Épisode en noir et blanc

Оружейный завод

Запах угля, гари и тумана наполнял лёгкие, от чего внутри возникал рвотный рефлекс. Глаза невольно слезились от нехватки свежего воздуха, не давая сосредоточиться на починке машинки, которая неприятно гудела и нагревалась от высокого напряжения. Это место не вызывало ничего, кроме отвращения… Сорняки, сброшенные шины, которыми была усыпана вся заводская территория, а ещё заброшенные, ветхие домишки и прочие сооружения — всё наполняло сердце леденящей пустотой и одиночеством. Чувство тревоги не покидало душу и постепенно становилось частым гостем, возвращавшемся в самое неподходящее время. — О, Боже, скорее поставь картину! Туда! , — потребовала подбежавшая к художнику девушка в нежно-фиолетовом платье, начав яростно жестикулировать руками. Создатель впечатляющих картин нехотя подобрался к непрочному деревянному домику, принявшись устанавливать мольберт. Здешнее сооружение не вызывало доверия и казалось настолько хрупким, будто его мог снести самый лёгкий порыв ветра. Эдгар Валден и Вера Наир спрятались за ближайшей стенкой, немного высунувшись из укрытия, чтобы выследить охотника. — Что ты успел там нарисовать? , — задалась вопросом девушка, от которой доносился сладостный аромат цветочных духов, разбавляющий запахи резины и гари. Взгляд её был полон смятения, вперемешку с замешательством и недоумением. — Простой силуэт, — прошептал художник, — охотники так наивны и глупы! Отвлекаются на простую мазню одинарной жирной кисти! Вера Наир ничего не ответила, сжав руки на своей груди от подступившего чувства ужаса. Частота её дыхания усилилась в разы, грудь поднималась и опускалась в такт тревожного дыхания, а зрачки в глазах в один миг уменьшились. — Что? Вам так нравятся все мои работы? — Эдгар… — Желаете, чтобы я изобразил на полотне Ваш портрет? Могли прямо об этом сказать, нечего так пугаться… — Эдгар! , — Вера повернула голову художника, резко выскочив из укрытия, в панике разбрызгав свой сладкий парфюм. Пытаясь прийти в себя, выходя из воздействия столь одурманивающего запаха, Эдгар приметил два глаза, ярко выделяющихся среди рассеянной розоватой дымки. На выживших уставился глубокий взгляд, выражающий не злобу и кровожадность, а холодное, мерзкое равнодушие. Силуэт оказался перед Верой и Эдгаром слишком внезапно и неожиданно, от чего в кровь тут же выбросился адреналин. — Картина не сработала? , — вытерся рукавом рубашки художник, хладеющий к мысли о том, что владел техникой гипноза, благодаря своим работам. Он бездыханно пытался найти своё полотно глазами, но охотник, что резко оказался перед ним, не дал ни секунды на раздумье.

Неужели вновь придётся марать руки?

Увернувшись всем телом от прямого удара сабли, художник вооружился бумагой, кистями и красками, начиная в движении изображать силуэт в особом, непохожем на ранние изображения других охотников, проявлении. Всё проносилось перед глазами с небывалой скоростью, все очертания объектов стирались от столь быстрого бега. Кисть выскальзывала из мокрых пальцев, но парень старался не выронить предмет, который мог спасти его жизнь. Именно так думал Эдгар, полностью полагаясь на себя, свои способности и удачу, которые не должны были его подвести! Всего на секунду Валден позволил себе повернуться назад, но это самое мгновение, согласно его ощущением, могло стоить настоящего поражения. Эдгар остановил свой взгляд на чёрно-белом разбитом лице охотника, которое на миг засияло цветом… Вот же белая, даже бледная кожа, принадлежащая настоящему графу, а вот розоватые, свежие губы и ясные глаза, подобные цвету лазурного неба, чёрные ресницы, густые брови и нежного оттенка ланиты. Художник был готов поклясться, что видел охотника именно таким, и никто бы не смог его переубедить. Будь это простым обманом зрения или иллюзией, Эдгар был загипнотизирован этим чистым взглядом, который принадлежал его сопернику, желавшему поскорее расправиться с этой назойливой «мушкой». Парень повертел головой, отбрасывая все впечатления, которые заполонили его светлую голову. Добавив на портрет жирных голубых пятен, ставшими глазами изображённого, Эдгар машинально заслонил своё тело полотном, которое оказалось безжалостно разломано и разорвано острой саблей опасного противника. Выбросив из рук оба обломка картины, художник принялся удирать на всех парах. Ничего не осознающий, совершенно пустой взгляд чёрно-белого охотника уставился вслед удирающей жертвы. Соединив оба разорванных куска в одно целое, он начал всматриваться в сложившуюся картину, внутренне удивляясь её мельчайшим, но очень необычным деталям. — Щенок… , — протянул охотник, забирая с собой разрубленное полотно.

