Айсберг

Ижевск. Зима, 1990 год.

Обещание скоро увидеться Саша не сдержал. Они все вчетвером куда-то пропали после новогодней ночи, так что когда домашний арест Соколовой закончился, ее вместо волнительной встречи ждало горькое разочарование. Даша не смогла совладать со своей гордостью и задавать вопросы Маше не стала. Уехали, так уехали. Пусть даже и навсегда. Может, в Москве все уже улеглось, и Белов уехал домой и сжег все мосты. От мысли об этом у нее болело сердце, а в уголках глаз жгли слезы. 04.01.90г. Если он уехал, не попрощавшись… Хотя Саша мне ничего не должен. Потанцевали разок. Разок до дома проводил. Да. Он мне совсем ничего не должен. Даша уговаривала себя, что в этом ничего такого нет, но сердце, однако, болеть не переставало. Маша тоже делиться информацией не спешила. Она была пусть и не из гордых (Дашу она считала гордой в плохом смысле, чрезмерно), но из вредных — это про Михайлову. Так что пока Дашка не признается ей, что Саша ей понравился, она не собиралась рассказывать подруге, что парни уехали в Казань по каким-то делам Игоряна и прочих недельки на две-три. И о том, что они с Витей целовались в новогоднюю ночь, Маша тоже не рассказала, хотя здесь ее прямо распирало от желания поделиться с лучшей подружкой. Первый поцелуй… И с кем? С Витей Пчёлкиным! Она мечтала рассказать обо всем детально, чтобы пережить этот волшебный момент снова. Новый год. Ночь. Снегопад. Он поправил ей волосы, и снежинки таяли под его теплыми пальцами. А как Витя смотрел ей в глаза... Парень улыбнулся нежно-нежно. Сказал, что она красивая. А затем нагнулся к ней и поцеловал. Он обнимал ее, прижимал к себе близко-близко. А потом Маша призналась, что это ее первый поцелуй, и он сказал ей, что она его маленькая уральская принцесса. От одной мысли о случившемся у нее сердце останавливалось. Но если расскажет Даше об этом, придется и про Казань рассказывать, про то, как они нежно прощались под утро. А без признания Соколовой этого было делать никак нельзя, поэтому Маша одно что не зашила себе рот. Увидев третьего января Дашу во дворе, она едва все не разболтала, поэтому уже несколько дней сидела дома, притворялась, что болеет, чтобы не гневить судьбу. — Голубка! — Даша обернулась. Сбежав по лестнице, ведущей к подъезду Михайловых, Игорь махнул ей рукой. — С новым годом. На нем не было шапки, кудри в беспорядке лежали на его голове, словно он не расчесывал их примерно недели две. — С новым годом. — Чё грустная такая? — она пожала плечами. Рассказывать что-то Игорю о своих любовных переживаниях она не собиралась, конечно. — На дискач охота? — Соколова дрогнула всем телом и подняла на него круглые глаза. — Ага. В курсе я вашего залета. Две дуры. — Не понимаю, о чем ты, — она сбросила с лица удивление так ловко, что, не знай Игорь правды, усомнился бы в своих источниках. Соколова выглядела до глубины души оскорбленной. — Какой залет? И прекрати обзываться. Сам дурак. — Ты мне мозги не кочкай, — он щелкнул ее по носу. Даша нахмурилась и отступила на шаг назад. — Я когда по делам уезжал, кто в коротких юбках с москвичами