Терновый венок и венок из виноградной лозы

Андрей нервно теребил в руках ключи от машины. Он стоял перед темно-бурым забором с синей табличкой. На ней крупным белыми буквами было написано «Отдел МВД России». Само бело-голубое здание было родом из 80-х. На фоне громадных эстакад «трёшки» оно выглядело очень маленьким, а в архитектурных координатах Андрея казалось гибридом типичной советской школы, сельской больницы и морга. Несмотря на то, что вокруг отдела полиции уже начали зеленеть деревья и кустарники, а солнышко пригревало видавшую виды белую плитку здания, Андрею казалось, что войдя туда, его поглотит неведомая сила. Ладони парня вспотели, кожа на затылке будто обледенела, и Андрей был не уверен, что его не стошнит, сунься он за заветный забор. Впрочем, он уже принял решение, приехав сюда прямиком после университета. Если он не сделает это сейчас, не сделает никогда. Скучающий полицейский на посту охраны, с безразличием к страданиям парня, встретился взглядом с Андреем сквозь пыльное окошко поста. Парень воспринял это как знак, что пути назад нет, и решительно вошёл через ворота. Глубоко дыша, Андрей открыл дверь, ведущую в приемку полицейского участка, готовый к тому, что его обдаст непостижимым светом отечественного правосудия. Однако, когда Андрей, превозмогая себя, решительно вступил в просторную комнату приемного отделения, дежурный полицейский даже не поднял на него глаза. Небрежно окинула его взглядом какая-то недовольна женщина — она явно ждала чего-то, по собственному мнению, слишком долго. На стуле в другом углу сидел какой-то мужчина, судя по всему, киргиз, и негромко, но очень отчаянно ругался с кем-то по телефону, переходя с русского на киргизский и обратно. Лучи солнца заливали помещение, и пыль медленно, то ли обреченно, то ли беззаботно летала в солнечных просеках, разделённых тенью решётки на окнах. Андрей вздохнул и двинулся к дежурному за стеклом. Тот поднял голову и не казался недовольным или грубым, скорее задумчивым. К тому же он был довольно молодым и симпатичным, и Андрей подумал, что вряд ли тот успел озлобиться на мир. — Добрый день, — сказал Андрей, — Я бы хотел написать заявление. Дежурный покивал, разглядывая что-то на своём столе. — Что случилось? — спросил он, не поднимая головы. Слышно было плохо, и Андрею пришлось прильнуть к стеклу. — Я бы хотел заявить об угрозе причинения тяжкого вреда здоровью, — выпалил Андрей точно так же, как репетировал всё утро. Дежурный скептично вздохнул, подняв глаза на Андрея и разглядывая на предмет каких-нибудь побоев или ран. Спустя пару секунд через щель между стеклом и столешницей молодой полицейский протянул Андрею пустой лист бумаги и какой-то заполненный лист в прозрачном файле. — Вот здесь ФИО, паспортные данные, а тут — по шаблону. В свободной форме, что произошло, а потом… Дежурный хотел сказать что-то ещё, но его прервал громкий вопль мужчины-киргиза. На другом конце трубки не менее истошно что-то кричала женщина. — Шкура тупая! — воскликнул мужчина уже на русском. — Гражданин! — дежурный постучал по стеклу, — Не шумим! Одно и то же каждый день… Последняя фраза предназначалось уже Андрею, словно дежурный безошибочно понял, что Андрей такого поведения себе не позволит да и «шкуры» у Андрея никакой нет и не будет. Внезапно приободрившись от оказанного дежурным доверия, Андрей с понимающей улыбкой кивнул и решительно забрал предложенные листки. Он уселся за стол у окна, прямо под информационной доской. Андрей покрутил в пальцах шариковую ручку на пластиковой пружинке. В своей голове он уже почти два дня проговаривал формулировки, которые можно было бы использовать в заявлении, при этом не выдав свои секреты. Это произошло два дня назад. Андрея передернуло от воспоминания, его затошнило и инстинктивно захотелось выбежать из помещения. Из приоткрытого окна тонким дуновением его щёку нежно огладил тёплый апрельский ветерок, вздёрнув пылинки в помещении. Глубокий вдох и выдох. *** Это произошло два дня назад, во