Aut Caesar, aut nihil

— Следующий, — словно раскатистый гром, прозвучал голос палача. Пока один из охранников оттаскивал обезглавленное тело к оврагу, Вендикта, будто голодный хищник, расхаживал вокруг плахи. Легионер ловко обходил лужи свежей крови, даже не глядя под ноги. Он не спускал глаз с его сегодняшних гостей. Стоило Аврелию лишь перевести взгляд на Джесса, как покрасневшие глаза парня бешено забегали. И этот дегенерат хочет быстрой смерти? Взгляд этого торчка умолял убить его, и сделать это быстро. Но когда Вендикта в последний раз прислушивался к мольбам этих опущенцев? Это блять просто смешно. С таким же успехом можно биться в слезах перед разъяренным когтем смерти, умоляя не откусывать конечности, а начать сразу с головы и этим самым лишить всяческих страданий. Быстрая смерть — это пуля в голову. Все хотят уйти без мучений. Но какой недоумок будет тратить ценные патроны на вынос мусора? Расстрел стоило ещё заслужить. Порой ослушавшиеся приказа легионеры сами бросались под пули НКРовцев, ведь погибнуть в перестрелке было гораздо приятнее, нежели быть пущенным под трибунал и отправиться висеть на кресте. Руки палача крепко сжимали топор, а уставшие, но все ещё озлобленные, глаза скользили по четырём связанным телам. Даже по трем. Судьба Джесса заведомо решена. Он отправится на плаху только тогда, когда воочию увидит полное истребление всей своей шайки. Не время расслабляться. Впереди еще Джесс, двое мужчин и одна женщина. И все сидели на винте. Эта дрянь сделала из них животных, заставив настолько низко пасть, что они в погоне за дозой бросились прямиком в капкан. Возможно, вещество сделало их такими, а возможно, мозгов у них не было изначально. Плевать. Скорее бы закончить работу и немного отдохнуть. А ещё не мешало бы помыться. — Ты, на плаху, — отчеканил палач, резким движением указывая на одного из мужчин окровавленным пальцем. В отличии от предыдущей истерички, мужик даже не сопротивлялся, и с одного крепкого удара по спине послушно лёг головой на грязные камни. Этот торчок выглядел старше остальных, на его волосах проступала седина, а уставшее лицо покрыли морщины. Очевидно, этот fellator давно приготовился умереть, раз не оказывал сопротивления, не рыдал и не звал на помощь. Такое поведение порой удивляло даже Аврелия, который за три года службы насмотрелся на все виды человеческих эмоций. Перед лицом смерти из людей вырывается их настоящая сущность, и всегда это что-то отвратительное, мерзкое, грязное. Когда они кричат, кидаются проклятиями, плачут или теряют рассудок, их перестаёт быть жалко. Их и до этого нельзя было назвать людьми, но лишь завидев смерть, они превращаются в ещё больший мусор, место которому в адском пламени. Мужчина лежал смирно, отвернувшись прочь от лица палача. Обычно Аврелий специально вставал перед жертвами, смотрел на эти жалкие перекошенные лица и заглядывал в обезумевшие от страха глаза. Ему нравилось оставаться их последним воспоминанием. Или казалось, что нравилось. Но со временем это наскучило. В глаза мужчине смотреть почему-то не хотелось, и Аврелий привычным движением отсёк ему голову. Темные ручьи крови вновь побежали по плахе, встречаясь с рыжей выжженной землей. Скучно. Но впереди ещё три ублюдка, чьи лица гораздо интереснее. — Mortem effugere nemo potest, — куда-то в пустоту произнес палач, а затем повернулся к оставшимся гостям. Освободившийся охранник, тихо вздыхая, схватил обезглавленное тело и потащил к оврагу. Аврелий, не раздумывая, указал на женщину, которую крепко держали за волосы. Прежде чем она оказалась на плахе, он произнес: — Не заставляй нас ждать. Она молча дернулась вперед и мгновенно оказалась там же, где до нее лежали ее спутники, а до них — сотни