зависал? — Знать не знаю, кто зависает с твоими москвичами, — пренебрежительно фыркнула она. Даша была намерена стоять на своем до последнего. — Они не мои. — Заметила, — она цокнула языком. — Спелись. — Так надо. Ниче ты не понимаешь. — Куда уж мне, дуре… — Так. Короче, — он весомо положил руку ей на плечо и нагнулся к девушке угрожающе близко. Игорь даже выставил вперед указательный палец, словно так до нее дойдет лучше. — Москвичи — не твоя компания. Не дай бог наши тебя с ними увидят на улице, всем пизда, — ее глаза вспыхнули недовольством. Михайлов сплюнул. — Извини за французский, но это самое точное выражение. В тот раз глаза закрыли, потому что они за нас вас защитили. — Странно у тебя все получается, — она раздраженно скинула его руку с плеча. Игорь недовольно вздохнул. — Как водку с ними пить и брататься, все супер. Как мне с кем-то погулять, всем… — она сглотнула. Слово «пизда» горечью осталось на языке, хотя она его даже не произнесла. — Конец. Нелогично. — Даша. — Игорь, — возникла небольшая пауза. Соколова начинала разгоняться. — Что с тобой происходит? — Я тебе уже все сказал! — он повысил голос. У Даши округлились от ужаса глаза. Что-что, а орать Игорь никогда себе не позволял. Парень облизнул губы и выдохнул, явно стараясь себя успокоить. — Извини. Я не буду на тебя кричать. — Вот спасибо! — воскликнула Соколова и покачала головой неодобрительно. — Игорь. Что. Происходит? — Меньше знаешь, крепче спишь, Голубка. Просто делай, как я говорю, и все. Валамон? — она молчала. — Даш. Услышала? — он звучал почти угрожающе, хотя действительно больше на нее не кричал. — Да, — почти выплюнула она. Ее жутко раздражало, когда Игорь начинал вести себя, как ее старший брат. Командиров в ее жизни и так хватало. — Не глухая, — то, что она услышала, впрочем, не значило, что Соколова собиралась его слушаться. Раз он так озабочен ее общением с москвичами, значит, они еще вернутся. В груди что-то приятно зашевелилось. Наверное, грустные бабочки, наконец, встрепенулись и защекотали ее крыльями изнутри. — Вот и хорошо, — он снова хотел щелкнуть ее по носу, но она увернулась. Михайлов недовольно прищурился. — А ты чё без Машки? Она стухла уже дома. — Она же болеет. — Не болеет она ни черта. Иди-ка, выведи ее на чистую воду. Значит, соврала… Ну она ей устроит. — А ты куда? — Дарья посмотрела на часы. Было всего двенадцать. — Рано еще. — А я работу сменил. Больше не охранник, — его глаза довольно заблестели при мысли об этом. — Скоро буду уважаемым человеком, — Даша за него была рада, но после неприятного разговора не могла себе позволить это выразить. Хотя по большому счету радоваться было нечему, Игорь все сильнее увязал в криминале. Только Даша этого не понимала. — Ты бы хоть причесался, уважаемый человек. — Не. Я так на Пушкина похож. Вызываю доверие, — он взъерошил волосы еще сильнее. — Не похож ты на Пушкина. Совсем, — это была абсолютная правда. — А на кого похож? Она усмехнулась. — На дурака. Ему было приятно, наконец, получить от нее в подарок улыбку. Даже несмотря на то, что она его обозвала. Он все ей готов был простить.