вторник, около 17:30, и солнце светило так же ласково, будто не знало о бедах и заботах людей. Андрей только пришёл в квартиру на Нахимовском после университета. Настроение у него было подавленное из-за событий прошлой пятницы. Застывшее в смятении лицо Макса в дверном проёме, постепенно сжимающиеся челюсти и выступившие желваки под кожей. Он был так зол и решителен, что не будь Андрей виновником этой злости, он бы вряд ли смог удержаться от восторженной фразы. Сзади стояли цветы. Примерно на этом моменте Андрей невольно начинал плакать то ли от жалости к Максиму, то ли от жалости к себе. Хотя, положа руку на сердце, он сам был виноват, не сумев вовремя остановить всю эту дикую историю с этим человеком. Герман — так он предложил себя называть, хотя теперь Андрей был почти уверен, что это не его настоящее имя. Андрей долго думал, как бы ему попрощаться с Германом так, чтобы не вызвать его гнева. А то, что Герман разозлится не было никаких сомнений — он очень не любил, когда что-то шло не по его плану. И не любил, когда его не слушались. И вот, во вторник днем, выбирая между смс и звонком, Андрей малодушно выбрал более простой вариант. «Привет. Я думаю, что нам лучше больше не видеться и не переписываться. Это был интересный опыт, но пришло время двигаться дальше.» Андрей взглянул на тест и зачем-то дописал «Спасибо!». Он отложил телефон, сердце его колотилось, будто он взбежал на 5 этаж. Он вздохнул, взглянув в своё отражение в окне. Иногда он не узнавал себя, так быстро менялись обстоятельства его жизни, он сам, и его мнения о сути вещей. Эта каша в голове должна была остаться в подростковом возрасте, но почему-то преследовала Андрея по сей день. Ему, как и 4 или 2 года назад, очень хотелось быть свободным и счастливым, и на пути к этому он явно успел наломать дров, потому что отражение в окне не выглядело ни счастливым, ни свободным. Только толстым, взволнованным и испуганным. Что за ужасная смесь! Вопреки тяжелым мыслям, Андрей улыбнулся сам себе, и твёрдо решил, что его новый путь к свободе начнётся прямо сегодня. Он уже попрощался с Германом, он будет внимательнее к себе и своему здоровью, ещё глубже погрузится в учебу. Кто знает, может он даже найдёт кого-то, как Максим. Внимательного, спокойного, уверенного и чуткого. Красивого… Андрей вновь с грустью задумался о том, что могло бы быть у них со странным курьером, если бы не его собственная трусость и инфантильность. Андрей с упоением пустился в фантазии о совместных вечерах и о том, как Максим снова встретится ему где-то на улице, они обменяются парой фраз, и между ними вновь вспыхнет искра. Или же Максим уже закончит свои медицинские курсы, и Андрей случайно попадет в его кабинет с вывихом руки. В своих фантазиях Андрей не отличал фельдшера от врача частной практики Манхэттена, а сам в этих фантазиях выглядел как чуть укрупненная фигура молодого Джуда Лоу, так что сюжет фантазии мог развиваться только в лучших традициях голливудского ромкома. Неизвестно, сколько времени прошло в фантазиях о лучшей судьбе, когда в дверь позвонили. Андрей вынырнул из грёз и судорожно в голове начал перебирать, кто бы это мог быть. Курьеров он не вызывал (желудок предательски напомнил о том, что сейчас время ужина). Максим? Едва ли. Андрей взглянул в глазок, увидев темную фигуру в костюме «тройка». Андрею стало не по себе. Герман ничего не ответил на его сообщение. Видел ли он его? Если да, то поэтому решил приехать и поговорить лично? Андрей начал судорожно перебирать варианты, каким образом он мог бы избежать разговора с Германом. «Я знаю, что ты в квартире. Просто поговорим, не переживай» — высветилось сообщение на телефоне Андрея, и он от безысходности повиновался, повернув замок и толкнув дверь от себя. Герман всегда умел говорить и действовать убедительно. В тот момент на периферии сознания Андрея мелькнула мысль о том, что он совершает ошибку, но было слишком поздно. *** — Начальник! Мысли Андрея прервал хриплый крик откуда-то спереди, где, как