других людей. — Послушная. Прямо как псина, — усмехнулся палач, обходя женщину слева и покачивая головой, — даже жаль тебя убивать. В рабстве от тебя была бы польза. Как и ожидал Аврелий, глаза девушки озарила слабая надежда. Забавно, как легко приговоренная к смерти может поверить в такую глупую и очевидную ложь. Эта шлюха верит в сострадающего палача, которому по-настоящему жаль убивать отбросов? Пиздец. Взгляд, полный надежды, поднялся на Аврелия и потух через пару мгновений, когда девичья голова с грязными каштановыми волосами рухнула на землю Легиона. Хорошая была бы рабыня. Перехватив топор поудобнее, палач шагнул в сторону оставшихся гостей, взглядом приглашая следующего мужчину встретить долгожданную смерть. — Тяжело на это смотреть, да? — Тихо проговорил Аврелий, заглядывая в испуганные глаза с неестественно широкими зрачками. Он видел в них синее небо над Мохаве, свое уставшее лицо и страх смерти. «И так каждый ебаный день», — продолжил он про себя. Палачу хотелось устало закатить глаза, но он лишь поморщился и резко отвернулся. Мужчина, который выглядел хуже и грязнее остальных, уже лежал в той же позе, что и его дружки. Ещё двое, и долгожданный отдых. Неужели. Казнь длилась уже полчаса, и Аврелий начал жалеть, что ему нельзя просто расстреливать всех этих уродов. Цезарь бы не обрадовался, если б мы начали тратить драгоценные патроны на этот сброд. Резко выдохнув, палач отсёк ещё одну голову и, даже не успев распрямиться и не обращая внимания на труп, заглянул в глаза Джессу. — Пришла твоя очередь, plebe. На лице Аврелия показалась фальшивая улыбка. Тяжело было признавать, что улыбался он лишь тогда, когда казнил людей или слушал идиотские шутки старших по званию. Искренне Аврелий не улыбался никогда. Он прочистил горло и произнес: — Тебе невероятно везет, уродец. Свободных крестов больше нет, и твоя смерть будет быстрой. Парень вздрогнул и, не успев даже понять сути услышанного, оказался на плахе. Охрана доложила, что именно Джесс привел торчков к самым воротам лагеря, а значит, его, как лидера, нужно было казнить последним. Аврелий расхаживал взад-вперед, рассматривая прижатого к плахе ублюдка. Охранник почти не удерживал парня, лишь слегка придавливал его спину ногой. Палач метнул взгляд на израненные руки Джесса, оглядел ноги, стопы и голову. В тот же миг пришла идея. Первый удар топора пришелся на левую руку Джесса. Конечность с мерзким хлюпаньем оторвалась от тела, зацепилась за топор и, проделав в воздухе кривую, оросила землю кровью и приземлилась в паре метров от плахи. Истошный крик не заставил себя долго ждать. Аврелий дернулся от внезапного громкого звука и, зажмурившись, с ещё большей силой ударил по второй руке. Кровь хлынула вверх, нещадно пачкая землю Легиона. Джесс орал и корчился, всеми силами пытаясь выбраться из-под тяжелой ноги охранника. Аврелий вздохнул и подошел вплотную к плахе. Жесткая грязная подошва сандалия ударила парня по лицу, заставив заткнуться. Джесс закашлялся. Каким же он был жалким. Палач увидел слюни вперемешку с кровью, свисающие из открытого рта этого отброса, и поморщился. Это стало последней каплей. — Меня сейчас стошнит, — прошипел Аврелий, замахиваясь еще раз. В одно мгновение топор перерубил шею парня и воткнулся в землю. Брызжа плутократской кровью во все стороны, голова покатилась к ногам палача, собирая пыль и рисуя узоры на бурой земле. Наконец-то настала тишина. — Всё, Луций. Теперь убирай это говно, — бросил Аврелий охраннику, отворачиваясь от тела. Палач мечтал снять с себя кожу, смыть с себя всю зловонную кровь, убежать, исчезнуть. Внутри все сжималось. Казалось, его и вправду тошнило. Оставив Луция позади, палач закинул топор на плечо и двинулся в сторону казарм.