***

После зимних каникул учиться пришлось еще усерднее, все, включая маму, только и говорили, что об экзаменах. В тот ветреный февральский вечер Ваня снова провожал Дашу до дома. Соколова говорила, что торопится, что сама добежит, но парень был настроен решительно. Одно радовало, он всегда нес ее чехол со скрипкой в одной руке, свой в другой, а значит, точно не смог бы попытаться взять ее за руку. От музыкальной школы до дома ей было идти ровно пять минут. И Иван, прекрасно осведомленный, старался вместить в эти пять минут все, что хотел ей сказать, потому что поболтать еще и у подъезда вариантов не было — Даша сразу сбежит. Говорил он без умолку. Сегодня Даша даже не слушала. — Спасибо, что проводил, — она потянулась за своим инструментом, Ваня завел руку себе за спину. — Что? — нахмурилась Соколова. — Ты же на вопрос не ответила. На вопрос… Даша поджала губы. — На какой? Ваня вздохнул. — В кино я тебя звал. — А… Ну, может летом. Сейчас экзамены, Вань, готовиться надо, — она снова потянулась за скрипкой, на этот раз одноклассник не посмел сопротивляться и отдал ей инструмент. — Я же летом в консерваторию уеду поступать, — Ваня сильно расстроился, он же говорил ей про консерваторию, даже с собой звал, как она могла забыть? — Ну вот! Если не поступишь, то сходим, — только произнеся это вслух, Даша поняла, какую глупость сморозила. Ей больших усилий стоило не ударить себя по лбу ладонью. — Ладно… Я пойду уже. Мама ждет. Еще раз спасибо, что проводил. Пока! — она уже сделала спасительный шаг к подъезду, но уйти снова не удалось. — А кино… — он достал из кармана два помятых билета. Даша взглянула на них с жалостью. — Эй! Пацан, — свистнул Игорь. Погруженная в свои мысли, Даша его не заметила. Парень в своей привычной манере тусовался во дворе, наверное, ждал дружков. Он выбросил недокуренную сигарету в сугроб и двинулся к ним вразвалочку. — Чё ты к ней пристаешь? — громко, без стеснения спросил он. Соколова закатила глаза. Тот лишь усмехнулся. — Я… Не пристаю, — при девушке Ваня старался держаться смело, выпятил грудь, но выглядел он так, словно уже получил фантомный удар. Глаза его погрустнели, а лицо побледнело. Говорил он тихо-тихо. Игорь его, вероятно, даже не услышал. Даша подскочила к нему и взяла за куртку. — Ты позови кого-то другого в кино, Вань. Иди. — Но… Игорь приближался. — Иди, говорю! — прикрикнула она. Ваня шугнулся и сделал шаг назад. — Стой-стой. Поговорим, — Михайлов поманил его рукой. Ваня явно не знал, кого ему слушать. — Игорь! — Даша встала между ними, загородив бедного парня спиной. — Не приставай. Это мой одноклассник. Он уходит, — она обернулась к музыканту. — Уходит! — в глубине души она знала, конечно, что Игорь Ваню не обидит. Слишком уж тот хилый, это будет не по-пацански. Но попугать — это пожалуйста. В этом она тоже ничего забавного не видела. — Ухожу. Извините. До свидания. — Лучше прощай! — хохотнул Игорь и, чтобы припугнуть, сделал резкий выпад вперед, словно хотел догнать и стукнуть. Ваня, привыкший к тому, что его мутузила гопота из-за скрипки, ринулся бежать. — Ну и ухажеры у тебя, Соколова… — издевательски пропел Игорян. — Только пятки сверкают, ты глянь. Пацаны не извиняются! — проорал он вдогонку. Ваня не обернулся. — Ой, замолчи, — она ткнула его в грудь. — Не ухажер он мне. — Ага. Свисти. Вечно скрипочку твою таскает. — А что? — Даша сложила руки на груди. — Мне приятно. — Не верю. В глазах-то тоска, — на самом деле Игоря это задело. Приятно ей, видите ли… Уродец какой-то. И слабак. Она снисходительно покачала головой. — Много ты про мои глаза знаешь, Игорёк, — бросила она, прежде чем скрыться в подъезде. Игорь знал о ее глазах достаточно. То, как менялся их цвет, когда она злилась или радовалась. Как они горели, когда Даша смеялась. Как щурились, когда хотела уколоть. Он знал о ее глазах очень много. Ему бы хотелось, чтобы ее глаза сверкали, когда она видела его. Но, увы. Когда Даша зашла домой, улыбаясь невольно из-за всей этой стычки, как в анекдоте, она не сразу заметила, что мама дома не одна. Девчонка с облегчением думала о том, что Ваня, вероятно, больше