он ускорился, чтобы вернуться к своему омеге и наградить его за хорошую работу. Тот ждал остальных в назначенном месте, наблюдая за уходящими волками семьи Мин и с трудом дыша. Ему пришлось выложить все свои силы, чтобы выполнить задание и не оказаться подранным до смерти. Он был к этому гораздо ближе, чем к успешному возвращению домой, и теперь пообещал себе больше не соглашаться на подобное. Быть приманкой, ладно, еще, может быть, для кого-то другого, но для Мин Юнги уж точно нет, ни за что, ведь его ярость настигла его быстрее клыков и обожгла животным страхом, паникой, какой рыжий омега раньше не знал, и ему не составило труда представить, что этот энигма сделал бы с ним, если бы догнал.       А Юнги догнал бы, окажись на месте Донгона в эту ночь, когда чужак пришел прямо к их дому и встретил старшего волка лицом к лицу. Заявился так бесцеремонно, словно старый друг, просто поговорить. Он не нападал первым, поэтому Донгон отреагировал не сразу, решил, что злых намерений у него нет. Юнги не стал бы ждать ни секунды, свалил бы его в один прыжок и разорвал глотку на части. Сейчас, уходя, Юнги только об этом и думал. Мысль о том, что они упустили нарушителя границ терзала его воспаленное сознание, соседствуя со страхом за Чимина. Он доверял Намджуну, верил, что друг сможет защитить его, но все же, как только погоня закончилась, поспешил вернуться. Холодное дождливое утро, божественная тишина и покой леса усмирили волчий разум с каждым шагом, тогда наконец к человеку, запертому в серой шкуре, начало приходить понимание всего, что происходило этой ночью, и сердце, только что сбавившее обороты, забилось еще сильнее. «Он выманил нас», — думал Юнги, срываясь на бег. Понял ли Донгон, ушедший вперед другой тропой и уже подходивший к дому, что их обманули? Но важнее всего был ответ на вопрос: что они обнаружат, когда вернутся?       Предполагать худшее нельзя было в облике зверя, но Юнги это сделал — представил всего на мгновение мертвое окровавленное тело своего истинного, и этого хватило. Чимин лежит там на холодной земле, и дождь смывает кровь с его глубоких рваных ран, его невидящие глаза смотрят на серое небо, а сердце замерло и затихло навсегда. Зверь вцепился в его душу и зарычал так громко, что не спящие в такой ранний час жители деревни могли услышать его. Обезумевший крик, не похожий ни на волчий, ни на человеческий, леденящий душу. И стая, скрывшаяся за горой, его услышала и ужаснулась, и задремавшие прямо за столом Намджун с Хоби тоже.       Они вскочили одновременно, как от удара током, не понимая, сон это был или реальность — этот звук, нарушивший тишину леса. Посмотрели друг на друга и кинулись в гостиную, а когда обнаружили диван пустым, окаменели. Через приоткрытую дверь задувал колючий ноябрьский ветер.       — Мы покойники? — обреченно спросил Хоби.       — На пятьдесят процентов, — ответил Намджун и стал одеваться.       Им осталось только найти Чимина и открыть коробку, чтобы узнать, мертва ли все-таки кошка. Больше ничего, и Хоби молча пошел за своей одеждой. Он так устал, его ноги еле двигались, мысли почти не думались, а глаза так болели, что покрывались тонкой пеленой слез. Вот бы в самом деле лечь, а потом проснуться и узнать, что ничего не было. Ни-че-го. Ни альфы, ни энигмы, ни аварии в Хэллоуинскую ночь, ни волков ростом с человека.       — Дождь закончился, — заметил он, ступая на вымокшую за ночь землю.       Но взгляд на нее опускать не стал, вода не смыла больших и глубоких следов волчьих лап, он знал это, но не хотел верить, а проверять и подавно.       — И слава богу, — вздохнул Джун и едва заметно улыбнулся.       По крайней мере, утро само по себе обещало быть хорошим, не будь здесь, в лесу, никого вовсе, даже прекрасным. Тучи расходились, пока они шли в лес по волчьей тропе, держась друг друг и не отходя ни на шаг, холод стелился по земле у них под ногами, но солнце скоро должно было выйти и прогнать его. У Хоби замерзли руки, и он убрал их глубоко в карманы теплой куртки.       — Он, наверное, уже окоченел, — высказал он вслух тревожную мысль.       Джун ответить не успел — перед ними послышался шорох и шаги. За желтой опадающей листвой кустарников мелькнула бурая шерсть, донесся знакомый запах, и он с облегчением вздохнул. Никогда еще не чувствовал такую приятную тихую радость от встречи волка в лесу. Донгон появился на пригорке и остановился, внимательно смотря на них. Хоби, в любой другой день нервно сжавший бы руку хена, сейчас даже не пошевелился. После этой ночи сил испугаться у него уже не осталось, и раз Джун оставался спокойным, значит, все нормально, спасаться не нужно, этого ему было предостаточно.       — Он ушел, — сказал хен волку, и тот раздраженно рыкнул. — Они приходили ко мне, чтобы спровоцировать его, я усыпил его снотворным, но, видимо, не помогло.       Ему казалось, что он снова в школе объясняет учителю, что испорченная мебель в кабинете — не его вина. Донгон скалился, слушая его, потом раздраженно махнул хвостом и уткнулся носом в землю, стараясь найти запах своего сына. Джун и Хоби послушно последовали за ним, стараясь не создавать лишних звуков и не мешать. Сами они вряд ли нашли бы Чимина в лесу, тот мог уйти куда угодно далеко, ведь один из них — самый простой обычный альфа, а другой и вовсе лишь человек, поэтому осталось только надеяться на волка и идти за ним, чтобы сделать единственное, что они могли в этой ситуации, — отнести Чимина домой.       К тому времени, как поиски были закончены, солнце за тонкой серой пеленой уже поднялось. Донгон шел неспешной рысью и вдруг замер. Шерсть на загривке встала дыбом, уши прижались к голове и тут же снова навострились. Джун подбежал к нему, опустился на колени и, присмотревшись, увидел, что нашел волк. Капли крови на ярких желтых листьях. Зарычав, зверь кинулся по следу, но вдруг вдали раздался вой. Тихий, скорбный вой.       Почуяв кровь, Юнги быстро нашел его, мчался, как обезумевший, боялся не успеть, боялся, что уже давно поздно спасать. Он выбежал на опушку у берега озера и остановился на мгновение. Чимин лежал там, на песке у самой воды, раскинув руки, обнаженный и недвижимый. Потерявшее все силы хрупкое человеческое тело медленно остывало, замерзало. Бледная кожа, посиневшие губы, но две темно-красные полосы, прочертившие линии от носа к подбородку, выбивались из этой картины. Они были лишними, и оказавшись рядом, первым делом серый волк слизал их. И почувствовал, что человек еще дышит, глубоко и медленно, а сердце его — бьется.       Хвост завилял, уши прижались, и он стал обнюхивать его, проверять, нет ли других ран, тыкался в него носом и скулил. Но Чимин не просыпался. Походив кругами, волк кое-как, настолько осторожно, как только мог, перевернул его лапами на бок, мордой согнул ноги в коленях, уложив в позу эмбриона и лег рядом, обернув его собой, чтобы согреть. Почувствовав тепло, Чимин лишь коротко вздохнул, но под закрытыми веками глаза так и оставались слепыми, и он не очнулся.       Волк завыл, призывая помощь. Он лизнул снова лицо и плечо своего человека и, положив морду ему на шею, стал ждать.       Юнги бессильно наблюдал за этим, словно со стороны. Он не мог обратиться, не мог запереть зверя обратно в клетке своей души, и все, о чем они оба с ним могли думать, — это жизнь их человека, которого они едва не потеряли.       