***

Главный зал особняка «Олетус»

— Снова один сбежал?! , — прокричал мужской голос позади. — Оставьте в покое! , — отмахнулся парень, устало усаживаясь в кресло с мягкой обивкой. Многое боролось и неустанно сражалось в душе Эдгара Валдена. Жестокие баталии происходили меж мыслей, восприятий и ощущений, что содержали в себе совершенно разные настроения. Усталость поглощала, а тело было готово разорваться на две половинки, как и его последнее полотно… И вновь это чувство… — Очень похоже на тебя, но будь таким всегда — хороших связей не заведёшь! , — Майк Мортон, решивший составить компанию одинокому художнику, уложил подбородок на ладонь правой руки, присев в соседнее кресло. Валден лениво перевёл взгляд на него, ощутив некую скованность и напряжение, которые подавали переутомлённые мышцы тела. Он положил одну ногу на другую, вдумчиво отвечая своему собеседнику: — Они мне не нужны, — он начал смотреть на акробата сверху-вниз, проходя по нему оценивающим взглядом, — никто не достоин моего внимания, особенно люди, не смыслящие в мировом искусстве и блаженном творческом процессе, что делают нас личностями. Курносый парнишка пуще покраснел, начиная растирать свои веснушчатые щёки и нос. — Я спорить не буду! , — уверенно отозвался тот, заставляя художника успокоиться и подумать здраво, направив его мысли в правильное русло. — Оставьте. Я хочу информацию, — русоволосый прикрыл глаза, положив руки на колени, — кто тот охотник, что был в сегодняшней игре? Расскажи мне обо всех. Наглости Эдгару было не занимать. Он редко кому-либо протягивал руку помощи, следуя своей упрямой и скрытной натуре, но при этом не побоялся задать вопросы, зная, что ему точно в этом не смеют отказать! — Раз наш местный аристократ и искусствовед интересуется… , — Майкл сложил задумчивый вид. — Ближе к делу… , — вздохнул художник, ожидая порции толковой и полезной информации, которую ему собирались предоставить. Атмосфера назревшего диалога постепенно теряла строгость и навязчивость, приобретая всё больше ярких красок, которыми «разбрызгивался» акробат. Может, он и не самый давний житель поместья, но уже знал довольно многие тонкости, с которыми мог свободно поделиться. Этот светловолосый непоседа не привык разделять людей на хороших и плохих, но вполне мог надевать на себя некую «маску», позволяющей прикрыть свои собственные опасения, слабые стороны и чёрные проявления души. Давно можно было понять, что все, кто находится здесь, имеют свои тайны, скрытые для всех остальных. Разговор затягивался, ведь за одним вопросом плавно появлялся другой. Может, не вся полученная информация была ценна и уникальна, но Эдгар Валден получил почти всё, что хотел, оставаясь довольным сложившимся результатом.

***

Многие помещения и коридоры особняка опустели, потому Эдгар в полном расслаблении направлялся в свою личную комнату, вслух рассуждая о теме, которая тронула его сильнее остальных. Раздумывал он о личности фотографа по имени Джозеф Дезолье. — Искусство фотографии… , — прошептал художник, приложив указательный палец к губам, — параллельный мир, запечатление жертв… Diable! Как он не прост, — парень принялся грызть ноготь на большом пальце, со всей силой и нервозностью вгрызаясь в пластину, — он мог бы составить мне конкуренцию…

***

Лунный речной парк

Сонливость давала о себе знать, а так хотелось где-нибудь прикорнуть, забыть о всех заботах и проблемах, что так нагружали больную голову и ослабевшее сердце. А самым ужасным являлось то, что очередная игра оставляла мизерные шансы на хороший исход. Тёмный закат не радовал пастельными небесными оттенками, оставляя состояние души в полной безысходности и безвыходности. Если и получится совладать со страхом, ощущение мандража всё равно так просто не уходило, не давая расслабиться ни на секунду. И даже те, кто привык к изнурительным играм на выживание, желали поскорее всё закончить и оказаться где угодно, лишь бы не возвращаться в ту же гнусную атмосферу с её томными пейзажами и не видеть разъярённые лица охотников. А бывали ли случаи, когда противники могли пропитаться великодушием и перестать издевательски гоняться за своими уставшими жертвами? Наверное, каждый мог лишь мечтать о чём-то подобном… Всё стихло. Играла лишь раздражительная, повторяющаяся музыка, которая доносилась от бесконечно крутящейся карусели. Эдгар тихо прокрадывался вдоль обшарпанной стены, избегая шорохов и других настораживающих звуков, заставляющих полчища мурашек табуном бегать по коже. Художник в растерянности оглядывался по сторонам, желая найти глазами хоть кого-то из своей команды.