не будет за ней ходить, и все благодаря Игорю. Только повесив шубку на крючок, она заметила чужие ботинки в прихожей. Мужские. Соколова нахмурилась и прислушалась. Из кухни доносились странные звуки. С маминым голосом смешивался неприятный стук, словно об цемент били молотком. — Мам! — крикнула она, замерев в прихожей. — Я дома. — Я на кухне, — послышалось в ответ. — Иди сюда. Даша дернула бровями. Значит, мамин тайный ухажер уже не тайный. Убрав скрипку на законное место, Соколова прошла по короткому коридору и приоткрыла дверь. То, что она там увидела, заставило девчонку замереть в проходе. Мама, развернувшись к ней лицом, многозначительно сложила руки на груди. На табуретке с молотком в руках и отверткой в заднем кармане джинс стоял Саша Белов. Он чинил им вентиляцию. Даша приоткрыла рот от удивления: ухажер оказался совсем не мамин. — Привет, Даш, — он улыбнулся. — Как в школе дела? — Белый будто бы и не пропадал на месяц. — Нормально, — выдохнула она, стараясь, как и он, делать вид, что его нахождение на их с мамой кухне — абсолютно нормально. Отчего-то ей казалось, это притворство спасет ее от маминого гнева. Мама, однако, не выглядела разъяренной. — Молодой человек вот пришел помочь по хозяйству, — она указала на него рукой так, словно Даша не заметила его присутствия. Естественно, все ее внимание было приковано к нему. С тех пор, как Соколова вошла на кухню, она даже не пошевелилась ни разу, хорошо, что хоть дышать не забывала. — Хочет показать мне и доказать тебе, что он — хороший парень. Даша посмотрела на Сашу удивленно. Он отвлекся на секунду, повернулся к ней лицом, подмигнул, а затем, опять же как ни в чем не бывало, продолжил возиться с вентиляцией. — И как? — Даша облизнула резко пересохшие губы. Сердце у нее в груди колотилось, как сумасшедшее. — Получается? Мама улыбнулась своими идеально накрашенными темно-бордовой помадой губами. Она подошла к дочери и погладила ее по голове, а затем сказала громко, явно себе за спину: — Посмотрим. У нас еще в ванной кран течет. — Все сделаю, Светлана Аркадьевна, — отозвался Белов. Мама ей подмигнула. Она никогда прежде Даше не подмигивала... — Чай молодому человеку организуй, Дашенька, — сказала она. — В кино тебя звать собрался, — уже шепнула мама, как подружке, по секрету. — Подумай. — А ты отпустишь? — с надеждой спросила Даша, глядя на мать во все глаза. Светлане Аркадьевне огромных усилий стоило не улыбнуться. Ее дочь едва не светилась, хотя упорно старалась делать вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Вот о таком блеске в глазах мечтал Игорь. Именно о таком. Благо Светлана Аркадьевна об этом не знала, ее бы хватил удар. Москвич по крайней мере был приличный и ночами с пистолетом не таскался. Пришел. Представился. Объявил, что намерен ухаживать за Дашей. Сказал, хочет заслужить доверие. Про уголовное дело тоже сразу сказал — вранье. Не захотел платить взятку, попал в заварушку. Вернется, будет поступать в институт в Москве. Столичный парень, в конце концов, не так уж плохо, думалось Светлане Аркадьевне. В Москве перспектив больше. И вариантов как не попасть под каток. А Игорь Михайлов непременно закончит с пулей во лбу, ей, женщине много повидавшей, как бы ни было от этого печально, все это уже было очевидно. В Александре Белове же чувствовалась сила, способная противостоять танку под названием «девяностые». И мозги. Что тоже было немаловажно. Вместо ответа мама ей кивнула. Даша просияла и обняла маму крепко-крепко. — Ну ты даешь, — прошептала она, когда Светлана Аркадьевна тактично оставила их вдвоем. — Ты как вообще тут оказался? — Я же обещал, что мы скоро увидимся, — улыбнувшись, заявил Белов. — Пришел вот у мамы разрешения попросить с тобой погулять. Все как надо. Даша покачала головой, хотя не могла перестать улыбаться. — С ума сошел… — Нет, маленькая моя. Я просто правда хороший парень. 07.02.90г. Маленькая моя… Если он назовет меня так еще хотя бы раз, я уже из этого болота не выберусь. Это точно. 08.02.90г. Я очень хочу, чтобы он снова так меня назвал. 09.02.90г. Мама отпустила меня гулять с Сашей! Ура! Ура! Ура!