думал Андрей, были лишь какие-то шкафы и плакаты. При ближайшем рассмотрении, в 5-6 метрах от места, где сидел Андрей, находилась решетчатая коробка без какого-либо дополнительно освещения. В этой клетке — «Вытрезвитель!», догадался Андрей — очнулся какой-то сутулый мужичок в растянутом спортивном костюме. — Выпускай, я всё! — заключил проснувшийся мужичок. Молодой дежурный поднял глаза на мужичка и ничего не ответил. Заключенный вытрезвителя махнул рукой и повернулся на Андрея. — А ты чего такой смурной? Обидел кто? *** Всё началось на первой неделе декабря, когда Андрей решил зарегистрироваться в приложении для знакомств. Он закончил свою первую в жизни зачётную сессию, сдав её без каких-либо хвостов, однако при этом плотно присел на сладости и булки, что не скрылось от его матери, которая начала пилить его, пусть и нежно, зато регулярно. «Закинуть тебя в спортзал? Приготовить тебе салат?» Андрею очень хотелось отвлечься. Ему хотелось, чтобы кто-то посмотрел на него и принял таким, какой он есть. Ещё год назад он не мог бы и вообразить, что какой-то другой мужчина найдёт его привлекательным, однако поездка в США всё изменила. Андрей решил попытать удачу. Он зарегистрировался в приложении для знакомств, проставил все нужные предпочтения: от 18 до 40 (к чему себя ограничивать?), цвет волос любой, рост любой, телосложение… Андрей задумался. Ему всегда нравились сильные мужчины, не качки, но и не совсем худые. Он до сил пор помнил, как в 6 лет увидел на экране телевизора атлета, только что пробежавшего дистанцию 200 метров, и прилип к экрану, будто увидел самого Господа Бога. При этом Андрей всегда боролся со своими предпочтениями — сам он далеко не идеален, так почему он должен ограничивать по этому признаку других людей? Андрей ткнул на опцию «телосложение: любое». Осталось лишь загрузить аватарку. Андрей хотел было по привычке поставить фотографию, которую он ставил во всех соцсетях уже два года, но осекся — на ней было отчётливо видно лицо. Рисковать репутацией матери он был не готов, как и получить ещё одну причину для нареканий и тяжелых взглядов. Несмотря на то, что мать явно что-то подозревала, они так и не поговорили откровенно на тему его ориентации. То, что не было произнесено, не существовало, и мать всякий раз намекала, что лишнее бремя знаний ей ни к чему. Андрей взглянул в зеркало. Лицо в зеркале было более округлым, чем на привычной фотографии, можно сказать было даже более юношеским. Нет, эту фотографию можно было выкладывать ещё 10 кг назад, сейчас же… Андрей не знал, сколько он весил сейчас, но точно знал, что немного набрал за сессию со всеми этими посиделками в столовой и кафе с однокурсниками и ночными перекусами. Интересно, почему его однокурсники не растолстели? Разве это справедливо? Раньше он скорее всего начал бы распинать себя, проклинать генетику и несдержанность, срочно планировать диету (заведомо провальную). Однако теперь он лишь принимал это как данность. Вернее, он с интересом наблюдал за своим телом, которое иногда менялось, становилось где-то мягче, где-то больше, к где-то и вовсе меняло форму. Если нашелся человек, пусть и на другом континенте, который прижимал его к себе, как самого в мире желанного, то значит найдется и здесь. Значит и сам Андрей сможет если не желать такого тела, то хотя бы не гнобить его. Нужно быть вежливым и терпеливым ко всем, в том числе к себе. Андрей встал с кровати и оглядел себя в зеркале. Футболка слегка облегала его руки, ткань очерчивала изгибы небольшого живота и груди. Она не была мала, но и не висела, как подобало бы футболке размером XL. Андрей вновь вспомнил руки с нежностью и восторгом принимавшие его тело, как оно есть. Андрей взял телефон и сфотографировал себя в зеркале, захватив лишь часть лица и не пытаясь втянуть живот. Он попытает удачи здесь, показав миру себя таким, какой он есть. Вдруг ему повезёт? Через несколько дней и тупиковых переписок, ему написал мужчина: «Хорошо выглядишь. Может, я куплю тебе