Хоби остановился поодаль и с ужасом подумал, что его здесь быть не должно, что он не должен видеть это. Этих волков, Чимина без сознания, все это безумие. Донгон и Джун подбежали к ним, но им еще пришлось заставить Юнги отпустить и позволить забрать Чимина. Серый волк огрызнулся, когда человек протянул к нему руку, но заскулил, когда другой волк на него рыкнул. Безумие. Только увидев взгляд Джуна, несшего Чимина на руках, Хоби смог выдохнуть. Взгляд означал, что все будет хорошо, что с ним все порядке. И они пошли к дому Минов с мыслью, что все закончилось. Всем так хотелось отдохнуть, хоть падай на еловую подстилку в самой чаще леса, и Хоби почти так и сделал, запнувшись о свою же ногу, но этого не заметил никто, кроме серого волка. Тот шел последним, виновато поджав хвост, ведь он не справился. Главной задачей его было не защищать территорию, а защищать истинного, и он не справился. А теперь еще и не мог вернуть себе человеческий вид.       — Давай, Юнги, — устало говорил Донгон, — я не пущу тебя в дом в таком виде, обращайся и иди к нему.       Но он не мог, хотел, очень сильно хотел, но не получалось. Джун и Хоби уже позаботились о Чимине и ждали в доме, а Донгон стоял у крыльца без верхней одежды, замерзал и пытался ему помочь. Это было ненормально, ведь стал волком он по собственной воле, сильные эмоции, как раньше, не захватывали его, так почему же никак не выходит вернуться обратно в человека?       — Тебе нужно сосредоточиться, Юнги, ну же. Не заставляй его ждать.       Волк опустил голову, поджал хвост и заскулил, переминаясь с лапы на лапу. Казалось, даже переставал понимать человеческую речь.       — Ты знаешь, что мне придется сделать в таком случае.       Он знал, отступил назад, фыркнул, завертел головой.       — Чимин ждет тебя, Юнги, вернись к нему. Его глаза все еще слепы, ты должен помочь ему, или хочешь, чтобы он таким навсегда остался?       Донгон не заметил, как повысил голос, и волк, дернувшись назад, завыл. Сопротивлялся, а до Юнги голос человека, почти ставшего ему отцом, доносился уже совсем издалека. Чимин, Чимин. Имя разносилось эхом в угасающем сознании, слышалось в горестном вое. И тут откуда-то из-за гор ветер донес до него пение.       Пожалуйста, протяни мне руку помощи, подойди ближе       И побудь со мной, побудь со мной…       Этот голос раздавался в кронах деревьев в ту ночь, заливался тоскующим соловьем у него прямо в сердце. Попал в ловушку и больше никогда не выберется. Зверь сопротивлялся, рычал и кусал воздух, но Юнги увидел, как рука Чимина тянется к нему, чтобы погладить за ухом. Не окровавленная рука мертвеца, она все еще была нежной и теплой.       У Донгона сжалось сердце, пока он наблюдал за обращением, медленным и мучительным. Даже самое первое в жизни оборотня проходит легче, а потом из дома донесся сдавленный крик и стал пригоршней воды, что плеснули в раскаленное масло. Донгон еще никогда не видел такого долгого перехода и побледнел, как сама смерть, это забрало у него все силы, оставшихся крох хватило, только чтобы помочь Юнги подняться и войти в дом, хоть он и сам чуть не свалился на пороге.       Джун, к счастью, оказался рядом и принял обессиленное тело друга, чтобы отвести его наверх, к Чимину. Тот не пробудился даже от чужой боли, заполонившей тело, и глаза оставались неизменными, только немое сердце звало трепетно и нежно того, кто его согреет.       Донгон же привалился к косяку двери и громко вздохнул, бродя мутным взглядом по комнате.       — Надеюсь, ты этого не видел, — сказал он, с сожалением посмотрев на Хосока, застывшего у стола.       Ни туда, ни сюда, он не знал, куда себя деть, ему здесь места вовсе не было.       — Не видел, — также устало ответил Хоби и отвернулся.       Вернуться домой хотелось очень сильно, так, будто какая-то сила прогоняла его отсюда, толкала, пинала, и он ждал только хена, чтобы прекратить все это.       — Идите домой, отдохните хорошенько, — с блеклой улыбкой сказал Донгон, подошел к нему и положил руку на плечо. — Все наладится, не бойся.       Заботливый жест отца, о котором Хоби уже и не помнил. Он кивнул и слабо улыбнулся в ответ, услышав, что Джун возвращается.       