Неужели никого больше не осталось?

Макушке головы резко похолодало, и Эдгару потребовалась всего пару секунд, чтобы понять, что его бордовый берет куда-то запропастился. — Кто здесь?! , — грубо вскричал тот, воспроизводя оборот в девяносто градусов. Тень, что встала перед глазами, растворилась и резко перешла на противоположную сторону. Охотник незамедлительно ударил жертву по хребту, заставляя художника просто-напросто свалиться с ног и скрючиться от боли. Следом последовал пронзающий стон, но фотограф, возвысившийся во весь рост перед выжившим, всё также выражал полное безразличие. Одна нога, обутая в чёрный лакированный сапог с золотой пряжкой, оказалась на спине Эдгара. Бедолагу вновь вдавили в землю, не давая приподняться. — Тебе страшно? , — нахально поинтересовался Джозеф, наклоняясь ниже и втыкая саблю в землю, прямо перед лицом парня. — Нет! , — вспылил Эдгар, стараясь поскорее высвободиться из столь неудобного положения. — Признаваться в страхе не стыдно, попробуй ещё раз, — фотограф ещё ближе наклонился к уху Валдена, начиная медленно приподнимать ногу с его спины. Перекатив беспомощного лицом к себе, Джозеф поднял парня за воротник разорванной рубашки. Художественные кисти повалились из рук Эдгара, а сам он мог ощутить лёгкое удушье, когда принялся дёргаться и брыкаться, лишь бы выбраться, — нарисуй меня. — Что?! , — прохрипел Эдгар, стараясь открыть свои глаза. — Нарисуй, — горделиво повторил охотник, бросая парня обратно на землю. Испуг и ужас продолжали сжимать и без того ватное тельце. В горле встал ком, который Валден безуспешно пытался откашлять. Схватившись рукой за край своего плащика, Эдгар вновь решился выпытать из своего собеседника более адекватный ответ: — Зачем вам это нужно? Вы считаете это приемлемым? , — вскричал тот, продолжая стоять как вкопанный, — вы разве не желаете забрать свою победу и уйти? , — он подливал кипящего масла в огонь, но Дезолье всё равно оставался непоколебим. — Я уже и так победил. Голос охотника звучал на деликатный, совершенно спокойный манер. Не поворачиваясь, не смотря в глаза аристократичному фотографу, можно было точно сказать, что он сладостно ухмылялся, вкушая яства приятного, но весьма язвительного разговора со своей жертвой. — Твоя эгоистичная натура играет нам на руку, — продолжил он, — не тебе ли глубоко наплевать на мнение других, не стоящее ни гроша? , — не поворачиваясь на оппонента, Джозеф устремился вперёд, заходя в шатёр, полный огромного количества пустующих мест. Непонимание и злость смешались в нечто общее. Эдгара Валдена читали как открытую книгу и, признать, его это сильно пугало и настораживало. С ним вздумали играть по особым правилам? Или же это всё какая-то никудышная, неуместная шутка? Восприятие обо всём напрочь ломалось, все рушилось, словно карточный домик или картинка из маленьких пазлов. Эдгар был обескуражен, ведь впервые он оказался в тупике, запутан и смущён, просто уничтожен! Он был под чьим-то влиянием? Брал и слушал чужие слова? Повиновался?

О, как же ты жалок, Эдгар Валден, чёрт тебя дери!