ужин?». Он представился Германом. *** Андрей последовал примеру дежурного и ничего не ответил выпивохе. Он вернул взгляд к своему заявлению и, выдохнув, принялся писать. «Такого-то марта, во вторник, в 17:00 в дверь квартиры, которую я арендую, на Нахимовском проспекте, 59, постучал мужчина. Я открыл дверь, так как мы были знакомы по причине общих интересов в искусстве.» Андрей вдавил ручкой в бумагу, почти продырявив её. Герман вошел в квартиру. Он был без пальто и портфеля, и было понятно, что он примчался сюда прямо с работы. Андрей не знал, где он работает, но было ясно, что работа эта серьезная и хорошо оплачивается. — Что случилось? — спросил Андрей, глядя, как Герман отвлекся на телефон, будто Андрея тут не было. Будто его вообще не очень интересовало, что Андрей скажет или сделает. Парень почувствовал, как тревога начала переходить в страх перед высоким и спокойным мужчиной в черном костюме. Наконец, Герман отвлекся от телефона, убрал его в карман штанов и спокойно, как-то снисходительно посмотрел на Андрея. — Что у тебя случилось? — спросил Герман, — Я не совсем понял содержание твоего последнего сообщения. Герман слегка улыбнулся. Кровь пульсировала в ушах Андрея. — Просто я больше не хочу так, — сказал он настолько твердо, насколько у него это могло получиться. — Как? — спросил Герман и сделал шаг по направлению к парню. Прочные и дорогие кожаные ботинки Германа поравнялись носами с босыми ногами Андрея. Он хотел было сделать шаг назад, но тогда уперся бы в стенку. Вблизи было видно, что Герман вовсе не спокоен, а в его темных глазах плещутся злость. Страх Андрея вдруг уступил место обиде. Что этот мужик ему сделает? Разве он ему что-то должен? Он заслуживает лучшего, чем презрительный тон и снисхождение. Щеки Андрея побагровели, и он выпалил: — Я не хочу быть твоей игрушкой, которую ты кормишь и навещаешь, когда тебе вздумается! Я достоин большего! Большего, чем МакДональдс и вечерние фотографии! Мне не нужен тот, кто меня стыдится! Тот, кто будет со мной рядом! Тот, кто будет меня касаться… Андрей перевел дыхание, подавившись воздухом. Герман ухмыльнулся, а затем почти беззвучно расхохотался. — Больше, чем МакДональдс? — глаза Германа стали почти черными, как его костюм. Всё его лицо, почти ничем неприметное, стало похоже на волчий оскал, — Какой же ты жадный, Андрюша. Его никто не называл Андрюшей, кроме Германа. Мужчина сделал еще один шаг вперед, и Андрей отступил, упершись спиной в стену. — Жадный, но очень симпатичный. Улыбка не слезала с лица Германа, от чего Андрею было не по себе. «Симпатичный» — повторялось эхом в голове парня. — Получается, я недостаточно хорошо за тобой ухаживал, м? — Герман положил ладонь на жаркую щеку Андрея. Второй рукой он уперся в стену, — А выглядишь ты так, будто тебя только баловали, кормили и пылинки сдували. Пальцы Германа больно сжали щеку Андрея, и тот еле сдержался, чтобы не пискнуть от боли. Герман похлопал ладонью по щеке парня. Рука съехала ниже по шее и плечу, и оказалась на боку Андрея. — Ты хочешь, чтоб тебя трогали? За твои складки? — Герман сжал бок Андрея, и по его телу пробежала острая боль вперемешку с обидой и страхом, — Так? — Нет, — выдавил из себя Андрей. Надо было ударить Германа ногой по яйцам или просто оттолкнуть и бежать, но Андрей застыл. В чем-то Герман был прав, и это отвратительное чувство будто пригвоздило его к полу. — Разве не ты говорил мне, что я помог принять тебе дать волю своим желаниям? И что тебе плевать, что ты будешь еще толще, если только найдется тот, кто будет тебя хвалить? Андрей хотел было сказать, что это не то, что он имел ввиду, но вместо этого он почувствовал, что к горлу начали подступать слезы. Герман будто учуял слабость парня, и сменил тон. Ладонь снова легла на щеку Андрея. — Не расстраивайся, милый, ты же знаешь, как я люблю, когда ты присылаешь мне свои видео с едой. Особенно, когда на них видно твое милое личико. Знаешь, раз ты хочешь, чтоб я был рядом, то на следующей неделе я