Птицы заливисто пели среди густых ветвей сосен и елей, сновали туда-сюда, день разгорался, но пятеро людей за ним не успевали. Им всем нужен был отдых, долгий, тихий, спокойный сон. Маленькая передышка, чтобы только не упасть замертво раньше времени, и все же…       Время не текло бесследно, время все же исцеляло, и раны постепенно затягивались, а потом казалось, совсем исчезли, когда на лес стал опускаться вечер.       Все вокруг совсем перемешалось, день и ночь, завтрак и ужин. Когда Хоби проснулся и осторожно скинул с себя тяжелую руку Джуна, он с ужасом подумал: «Боже, сколько времени?!», но на самом деле, запутался даже, какой сегодня день, и брать в руки телефон было страшно. Сколько всего там накопилось, пока он выпал из реальности сначала в кошмар наяву, а потом в тяжелый пустой сон? И не сразу смог понять, где вообще его настоящая жизнь: во всех этих сообщениях семьи и друзей и пропущенных звонках от матери, или здесь, в этом маленьком доме на самой окраине деревни, где человек — не совсем человек, зовет себя альфой и говорит, что любит его.       Будить Джуна Хоби не стал, решил, что успеет на последний автобус до города, и уехал, если не сказать, что сбежал, чтобы предстать перед напуганными молчанием родителями и кланяться им с извинениями, заставляя себя не слышать в их голосах волчий лай. Но он хотя бы знал, что хен все поймет, только это и мысль о том, что Чимин в безопасности, успокаивали его, пусть и разделяя реальность на две неравные и странные половины. Мама кричала, что он наказан и она не позволит ему больше уезжать из города, а Хоби сел за стол на кухне, смотрел в пол и чувствовал, что если вот сейчас поднимет взгляд — снова окажется там, в доме, где пахнет ромашковым чаем.       А в доме Минов, наоборот, в этот же час царила тишина. Ее изредка нарушали сонные вздохи и шелест крыльев птиц, пролетавших над крышей. Машины на подъездной дорожке не было. Поспав несколько часов, Донгон уехал, пусть и неуверенный, что стоит, что с детьми ничего не случится, все же уехал, потому что чувствовал себя лишним. И ему хотелось убраться из леса хотя бы на одну ночь, потому что в последнее время он начинал думать, что его возраст уже не тот, что он требует другого, да и последние события все чаще возвращают его в прошлое. Все еще так чертовски сильно хотелось его исправить, и Донгон с трудом боролся с чувством беспомощности в этом вопросе, пока возвращался в свой магазин — то самое место, до сих пор трепетно хранившее воспоминание об их первой встрече. «Может быть, — думал он, — если бы я тогда не подошел к нему, ничего бы сейчас не шло под откос». Тогда он мог бы испортить жизнь только себе одному.       Мысль о том, что одно решение в далеком прошлом могло предотвратить все плохое в будущем, была его пристанью в огромном одиноком море бесконечных рассуждений — мифической пристанью, Донгон это прекрасно знал.       Доказательством этому были двое истинных, с трудом выбиравшиеся из объятий сна и друг друга. Юнги честно пытался встать, но Чимин вцепился в него мертвой хваткой. Его глаза уже перестали быть слепыми, тело согрелось и снова стало живым по всем параметрам, сердцебиение и дыхание были ровными, только что-то внутри там заставляло брови хмурится еще до того, как он осознал, что чувствует.       Открыв глаза и увидев рядом Юнги, он испытал облегчение, но подумал: «Не делай этого снова». Воспоминание боли все еще трепыхалось, живое, несмотря ни на что, и Чимин не хотел чувствовать ее снова. Ни за что на свете, для человека это слишком, хотя он знал, что хен не перестанет, и ничего не сказал вслух. Только прижался еще сильнее, вдыхая кружащий голову запах больше волка, чем человека, и принял решение сам, в одиночку. «Мне придется, у меня нет выбора». Юнги вздохнул и поцеловал его в висок.       Все налаживалось в последние дни, ведь и правда, еще немного — он справился бы с горечью утраты, траур был бы окончен, и… кое-что встало у них на пути. «Надо убрать их, пока они все не испортили», — подумал Чимин и, засмеявшись, укусил Юнги в шею.