— Присаживайся, если тебе будет удобнее, — лисий, хитрющий взгляд… Вот тебе любезность и почтительность! Валден не мог выдавить ни слова, но тем не менее смог войти в состояние принятия происходящего, доставая запрятанный мольберт, а следом и краски с кисточками — любимые и незаменимые инструменты каждого писателя картин. Парень внимательно всматривался в лицо охотника, что сидел перед ним, пытаясь заприметить новые черты и особенности, которые ранее мог не наблюдать. Эдгар имел отличную память на лица, а также владел отточенным мастерством рисования, позволяющим ему рисовать неповторимые картины в пятнах. Каждый раз, глядя на картину художника, воспроизведённую лёгкой рукой, невольно замечаешь то, что мог не видеть раньше. Каждое пятнышко оттеняло чем-то своим, а как необычно сочетались холодные и тёплые тона, смешиваясь во что-то неординарное! Страх сам работал за художника, и иногда его рука сама по себе дёргалась, делая линии неровными, но даже это выглядело привлекательно, добавляя работе некий шарм и оригинальность. Валден продолжал вспоминать тот самый секундный образ, который видел на досуге. Он пытался напрячь все мозговые извилины, чтобы вновь воспроизвести этот самый силуэт в своих мыслях. Русые… Нет. Светлые волосы, болтающиеся на плечах и веющие мягкостью, что обвязаны голубым бантом. Белая кожа и лёгкий пряный румянец в некоторых частях. Окунув кисть в ярко-голубую краску, художник раскрасил ей два глаза, полные пустоты, но и та казалась изысканной. Статный вид, строгое, но не наглое лицо, полное харизмы и неповторимой аристократической красоты. Образ вмиг вылетел из головы, а Эдгар остановился, пытаясь вернуться в состояние автоматизма, когда он не чувствовал ничего, словно пребывал в астрале. Но проявились только вялость и усталость, а Валден был готов вновь повалиться на землю.

Куда подевалась та стремительность истинного творца?

Джозеф безотрывно наблюдал за художником, видя в нём небывалую сосредоточенность. Он чувствовал мерзкий страх, что сцеплял парня в стальные оковы. — Почему картины, Эдгар Валден? , — фотограф поставил ногу на один из стульев, плавно покачивая деревянный объект из стороны в стороны, а когда ему надоело это бестолковое занятие, он уверенно шагнул к Эдгару, заглядывая на писателя портрета через мольберт. Художник сильнее напрягся, сжимая тонкую кисточку всё крепче. Неспешное, но леденящее дыхание Дезолье доходило до темечка художника, заставляющее того поёжиться. Тут же на лице Эдгара заиграла ухмылка, которой он пытался скрыть все неудобства, но она не могла их окончательно спрятать… — Фотографии отражают нашу реальность, лишь делая её куском жалких воспоминаний, — русоволосый совершил круговой жест кистью руки, — а картины… Они отражают душу творца, внутренний мир и идеи, которые он хочет донести до нас и раскрыть, словно ветхую толстую книгу, полную странных афоризмов. — Вы довольно циничны, но до ужаса талантливы, — на этот фразе можно было остановиться. Охотник поднял подбородок, смотря на художника сверху-вниз, — я буду ждать вечером в главном зале, — Джозеф учтиво поклонился, приложив ладонь к груди, затем достал из-за пазухи бордовый берет и надел на макушку писателя его долгожданного портрета. Дезолье повернулся спиной, но Валден решил задержать его ещё на немного… Он не знал, почему фотограф поступил иначе по отношению к нему, но одновременно и понимал состояние сложившейся ситуации. Парень решился вплотную подойти к охотнику, закусив язык на крайний случай, поднял ладонь к лицу ждущего, которое можно было сравнить с холодным фарфором. И почему Эдгар Валден желал представлять фотографа цветным, живым и одухотворённым? Таким, каким он мог быть раньше… Художник коснулся чёрных трещин, что усыпали щёки Джозефа. Ему стало его жаль, настолько жаль, что в голове начинали рождаться параллели с самим собой, ведь Эдгар всегда был готов продать душу ради собственных жизненных целей. Творец нежно разглаживал «раны прожитого», ощущая их колючую шершавость. Пальцы сами задели нижнюю губу, а затем плавно проскользнули по шее Джозефа. Хотелось взвыть от одного желания нажать на эти хрупкие косточки, что выпирали из ключицы, закрытой длинным воротником. Вопросительный взгляд смутил Эдгара, от чего тот поскорее отставил свою руку в сторону. — Это для реалистичности вашего портрета… , — спокойно выпалил тот, находясь в лёгком замешательстве и понимая, что пришло время скрываться, иначе охотник устроит ему быстрый полёт до особняка. — До свидания, Эдгар Валден, — почтительно, без раздражительности от «детских» забав художника, произнёс фотограф. Валдена быстро огородил серый, почти беспросветный туман, мешавший найти верный путь обратно. И всё равно он смог покинуть речной парк, погрузившись в очередную порцию цветных мыслей.

***

Ах, это буйство эмоций! Ах, очередные думы на ближайшие часы! Всё внутри бурлило, как ягоды в кипящей воде, постепенно окрашивающие её в свой бурый цвет.

Джозеф Дезолье, что же вы делаете?