прихвачу еды и сам приеду и сниму тебя на видео, м? Андрей сжал губы и закрыл глаза. Лишь бы не заплакать. Лишь бы не дать ему почувствовать полную власть над собой. Господи, почему он такой идиот? — Многие бы удивились, зачем и без того толстый паренек снимает то, как он с наслаждением есть всякую дрянь из МакДональдса, — пальцы Германа медленно и ласково поглаживали щеку Андрея, — Уверен, твои друзья бы удивились, мама бы очень рассердилась, но не я. Из глаз Андрея хлынули слезы, и он резко одернул руку Германа от лица. — Ты же знаешь, я тебя бы никогда не обидел, — уже как в тумане звучал голос Германа, — И ты меня не обижай. *** Андрей шмыгнул носом и зажал пальцами переносицу. Нет, он этого не позволит. Рыдать в полицейском участке — это новое дно в жизни, и без того не с невысокими нормами. Он злобно продолжил строчить заявление, опуская детали и в каждой строчке вставляя слова «угроза», «шантаж» и «намерение». С таким заявлением едва ли на Германа заведут дело, но фотографии заявления и талона может быть достаточно, чтобы тот от него отстал раз и навсегда. Конечно, Герман все еще мог разослать в фейсбуке его друзьям и маме видео, где Андрей в обтягивающей рубашке ест фаст фуд и самозабвенно облизывает пальцы. Те видео, которые Герман так ждал от Андрея каждый вечер, и так хвалил за них. Те видео, которые сначала казались Андрею интригующими и забавными, а затем — обременительными и унизительными. От того, что случится после того, как это видео окажется к матери, Андрей не мог и представить. Его жизнь закончится. Ему придется бежать, идти в армию или повеситься. Мысль о том, как эта история может закончится почему-то внезапно успокоила Андрея, будто он другого конца для себя и не ждал. Андрей поставил жирную точку в конце заявления, написал свою фамилию, подписался и решительно сунул бумагу в окошко дежурному. Тот пробежался глазами по тексту, с сомнением взглянул на парня и вновь ничего не сказал, кроме короткого «паспорт». Андрей протянул свой паспорт в обложке с Капитаном Америкой, за что ему стало неловко, но не настолько, как было бы еще несколько дней назад. Дежурный переписал данные паспорта в журнал, перелистнул пару страниц и нахмурился. Андрей нахмурился в ответ, показывая, что настроен решительно. — Регистрация в Покровском? — спросил полицейский. — Да, — ответил Андрей. — А случай по адресу Нахимовский проспект? Андрей напрягся, чувствуя, как попадает в какую-то бюрократическую ловушку. Он кивнул. Дежурный постучал пальцами по столу, еще раз посмотрел на Андрея, и, будто смягчившись, вздохнул и взял трубку стационарного телефона. — Сергей, подойди, тут гражданин один с заявлением, — начал он, — Подождите пока, — сказал он Андрею. — Ты на них не надейся, — снова заговорил мужичок в клетке, когда Андрей уселся на своё место рядом информационными плакатами, — Еже ли тебя кто обижает, то надо им сразу по зубам. А эти, — мужик кивнул в сторону дежурного, — они тебе не помогут. — Тихо! — прикрикнул дежурный, впрочем, без должного энтузиазма. Мужик хмыкнул и лег обратно на койку. Солнце опустилось ниже к горизонту и светило Андрею в затылок. Теплое и ласковое прикосновение лучей постепенно начинало припекать и пощипывать кожу. Андрей не двинулся с места, будто его упёртость в отношении солнца должна была как-то подействовать на сотрудников полиции. Его потряхивало: энтузиазм и решительность медленно, но верно будто испарялись из его тела, хотелось есть, пить, спать или же просто забраться в шкаф и сидеть там, пока всё само не закончится. Солнце продолжало жечь кожу. Из-за двери в отделение вышел высокий худой мужчина средних лет в свитере и черных широких штанах. Он окинул взглядом приемную, переведя взгляд с Андрея на умолкшего киргиза и обратно. Дежурный вышел из-за стекла, шепнул что-то мужчине и передал ему несколько листов. Мужчина, кивнул, коротко взглянул на листки и громко вызвал Андрея по фамилии. Андрей поднялся. — Пойдемте, молодой человек, — уже тише добавил он.